2
Первое заседание Социалистической Лиги Адельбертского колледжа при участии всех пяти ее членов состоялось в конюшне у Хэтча. Все понимали, что было бы опасно устроить собрание в разлагающей обстановке общежития Тигровой Головы, где Гид Плениш, недавно принятый в это братство, имел в своем распоряжении кровать, стол, два стула и портрет Лонгфелло.
Дело происходило 20 сентября 1910 года, и колледж уже две недели, как возобновил свою бешеную погоню ва культурой. В те времена учебный год в Адельберте начинался на первой неделе сентября, и о царившей в колледже первозданной патриархальности можно судить по тому, что студенты приезжали туда поездом, а не в собственных автомобилях.
Пятеро социалистов, задавшись высокой целью спасти мир, отказались от топания ногами на лекциях и прочих ребячеств, по общему мнению, свойственных первокурсникам. Они сидели вокруг стола на двух стульях и трех ящиках: Хэтч, Гид, юный Фрэнсис Тайн, собиравшийся идти в священники, сурового вида студент постарше, в прошлом профсоюзный организатор, и Дэвид Трауб, красивый, корректный юноша из Нью-Йорка, предшественник тех искренних и, пожалуй, отважных людей, которые впоследствии, не выдержав бесконечных обсуждений расового вопроса, целым караваном покинули Нью-Йорк и эмигрировали, подобно своим предкам.
Фрэнсис Тайн был худенький серьезный мальчик с большой головой и бесцветными жидкими волосами. Он предложил, чтобы члены Лиги называли друг друга "товарищ", но из этого ничего не вышло. Гида и Хэтча до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о елейном обращении "брат" в устах громогласных евангелических пасторов.
Гид окинул всех взглядом прирожденного председателя. Вероятно, он еще в царстве неродившихся душ председательствовал на заседаниях Младо-Херувимской Ассоциации по борьбе с противозачаточными мерами. Он бодро сказал:
- Что-то я не вижу среди нас девушек. А нужно бы, по нашим-то временам.
- Вздор! - сказал бывший профсоюзный организатор, крепкого сложения человек, которого звали Лу Клок.
- Почему? - спросил Фрэнсис.
Клок пробурчал:
- Женщины очень полезны в левых движениях, когда выступают на заводских митингах и надписывают адреса на конвертах, но допусти их к руководству - и кончено: займутся красными галстуками и загородными пикниками, вместо того чтобы добиваться повышения заработной платы.
- Постой, постой! - перебил его Гид примирительно-фамильярным тоном профессионального председателя. - Сейчас не 1890 год! Нет, Лу, сейчас 1910 год!' Революция уже победила, осталось только доделать кое - какие мелочи. Бои кончились, теперь возможны разве демонстрации протеста, и мыслящие люди все признают, что женщина ровня мужчине… почти.
- Вздор, - сказал Лу.
- Ну ладно, пока оставим это. Фрэнк Тайн - товарищ Тайн - наметил, что, по его мнению, нам следует предпринять, и я предлагаю его выслушать.
Хэтч Хьюит заметил:
- А кстати, нам, пожалуй, следовало бы избрать председателя.
Гид был глубоко уязвлен: ему и в голову не приходило, что председателем может быть кто-нибудь, кроме Гидеона Плениша. Его престиж, завоеванный с таким трудом, уже берут под сомнение, и кто же? Единственный человек, которому он столько лет доверял как другу и стороннику. Кто-то-кажется, Лу Клок-язвительно хмыкнул, и до конца жизни Гид, как бы смело и страстно он ни выступал перед заведомо враждебной аудиторией, всегда чувствовал слабость в коленях, если в публике раздавались смешки.
- Не дури, Хьюит, - оборвал Дэвид Трауб. - Конечно, председатель - Плениш. Или, может быть, тебе самому хочется?
- Нет, нет, что ты!
- Ну, значит, это дело решенное.
Гид торжествовал. Он отдал команду.
- Валяй, Фрэнк, выкладывай свой план.
Фрэнсис Тайн достал из кармана пачку густо исписанных карточек. Настала великая минута его жизни. Годами, еще в воскресной школе, в деревушке, где верхом свободомыслия считалось мнение, что женщинам позволительно работать сельскими почтальонами, он мечтал об этом часе, когда он пойдет рука об руку с отчаянно смелыми, талантливыми друзьями. Он поднял глаза, и в них было столько собачьей преданности, что нежное сердце Гида растаяло, и он почувствовал, что хоть сейчас готов идти с Фрэнсисом строить баррикаду, лишь бы успеть построить ее до ужина.
