Белфриде шел двадцать второй год, и в ее упругой гибкости была своя, особая красота. Она упорно не признавала чулок, даже когда подавала на стол, и ее великолепные ноги, точно из теплой атласистой бронзы, едва прикрытые развевающейся юбкой, постоянно смущали Нийла и его гостей, хотя дальше смущения дело не шло.
Знакомство с Белфридой, убедившее Нийла и Вестл в том, что держать прислугу стоит больше нервов, чем самим заниматься хозяйством, могло, конечно, породить в них определенное предубеждение против негров - впрочем, они также не отличались особым юдофильством и не питали горячей симпатии к индейцам, яванцам или финнам.
3
- Нет, - сказал Нийл своей жене, - я всегда говорил, что мистер Пратт чересчур уж консервативен. Он считает людьми только таких, как мы, ведущих свой род от англичан, французов или немцев. А скандинавов, ирландцев, венгров, поляков ни во что не ставит. Он не хочет понять, что мы живем в новой Америке. Я лично враг всяких предрассудков, однако это не мешает мне видеть, что есть вещи, в которых негры не могут и никогда не смогут сравниться с нами. Я это понял в Италии, когда видел, как они спокойненько занимались разгрузкой судов, в то время как мы, белые солдаты, принимали на себя огонь противника. Или вот Белфрида - желает, чтобы ей платили, как голливудской звезде, а в двенадцать часов ночи ее еще дома нет!
Они пили коктейли в своей уютной кухне с белой эмалированной электрической плитой, холодильником, посудомойкой и мусоропроводом, с красными металлическими стульями и синим металлическим столом - образцовая кухня, новая эмблема Америки, пришедшая на смену бизону и бревенчатой хижине.
У Вестл сегодня был день прогрессивных, гуманистических настроений.
- Я с тобой не согласна, Нийл. Не нахожу, чтобы Белфрида была требовательней какой-нибудь белой девчонки, которая в пятнадцать лет каждый вечер желает иметь в своем распоряжении хозяйскую машину. И не так уж весело целый день возиться в чужой кухне, в чаду и капустной вони. Я бы не хотела. А ты хотел бы, ты, финансовый туз?
- Да, пожалуй, тоже нет. Но все-таки своя ванная и отдельная комната не то, что в негритянском квартале, на Майо-стрит, где, я слышал, живут по шесть человек в одной каморке; спи спокойно, одна, никто не мешает. То есть я надеюсь, что Белфрида спит одна, хотя этот черный ход всегда внушает мне подозрения. И свободное время с двух до половины пятого, как раз когда у нас в банке голова пухнет от цифр. И на всем готовом, при восемнадцати долларах в неделю.
- Ты восемьдесят получаешь!
- Но ведь я должен содержать тебя - и Белфриду!
- А она мне говорила, что помогает деду - знаешь старика Уоша, чистильщика обуви в "Пайнленде"?
- Я понимаю, конечно. - Нийл был в меру сердоболен. - Наверно, это тяжело - всю жизнь нянчить чужих детей. Чарли Сэйворд уверяет, что придет такое время, когда на домашнюю работу будут наниматься только на условиях квалифицированных специалистов - пятьдесят долларов в неделю и после работы домой, как банковский кассир или водопроводчик. Но мне это не нравится! Мне нравилось, когда прислуга получала восемь долларов в неделю и все делала - и стряпала, и стирала, и еще пекла пирожки для маленького господина, то есть для меня. В хорошем положении окажутся вернувшиеся герои, если все угнетенные нации, за свободу которых мы дрались, в самом деле освободятся и захотят сесть на наши места! Ох, Вестл, жизнь становится слишком сложной для бедного солдата!
Вестл рылась в кухонном шкафу. Вдруг она жалобно воскликнула:
- Эта негодяйка, чтобы не возиться, опять испекла два пирога сразу, и второй нам придется есть черствым! Нет, честное слово, я ее выгоню и буду хозяйничать сама!
- Тебе не кажется, что ты не очень последовательна в своей защите угнетенных?
- Р-р! Давай заглянем к ней в комнату, пока ее нет.
