Он встал на цыпочки. Повинуясь его шепоту, и я пошел тише. Однако сапоги наши стучали. Он притянул меня за плечо, и мы сели в коридоре у стены. Он показал рукой на сапоги, и мы сняли их, но едва мы сделали несколько шагов, как мне, да и доктору тоже, видимо, показалось, что за нами кто-то крадется. Это было и смешно и грустно. Мы опять присели. Опять наступила какая-то почти болезненная тишина. Я услышал еле заметный шепот в ухо:
– Надо переждать. Она знает отлично дом, увидит, что нас нету в комнате, и вернется. Она не подумает, что мы пошли в милицию, нет, но просто после волнений ей захочется уснуть. А меня тянет неодолимо к ней. Вам понятно это чувство?
– Понятно, – тоже шепотом ответил я. И мне точно было понятно. Многое стало ясным мне в поведении доктора. Так мы просидели не менее часу, наконец, встали и тихо, на цыпочках, пошли. Тишина по-прежнему стояла вокруг нас. Вдруг меня охватили две горячие руки. Мне стало смешно.
– Нет, плохо вы ориентируетесь, – сказал я.
В руке доктора сверкнул электрический фонарик. У моего плеча мы увидели лицо Черпанова. Он был сконфужен чрезвычайно.
– Я, знаете, думал… – пробормотал он.
Доктор погасил свет.
– Не мешайте нам спать, – сказал он.
Мы слышали, как открылась дверь на улицу и мелькнул силуэт Черпанова. И одновременно – или я ошибся – скрипнула дверь и в комнату Сусанны. Доктор меня подтолкнул. Мы пришли в комнату. На полу лежала газета. Лампочка у нас не горела.
– Однако будем спать. – Он потянулся. Я вспомнил, как нас поймал Черпанов, вспомнил, как он караулил, и то, что он с такой убежденностью сказал, что корона есть и лежит именно в вагонной плевательнице.
– А Черпанов? – спросил я.
Но доктор или спал, или не захотел отвечать мне.
* * *
Разбудил меня стук топоров. Я вскочил и понял, что ломают перегородки. Доктора в комнате не было. Я прислушался. Нет, тихо. Открыл дверь – обычный кухонный шум. Я пошел умываться. Часть перегородки возле комнаты Населя была разобрана. Черпанов спал на досках одетый, лицо его было плотно, рот раскрыт. Насель стоял растерянный с топором, другой лежал поодаль.
– Никто не помогает, знаете… – сказал он, застенчиво улыбаясь, Валерьян Львович помогал, знаете, работать, но привычки нет к топору, да и у меня тоже. Мозоли и мышцы болят. Вы не предполагаете.
– У вас и без того много родственников.
– Такого сильного родственника, как вы, даже и иметь приятно.
– Уверяю вас, что я не еду на Урал, да и вообще, если и плотников пригласить, то и они эти перегородки смогут разрушить не меньше как в неделю. Вы только посмотрите, что вы здесь нагородили, Ведь это же черт знает что такое, ведь у вас суматохи в голове меньше, чем перегородок.
Он беспомощно осмотрелся. Перегородок, действительно, было чудовищно много, особенно выделялись они после того, как он отколол несколько досок.
– Что же делать, как же мы встретим Лебедей? – сказал он растерянно.
– Есть способ.
– Какой?
– Выжечь все к чертовой матери вместе с клопами.
– Но и стены сгорят.
– А на кой они черт и кому нужны?
– Все-таки, знаете, стоят, и противопожарная команда существует, я и мечтать не могу о пожаре, мои родственники так боятся пожара…
Я подошел к нему ближе:
– Знаете что, сожгите их вместе с родственниками.
Он отшатнулся.
– Знаете, у вас беспокойный характер, очень хорошо, что вы отказались ехать с нами.
Мы услышали позади себя крик. Черпанов сидел и орал, не имея сил разомкнуть вежды. Я плеснул ему в лицо водой.
– Заснул! – воскликнул он, раскрывая глаза. – На минутку оставил доктора покараулить, пошел за папироской и заснул.