- Так вот, все это очень разумно и просто, - сказал Фрэнсис, - но я думаю, что привилегированные классы будут возражать против моей программы. Прежде всего, разумеется, правительство должно реквизировать все шахты, гидростанции, пахотные земли и все промышленные предприятия, где занято больше ста рабочих.
Никто как будто не нахмурился, а новообращенный коллективист Гидеон Плениш - тот даже просиял.
- Но, по-моему, товарищи, этого недостаточно, - сказал Фрэнсис. - Это обычные требования европейских социалистов, да и наших иностранцев тоже. Я считаю, что для специфически американского социализма нужна государственная церковь.
- Что? - вскричали остальные, а Дэвид Трауб спросил:-А как же евреи?
Фрэнсис горячо возразил:
- Нет, нет, товарищ Трауб. Ты не судья в этих вещах. Наш Спаситель дал миру совсем новые заповеди. Но я хочу сказать насчет истинно революционной церкви: конечно, католическая церковь, "Христианская наука" и мормоны отпадают; баптисты - те уж вовсе зара… зарапортовались со своим погружением, а иметь епископов, как в методистской и епископальной церкви, противно священному писанию, а конгрегационалисты - это уж просто какая-то ересь и толчение воды в ступе; в общем, мне кажется, что настоящая американская церковь - это Пресвитерианская Церковь, кстати, я и сам к ней принадлежу, но это совершенно случайное совпадение.
- Что он, собственно, плетет? - спросил Клок.
- Одному богу известно, может быть, - сказал Хьюит.
- Нет, погодите! Мне это раньше не приходило в голову, но он безусловно прав. Я ведь тоже пресвитерианец, - сказал Гид."
Все они были молоды - даже Лу Клоку едва исполнилось двадцать шесть лет, - и в ходе бурной двухчасовой дискуссии ими было попеременно установлено, что:
Христианство исчерпало себя и должно быть сдано на слом.
Христианство еще не имело случая проявить себя.
Церковь - это ловушка, в которую капиталисты заманивают рабочих.
Церковь - это единственная платформа, объединившись на которой все рабочие могут бросить вызов безбожию капиталистов.
Русские первыми придут к социализму.
Русские ленивы: они пьют чай, читают романы и никогда не придут к социализму.
Адельбертский колледж стоит в одном ряду с Авраамом Линкольном, наукой, футболом и автомобилями марки паккард.
Адельбертский колледж погряз в снобизме и с 1882 года не породил ни единой новой идеи.
С каждым из этих мнений Гид упоенно соглашался. Слова, которые он слышал, казались ему прекрасными, свободными, поучительными, но в конце концов он постучал по столу дешевыми часами Хэтча и объявил:
- Теперь многое нам уже ясно. Недаром мы с вами собрались, так сказать, за круглым столом. Но прежде чем идти дальше, нужно заняться организационными вопросами. Нужно решить, кто выработает план наших мероприятий в той или иной области.
- Разумно, - сказал Хэтч.
Фрэнсис взмолился:
- Ах нет, еще рано! Лучше бы хоть месяц посвятить тому, чтобы взаимно изучать и, так сказать, вдохновлять друг друга.
Как истый профессионал, Гид был оскорблен в своих лучших чувствах.
- Иными словами, говорить на все эти важнейшие темы впустую, не-ор-га-низованно?
- Ну да. Организационные формы должны естественно вырасти из наших мыслей и решений.
Гид стал разъяснять, очень терпеливо и ласково:
- Ни в коем случае! От характера организации и расстановки людей в комиссиях зависит то, что можно сделать, а от того, что ты делаешь, зависят твои мысли. Честное слово, так оно и есть; это новейшая психология. Я по себе знаю. Уж будьте покойны. - Ветеран умудренно покивал головой. - Так всегда получается, и я это наблюдаю уже много лет, еще с шестого класса. Мы как-то стали собирать мусор на школьном участке, и, понимаешь, у нас была такая активная организация, что мы углубили основную идею и создали оборотный кооперативный фонд для покупки засахаренных кукурузных зерен. Вот видишь! Да и как нам собрать нужные средства, если у нас не будет правильной организации - крепкой, но гибкой?
- А к чему нам собирать средства? - удивились все.
- Чтобы рассылать письма, и пропагандировать наше дело, и вербовать новых членов.
Выступил Хэтч:
- А когда у нас будет больше членов, мы можем собрать больше денег и навербовать еще больше членов?