С нечистой совестью шпионов они на цыпочках поднялись по лестнице и вошли в будуар Белфриды. На неубранной постели - эта постель никогда не бывала убрана - валялись туфли, белье с розовыми ленточками и киножурналы; подушка была совсем черная от помады для волос. На ночном столике, поверх библии, лежала книжка, озаглавленная: "Магический справочник Джона Завоевателя: Магниты, Амулеты для наведения порчи, Приворотные Духи, Колдовские Соли, Корешки Адама и Евы, Древняя Печать Ноевых Сыновей". В комнате стоял сильный запах духов и курительных палочек.
- Такая была хорошенькая комнатка! - огорчалась Вестл.
- Пойдем скорей отсюда. Мне кажется, будто мы попали в притон и сейчас кто-нибудь вылезет из-под кровати и бросится на нас с ножом.
На площадке они столкнулись с Белфридой, поднимавшейся по черной лестнице. Она остановилась и недружелюбно взглянула на них.
- Э-э… хм… добрый вечер! - сказал Нийл с виновато-идиотским видом.
У Белфриды было очень черное лицо с круглыми щечками и всегда готовыми к улыбке губами, но сейчас оно казалось каменным, и супруги с позором ретировались в свою спальню.
Нийл пробормотал:
- Она здорово рассердилась, что мы шпионим за ней. По-твоему, что она теперь сделает? Вылепит из воска наши изображения и бросит в огонь? Нам, белым людям, не понять этих ниггеров, чем они живут, о чем думают.
- Нийл, негры не любят, когда их называют "ниггеры".
- Ах ты, господи! Что за дурацкая обидчивость! Не все ли равно, как их называют. Я же говорю: мы понятия не имеем, куда Белфрида ходит и чем она занимается - знахарствует, или колдует, или, может быть, она состоит в какой-нибудь негритянской левой организации, которая замышляет отнять у нас этот дом. Одно только ясно: весь биологический и психологический склад у этих негров не такой, как у белых людей, особенно у нас, англосаксов (во мне, правда, есть и французская кровь). Очень грустно, но это так, и ты не будешь отрицать, что ниггеры… ладно, ладно, негры - не такие же люди, как я, или ты, или Бидди. Я сам смеялся над солдатами из южан, которые это утверждали, но, пожалуй, они все-таки правы. Видела, какие у Белфриды были сейчас глаза - ну точно как у загнанного зверя! Впрочем, я доволен, что у нас, на Севере, не существует дискриминации, - и негры и белые ребятишки ходят в школу вместе. Скоро и наша Бидди тоже сядет за парту рядом с каким-нибудь черномазым карапузом.
- Думаю, что нашей маленькой задаваке ничего от этого не сделается, - фыркнула Вестл.
- Конечно, конечно, в школе это все так, а вот согласилась бы ты, чтобы твоя дочь вышла замуж за негра?
- Должна сказать, что пока, несмотря на ее опасный возраст, я что-то не примечала за ней хвоста чернокожих поклонников!
- Ну да, ну да - но понимаешь - ты понимаешь…
Честному и наивному Нийлу было тем труднее сформулировать свою точку зрения на расовый вопрос, что он сам не знал, в чем эта точка зрения заключается.
- Я хочу сказать, что мы тут, на Севере, исходим из представления, что негр - такой же человек, как и мы, ничем не хуже, и имеет такие же шансы стать президентом Соединенных Штатов. Но, может быть, это - неверное представление. В армии я познакомился с одним врачом из Джорджии, и он меня уверял - а кому и знать, как не ему, он ведь всю свою жизнь прожил среди негров, и потом сам врач, ученый, - вот он мне и говорил, будто доказано, что у негров объем мозга меньше, чем у нас, и черепные швы у них облитерируются раньше, так что даже если в школе они сначала учатся хорошо, то очень скоро отстают и потом уже лодырничают всю жизнь. Так ведь это же и значит низшая раса… Черт, ты понимаешь, не в моем характере кого-нибудь ненавидеть. Я никогда не чувствовал ненависти к итальянцам или к фрицам, а вот Белфриду я ненавижу. Чертова девка, она постоянно смеется надо мной, у меня же в доме! Только и думает, как бы поменьше работать и побольше выжать из нас, и еще над нами же издевается - за то, что мы ей платим; нет чтобы постараться приготовить что-нибудь повкуснее, одна забота - как бы выговорить себе лишний выходной вечер, и всегда подсматривает за нами, и высмеивает нас, и копит против нас злобу, и ненавидит нас!
