- А как будем уходить? - спросила Пилар. - У нас семеро мужчин, две женщины и пять лошадей. А у тебя? - прокричала она в ухо Эль Сордо.
- Восемь мужчин и четыре лошади. Faltan caballos, - сказал он. - Лошадей не хватает.
- Девять лошадей на семнадцать человек, - сказала Пилар. - Да еще кладь.
Эль Сордо промолчал.
- Нельзя достать еще лошадей? - спросил Роберт Джордан, наклонясь к здоровому уху Эль Сордо.
- Год воюю, - сказал Эль Сордо. - Имею четырех. - Он показал четыре пальца. - А ты хочешь до завтра - восемь.
- Да, - сказал Роберт Джордан. - Не забывай, что ты отсюда уходишь. Тебе не нужно соблюдать прежнюю осторожность. Не нужно думать о каждом шаге. Неужели нельзя сделать вылазку и увести восемь лошадей?
- Может быть, - сказал Эль Сордо. - Может быть - ни одной. Может быть - больше.
- У вас тут есть ручной пулемет? - спросил Роберт Джордан.
Эль Сордо кивнул.
- Где?
- Наверху.
- Какой системы?
- Не знаю названия. С дисками.
- С дисками? А сколько дисков?
- Пять.
- Кто-нибудь из вас умеет обращаться с ним?
- Я. Немножко. Стреляем мало. Не хотим поднимать шум. Не хотим изводить патроны.
- Я потом пойду взгляну, - сказал Роберт Джордан. - А ручные гранаты у вас есть?
- Много.
- А патронов сколько на винтовку?
- Много.
- Сколько?
- Сто пятьдесят. Может быть, больше.
- А людей можно достать еще?
- Зачем?
- Надо будет захватить посты и прикрывать мост, пока я буду подготовлять взрыв. А для этого нужно вдвое больше людей, чем у нас есть.
- Насчет постов не беспокойся. Время?
- На рассвете.
- Не беспокойся.
- Еще бы человек двадцать - вот это бы меня вполне устроило, - сказал Роберт Джордан.
- Надежных нет. Ненадежных - надо?
- Нет. А сколько есть надежных?
- Может быть, четверо.
- Почему так мало?
- Верить нельзя.
- А если только на то, чтобы держать лошадей?
- Держать лошадей - надо очень надежных.
- Может быть, хоть десять человек наберется?
- Четверо.
- Ансельмо говорил мне, здесь, в горах, больше сотни.
- Все ненадежны.
- Ты сказала - тридцать, - повернулся Роберт Джордан к Пилар. - Тридцать, на которых более или менее можно положиться.
- А как люди Элиаса? - крикнула Пилар в ухо Глухому.
Он покачал головой.
- Ненадежны.
- Значит, даже десятка нельзя набрать? - спросил Роберт Джордан.
Эль Сордо посмотрел на него своими тусклыми желтыми глазами и покачал головой.
- Четверо, - сказал он и выставил четыре пальца.
- А твои надежны? - спросил Роберт Джордан и тут же пожалел, что спросил.
Эль Сордо кивнул.
- Dentro de la gravedad, - сказал он по-испански. - В меру опасности. - Он усмехнулся. - Что, скверно будет?
- Возможно.
- Мне все равно, - сказал Эль Сордо просто и без хвастовства. - Лучше четверо хороших, чем много плохих. В этой войне много плохих, мало хороших. С каждым днем меньше хороших. А Пабло? - Он посмотрел на Пилар.
- Ты сам знаешь, - сказала Пилар. - С каждым днем хуже.
Эль Сордо пожал плечами.
- Пей, - сказал он Роберту Джордану. - Я даю своих и еще четверых. Всего двенадцать. Сегодня все обсудим. У меня динамит - шестьдесят брусков. Надо?
- Какой состав?
- Не знаю. Обыкновенный динамит. Принесу.
- Этим мы взорвем маленький мостик, верхний, - сказал Роберт Джордан. - Очень хорошо. Ты сегодня вечером придешь? Тогда захвати с собой. В приказе о том мостике ничего не сказано, но его тоже придется взорвать.
- Вечером приду. Потом - за лошадьми.
- Ты думаешь, удастся достать лошадей?
- Может быть. Теперь пойдем есть.
Что он, со всеми так разговаривает, подумал Роберт Джордан, или воображает, что так иностранцу легче понимать?
- А куда мы подадимся потом, когда с этим будет кончено? - прокричала Пилар в ухо Эль Сордо.