- Ну, разумеется! А потом, когда у нас будет очень много денег, мы сможем развернуть настоящую кампанию и завербовать очень, очень много членов. Вот что значит организация! Вот как нужно действовать в наших условиях!
Дэвид Трауб остался недоволен.
- Я не понимаю. По-моему, если добиваешься к а* кой-нибудь реформы и не хочешь увязнуть во всяких интригах и махинациях, надо избегать организации как самоцели.
- О, я вполне с тобой согласен, - сказал Гид.
В тот же вечер были проведены выборы правления. Гид не сомневался, что его изберут председателем Лиги. Его избрали. Мало того, он тут же, не растерявшись, произнес тронную речь:
"Каковы бы ни были их расхождения по таким второстепенным вопросам, как значение христианства и роль женщин, они пойдут плечом к плечу сквозь все преграды и происки врагов, - небольшой, но стойкий отряд, непобедимый в своей преданности делу, сильный своим раскрепощенным сознанием и общей решимостью разорвать свои цепи, и они заставят слепое чудовище - Капитализм - в страхе разжать когти и выпустить жертву, и будут беспощадно разоблачать капиталистическую тиранию обязательной латыни, и требовать снижения цен на теннисные мячи в студенческой лавке.
Он, их глава, намерен уединиться для размышления и уточнить свои планы. Никому Ни Слова. Чтобы склонить на их сторону всю массу студентов, потребуется время, но хотя в принципе он против фабианской тактики, лучше, пожалуй, сначала заняться студентами, а потом уже взяться за профессуру и ректора, а главное, декана, черт бы его побрал, и поставить их перед выбором - присоединиться к революции или подать в отставку. Что касается ближайших тактических шагов, нужно решить, начать ли с массового митинга в церкви колледжа или с выпуска иллюстрированного еженедельника со статьями Юджина В. Дебса и Дж. Бернарда Шоу. Он сам берется написать товарищам Дебсу и Шоу, и написать так, чтобы они поняли, что статьи нужно выслать немедленно. Но как бы ни развернулась деятельность Лиги, уже сейчас можно сказать, что в добром старом Адельберте социализм одержал победу!"
После этого бурного словоизвержения товарищи Трауб, Клок и Тайн, совершенно подавленные, гуськом удалились.
Гид нервничал:
- Хэтч, как ты думаешь, сумеют эти олухи сохранить наш заговор в полной тайне до того времени, когда мы будем готовы преподнести миру социализм?
- Гид, неужели ты думаешь, что такое ничтожество, как я, может иметь собственное мнение? Неужели твой радикализм простирается так далеко?
- Конечно.
- Скажи честно, что ты задумал? Хочешь заткнуть за пояс официальный Дискуссионный клуб?
Гид ответил с улыбкой, перед которой Хэтч не мог устоять:
- Понятия не имею! Ты как думаешь, Хэтч, что бы нам такое устроить? От Фрэнка Тайна, во всяком случае, нужно отделаться. Этот болван с удовольствием разгромил бы республиканскую партию! Но ведь ты у нас самый умный. Скажи, что нам делать с Лигой?
- Я подумаю, - сказал Хэтч, покоряясь воле человека, который вызывал в нем и любовь, и зависть, и презрение.
3
Декан Адельбертского колледжа произнес слабым голосом:
- Опять вы?
На лице у Гида было написано, что они с деканом старые, испытанные друзья, что он искренне любит этого пожилого приятеля и всегда рад подсказать ему новые, освежающие идеи.
- Да, сэр. Я полагал, вам следует знать о том, что я основал тайное социалистическое объединение.
- Ну и что же?.
- Просто я полагал, может быть, революционные объединения не разрешаются, так я лучше сообщу, чтоб все было в порядке. Хо-хо, тайный политический клуб в Адельберте - дело необычное, надо думать!
- Да нет, не слишком; докучливое, пожалуй, но довольно обычное. Бывали у нас тут клубы анархистов, потом атеистов, нигилистов довольно часто, один раз было даже общество "Долой стыд" - тут уж мне пришлось поговорить с основателем, очень милым молодым человеком, сейчас он помощник ректора в Сент-Димити - колледже в Филадельфии. Но, как правило, мы не вмешиваемся в деятельность подобных организаций, разве только их члены вздумают разгуливать в ночных сорочках или топтать газоны. Правда, я не припомню, чтобы главный зачинщик сам пришел к нам с таким сообщением.
- Может, вы хотите, чтоб я свернул этот клуб, сэр? Я с охотой, если только вы мне разрешите посещать судебную риторику. И раз уж на то пошло, пусть меня и в Дискуссионный клуб примут.
- Ступайте вон! Сейчас же!.
