Последний роман (2007) классика американской литературы Нормана Мейлера повествует о детстве и юности Адольфа Гитлера. Повествование в книге ведется от имени дьявола, наделяющего юного Адольфа злобой, экзальтированностью и самоуверенностью. Будущий "вождь" раскрывает свои "таланты", которым вскоре предстоит взрасти на благой почве романтического национализма Средней Европы. Мейлер рассматривает зло, развивающееся под влиянием общего увлечения метафизикой, эзотерикой и философией, но корни зла гнездятся в тех подавленных сексуальных фантазиях, о которых столько писал современник Гитлера - Фрейд. Загадочный портрет души монстра.
Содержание:
Книга первая В ПОИСКАХ ДЕДА 1
Книга вторая - ОТЕЦ АДОЛЬФА 4
Книга третья - МАТЬ АДОЛЬФА 12
Книга четвертая - ОФИЦЕР РАЗВЕДКИ 15
Книга пятая - СЕМЬЯ 18
Книга шестая - ФЕРМА 26
Книга седьмая - СТАРИК И ПЧЕЛЫ 35
Книга восьмая - КОРОНАЦИЯ НИКОЛАЯ II 48
Книга девятая - АЛОИС-МЛАДШИЙ 58
Книга десятая - ЧТИТЬ И СТРАШИТЬСЯ 72
Книга одиннадцатая - АББАТ И КУЗНЕЦ 76
Книга двенадцатая - ЭДМУНД, АЛОИС И АДОЛЬФ 81
Книга тринадцатая - АЛОИС И АДОЛЬФ 90
Книга четырнадцатая - АДОЛЬФ И КЛАРА 96
Эпилог - ЛЕСНОЙ ЗАМОК 102
Примечания 103
НОРМАН МЕЙЛЕР
ЛЕСНОЙ ЗАМОК
Посвящается моим внукам Валентине Колорадо, Алехандро Колорадо,
Антонии Колорадо, Изабелле Мошен, Кристине Мари Настази, Каллэну Мейлеру, Теодору Мейлеру, Наташе Ланкастер, Мэтти Джеймсу Мейлеру, Сайрусу Фосу Мейлеру, моей внучатой племяннице Иден Ривер Элсон, а также моим крестникам Доминик Малакэ, Киттридж Фишер, Клею Фишеру, Себастьяну Росталу и Джулиану Росталу
Книга первая В ПОИСКАХ ДЕДА
Можете называть меня Д. Т. Это сокращение от немецкого имени Дитер, а сейчас я в Америке, и в этой странной стране Д. Т. будет в самый раз. И поскольку у меня иссякло терпение, потому что время я здесь убиваю совершенно бесцельно, то пора возроптать. Не оттого ли я и пишу эту книгу? Ведь мы когда-то дали клятву молчать. Как-никак я служил в беспримерно секретном отделе разведки. Он входил в состав СС и имел спецификацию "Особый отдел IV-2a", мы были напрямую подчинены самому Генриху Гиммлеру. В нынешние времена этот человек слывет чудовищем, и я не собираюсь становиться его адвокатом: он ведь и впрямь оказался чудовищем, каких еще поискать.
Так или иначе, Гиммлер очень своеобразно мыслил, и одна из его идей подвигла меня в конце концов заняться литературным творчеством, а занятия эти, смею вас заверить, будут далеко не банальными.
Членов нашей элитной группы Гиммлер принимал в небольшом лекционном зале со стенами, обшитыми темными ореховыми панелями, и зал этот был рассчитан всего на двадцать мест: четыре ряда по пять стульев в каждом. Однако я не намерен докучать читателю такими деталями. Куда интереснее нетривиальные концепции, которых придерживался Гиммлер. Именно они и заставили меня усесться за написание мемуаров, которые просто обречены на то, чтобы вызвать переполох в обществе. Я прекрасно понимаю, что выхожу под парусом в бурное море, потому что мне предстоит искоренить великое множество предрассудков. При одной мысли об этом я испытываю нечто вроде раздвоения личности. Как офицерам разведки нам сплошь и рядом приходилось самым тщательным образом скрывать от стороннего взгляда собственные находки. Техника утаивания сама по себе стала своего рода искусством, но в ходе дальнейшего повествования я вынужден пренебречь подобными навыками.
