V
Они очутились в длинном выбеленном помещении с протянутым поперек неуклюжим раздвижным занавесом. Откидные стулья были заняты публикой, которая казалась только что выстиранной и выутюженной. Это были родители учеников, студентки, пришедшие по обязанности преподаватели.
- Похоже на то, что будет изрядная чепуха. Если первая пьеса нам не понравится, мы уйдем, - с надеждой сказал Кенникот.
- Хорошо! - зевая, согласилась Кэрол.
Усталыми глазами она пыталась разобраться в списках действующих лиц, затерявшихся среди безжизненных объявлений о роялях, нотных магазинах, ресторанах и кондитерских изделиях.
Пьесу Шницлера они смотрели без большого интереса. Актеры и двигались и говорили натянуто. Фривольности спектакля не успели разбудить в Кэрол притуплённую провинцией насмешливость ума, как занавес уже опустился.
- Не вижу в этом ничего особенного. Не навострить ли нам лыжи? - предложил Кенникот.
- Давай посмотрим еще следующую: "Как он лгал ее мужу".
Выдумка Шоу позабавила ее и озадачила Кенникота.
- Что-то уж чересчур смело! Я думал, будет просто смешная комедия. Кому может понравиться пьеса, где муж сам хлопочет, чтобы кто-то там ухаживал за его женой? Таких мужей и на свете не бывает. Может, пойдем?
- Я хочу посмотреть вещицу Йитса "Страна моей мечты". Я любила ее в колледже. - Теперь Кэрол совсем проснулась и говорила убедительно и настойчиво. - Ты не особенно заинтересовался Йитсом, когда я его тебе читала, но вот увидишь, на сцене придешь от него в восторг.
Большинство исполнителей были неповоротливы, словно ходячие дубовые кресла, а декорации были странно скомпонованы из темных сукон и грузных столов. Но Мэри Бруин была стройна, как Кэрол, у нее были большие глаза и голос, как утренний колокольчик.
Этот голос унес Кэрол далеко от сонного, провинциального мужа и рядов благосклонных папаш и мамаш в тишину избушки под соломенной крышей, где в зеленом полумраке у окна, затененного ветвями лип, она склонялась над старой хроникой, повествовавшей о призрачных женщинах и древних богах.
- Н-да, черт возьми, недурная девочка играла в этой пьесе, прехорошенькая! - сказал Кенникот. - Не остаться ли уж и на последнюю вещь? А?
Кэрол задрожала и ничего не ответила.
Снова раздвинулся занавес. На сцене не было ничего, кроме длинных зеленых драпировок и кожаного кресла. Два молодых человека в коричневых одеяниях, похожих на чехлы от мебели, бессмысленно жестикулировали и изрекали непонятные фразы, исполненные гулкого звучания и многократных повторов.
Кэрол впервые смотрела Дансейни. Она посочувствовала ерзавшему на стуле Кенникоту, который нащупал в кармане сигару и с огорчением оставил ее там.
Но вот, слушая однообразные, напыщенные интонации марионеток, сама не зная когда и как, Кэрол вдруг почувствовала, что находится где-то в другом месте и времени.
Статная и гордая, среди тщеславных фрейлин, в шуршащих по мраморному полу одеждах царицы, шла она по галерее обветшалого дворца. Во дворе трубили слоны, и смуглые воины с красными бородами стояли, сложив окровавленные руки на эфесах мечей, охраняя караван из Эль-Шарнака - длинный ряд верблюдов, нагруженных тирскими тканями цвета топазов и киновари. За башнями наружной стены сверкали и стонали вековые заросли, и солнце неистово жгло болотные орхидеи. В окованные сталью, иссеченные мечами ворота, вышиною в десять раз превосходящие рост самого высокого человека, вошел юноша. Он был в кольчуге, а из-под сверкавшего шлема выбивались роскошные кудри. Его рука протянулась к Кэрол. Еще не чувствуя прикосновения, Кэрол уже ощутила тепло этой руки…
- Вот так белиберда. Что все это означало, Кэрри?