Вестл уже спала, а он все лежал и думал:
"А вот тот парнишка негр, с которым я проучился вместе с первого до последнего класса, - как его звали, Эмерсон Вулкейп, что ли? - ведь всегда держал себя тихо, прилично, а мне все-таки неприятно было видеть его черную физиономию среди наших белых девочек.
Собственно говоря, физиономия у него даже не была черная. Он был не смуглее меня; мы и не знали бы, что в нем есть негритянская кровь, если бы нам не рассказали. А все-таки когда уж знаешь, так о человеке привыкаешь думать, как о негре, и я помню, как я, бывало, злился, когда он вылезал вперед и отвечал на вопросы, на которые Джад или Элиот не могли ответить.
Или эти черные солдаты-грузчики в Италии - я ни одному из них слова не сказал, но всегда в них чувствовалось что-то не то, - и как они смотрели на нас! Да я ни одному заслуженному генералу не позволил бы смотреть на меня так, как эти черномазые! Да, если мы хотим отстоять достижения нашей цивилизации, нужна твердость и выдержка, так, чтобы ниггеры знали свое место. Хотя, боюсь, мне не всегда удается проявлять твердость с этой мартышкой Белфридой!"
Славный молодой финансист-воин, законный наследник шпагоглотателей Дюма, философствующих аристократов Толстого, доблестных джентльменов Киплинга, ворочался в постели, не чувствуя душевного покоя.
4
Вновь они изведали предрождественский праздничный подъем, почти позабытый за эти годы войны. Их друзья и сверстники еще воевали в Европе или на Тихом океане, и Нийл и Вестл думали о них не меньше, чем о Бидди, когда носились по городу в поисках елки чуть не за месяц до рождества.
Они рассчитывали, что Белфрида, как добрый и преданный член семьи, разделит их святочные утехи, и Вестл с трепетом подступила к ней:
- Мы с мистером Кингсбладом выбрали чудесную елку, сегодня рассыльный ее принесет. Пока спрячем ее в гараже. Вы нам поможете в устройстве этого маленького праздника, хорошо? Елка ведь так же для вас, как и для нас.
- У нас дома своя елка будет.
- О, у вас на Майо-стрит тоже бывают елки?
- Да, у нас на Майо-стрит бывают елки! И семьи у нас на Майо-стрит тоже бывают!
Вестл больше рассердилась на себя, чем на девушку. В самом деле, она говорила с ней так, будто праздник рождества изобрели Отцы Пилигримы в Плимуте, вместе с Санта-Клаусом и елкой, а заодно и зимним солнцестоянием, и для лиц африканского происхождения все это должно быть приятной новинкой. Она промямлила:
- Да, конечно… Я хотела - то есть я не хотела - я просто думала, что вам будет приятно…
Белфрида беспечно возразила:
- Нет, спасибо. Я сегодня иду гулять с моим молодым человеком, - и тут же удалилась, оставив Вестл и Нийла в полной растерянности посреди кухни, которую они так любили раньше, пока Белфрида не превратила ее в чужое, вражеское логово.
- Скорей уйдем отсюда! Тут все пропахло ею! - вскипел Нийл.
- Да, мне тоже неприятно стало входить сюда. Она так держится, как будто я - вторгшийся враг, как будто вот сейчас я загляну в холодильник и проверю, чисто ли у нее там.
- Ты в самом деле туда заглядываешь. И там в самом деле грязно.
- Чего я не выношу, это выражения ее глаз, когда попросишь ее сделать что-нибудь экстренное. Она все сделает, но каждый раз почему-то ждешь, что она откажется, и как тогда быть - выгнать ее или извиниться? Ах ты, господи!
