Прежде, чем мы уселись за столик - народу было еще немного, - Ник отвел меня в сторонку и шепнул, что на втором этаже у них настоящий бар, как в прежние времена, и, может, ему удастся устроить, чтоб я поднялся наверх и получил немного спиртного. Правила клуба, так он по крайней мере сказал, предписывают всем покупать вино за столиком, и подают первоклассное шампанское, но все же это не то, что настоящее виски, - так он сказал.
Короче говоря, он ушел и все устроил, и мы смогли подняться в бар.
Я-то собирался заказать для Делмерины и ее матери имбирного пива, но похоже, там ничего безалкогольного не держали; и потом Делмерина подняла шум.
"Хочу коктейль, - заявляет, - да и маме, честно говоря, тоже хочется. Может, мы уже больше никогда и не попадем в ночной клуб. И потом ты же дома давал мне пригубить коктейль. Только подумай, что скажут мои подруги, когда узнают, что я была в ночном клубе и не попробовала там коктейля. Я уже, - говорит, - не маленькая".
Тут я уперся и стал уверять, что ее мать вовсе не хочет пить - моя жена всей душой верит в сухой закон}- но на сей раз она, черт подери, вовсе меня не поддержала, наоборот, захихикала и говорит, что не прочь попробовать, в виде исключения. И если без лишних слов, все мы взяли по коктейлю - Мэми и Делмерина бронкс, кажется так, а сам я заказал сначала мартини, а потом говорю: "Ей-богу, возьму-ка я лучше манхэттен. Вот уж пять лет, как не пробова. л манхэттен". Ну и выпил манхэттен. А там еще украдкой хватил два виски с содовой, пока Мэми с девочкой ходили в туалет, и почувствовал, что здорово набрался за этот великолепный, чудный вечер.
Я и хочу сказать: что там ни думать о Нью-Йорке, а вечерок мы провели что надо.
Ник устроил нам столик почти у самой площадки для танцев.
Мы осмотрелись: народу стало прибьивать, и все люди приятные. Делмерина говорит: "Ох, был бы тут. хоть один знакомый, а то мне не с кем танцевать, папа, кроме тебя". Я стал толковать ей, что меня, черт побери, считали в Сельском клубе совсем неплохим танцором, как вдруг - вот тебе на! Да, сэр, я слышу знакомый голос и вижу Сэма Гирштейна из зенитской фирмы готового платья "Мамонт" - я частенько встречал его в Спортивном клубе.
Меньше чем кого бы то ни было мне хотелось увидеть Сэма. По правде говоря - это, конечно, между нами, - у него не слишком-то чистая репутация дельца, и до меня доходили очень даже подозрительные слухи, насчет его секретарши. А все-таки - знаете, каково это вдали от дома - особенно в Нью-Йорке, где все такие надменные ледышки: приятно увидеть знакомое лицо.
И мы приглашаем Сэма за наш столик, и он, надо отдать ему должное, настаивает, что за свое вино будет платить сам, а потом заказывает еще. А уж танцевать-то он умел. Наружность его мне никогда не нравилась - слишком смуглый и смазливый, такие большие черные глаза не к лицу настоящему мужчине, но он отлично кружил Делмерину и даже жену по этому старинному паркету. И я, после того как хлебнул шампанского, не стал бы из себя выходить, если б ему вздумалось поцеловать Делмерину -
Понимаете, не то чтоб он позволил себе что-нибудь такое; вел он себя как настоящий джентльмен; и один раз, когда я танцевал с Мэми и поскользнулся - слишком уж скользкий у них там паркет, - Сэм подхватил меня и не дал мне упасть.
Хоть и не нравится мне, что он крутится в нашем доме, с тех пор, как мы вернулись в Зенит - у него вроде есть где-то жена, только он с ней не живет. Делмерина говорит, я спятил. Они, мол, говорят с Сэмом о музыке - он в ней здорово разбирается. Но не нравится мне, когда она поздно возвращается домой -
Я, наверно, старый чудак! Но Дел еще так молода и думает, что все знает, а сама-то невинна, как дитя - да я, верно, волнуюсь из-за пустяков. А как бы там ни было, здорово мы повеселились в тот вечер. Ну и вечерок был! Уж не пожалели монеты! Было три часа, не меньше, когда мы отправились на боковую. Помню:
Вот была умора! Мэми, это моя жена, как будто почтенная дама, и я, церковный староста, бредем это мы по Бродвею в три часа ночи и горланим "Мы не разойдемся до зари!"