Она уже не была сирийской царицей. Она была просто миссис Кенникот и сидела в выбеленном зале.
Она опять увидела перед собой двух испуганных девиц и молодого человека в морщившем трико. Выходя из зала, Кенникот ласково говорил ей:
- Что они хотели сказать этой пьесой, чтоб им неладно было? Я ничего не мог разобрать. Если это называется последним словом театрального искусства, то я во всяком случае, предпочитаю кино с ковбоями. Слава богу, что это кончилось и мы можем лечь спать! Пожалуй, мы выгадаем время, если подождем трамвая. Одно только я могу похвалить: в зале было не холодно. Верно, у них большой калорифер. Интересно, сколько угля уходит у них за зиму?
В трамвае он нежно похлопал ее по колену и на миг превратился в кудрявого юношу в кольчуге. Но потом опять стал доктором Кенникотом из Гофер-Прери, и она снова была в плену у Главной улицы. Никогда, никогда в жизни не увидит она девственного леса и царских могил! Странные вещи были на свете, они существовали, а ей никогда их не увидеть!
Но она воссоздаст их в театре!
Она объяснит Драматической ассоциации свой замысел. Они, наверное, да, они, конечно…
Она с сомнением взглянула на непроницаемую "реальность" зевающего кондуктора, сонных пассажиров и объявлений о мыле и нижнем белье.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
I
Кэрол спешила на первое заседание репертуарного комитета. Ее сирийская фантазия поблекла, но остался религиозный пыл, осталась смутная мысль о красоте, созидаемой внушением.
Пьеса Дансейни была бы не по плечу Ассоциации Гофер-Прери.
Кэрол наметила в виде компромисса "Андрокла и льва" Шоу. Эта вещь тогда только что вышла в свет.
Комитет состоял из Кэрол, Вайды Шервин, Гая Поллока, Рэйми Вузерспуна и Хуаниты Хэйдок. Всех их приводило в восторг, что они заняты решением деловых и в то же время художественных задач.
На этот раз их принимала Вайда. Они расположились в гостиной пансиона миссис Гэрри, где на стене висела неизбежная гравюра, изображающая генерала Гранта на поле сражения при Аппоматоксе, на столе стояла шкатулка со стереоскопическими видами, а шершавый ковер на полу пестрел таинственными пятнами.
Вайда была сторонница делового подхода. Она предложила, чтобы у них, как на заседаниях Танатопсиса, была "повестка дня" и "регламент для докладов". Но поскольку докладов не ожидалось и никто толком не знал, в чем выражается деловой подход к литературным проблемам, от ее предложений пришлось отказаться.
Кэрол в роли председательницы вежливо начала:
- Желает ли кто-нибудь внести предложение, какую пьесу поставить первой?
Она ожидала, что все будут растерянно молчать и тогда она предложит "Андрокла".
Но Гай Поллок с обескураживающей поспешностью ответил:
- Я думаю так: раз мы хотим создать нечто художественное, а не просто дурачиться, нам следовало бы остановиться на какой-нибудь классической вещи. Что вы скажете о "Школе злословия"?
- Но вы не находите, что ее уже достаточно часто ставили?
- Да, пожалуй, это верно.
Кэрол готова была уже спросить: "А как насчет Бернарда Шоу?" - но он предательски продолжал:
- А не поставить ли нам тогда античную трагедию, например, "Эдипа"?
- Ну, я не думаю…
Вмешалась Вайда Шервин.
- Я уверена, что это было бы для нас слишком трудно. Но я принесла удивительно веселую вещицу.
Кэрол нерешительно приняла от нее тонкую серую тетрадку, озаглавленную "Теща Мак-Джинерти". Это был один из тех фарсов, которые примерно так рекламируются в каталогах пьес "для школьных развлечений":
"Хохот до упаду", 5 м., 3 ж. роли, время 2 ч., декорация - комната. Наилучший выбор для церковных клубов и для учащихся старших классов".