Нийл похвастал:
- Ну, на меня эти взгляды больше не действуют, но чего я не выношу, так это ее манеры никогда не вытряхивать все пепельницы. Кажется, она под страхом смерти и то хоть в одной оставила бы окурки. Честное слово, она, наверно, записывает это себе, чтоб не забыть.
- Нет, все ничего по сравнению с этим мрачным взглядом - точно вот сейчас она выхватит бритву.
- Кажется, лучшие черные специалисты отдают теперь предпочтение лому, - сказал Нийл. - Ох, прости, пожалуйста. Это грубые шутки. Бедняжка Белфрида - с утра до ночи над грязной посудой. У нас просто развивается негрофобия.
Но на следующий день, после обеда. Нийл снова забушевал:
- Нужно все-таки что-нибудь сделать с нашей Топси. Может быть, действительно пора ее уволить. Такой гадостью она еще нас никогда не кормила. Мясо как подметка, и потом я всегда считал, что негры - мастера готовить бататы, но Белфрида ухитряется придать им вкус пареной тыквы. А пудинг, по-моему, у нас уже четвертый раз на этой неделе.
- Второй. Но я все-таки надеюсь, что завтра уговорю ее приготовить что-нибудь другое - ведь у нас обедают Хавоки. Так как я терпеть не могу Кертиса, то тем более обязана угостить его на славу.
Назавтра Белфрида действительно приготовила кое-что другое. Она просто не появилась.
Кертис, сын дюжего подрядчика Буна Хавока, был недоразумением с самого младенчества. Видимо, шумная веселость отца и крикливость матери еще в колыбели сбили его с толку. Это был здоровенный малый, недурной собой, хоть и сумрачного вида, и у него постоянно водились деньги, но он никогда не имел успеха - ни у девушек, чью любовь пытался купить, ни у юношей, которых старался залучить в собутыльники.
В январе 1942 года состоялась свадьба Кертиса с Нэнси Пзорт, дочерью простого огородника, и в том же месяце у них родилась дочка Пегги, а сам Кертис сбежал в морскую пехоту. Хавок-отец весьма бурно негодовал по поводу женитьбы сына, его сына, на какой-то нищей славянке, но когда Кертис после ранения вернулся из армии в чине капрала, он устроил ему номинальную должность в Национальном банке "Блю Окс" и купил молодым супругам хорошенькую белую виллу, крытую зеленой черепицей, рядом с домом Нийла.
Бидди, в солидности своих четырех лет, считала трехлетнюю Пегги Хавок маленькой, но это не мешало им целые дни играть вместе. Кертис был уверен, что Нийл, как собрат по профессии и бывший однокашник, должен его любить и с удовольствием выслушивать его сальные рассказы об интрижках с банковскими стенографистками. Спастись от Кертиса было трудно.
Он вваливался в дом в самые неожиданные часы, от рассвета до глубокой ночи, твердо рассчитывая на чашку кофе, коктейль и благодарную аудиторию, и до того надоел Нийлу и Вестл, что они особенно старались быть с ним любезными. Кроме того, они от души жалели бедную Нэнси Пзорт Хавок, беспечное дитя природы, затесавшееся в семью банкиров-разбойников.
В декабрьский вечер, о котором идет речь, Кингсблады ждали Хавоков к обеду.
Вестл относилась к этой перспективе со спокойной решимостью. Она съездила на рынок за голубями, каштанами и грибами и в утро испытания обратилась к Белфриде тоном, каким новоиспеченный капитан обращается к бывалому старику сержанту:
- Белфрида, голубушка, я ко второму завтраку дома не буду, так вы сварите Бидди овсянку. И постарайтесь закатить для Хавоков такой обед, чтобы у них глаза на лоб полезли. Времени у вас хватит - целый день. Стол накройте вышитой скатертью и возьмите парадное серебро.
Белфрида молча кивнула, и Вестл уехала в наилучшем расположении духа. Нийл должен был вернуться автобусом; сегодня была ее очередь пользоваться машиной, и она являла собой прелестное зрелище, когда катила в Дамский клуб на завтрак с бриджем.
Партию в бридж она выиграла.