И хватит об этом! Позвольте представить вам Генриха Гиммлера. Тебе, читатель, придется сейчас не просто. Этот человек, которого за глаза все называли Хайни , превратился к 1938 году в одного из четырех главных руководителей всей Германии. Однако его излюбленным коньком и тайной интеллектуальной страстью так и осталось изучение всего так или иначе связанного с кровосмешением. Этим - и едва ли не им одним - и занимался наш засекреченный элитный отдел, и открытия наши мы обсуждали исключительно в узком кругу. Инцест, как постулировал Хайни, является неотъемлемым атрибутом жизни низших слоев населения в патриархальном обществе по всей земле. Даже у нас в Германии крестьянство на регулярной основе практиковало кровосмешение вплоть до самого конца девятнадцатого столетия.
"Как правило, образованные люди предпочитают об этом помалкивать, - говорил Гиммлер. - В конце концов, ситуация не поддается исправлению. Да и кому придет в голову унижать и без того обездоленных людей, официально доказывая их инцестуальное происхождение? Нет, в цивилизованном обществе любой формации такую грязь предпочитают не выметать из-под ковра".
Что, безусловно, справедливо по отношению к официальным властителям во всем мире, за исключением, правда, самого Генриха Гиммлера. У него имелись на этот счет экстраординарные идеи. Я вынужден повторить, что для человека с невыразительным и практически лишенным подбородка лицом он был феноменально умен и фантастически глуп одновременно, и эта смесь сама по себе производила пугающее впечатление. Например, он объявил себя язычником. Он утверждал (скорее, даже проповедовал), что обращение в язычество гарантирует человечеству куда более здоровое будущее. Потому что каждому тогда откроется доступ к считающимся ныне неприемлемыми наслаждениям. Правда, никому из нас не удавалось представить себе оргию плоти, настолько захватывающую и всепоглощающую, чтобы какая-нибудь из ее участниц нашла в себе смелость совокупиться с Генрихом Гиммлером. Нет и еще раз нет, даже войдя во вкус экстремального экспериментаторства!… Потому что перед ее взором мелькало бы его лицо, ничуть не изменившееся с тех пор, как он подпирал задом стенку на школьном балу, долговязый тощий очкарик (однако с пивным животиком), эмоционально фрустрированный и физически неадекватный. Подпирать задом стенку на протяжении всего бала - он был обречен на это навеки.
Но с годами Гиммлер проникся одержимостью вещами и мыслями, о которых не решался заговорить вслух никто другой (а как, спрошу я вас, сделать первый шаг в неизведанное, не сформулировав цель заранее?). Особенно интересовали его умственно недоразвитые. Почему? Потому что Гиммлер придерживался теории, согласно которой лучшие человеческие качества вплотную смыкаются или, как минимум, тесно граничат с худшими. Исходя из этого, он предположил, что одаренные дети, рождающиеся и вырастающие в бедных, ничем не примечательных семьях, непременно должны быть плодами кровосмешения. Инцестуариями, как это следовало бы сформулировать, или (согласно отчеканенному им термину) инцестуарийцами . Немецкое слово Blutschande (кровосмешение, буквально - позор крови) ему не нравилось, равно как и более политкорректное словосочетание Dramatik des Blutes (драма крови).
Никто из нас не чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы поставить эту теорию под сомнение. Едва ли не с момента учреждения С С Гиммлер осознал, что одной из первоочередных нужд новой службы является организация особых исследовательских групп. В обязанность нам вменялось изучение самых фундаментальных вещей на свете. Как сформулировал Гиммлер, дело национал-социализма напрямую зависит от такой категории, как die letzten Fragen (последние вопросы). Нам предстояло вплотную заняться проблемами, к которым другие народы не смеют и подступиться. И во главе перечня этих проблем первым номером шел инцест. Германскому коллективному разуму надлежало возродиться из пепла, чтобы подать вдохновляющий пример всему образованному человечеству. Генриху Гиммлеру также следует отдать должное (придерживаясь его собственных приоритетов) за бесстрашное вторжение в область проблем, связанных с сельским укладом жизни. Как подчеркивал сам Гиммлер, сути земледелия не постигнешь, пока не залезешь в душу к земледельцу. А чтобы понять привязанного к земле человека, надо заговорить о кровосмешении.
Здесь, смею вас заверить, он вскидывал руку в жесте, позаимствованном у фюрера, - едва заметно вывернув кисть полуповоротом запястья.