Кэрол перевела глаза с этой мерзкой книжонки на Вайду и увидела, что та не шутит.
- Но ведь это… это… Да ведь это же просто… Послушайте, Вайда, я думала, что вы…. цените искусство!
Вайда фыркнула:
- Ах, искусство! Да, конечно. Я люблю искусство. Искусство прекрасно. Но в конце концов не все ли равно, с какой пьесы нам начать? Важно другое, чего никто из нас сегодня не коснулся: как употребить вырученные деньги, если у нас будут сборы? Мне кажется, лучше всего было бы купить на них в подарок школе полный комплект лекций Стоддарда о путешествиях.
- Вайда, милая, простите меня, - печально протянула Кэрол, - но этот фарс… Я думала, мы выберем что-нибудь настоящее. Вот, например, "Андрокл" Бернарда Шоу. Читал кто-нибудь из вас эту пьесу?
- Да. Хорошая вещь, - сказал Гай Поллок.
Тут, к общему удивлению, заговорил Рэйми Вузерспун:
- Я тоже знаю ее. Чтобы приготовиться к сегодняшнему заседанию, я прочел все пьесы в публичной библиотеке. И мне кажется, миссис Кенникот, что вы… не уловили антирелигиозной идеи, скрытой в этом "Андрокле". Мне кажется, что женский ум слишком невинен, чтобы понимать всех этих безнравственных писателей. Я и не думаю критиковать Бернарда Шоу. Я знаю, что он очень популярен среди образованного общества Миннеаполиса. Но все-таки… насколько я могу судить, он прямо неприличен! Он говорит такие вещи!.. Во всяком случае, было бы крайне опасно показывать эту пьесу нашей молодежи. Мне кажется, что пьеса, оставляющая после себя неприятный привкус и не содержащая никаких высших откровений, является не чем иным, как… как… Одним словом, это не искусство. Да!.. Но я как раз нашел пьесу вполне нравственную и содержащую ряд замечательно забавных сцен. Я вдоволь посмеялся, читая ее. Она называется "Сердце его матери", и в ней говорится о молодом человеке из колледжа, который попадает в компанию вольнодумцев, кутил и тому подобных людей. Но в конце концов влияние матери…
Хуанита Хэйдок насмешливо перебила его:
- Ах, глупости, Рэйми! Бросьте вы это влияние матери! Выберем лучше что-нибудь действительно первоклассное. Я думаю, нам не трудно было бы получить право на постановку "Девчонки из Канкаки". Вот это пьеса так пьеса! В Нью-Йорке она шла одиннадцать месяцев подряд!
- Это будет очень здорово, если только не слишком дорого обойдется, - задумчиво сказала Вайда.
Голос Кэрол был единственным, поданным против "Девчонки из Канкаки".
II
При ближайшем знакомстве "Девчонка из Канкаки" произвела на Кэрол еще более неблагоприятное впечатление, чем она ожидала. Там изображалась деревенская красотка, добивающаяся оправдания своего брата, облыжно обвиненного в подлоге. Для этой цели она отправляется в Нью-Йорк, становится секретаршей миллионера и наперсницей его жены и в конце концов, произнеся убедительную речь о вреде богатства, выходит замуж за их сына и наследника. Фигурировал там также комический конторский мальчик.
Кэрол понимала, что Хуанита Хэйдок и Элла Стоубоди обе претендуют на главную роль. Она отдала ее Хуаните. Хуанита расцеловала Кэрол и с апломбом восходящей звезды изложила комитету свой взгляд на искусство: "В пьесе нам нужен юмор и перец. В этом американские драматурги могут заткнуть за пояс всех старых европейских тугодумов".