Он выбежал на крыльцо. Насель растерянно шел с нами, осторожно неся в обеих руках топор.
– Не проходил?
– Нет! – ответил доктор.
– А долго я спал?
– Не больше десяти минут.
– Вы можете еще полчаса обождать?
Доктор кивнул головой. Черпанов обернулся к Населю, отнял у него топор и швырнул его по коридору. Насель покорно ушел.
– Очень хочется справиться о костюме. А вдруг не лжет. Вдруг он не такой хитрый, как я воображал, дядя Савелий? Ведь здесь все может быть разрушено.
– Скажите, где в вас правда?
– А где видите.
– Но что вы вчера, бредили или действительно?
Вот человек, который видит истину, а вы, Егор Егорыч, извините, но вы мотаетесь совершенно непотребным образом.
– Хорошо, я вам добуду костюм, ну вас к черту. А когда поезд Лебедей привезет?
– Часа в четыре.
– Жаль, что не увижу, я уезжаю.
– Счастливого пути. Но, пожалуй, не стоит с костюмом. Вдруг это замысел, чтобы я не устремился, не углубился, ведь могу примерять, присматривать, вот Населя обидел, а он подшить и подровнять может; я углублюсь в примерку и пропущу его.
Мне подумалось, что, пожалуй, если ему действительно необходим костюм, то он есть подлинный Черпанов, человек, для которого костюм, конечно, необходим, но, с другой стороны, психоз короны, переданный мне доктором, смущал меня. Но делать было нечего, надо было или уходить из дома или ждать доктора, с другой стороны, мне хотелось показать торжество своей силы над братьями. Я подхватил Черпанова под руку и втолкнул почти в комнату братьев. Черпанов все-таки за эти дни заметно изменился, стал растерянный. Комната братьев была разгромлена по-прежнему, как мы ее оставили, только что стол поставили. Братья встретили нас подобострастно, видимо, Сусанна не передала им еще вчерашнего разговора, да и вряд ли передаст вообще. Они были тоже растерянны:
– Как же, ломать перегородки или нет?
Черпанов как плюхнулся на стул, так и спал с открытыми глазами, воспаленными от бессонницы и напряжения. Я думал: как мне спросить – сразу или же дать им возможность побеседовать, но они предупредили меня. Они, видимо, бранились всю ночь, потому что один из них начал жаловаться:
– Что же это, Егор Егорыч, вы не думайте, что я устал или у меня не хватает мускулатуры, при усилии, я вообще весь дом могу разломать, но ведь это ж чепуха происходит: ты ломаешь перегородки, а он женится.
Вошла очень оживленная Людмила, сказала одно слово "готово" и ушла. Валерьян указал на нее рукой:
– Вот, смотрите, уже и невесту уговорили. И Насель женится. Вообще, сегодня днем в доме будет справлен ряд свадеб совершенно неожиданных. Людмила многим способствовала.
Осип сказал примирительно:
– Людмила это дело понимает, но это не значит, что мы испугались коллективной любви, но приятнее на общее пользование отдать свою жену, она и послушается, и тем жертва будет выше для общества, а то что такое: какая-то девчонка. Чужую девчонку всякий может подкинуть, здесь нет никакой жертвы.
– Да бросьте вы чепуху пороть насчет общности.
– А с какой целью нам тогда жениться и брать мне какую-нибудь дрянь.
– Тогда я тоже женюсь! – воскликнул Валерьян. – Но ты – просто сволочь, Осип, такие соображения и не хочешь поделиться!
– Это не мои соображения, а Ларвина, он тоже женится. Ваше мнение какое на этот счет, товарищ Черпанов?
– Мое? – встрепенулся Черпанов. – А дядя Савелий тоже женится? – И он многозначительно посмотрел на меня, давая понять взглядом, что дядя Савелий непременно удерет от венца. С видимым нетерпением он ждал ответа. Нам помешали. Вошел Ларвин с несколькими празднично убранными девицами. Увидев меня и Черпанова, он утащил девиц обратно. Несомненно, это были невесты.