Знаете, Сэм - вот уж неутомимый дьявол - подхватил одну пару из Форта Ворса, штат Техас (и жена там была не простушка; нью-йоркские дамы ей в подметки не годятся), и каким-то образом, уж не помню как, мы познакомились с семейством из Сан Хозе, Калифорния - торговец фруктами с женой и сыном: тому сразу понравилась Делмерина; а наверху в баре я разговорился с джентльменом и леди из Канзас-сити, не могу только вспомнить, какого штата, то ли Миссури, то ли Канзас, давно уже это было, - и все держались так, будто век знакомы друг с другом, танцевали и смеялись, и провозглашали тосты, и пели, и пили напропалую-страшно и подумать, во что мне это влетело. "Но, - сказал я жене, - вот так они и живут, в этом Нью-Йорке".
Но зачем, джентльмены, рассказывать вам о Нью-Йорке? Вы его знаете, наверное, лучше моего и ждете, чтобы я кончил эту песню и перешел к Вашингтону и моим впечатлениям от Белого дома. Точно, сэр, чем меньше говорить о Нью-Йорке, тем лучше. Эти ньюйоркцы просто помешались на деньгах, вот что я скажу.
Если бы я хотел пожертвовать такими драгоценными вещами, как домашний уют, и друзья, и настоящая литература, и хорошая рыбалка каждое лето, - пусть сколько угодно расхваливают Канаду, но покажите мне лучшее место для рыбалки, чем у нас, в Северном Мичигане, всего ночь езды от Зенита - покажите мне такое местечко!
Я так смотрю на вещи: все должны добиваться благосостояния - ради семьи "собственного положения в своей общине, но с деньгами можно зарваться, и я всегда говорю: сперва Идеалы, а уж потом Доллары.
Такое мое мнение о Нью-Йорке и - мы упаковали вещи и поехали в Вашингтон, и, знаете, Делмерина делала вид, что ей, мол, безразлично, но предстоящая беседа с президентом ее так волновала, что в поезде она едва могла усидеть на месте. Да и я тоже - ведь столько лет не видел Кэла. Я даже подумал было: может, он пригласит нас позавтракать с ним или поужинать. Но я и сам понимал, что это немыслимо: ему ведь надо принимать столько народу - послов, и верхушку нашего ордена Лосей, да и прочих; все же и я здорово поволновался.
Не знаю, джентльмены, хорошо ли вы знаете Вашингтон, но только новый вокзал там очень красивый и во всех отношениях современный; перед ним площадь - кажется, ее называют Плаза; и я бы никогда не подумал, но прямо с этой площади виден купол Капитолия. Меня это просто поразило.
Мэми хотела, чтобы мы сначала взяли номер в гостинице и умылись после дороги, но я сказал: "Нет уж, лучше мы сперва поедем к президенту и узнаем, каковы его планы; такси нас подождет - пусть даже придется заплатить полтора доллара; ведь не каждый день собираешься в гости к президенту Соединенных Штатов!"
Мы сразу взяли такси и поехали - все очень волновались. И вдруг я говорю жене: "Послушай, тебе ничего не кажется странным в этом такси?"
"Да нет, - говорит, - вроде бы ничего; все нормально. А что?"
"Все нормально! - говорю. - Еще бы! Так, по-твоему, в этом такси нет ничего особенного?"
"Да нет", - говорит.
"Ну, а какой марки эта машина?" - спрашиваю.
Тут, конечно, должна была вмешаться Делмерина: "Это студебекер, правда ведь?"
"Вот-вот, мисс Умница! - говорю. - Господи, а я- еще учил ее править! Это и не студебекер, и не кадиллак, и не один из этих дешевых автомобилей. Это бьюик. Видите разницу?"
Ну, они обе вытаращили глаза - не поймут, в чем дело, - знаете, каковы эти женщины, даже самые смекалистые.