Он пожал плечами.
- Все это надо подготовить, - сказала Пилар.
- Надо, - сказал Эль Сордо. - Конечно.
Он пожал плечами.
- Это дело трудное, - сказала Пилар. - Нужно все обдумать до тонкости.
- Да, женщина, - сказал Эль Сордо. - Что тебя тревожит?
- Все! - прокричала Пилар.
Эль Сордо усмехнулся.
- Это ты от Пабло набралась, - сказал он.
Значит, таким кургузым языком он говорит только с иностранцами, подумал Роберт Джордан. Ладно. Очень рад, что наконец услышал от него нормальную человеческую речь.
- Куда же надо идти, по-твоему? - спросила Пилар.
- Куда?
- Да, куда?
- Есть много мест, - сказал Эль Сордо. - Много мест. Ты знаешь Гредос?
- Там слишком много народу. Вот увидишь, скоро за все эти места примутся, дай только срок.
- Да. Но это обширный край и очень дикий.
- Трудно будет добраться туда, - сказала Пилар.
- Все трудно, - сказал Эль Сордо. - Добираться одинаково, что до Гредоса, что до другого места. Надо идти ночью. Здесь теперь очень опасно. Чудо, что мы до сих пор здесь продержались. В Гредосе спокойнее.
- Знаешь, куда бы я хотела? - сказала Пилар.
- Куда? В Парамеру? Туда не годится.
- Нет, - сказала Пилар. - Я не хочу в Сьерра-Парамеру. Я хочу туда, где Республика.
- Это можно.
- Твои люди пойдут?
- Да. Если я скажу.
- А мои - не знаю, - сказала Пилар. - Пабло не захочет, хотя там он мог бы себя чувствовать в безопасности. Служить ему не надо, года вышли, разве что будут призывать из запаса. Цыган ни за что не пойдет. Не знаю, как другие.
- Здесь уже так давно тихо, что они забыли про опасность, - сказал Эль Сордо.
- Сегодняшние самолеты им напомнили, - сказал Роберт Джордан. - Но, по-моему, даже удобнее действовать из Гредоса.
- Что? - спросил Эль Сордо и посмотрел на него совсем уже тусклыми глазами.
Вопрос прозвучал не слишком дружелюбно.
- Оттуда вам было бы удобнее делать вылазки, - сказал Роберт Джордан.
- Вот как! - сказал Эль Сордо. - Ты знаешь Гредос?
- Да. Там можно действовать на железнодорожной магистрали. Можно разрушать пути, как мы делаем южнее, в Эстремадуре. Это лучше, чем вернуться на территорию Республики, - сказал Роберт Джордан. - Там от вас больше пользы.
Слушая его, Глухой и женщина все больше мрачнели. Когда он кончил, они переглянулись.
- Так ты знаешь Гредос? - спросил Эль Сордо. - Верно?
- Ну да, - сказал Роберт Джордан.
- И куда бы ты направился?
- За Барко-де-Авила. Там лучше, чем здесь. Можно совершать вылазки на шоссе и на железную дорогу между Бехаром и Пласенсией.
- Очень трудно, - сказал Эль Сордо.
- Мы действовали на этой самой дороге в Эстремадуре, где гораздо опаснее, - сказал Роберт Джордан.
- Кто это мы?
- Отряд guerrilleros из Эстремадуры.
- Большой?
- Человек сорок.
- А тот, у которого слабые нервы и чуднóе имя, тоже был оттуда? - спросила Пилар.
- Да.
- Где он теперь?
- Умер, я ведь говорил тебе.
- И ты тоже оттуда?
- Да.
- Ты не догадываешься, что я хочу сказать? - спросила Пилар.
Я допустил ошибку, подумал Роберт Джордан. Сказал испанцам, что мы делали что-то лучше их, а у них не полагается говорить о своих заслугах и подвигах. Вместо того чтобы польстить им, стал указывать, что нужно делать, и теперь они оба рассвирепели. Ну что ж, либо они переварят это, либо нет. А пользы от них, конечно, будет гораздо больше в Гредосе, чем тут. Доказательством хотя бы то, что они ничего тут не сделали после того взрыва эшелона, который организовал Кашкин. Тоже не бог весть что за операция была. Фашисты потеряли паровоз и несколько десятков солдат, а тут говорят об этом как о самом значительном событии за всю войну. Ну, может быть, им теперь станет стыдно и они все-таки уйдут в Гредос. А может быть, они меня вышвырнут отсюда. Во всяком случае, картина получается не особенно веселая.