Кэрол предложила, и комитет утвердил следующий состав действующих лиц:
Джон Гримм, миллионер - Гай Поллок
Его жена - мисс Вайда Шервин
Его сын - д-р Гарвей Диллон
Его конкурент - Рэймонд Вузерспун
Подруга миссис Гримм - мисс Элла Стоубоди
Девчонка из Канкаки - миссис Гаролд Хэйдок
Ее брат - д-р Теренс Гулд
Ее мать - миссис Дэвид Дайер
Стенографистка - мисс Рита Саймонс
Конторский мальчик - мисс Миртл Кэсс
Горничная в доме Гримма - миссис Кэрол Кенникот
Постановка миссис Кенникот
Мод Дайер была недовольна своей ролью.
- Может быть, конечно, я и выгляжу такой старой, что гожусь в матери Хуаните, хотя на самом деле она на восемь месяцев старше меня, но мне вовсе не так уж хочется, чтобы все это видели и замечали…
Кэрол упрашивала ее:
- Что вы, милая! Да вы обе выглядите точно одних лет. Я выбрала вас, потому что у вас такой чудный цвет лица. Под пудрой и в парике все лица кажутся вдвое старше, а мне непременно нужно, чтобы мать была очаровательна.
Элла Стоубоди, эта почти профессиональная артистка, была уверена, что ей дали маленькую роль из-за интриг завистливых соперниц. Поэтому она все время колебалась между саркастическим весельем и христианской покорностью.
Кэрол попробовала намекнуть на то, что пьеса много выиграла бы от кое-каких сокращений, но все участники возопили, и никто, кроме Вайды, Гая и ее самой, не захотел поступиться ни единой строчкой. Пришлось от этой мысли отказаться. Она утешала себя тем, что многого можно достигнуть хорошей режиссурой и декорациями.
Сэм Кларк похвастал Драматической ассоциацией в письме к своему школьному товарищу Перси Брэзнагану, председателю "Велвет мотор компани" в Бостоне. Брэзнаган прислал чек на сто долларов. Сэм добавил от себя еще двадцать пять и принес этот фонд Кэрол, радостно восклицая:
- Нате! При таком начале вы проведете все дело с блеском и треском!
Кэрол сняла на два месяца второй этаж ратуши. Всю весну члены Ассоциации восхищались в этом мрачном помещении собственными талантами. Они вынесли прочь флаги, баллотировочные урны, плакаты, безногие стулья. Затем принялись за сцену. Сцена была очень примитивно оборудована; правда, она возвышалась над полом, и на ней был раздвижной занавес с рекламой аптекаря, умершего десять лет назад, но этим все оборудование и ограничивалось. С обеих сторон сцены помещались артистические уборные - одна для мужчин, другая для женщин. Двери уборных служили также выходами за кулисы и открывались прямо в зрительный зал. Поэтому для многих граждан Гофер-Прери первым романтическим впечатлением в театре были мелькнувшие за дверьми голые плечи примадонны.
В запасе были три разные декорации: лес, бедная комната и пышная комната. Последняя служила также вокзалом, конторой, а один раз - просто фоном для приезжего шведского квартета из Чикаго. Существовали три степени освещения: полный свет, подсветка и темнота.
Это был единственный театр в Гофер-Прери. Его торжественно именовали "Оперным". Пока кино не вытеснило "кочевого" искусства, бродячие труппы показывали в нем "Двух сироток", "Прекрасную манекенщицу Нелли" и "Отелло" с дивертисментом в антрактах.
В устройстве декораций конторы, гостиной Гримма и "скромного жилища" близ Канкаки Кэрол собиралась воплотить все новейшие веяния. Первый раз в Гофер - Прери кто-то осмелился применить сплошные стены. До сих пор для изображения стен пользовались отдельными кулисами, что облегчало задачу режиссера, так как злодей всегда мог уклониться от встречи с героем, попросту пройдя сквозь стену.