"Не видите? - говорю. - Это бьюик, самая большая шестицилиндровая машина, какую продают в Соединенных Штатах, да и во всем мире. А часто вы видели, чтоб бьюик был такси? Не слишком часто. Соображаете? Да, это довольно-таки странно, а в чем тут, дело, не могу, сказать. По крайней мере я уверен, что это бьюик, - конечно, корпус тут обычный для такси - капот я не успел разглядеть, но вот щиток - как бы там ни было -
Я постучал в окошко, и водитель - наверно, он думал, мы обычные туристы, хотим посмотреть город; мы проезжали мимо какого-то здания, и он слегка обернулся и бросил: "Пенсионное управление". (А может, это было Бюро патентов - я не обратил внимания, до того разволновался, что скоро увижу президента, - а сейчас, по правде сказать, уже не помню.)
"Не, - заорал я ему, - я хочу знать: это бьюик?"
"Ага!" - кричит.
"Ну, - говорю я девочкам. - А я что толковал!"
Уж будьте покойны!
Вот подъехали мы к Белому дому и -
Даже вы, джентльмены, кто из вас был в Вашингтоне и видел Белый дом, и тот может не знать, что канцелярии, включая и собственную канцелярию президента, размещаются в крыльях этого старинного здания. Мне думается, крылья эти построены недавно, и они такие низкие, что с улицы их вряд ли заметишь, - можно даже не узнать, что они вообще есть, если не удостоишься чести, вот как я, войти внутрь.
Итак, подкатили мы по авеню к этому прославленному старинному дому -
Признаться, у меня сердце забилось, когда я подумал обо всех знаменитостях, которые в нем обитали: и Грант, и Мак-Кинли, и Гардинг, и Гарфилд, и все остальные! Как я выразился в Кивани-клубе, рассказывая о своей поездке: ей-богу, это просто вдохновляет. Ведь в конце концов, что может больше вдохновить, чем жизнь наших героев -
Это как раз напомнило мне вот что: несколько дней назад встретились мы с соседом, он и спрашивает: "Как по-вашему, Лоуэл: кто с 1900 года величайшие герои Соединенных Штатов? Кто наши гении?"
Ну, над таким вопросом поломаешь голову, и он и я - мы начали составлять списки, мой у меня случайно с собой, в кармане. Вот кого я считаю нашими ведущими умами:
Кулидж, Гардинг, Вильсон (хотя я и республиканец), Форд, Линдберг, Билли Сандей, Першинг, Рузвельт, Джон Роуч Стрейтон, судья Гари и -
Есть еще несколько имен, которые могут удивить вас, джентльмены, может, вы никогда не смотрели так на эти вещи. По-моему, надо представить и так называемое искусство, и я вписал Энн Николе - слушайте, на мой взгляд, автор такой пьесы, как "Ирландская роза для Эби", которая уже пять лет не сходит со сцены - может, так пристало говорить снобам, а не деловым людям, но, по-моему, эту Николе можно сравнить с любым королем бизнеса, и потом, я слышал, она загребает не меньше денег, чем Джек Демпси.
А другое имя, может, удивит вас еще больше: Сэмюэл Гомперс!
"Так и знал, это вас удивит: многие думают про этого человека, что он за рабочие союзы, и беспорядки, и все эти большевистские смуты. А оказывается, Гомперс - нам совсем недавно объяснил это в Кивани-клубе один приезжий, вроде бы профессор, - Гомперс как раз против всяких беспорядков. Он считает, что у рабочих должны быть свои права, и, по-моему, это правильно, но он представляет себе это так, что рабочие, предприниматели и потребители объединятся в великом братстве во славу Соединенных Штатов и ради распространения наших рынков на земли, несправедливо монополизированные Англией и Германией. Так-то, сэр!
Значит, подъехали мы к Белому дому -
Я сказал шоферу, чтоб он остановился у парадной двери - точно так же, по-моему, и Кэл Кулидж остановился бы у моей парадной двери, если б заглянул ко мне в Зенит. Я не знал тогда, где что помещается в Белом доме.
Но там стоял у ворот какой-то фараон, он и спрашивает: "Что вам угодно, сэр?"