- Слушай, Inglés, - сказала ему Пилар. - Как у тебя нервы?
- Ничего, - сказал Роберт Джордан. - Довольно крепкие.
- А то последний динамитчик, которого сюда присылали, хоть и знал свое дело, но нервы у него были никуда.
- Бывают и среди нас нервные люди, - сказал Роберт Джордан.
- Я не говорю, что он трус, держался он молодцом, - продолжала Пилар. - Но только уж очень много говорил - и все как-то по-чудному. - Она повысила голос. - Верно, Сантьяго, последний динамитчик, тот, что взрывал поезд, был немного чудной?
- Algo raro, - кивнул Эль Сордо, и уставился на Роберта Джордана круглыми, как отверстие пылесоса, глазами. - Si, algo raro, pero bueno.
- Murió, - сказал Роберт Джордан прямо в ухо Глухому. - Он умер.
- Как он умер? - спросил Глухой, переводя взгляд с глаз Роберта Джордана на его губы.
- Я его застрелил, - сказал Роберт Джордан. - Он был тяжело ранен и не мог идти, и я его застрелил.
- Он всегда толковал об этом, - сказала Пилар. - Ему эта мысль прямо покоя не давала.
- Да, - сказал Роберт Джордан. - Он всегда толковал об этом, и эта мысль не давала ему покоя.
- Coma fué? - спросил Глухой. - Вы взрывали поезд?
- Мы возвращались после взрыва поезда, - сказал Роберт Джордан. - Операция прошла удачно. Возвращаясь в темноте, мы наткнулись на фашистский патруль, и, когда мы побежали, пуля угодила ему в спину, но кости не задела ни одной и засела под лопаткой. Он еще долго шел с нами, но в конце концов обессилел от раны и не мог идти дальше. Оставаться он не хотел ни за что, и я застрелил его.
- Menos mal, - сказал Глухой. - Из двух зол меньшее.
- Ты уверен, что у тебя крепкие нервы? - спросила Пилар Роберта Джордана.
- Да, - ответил он. - Я уверен, что нервы у меня в порядке, и я думаю, что, когда мы кончим это дело с мостом, вам лучше всего будет уйти в Гредос.
Не успел он это сказать, как женщина разразилась потоком непристойной брани, который забушевал вокруг него, точно кипящая белая пена, разлетающаяся во все стороны при внезапном извержении гейзера.
Глухой закачал головой и радостно ухмыльнулся, глядя на Роберта Джордана. Он долго качал головой, а Пилар ругалась не переставая, и Роберт Джордан понял, что все уладилось. Наконец она умолкла, потянулась за кувшином с водой, запрокинула голову, напилась и сказала как ни в чем не бывало:
- Уж ты нас не учи, Inglés, что нам делать дальше. Возвращайся туда, где Республика, девчонку бери с собой, а мы тут сами решим, в какой стороне нам умирать.
- Жить, - сказал Эль Сордо. - Успокойся, Пилар.
- И жить и умирать, - сказала Пилар. - Я-то знаю, чем все это кончится. Ты славный малый, Inglés, но зря ты вздумал учить нас, как нам быть потом, когда ты сделаешь свое дело.
- А это уж твое дело, - сказал Роберт Джордан. - Я в это не вмешиваюсь.
- Но ты вмешался, - сказала Пилар. - Бери свою стриженую потаскушку и уходи туда, где Республика, но не смей закрывать дверь перед другими, которые в этой стране родились и Республике были преданы еще тогда, когда у тебя молоко на губах не обсохло.
Мария поднималась по тропинке и услышала последние слова Пилар, которые та, снова обозлившись, выкрикнула Роберту Джордану. Мария энергично замотала головой, глядя на Роберта Джордана, и подняла палец в знак предостережения. Увидев, что Роберт Джордан смотрит на девушку и улыбается, Пилар повернулась к ней лицом и сказала:
- Да. Именно потаскуха. И можете ехать вдвоем в Валенсию, а мы будем сидеть в Гредосе и есть козье дерьмо.
- Пусть я потаскуха, если тебе угодно, Пилар, - сказала Мария. - Раз ты так говоришь, значит, это правда. Но только успокойся. Что с тобой случилось?
- Ничего, - сказала Пилар и села на бревно; голос ее упал, и в нем уже не звенела металлом ярость. - Вовсе я тебя не называла потаскухой. Но мне так хочется туда, где Республика.