"Подаем мясо! - провозглашал Гиммлер. - А к нему - картошечку! - Тут он делал паузу, чтобы перевести дух. - Да, инцест! Вот из-за чего крестьянин в старину был столь набожен. Вечный страх перед собственными прегрешениями непременно развивается в одну из двух прямо противоположных сторон. В сторону полного подчинения религиозной практике или в сторону нигилизма. Со студенческих времен мне запомнились слова Фридриха Энгельса, верного приверженца Маркса: "Как только Католическая церковь осознала, что адюльтеры невозможно предотвратить, она сделала невозможным развод". Блистательное замечание, пусть и из грязных уст. Но ведь то же самое можно сказать и о кровосмешении. Его тоже невозможно предотвратить. Вот почему крестьянин живет так богобоязненно".
Он кивал. Кивал два раза подряд, как будто именно пара кивков требовалась ему, чтобы убедить нас в его неколебимой правоте.
Часто ли и насколько часто, спрашивал он у нас, удавалось среднестатистическому крестьянину избежать инцестуального искушения? В любом случае, это было непросто. Тогдашние крестьяне, мягко говоря, не отличались привлекательной наружностью. Тяжелый физический труд портил им лицо и фигуру. Кроме того, от них вечно несло навозом - с полей и из хлева. А уж как они пропотевали летом на солнцепеке! С оглядкой на все это, разве не устремлялся основной инстинкт в заведомо запретную сторону? А если учесть практическое отсутствие какой бы то ни было общественной жизни, как им было избежать суматошных соитий между братьями и сестрами, отцами и дочерьми?
Он не вдавался в подробности неизбежной свалки тел и переплетения конечностей, когда трем или четырем детям приходится спать в одной постели; он не задерживал нашего внимания на деталях единственно сулящего радость естественного занятия - бешеной, с тяжким дыханием, скачки на холмы плотских утех, - он менторским тоном продолжал: "Поэтому в сельскохозяйственном секторе волей-неволей образовывалось отнюдь не пренебрежимое меньшинство, представители которого считали практику инцеста вполне приемлемым жизненным выбором. В конце концов, кого потянет к несимпатичному, пусть и честно поработавшему труженику полей? Родную сестру, разумеется, или родную дочь!
И сплошь и рядом - только ее. Отец нравится дочери хотя бы тем, что он ее породил".
Поверим Гиммлеру на слово. Он вынашивал эту теорию двадцать лет. Будучи большим поклонником Шопенгауэра, он уже в 1938 году придавал изрядное значение такому принципиально новому тогда учению, как генетика. Гены, утверждал он, являются биологической материализацией разработанной Шопенгауэром концепции воли. Ее, этой таинственной воли, основным элементом.
"Нам известно, - утверждал он, - что инстинкты могут передаваться из поколения в поколение. Но почему? Я бы сказал, что природа самой воли заставляет ее хранить верность собственным истокам. Я даже называю это внутренним взором, да, господа, это сила, положенная в основу самого нашего существования. Именно внутренний взор и отличает человека от животных. С тех самых пор как оно впервые появилось на земле, человечество стремится покорить незримые вершины грядущего.
Разумеется, для достижения столь величественной цели у нас имеются серьезные предпосылки. Самые стойкие и судьбоносно важные гены обладают способностью выдерживать испытания, потрясения и унижения, с тем чтобы перейти от отца к сыну, из поколения в поколение. Великий вождь, доложу я вам, бывает, как правило, обязан своим рождением не только отцу и матери. Истинный вождь является на свет, разорвав узы, сковывавшие его ни на что не решившихся предков на протяжении целого десятка поколений. Никому из них не удалось реализовать собственный внутренний взор, но они передали его по цепочке в генах.
Нет надобности уточнять, что я дошел до этой точки в моей концепции, размышляя о жизни Адольфа Гитлера. Его героическое восхождение на самый верх отзывается в наших сердцах счастливой дрожью. А поскольку, как всем известно, он происходит из простой и скромной крестьянской семьи, его жизнь представляет собой образец сверхчеловеческого торжества над тривиальностью. Благоговение, господа, - и ничего, кроме абсолютного благоговения".
Будучи офицерами разведки, мы в этом месте всегдашней лекции в душе улыбались. Все прослушанное нами до этой минуты было только присказкой. И лишь сейчас наш Хайни оказался в состоянии оседлать любимого конька.