– Женится, стерва, – не утерпел и со злостью сказал Черпанов.
Братья рассмеялись подобострастно, вообще: они побаивались, видимо, дядю Савелия, но, с другой стороны, и Черпанов внушал им беспокойство. Наконец, Осип уклончиво сказал:
– Состояние дяди Савелия внушает некоторым опасения, в то время как другие настроены крайне оптимистически, возьмем…
– Наплевать мне на других! – воскликнул Черпанов. – Что он сидит и не выходит?
– Не выходит, – вздохнул Осип.
– Общее собрание устроим! – воскликнул Черпанов, внезапно оживляясь, на общее собрание мы эту старую крысу непременно вытащим. Мало согласия, необходимо принять участие в общественной работе, мы его навьючим. Вообще, надо создавать комиссию.
Осип осторожно сказал:
– И насчет женитьб хорошо бы комиссию создать, организованно жениться.
– А, идите вы к лешему со своими женитьбами, выдумали! Вот у тебя какая специальность? – обратился он в Валерьяну.
– Я больше по велосипедам.
– Транспортная, значит. А ты?
– Я кондитерские изделия.
– Прекрасно, будет кондитерская часть…
Опять передо мной вырастал прежний Черпанов. Он достал книжечки и карандашики, мгновенно что-то прочертил, соорудил тотчас же приказ и сунул его в руки братьям. Но административный пыл его быстро исчез, едва он дописал приказ. Мысль о вероломстве дяди Савелия, видимо, не давала ему покоя. Уже совсем не похоже на него, он переспросил о специальностях братьев, в то же время высовываясь в окно, затем вяло сказал:
– Тебе, Валерьян Львович, создавать кондитерскую комиссию, а тебе, Осип Львович, транспортную. Возьмите на учет все имущество, препорученное каждой комиссии.
Осип робко заметил, что данные поручения диаметрально противоположные их специальности, что здесь ошибка.
– Никакой ошибки! – со злостью возразил Черпанов. – Неужели вы смысла такого простого назначения не понимаете? Что ж, если тебе дать назначение по твоей специальности, так ты будешь объективен и не устроишь в лучшее положение твои конфеты. Никакой собственности, даже косвенной, не должно быть. А затем, что это, председателя коммуны без моего ведома вздумали избирать? А впрочем, черт с вами! – Он встал и, обратившись ко мне, сказал: "Пойдем!"
Конечно, причина была все та же, что он забыл основное, зачем мы явились к братьям, но я учел сразу же эту случайность в благоприятную пользу, небрежность, с которой мы обратились бы к братьям, могла нам помочь. Я сказал:
– Разрешите напомнить вам, Леон Ионыч, что есть еще один нерешенный вопрос.
– Какой это?
– Относительно костюма.
– А… – и Черпанов опять на мгновение встрепенулся. – Костюм, полученный вами от дяди Савелия, передадите в комиссию по готовой одежде, которую возглавляю я.
Братья переглянулись. Черпанов посмотрел на них неодобрительно:
– Ну?
– Очень неприятная история.
Черпанов обернулся ко мне и пожал плечами, как бы говоря: вот, изволите видеть, как только дело коснулось передачи вещей в соответствующие комиссии, так они начали финтить.
– Надоели мне истории, слышанные от Егора Егорыча, не историй от вас я прошу, а фактов. Где костюм?
– Передал, Леон Ионыч.
– Кому и когда?
– Вчера вечером, сестре Сусанне.
– Нашли кому передать! Да она либо его на тряпки изрезала, либо себе жакетку выкроила, либо черт знает кому передаст.
– Нет, так, пожалуй, не произойдет. Костюм передали не только ей, но отцу и матери. Знаете, старик совсем обтрепался и, кроме того, мамаша хотела на свадьбу лекарственные средства.
– На кой черт вам лекарственные средства?
– Покупатель есть на медикаменты. А как же свадьбу справлять без средств?
– Идиоты, так вы, значит, не забросили своего, значит, это еще не есть полный отказ. Прекратить. Пошли.
Мы оставили братьев в полном унынии.