- Что ж, сэр, мое дело было предупредить вас.
- Прошу только заранее ставить меня в известность, когда вы будете замышлять какую-нибудь особенно разрушительную диверсию или террористический акт. Я могу тут не предусмотреть чего-нибудь: моя специальность, знаете, теология и ихтиология. Гак что уж вы меня ставьте в известность, хорошо?
- Нет, сэр, этого я не могу обещать. Я должен быть лоялен по отношению к своим ребятам. Но, конечно, я пользуюсь большим влиянием и посмотрю, чтобы они ничего особенно опасного не затевали. А если вы надумаете насчет судебной риторики…
- Ступайте вон!
* * *
По предложению Гида Социалистическая Лига вызвала Дискуссионный клуб колледжа на диспут по вопросу о переходе железных дорог в государственную собственность, и официальная организация вызов приняла, считая, что это послужит ей неплохой тренировкой перед традиционным ежегодным состязанием с Уиннемакским университетом.
Хэтч Хьюит, который, строго говоря, одобрял государственную собственность разве только на плевательницы в конгрессе и для которого смысл социализма заключался в том, что при социализме интеллигентный молодой человек может позволить себе послать к черту редактора отдела хроники; Гид, который стал одобрять государственную собственность только с этого дня, и Фрэнсис Тайн, который ее всегда одобрял, сидели втроем в библиотеке колледжа, подбирая статистические данные о государственной системе железных дорог в Германии. В 1910 году, при просвещенном и мудром правлении кайзера Вильгельма, немцы были повсеместно признаны самой умной нацией в мире.
Гид, как это с ним нередко бывало впоследствии, когда насаждение всевозможных идей сделалось его профессией, почти убедил самого себя в целесообразности предпринятого похода. Он был готов сейчас же национализировать все железные дороги, он уже начинал верить в то, что коллективизм-его изобретение, как вдруг разразилась катастрофа.
2 октября разнесся слух, что в типографии лос-анжелосского "Таймса", который вел непримиримую войну с профессиональными союзами, произошел взрыв и девятнадцать человек убито. От этого взрыва взлетела на воздух и Адельбертская Социалистическая Лига.
Лига к этому времени насчитывала девять членов. Большинству из них скорей пришлась бы по вкусу конспиративная сходка на конюшне у Хэтча под покровом ночной темноты, но приходилось считаться с действительностью. Они теперь не только бросали вызов богу и дому Морганов, они рисковали получить выговор от декана. Исполнительный комитет собрался в три часа дня, при ярком солнечном свете, в уголке помещения ХАМЛ.
Гид начал, задыхаясь:
- Внимание! Вот что, товарищи: по-моему, распустим к черту этот социалистический клуб или реорганизуем его в литературный кружок.
- Вот как? Значит, поджать хвост и покориться? Значит, мы не осмеливаемся выступить против правящих классов и бросить вызов тогда, когда есть из-за чего его бросать? - спросил Хэтч.
- Вовсе нет! Мы назовем свой кружок Литературным Объединением имени Уолта Уитмена. Это ли не вызов! Ведь Уитмен никогда не учился в колледже! - объяснил Гид. - Я первый готов громить тиранов, но сейчас не время.
И всю свою жизнь в критические минуты Гидеон Плениш твердил: "Сейчас не время". Это лозунг осторожного либерализма, столь же глубокомысленный, как заповедь св. Франциска "Земные твари - братья мои" или боевой клич губернатора Альфреда Э. Смита "Как ни верти, все дрянь".
Хэтч Хьюит спросил:
- А почему не время?
- Потому что, может быть, эти профсоюзные агитаторы, братья Макнамара, и в самом деле взорвали "Тайме".
- Не может этого быть! - запротестовал Хэтч, а Лу Клок вызывающе крикнул:
- А если даже и так? Разве мы не обязаны все-таки оказать им поддержку? Да знаете вы, что такое борьба? - Не получив ответа, он покинул собрание и покинул Социалистическую Лигу, а немного спустя - и Адельбертский колледж.
Хэтч размышлял вслух:
- Я не согласен с Лу - пока. Но я понимаю его. Что ж, Гид, беги опять к декану и скажи ему, что мы нырнули в кусты! - И он вслед за Лу вышел из комнаты, а вдогонку ему неслись жалобные вопли Гида:
- Я? Мне бежать к декану? Мне?
Так кончила свои дни Адельбертская Социалистическая Лига, и похороны состоялись без отпевания, без цветов и без знаков христианского смирения, кроме как со стороны Фрэнсиса Тайна.