"Чего мне угодно, офицер? - говорю. - Чего мне угодно? Повидаться с президентом, только и всего, - говорю. - Я его старый друг, только и всего".
Ну, он все выслушал и объяснил, что мне надо завернуть и подъехать к боковому входу, ладно, говорю; как друг президента, говорю, я меньше всего желаю нарушать здешние порядки.
Ну, если без лишних слов, в конце концов мы попали в одну из приемных канцелярии президента, и к нам вышел джентльмен - приятный такой, одет с иголочки, в сюртуке и полосатых брюках; это был, кажется, первый секретарь президента, и я представил ему мою жену и Делмерину и объяснил, что мы с президентом - однокашники.
"Я знаю, что у президента дел по горло, но очень хотелось бы взглянуть на старину, - говорю ему, - и как бы хорошо, если б моя жена и дочь могли пожать ему руку".
Так он все прекрасно понял.
И сразу пошел к президенту - мне не пришлось и минуты прождать, да, сэр, ни минуты.
Потом вернулся и сказал, президент ужасно жалеет, что не может принять нас тотчас же, он очень занят в связи с важной международной конференцией насчет - кажется, он сказал насчет Женевы - и просит меня подождать. Этот секретарь тоже был очень мил; нам не пришлось сидеть с грустным видом, словно бродягам на бревне; он занимал нас беседой, и я смог многое узнать об истинных намерениях президента, но я не хочу, джентльмены, чтобы вы передавали этот материал в газеты.
Я задал вопрос этому секретарю - его звали м-р Джонс, вот я у него и спрашиваю: "Что думает президент о разоружении, м-р Джонс?"
"Случилось так, - говорит он, - что я могу ответить словами самого президента. Я был при его беседе с государственным секретарем", - говорит он. Послушайте, ну разве это не здорово: я будто сам присутствовал на совещании президента с государственным секретарем! Так вот - "Я был при его беседе с секретарем, - сказал мне м-р Джонс, - и вот его точные слова: "Фрэнк, большие корабли стоят уйму денег, и, по-моему, мы сберегли бы круглую сумму, если б смогли добиться от других наций сокращения флота".
"Я так рад это слышать, м-р Джонс! - говорю. - Это подтверждает мое собственное мнение о разоружении. А еще хотелось бы узнать, - говорю, - каков президент в личной жизни? Что он ест на завтрак?"
М-р Джонс объяснил, что президент ест то же самое, что и мы все, - поджаренные хлебцы с кофе, яйца и овсяную кашу. Я был горд и очень счастлив услышать это: значит, слава не испортила Кэла, и он такой же простой и честный парень, каким был в колледже.
"Что думает президент о положении в Китае?" - спросился м-ра Джонса.
"Могу сказать вам, не выдавая ничьих тайн, что, не в пример некоторым сенаторам, президент находит положение в Китае серьезным и даже почти критическим, и - но это строго между нами, - сказал мне м-р Джонс, - он твердо уверен: права и интересы великих держав должны быть гарантированы, но надо терпеливо и по справедливости рассмотреть и права самих китайцев".
"Мне, сэр, было очень интересно это услышать, - сказал я ему. - Тут не может быть двух мнений. Я сам так считаю".
Знаете, мне представился, можно сказать, редкий случай узнать из верного источника о положении дел в Китае и влиянии там большевиков. Я слушал одного миссионера, он только вернулся из района беспорядков в Китае и выступал в среду на вечернем ужине в нашей церкви - Зенитской церкви пилигримов-конгрегационалистов; пастором у нас д-р Дж. Проспер Эдварде, его проповеди очень знамениты, вы, наверно, слышали их по радио, передают через воскресенье в 11.15 утра. Он редкостный оратор и человек ученый, но большой либерал. И он всегда говорит, что готов по-братски сотрудничать с любым христианским течением, несмотря на различия в доктринах, если только оно признает основополагающие и неоспоримые элементы христианства: непорочное зачатие и загробную жизнь.
Скажу вам, кстати, что я думаю о религии.
Сам я конгрегационалист, и вовсе не потому, что таким родился, - это мне как-то старался доказать один из этих продувных атеистов, - а потому, что я глубоко почитаю великих вождей нашей церкви - Джонатана Эдвардса и Роджера Болдуина - хотя, кажется, он был баптистом, этот парень с Род-Айленда?