Из клуба она поехала с Джинни Тимберлейн в Загородный район, где находился элегантный особняк судьи Тимберлейна. Джинни купила новый кротовый жакет, ради которого стоило специально проехаться в такую даль, и Вестл просидела у нее до шести часов. Она надеялась, что стол у Белфриды накрыт, а голуби выпотрошены и что Бидди отнесется к загулявшей маме снисходительно.
Она торопливо вбежала в дом, который казался непонятно пустым и тихим. Никто не отозвался на ее "Ау-у!"; внизу, наверху, в кухне никого не было. Голуби в своем натуральном виде лежали в холодильнике, а на кухонном столе валялась записка, писанная рукой Белфриды - аккуратным, стандартным почерком:
"Мой дедушка заболел, я ушла к нему. Бидди отвела к бабушке Кингсблад, постараюсь вернуться вечером. Белфрида".
Вестл произнесла одно краткое, но весьма необычное в устах дамы слово и сразу же принялась действовать. Она позвонила сестре Нийла, Джоан, чтобы та привела ребенка, затем накинула рабочий халат и стала потрошить голубей и готовить подливку. Когда явился Нийл, она сказала только:
- Эта черная потаскушка все бросила и ушла до ночи. Я всегда знала, что она дрянь. Накрывай на стол. Вышитую скатерть и вообще весь реквизит.
Его длинные веснушчатые пальцы орудовали проворно и ловко, он отлично справился со своим делом и крикнул Вестл:
- Когда я останусь без работы, мы сможем вдвоем наниматься в богатые дома, кухаркой и лакеем.
- Этим и кончится, вероятно, если демократы и коммунисты не перестанут взвинчивать подоходный налог.
Кертис и Нэнси Хавок прибыли с шумом и криками без пяти семь. Они опаздывали всюду, но к выпивке всегда являлись раньше времени. Добродушная Нэнси занялась бататами во фритюре, а Кертис вызвался сбивать коктейли, что было чревато последствиями, так как его излюбленный рецепт включал 90 процентов джина, 5 процентов вермута и 5 процентов виски. Когда сели за стол - не позже чем в двадцать пять минут восьмого, - Кертис уже был в самом развеселом и боевом настроении.
- Сегодня же увольте эту черномазую гадину. Я ведь вам всегда говорил: все ниггеры сволочи. Без кнута от них уважения не ждите. Черт, до чего же я не выношу это черное племя. Есть у меня в Вашингтоне один знакомый тип, который все насквозь знает, так он говорит, что конгресс собирается восстановить рабство. И правильно сделает. Эх, хотел бы я посмотреть, как какого-нибудь черномазого профессора погонят опять в поле собирать хлопок, а станет фордыбачиться, так разложат на бочке и всыплют пятьдесят горячих!
- И все ты путаешь, - добродушно вступилась его жена. - Совсем не то он говорил, а просто, что наши заправилы в конгрессе надумали выслать всех черных в Африку. Вот это разумно, по-моему.
Кертис уже был в достаточных градусах, чтобы закричать на жену:
- Ах ты, полячка паршивая, так я, значит, вру?
Нийл расправил свои широкие плечи и уже собирался сказать: "Хавок, замолчи-ка ты лучше и ступай домой", - но Нэнси, польщенная столь пылким вниманием, заворковала:
- Ну что ты, миленький, что ты, разве красиво так говорить! - И тут же заулыбалась Вестл: - Правда, вышвырните вы эту мразь (что на нормальном человеческом языке означало: увольте эту негритянку). Я вам порекомендую девушку - мою двоюродную сестру, Шерли Пзорт. Она работала на заводе Уоргейта, ее уволили за то, что она самую малость покрутила с мастером.
Но это уязвило аристократическую чувствительность Кертиса, и он возразил:
- Довольно с меня твоего папаши-навозника, не хватало еще, чтоб потаскуха-сестрица пошла в кухарки к соседям, да еще каким - к зубодерову сыну!
Нийл раскрыл было рот, но Вестл уже торопила всех на кухню мыть посуду, и добрососедские отношения были спасены, хотя бы и ценой тарелки, которую тут же разбил Кертис.