– Нет, – сказал Черпанов, – пойду на пост. Костюм, скорее всего, заставил дядя Савелий передать родителям. Конечно, чтобы я пошел к этой гнусной девчонке. Да плевать мне на нее. Может быть, вы, Егор Егорыч, один сходите?
– Нет, у нас с ней взаимная обида.
– Бить ее по мордам надо, а не обижать. Мучиться-мучиться с тем, чтобы преклониться перед таким дерьмом. Тьфу!
Он быстро прошел, почти бегом, через двор и встал у калитки. Доктор, однако, не вернулся, и я напрасно ждал его на крыльце. В доме становилось все шумней. На кухне пекли все больше и больше, кухня оживилась, по всему видно, действительно, разыгрывались свадьбы; больше всех с оживленным лицом бегала по коридору Людмила. Меня сразу пригласили на несколько обедов. Думали ль они удивить братьев Лебедей своими свадьбами – не знаю. Вскоре запах зажаренного мяса начал наполнять весь дом, горох мой любимый с мясом! Приятно!
* * *
Я проходил мимо дверей, возвращаясь, и взглянул на Черпанова. По всему можно было заключить, что волнение его достигло крайнего предела. Он уже не опирался спокойно о воротный столб, а поминутно выглядывал на улицу, наконец, залез на забор, но тут интерес мальчишек от разбираемой церкви переметнулся к нему, и он вынужден был спрыгнуть, тогда на заборе, в свою очередь, появился мальчишка, который, увидев меня и Черпанова, выразив свистом полное разочарование, скрылся. Жара стояла томительная. Наконец, Черпанов подошел ко мне, а это тоже показывало крайнее смущение, иначе б он подозвал меня.
– Так вы настаиваете на том, чтобы я пошел к Сусанне? – спросил он, перебирая свои книжки.
– Мне абсолютно безразлично, – холодно ответил я, – я просто жду доктора, чтобы уйти на вокзал, вы в чем-то заинтересованы, и мне эта непонятная чепуха надоела.
– Непонятная! Вам уж никак нельзя сказать, чтоб происходящее здесь было непонятно. Что же вам более всего непонятно?
– Да хотя бы вот ваша функция.
– Я вам ее разъяснял подробно.
– Однако от этого, боюсь, она стала еще темней.
– Так вы настаиваете? Хорошо, я иду. Вы дядю Савелия не видали?
И, не дождавшись ответа, он пошел вперед, но, сделав несколько шагов, обернулся:
– А разве вы не хотите пойти?
– Я? Нет. Сусанна Львовна обидела меня, а я ее. Нам встретиться будет неприятно.
– Но в данном случае вы явитесь для нее очень интересным вестником, и она вам все простит.
– То, что вы хотите купить костюм?
– Куда! Больше! Берите выше.
– То, что вы хотите обворовать дядю Савелия?
– А вы поверили? Вот и шути с вами. Нет, Егор Егорыч, я пришел к очень ответственному моменту своих соображений. Я решил жениться на Сусанне Львовне.
Я рассмеялся.
– Чего вы ржете? А если она мне нравится, во-первых, а во-вторых, только войдя в круг ее семьи, я могу сплотить вокруг себя сейчас необходимое мне ядро. Я удивляюсь, как это раньше не приходила мне такая блестящая мысль?
– Позвольте, но не вы ли поддерживали предложение Ларвина, инспирированное, как вы говорите, дядей Савелием, и сами жалели, что вам раньше оно не пришло в голову?
– А тактически я признаю сейчас необходимым действовать по-другому.
– Но вы говорите, что у вас есть инструкции от авторитетных органов, не могут же эти инструкции в одном пункте говорить одно, а в другом другое?
– А вы видали эти инструкции?
– Нет.
– То-то, – он стукнул себя по голове. – Эта штучка стоит многих инструкций. Вы что же, не советуете мне жениться? Или вы хлопочете насчет Сусанны для доктора? Так вам не отхлопотать. Советую такими низкими делами не заниматься, у доктора и без этого достаточно длинный язык.