Да все равно, то же самое ведь и сегодня: такие люди, как Ньюэл Дуайт Хиллис и С. Паркс Кэдмен, оба они сделали в войну для победы мировой демократии не меньше любого солдата, разоблачая тайное стремление Германии к мировому господству, - а как д-р Кэдмен ведет свою колонку в газетах: он знает все на свете и может ответить на любой вопрос - неизлечимая ли у вас болезнь или кто написал пьесы Шекспира - да, сэр, это действительно выдающийся лидер, типичный для Америки.
Но в то же время я считаю, что и другие секты - методисты, и баптисты, и пресвитерианцы, и кэмпбеллиты - все они работают ради одной цели: сделать Америку величественнее и чище.
Похоже, наше поколение еще не в силах устоять перед дьяволом. Признаюсь, сам я курю и могу иной раз выпить, но всегда в меру; кого я презираю, так это тех, кто на ногах не держится, - люблю прокатиться в воскресенье, могу чертыхнуться да и стройной ножкой все еще не прочь полюбоваться. Но я твердо верю - может, вам это, джентльмены, и не приходило в голову, - если мы поддержим все церкви и дадим ход проповедникам, появится поколение, которому даже не захочется всего этого, и тогда Америка станет во главе мира, как нация, какую еще свет не видел, да, сэр, и я рад объединиться с методистами или -
Не то, чтоб я был такого уж высокого мнения о Христианской науке, Адвентистах Седьмого Дня и всех прочих. Слишком далеко они заходят, а я не сторонник крайностей; что же до католиков - надеюсь, среди вас, джентльмены, католиков нет, и это останется между нами, но мне всегда казалось, католики слишком терпимы к пьянству и табаку, можно сказать, они совсем не типичны для Америки.
А что касается религии вообще, говорят, в наши дни много развелось нахальных умников, которые сомневаются в истине христианства. Возможно, я и не теолог, но хотелось бы мне встретиться с одним из этих молодцов: уж я бы показал ему, где раки зимуют!
"Послушай-ка, - сказал бы я ему, - во-первых, кажется, ясно, что люди, специально обучавшиеся теологии, знают немного побольше нас, профанов, не так ли? И, во-вторых, если христианская религия существует уже две тысячи лет и сегодня она сильнее, чем когда-либо прежде - ты только взгляни на эту церковь-небоскреб, что строят сейчас в Нью-Йорке, - разве похоже, чтобы какие-то бездельники смогли это изменить?"
Наверно, им это никогда и в голову не приходило. Беда с этими агностиками - ведь их нельзя заставить хоть слегка пошевелить мозгами!
И что они могут предложить вместо религии? Знаете, в чем беда с этими субъектами? Они только разрушают и ничего не предлагают взамен!
Так вот, как я вам говорил, по средам в нашей церкви бывает вечерний ужин, до молитвенного собрания и наши прихожанки готовят вкуснейшие ужины, вы таких и не едали, и всего за сорок центов - бифштекс по-гамбургски с испанским соусом или ромштекс с кабачком, а иногда на десерт мороженое, и все первоклассное. И кто нибудь произносит речь - в тот вечер выступал миссионер из Китая, и он-то уж рассказал нам правду про Китай, и как дико ведут себя эти китаёзы, совсем не уважают своих торговых договоров, - и до чего это чертовски глупо, ведь им дается возможность вступить в контакт с Америкой и Англией, они бы стали цивилизованными и перестали поклоняться идолам. Но миссионер этот выказал подлинно христианский дух. Хотя китаёзы, по его словам, и выгнали его в шею, он считает, что надо дать им еще раз попытаться управлять своей собственной страной.
Я тоже так думал, и мне было очень интересно узнать, что президент разделяет эту точку зрения, и потом я спросил м-ра Джонса:
"М-р Джонс, а по совести говоря, президенту везет на рыбалке? Он сам - хороший рыболов?"
"Один из лучших. Улов у него всегда больше, чем у любого из компании, - это когда он следит за поплавком, но нельзя забывать, он постоянно поглощен государственными делами", - отвечает мне м-р Джонс,