"Истинный вопрос, которым следует здесь задаться, заключается вот в чем. Как удается внутреннему взору сохранить и уберечь себя в разливанном море повседневной пошлости? Механизм этого самосохранения встроен в процесс так называемого естественного воспроизводства. Представим себе миллионы и миллионы сперматозоидов. Одному из них предстоит, преодолев все препятствия, оплодотворить женскую яйцеклетку. Каждому из этих одиноких сперматозоидов, плавающих в утробных водах, яйцеклетка представляется огромной, как боевой корабль. - Тут он брал паузу, а затем кивал. - Та же готовность к личному и коллективному самопожертвованию, которая заставляет бойцов броситься в отчаянную атаку на укрепленную высоту противника, должна быть присуща здоровому сперматозоиду. Самая суть мужского семени заключается в беззаветной и безоглядной отваге, лишь бы хоть одному сперматозоиду удалось в результате всеобщего героического штурма ворваться в яйцеклетку".
Тут он смотрел на нас, вернее, мерил нас взглядом. Разделяем ли мы владеющий им восторг?
"И следом за этим вопросом, - говорил он далее, - тут же возникает другой. Окажутся ли гены женщины совместимы со сперматозоидом, которому удалось ворваться ей в яйцеклетку? Или Одни гены войдут в конфликт с другими? И поведут себя точь-в-точь как муж и жена в неудачном браке? Этого может хватить для оплодотворения и для последующего рождения, но сочетание конфликтующих генов не сулит человеку, которому предстоит появиться на свет, надлежащей гармонии.
Поэтому, когда мы говорим о неизбывном желании человечества породить живое воплощение внутреннего взора, когда мы говорим о желании породить сверхчеловека, нам надо четко представить себе вероятностные расклады, риски и ставки. В скольких семьях комбинация генов мужа и жены окажется настолько удачной, что на свет сможет появиться дивное дитя? В одной на миллион? Нет! В одной на сто миллионов? Может быть, тоже нет! - Он вновь делал свой характерный жест. - В одной на миллиард? Нет, пожалуй, в одной на триллион! В случае с Адольфом Гитлером нам поневоле приходится говорить о числах, известных в основном из области астрономии.
Итак, господа, логика заставляет нас исходить из того, что сверхчеловек, воплощающий внутренний взор, должен явиться на свет в результате сочетания исключительно сходных генетических ингредиентов. Только в таком случае вместо практически неизбежного конфликта генов будет обеспечен кумулятивный эффект!"
Тут и слепому стало бы видно, куда клонит Генрих. К инцесту!
"Однако же, - продолжал Гиммлер, - будучи реалистами, мы должны признать, что жизнь далеко не всегда обеспечивает столь благоприятное развитие событий. Как правило, внутрисемейные интимные связи приводят к появлению на свет людей обоего пола с серьезными отклонениями. Нам приходится смириться с тем, что дети, родившиеся в результате кровосмешения, оказываются ослабленными, они часто болеют и в раннем возрасте умирают. У них бывают всевозможные аномалии, включая порой и физические уродства".
Опечаленный, но непреклонный, он нависал над нами, взяв довольно долгую паузу.
"Такова цена. Кумулятивный эффект демонстрируют не только достоинства, но, к сожалению, и недостатки. Далее, одним из широко распространенных признаков детей инцеста является психическая нестабильность. Порой перерастающая в идиотизм. И даже когда в отдельном случае создаются предпосылки для развития истинно великого духа, счастливый избранник сплошь и рядом сталкивается с ментальными противоречиями, достаточно глубокими для того, чтобы спровоцировать душевное заболевание или вызвать раннюю смерть".
Так говорил Генрих Гиммлер.
Я не сомневаюсь в том, что всем его тогдашним слушателям (а не только мне одному) был ясен скрытый смысл подобных высказываний. В 1938 году наша задача (разумеется, предельно засекреченная) сводилась к тому, чтобы выяснить, является ли наш фюрер плодом инцеста первой либо второй степени. Или не является плодом инцеста вовсе. Но в последнем случае вся гиммлеровская гипотеза повисла бы в воздухе. Если же Гитлер и впрямь был рожден в результате кровосмешения, это послужило бы настолько блистательным доказательством слов Гиммлера, что никакого другого простонапросто не потребовалось бы.