– Чтобы вы не думали так, я могу пойти с вами к Сусанне Львовне, тем более, что вы утверждаете, что она рада будет меня видеть.
– И обязательно.
Комната сестер была густо набита народом. Я там увидел пары, которые приводил Ларвин к братьям, было еще несколько каких-то совершенно серых людей, судя по той торжественности, которая была у них на лицах, тоже относившихся к разряду женихов и невест, пол их можно было только по одежде отличить.
Людмила, которая вертела одну из невест перед зеркалом, примеряя ей платье, одевались они за ширмочкой, – совала их рукой туда и обратно. Причем, можно было удивиться, что ширмочка такой удивительной вместимости. Повертывая очередную перед зеркалом, она сказала в нашу сторону:
– А вот еще женихи пришли!
Черпанов одернул платье и сказал:
– Не женихи, а жених.
Ларвин подхватил с сундука:
– Тогда с вас в общую идею.
– Что это еще за общая идея? Идеями я распоряжаюсь.
– Совершенно в вашем плане, Леон Ионыч, мы из него не выпрыгиваем, а только дополняем. Поскольку выходит, что несколько свадеб в один день, а столы у всех разные, то мы решили развернуть один общий стол, объединив, так сказать, всех за свадебным пиром, но в складчину, а завтра уже, выходит, общность жен, а здесь, видите, и индивидуальные женитьбы, соединение нового и старого, а завтра останется стол, а жен уже не будет. Все выразили этому обстоятельству большое сочувствие, и за этим столом прекратятся различные ссоры, до того раздиравшие наш дом.
– Идея правильная, но как же так вы решаете без меня?
– Без вас, Леон Ионыч, невозможно! Идея ваша, наше уточнение, а председателя стола вы назначаете.
– Хорошо. Я буду председателем. Я тоже женюсь. Сусанна Львовна, не возражаете?
– Давно бы пора, если б вы такой не были занятый.
– Но здесь одна ночь, и затем разворачивается перед вами новая жизнь. Где думаете устроить общий стол?
– В коридоре. Козлы видали? Будут постланы доски, и в том коридоре, где были драки и шум, мы увидим пиршество, а затем, кто знает, вдруг во время пиршества придет нам мысль устроить субботник и сломать все перегородки к чертям. Вообще, знаете, это удивительная мысль, когда рабочий класс живет в квартирах, мы, так сказать, случайные люди в революции, производим совершенно передовые дела. Что значит интеллект. А коридор! Вы не возражаете против коридора?
– Я? Нет. Там места много. Удивительно, что раньше эта мысль не приходила в голову – сделать здесь общественную столовую.
– А главное, будет живописно.
– Живописно? Стойте! Были вы сегодня у дяди Савелия?
– Так, мельком. Он, знаете, тоже на пир приглашен.
– Позвольте, но идея пира вам или ему принадлежит. Живописно! Ясно, что ему! Что он хочет со мной сделать? Напоить? Так я не буду пить и не засну, и не сможет он убежать. Кому принадлежит эта идея?
Он потряс за пиджак Ларвина.
– Уверяю вас, что это общая идея. Верно?
Раздалось несколько голосов, подтверждающих, что идея была действительно общая. Черпанов недоверчиво потоптался:
– Хорошо, я приму сражение. Убежден, что дал вам ее дядя Савелий, нет, не такие у вас мозги. Да вы, Егор Егорыч, посмотрите на эти рожи.
Рожи, действительно, были странные. Напряжение, пот от кухни, жир от приготовлений и новая одежда, носы, глаза – все это было смешно.
– Никто не поверит, а затем Черпанов не такой наивный, но тем не менее, вызов его принимаю, он, может быть, и согласие дал для того, чтобы показать, что не удерет, а на самом деле думает удрать. Теперь приступим к практической стороне вопроса. Кто у вас избран организатором стола? Имейте в виду, что фактически получается так, что этот стол будет одновременно и общим собранием, столь тщательно нами подготовленным и долго ожидаемым, поэтому к назначению президиума надо относиться сугубо продуманно.
– Все зависит от вас, Леон Ионыч.