Обитатели "скромного жилища" были, по замыслу, добросердечны и рассудительны. Кэрол проектировала для них простые декорации в теплых тонах. Она ясно видела начало пьесы: вся сцена в тени, кроме высоких скамей и тяжелого деревянного стола посередине, которые освещены лучом, падающим из зрительного зала. Контрастным ярким пятном должен был служить букет примул в медном полированном котелке. Гостиная Гримма рисовалась ей (правда, не очень ясно) в виде ряда высоких холодных белых арок.
О том, как достигнуть этого, Кэрол не имела ни малейшего представления. Она убедилась, что, несмотря на усилия и энтузиазм молодых авторов, театр далеко не так народен и близок к земле, как автомобили и телефоны. Убедилась, что простое искусство требует сложной и глубокой подготовки. Убедилась, что создать хорошую декорацию так же трудно, как превратить весь Гофер-Прери в цветущий сад.
Она читала все, что могла достать по теории сцены. Покупала краски и фанеру. Бесцеремонно брала взаймы мебель и драпировки. Превратила Кенникота в плотника. Она столкнулась с проблемой освещения. Невзирая на протесты Кенникота и Вайды, она разорила Ассоциацию, выписав из Миннеаполиса крошечный прожектор для подсветки, оборудование для регулировки света и для затемнения, голубые и желтые лампочки. С упоением прирожденного художника, впервые очутившегося среди красок, она целыми вечерами составляла красочные группы, придумывала световые эффекты.
Ей помогали только Кенникот, Гай и Вайда. Они обдумывали, как скреплять кулисы, образуя из них стены. Вешали желтые гардины на окна. Чернили жестяную печку. Надевали передники и подметали. Остальные члены Ассоциации каждый вечер являлись в театр и высказывали авторитетные суждения. Они брали у Кэрол почитать ее книги по режиссуре и изъяснялись только театральной терминологией.
Хуанита Хэйдок, Рита Саймонс и Рэйми Вузерспун сидели на козлах, наблюдая, как Кэрол прибивает к стене картину для декорации первого действия.
- Не хочу хвалиться, - говорила Хуанита, - но я уверена, что произведу в первом акте настоящий фурор. Хорошо бы только Кэрол поменьше командовала. Она мало понимает в туалетах. Я хочу надеть… о, у меня есть чудное платье, все алое! И я сказала ей: "Что, если я выйду и остановлюсь в дверях вся в ярко-алом, ведь у них у всех глаза на лоб выскочат!" Но она не соглашается.
Молоденькая Рита подхватила:
- Она так поглощена всякими мелочами и плотницкими работами, а целого себе не представляет. Я думала, хорошо было бы нам поставить сцену в конторе, как в пьесе "Мал, да удал". Я видела ее в Дулуте. Но она и слышать не хочет об этом.
Хуанита вздохнула:
- Я хотела провести один монолог, как его исполнила бы в этой роли Этель Барримор. (Мы с Гарри раз видели ее в Миннеаполисе, у нас были прекрасные места… Я уверена, что вполне сумела бы подражать ей.) Но Кэрол и внимания не обратила на мое предложение. Я не хочу придираться, но думаю, что Этель Барримор больше понимает в игре, чем Кэрол.
- А как, по-вашему, правильно ли, что во втором действии Кэрол устраивает подсветку за камином? Я говорил ей, что лучше было бы бросить туда сноп лучей, - высказался Рэйми. - И еще я предложил ей поместить в первом действии за окном панораму, и как вы думаете, что она мне ответила? "Да, - говорит, - неплохо также было бы на заглавную роль пригласить Элеонору Дузе. И если не считать того обстоятельства, что первое действие происходит вечером, вы большой знаток театральной техники". Мне кажется, это было сказано довольно саркастическим тоном. Я кое-что почитал и думаю, что мог бы устроить панораму, если бы Кэрол не хотела решать все сама.
- И еще вот что, - вставила Хуанита. - По-моему, актеры должны входить слева, через первую дверь, а не через вторую.
- А почему она взяла простые белые бленды?
- А что такое "бленды"? - спросила Рита Саймонс.
Знатоки удивились ее невежеству.