- Вот и пойдем все вместе, - сказала Мария.
- В самом деле, - сказал Роберт Джордан. - Раз уж тебе так не по душе Гредос.
Эль Сордо ухмыльнулся.
- Ладно, посмотрим, - сказала Пилар; ее гнев совсем улегся. - Дай мне стакан этого чуднóго напитка. У меня от злости горло пересохло. Посмотрим. Посмотрим, что еще будет.
- Видишь ли, товарищ, - объяснил Эль Сордо. - Самое трудное то, что это утром. - Он перестал говорить кургузыми фразами и смотрел Роберту Джордану в глаза спокойно и вразумляюще, не пытливо и не подозрительно и без той равнодушной снисходительности старого вояки, которая раньше сквозила в его взгляде. - Я понимаю твой план и знаю, что нужно ликвидировать посты и потом прикрывать мост, пока ты будешь делать свое дело. Это все я отлично понимаю. Это все было бы легко до рассвета или ближе к сумеркам.
- Да, - сказал Роберт Джордан. - Ступай погуляй еще немножко, ладно? - сказал он Марии, не глядя на нее.
Девушка отошла настолько, что разговор уже не долетал до нее, и села, обхватив руками колени.
- Вот, - сказал Эль Сордо. - Сделать это все - невелика задача. Но чтобы потом при дневном свете уйти отсюда и добраться до другого места - это уже задача потруднее.
- Правильно, - сказал Роберт Джордан. - Я об этом думал. Ведь и мне придется уходить при дневном свете.
- Ты один, - сказал Эль Сордо. - А нас много.
- А что, если вернуться в лагерь и ждать темноты, а потом уже уходить? - сказала Пилар, отхлебнув из стакана и снова отставив его.
- Это тоже очень опасно, - возразил Эль Сордо. - Это, пожалуй, еще опаснее.
- Представляю себе, - сказал Роберт Джордан.
- Сделать это ночью было бы пустое дело, - сказал Эль Сордо. - Но раз ты ставишь условие, что это надо днем, все осложняется.
- Я знаю.
- А если ты все-таки сделаешь это ночью?
- Меня расстреляют.
- Если ты сделаешь это днем, тебя скорей всего тоже расстреляют, а заодно и всех нас.
- Для меня это уже не так важно, поскольку мост будет взорван, - сказал Роберт Джордан. - Но я понимаю теперь, в чем вся загвоздка. При дневном свете вы не можете организовать отход.
- Вот то-то и есть, - сказал Эль Сордо. - Нужно будет - так сможем. Но я хочу, чтоб ты понял, чем люди озабочены и почему сердятся. Ты так говоришь о переходе в Гредос, как будто это военные маневры, которые ничего не стоит выполнить. Нам попасть в Гредос можно только чудом.
Роберт Джордан молчал.
- Выслушай меня, - сказал Эль Сордо. - Я сегодня много говорю. Но это для того, чтобы лучше можно было понять друг друга. Мы здесь вообще держимся чудом. Сделали это чудо лень и глупость фашистов, но все это только до поры до времени. Правда, мы очень осторожны, никого и ничего здесь, в горах, не трогаем.
- Я знаю.
- Но после дела с мостом нам придется уходить. Надо крепко подумать над тем, как уходить.
- Понятно.
- Вот, - сказал Эль Сордо. - А теперь надо поесть. Я очень много говорил.
- Никогда не слышала, чтоб ты так много разговаривал, - сказала Пилар. - Может, от этого? - Она приподняла стакан.
- Нет, - Эль Сордо покачал головой. - Это не от виски. Это от того, что у меня еще никогда не было о чем так много говорить.
- Я оценил твою помощь и твою верность Республике, - сказал Роберт Джордан. - Я оценил трудность, которую создает время, назначенное для взрыва.
- Не будем говорить об этом, - сказал Эль Сордо. - Мы здесь для того, чтобы сделать все, что можно. Но это нелегко.
- А на бумаге все очень просто, - усмехнулся Роберт Джордан. - На бумаге взрыв моста производится в момент начала наступления, для того чтобы отрезать дорогу за мостом. Очень просто.
- Пусть бы они нам дали что-нибудь сделать на бумаге, - сказал Глухой. - И подумать и выполнить - все на бумаге.
- Бумага все терпит, - вспомнил Роберт Джордан поговорку.
- И на многое годится, - сказала Пилар. - Es muy útil. Хотела бы я употребить твой приказ для этой надобности.
- Я и сам хотел бы, - сказал Роберт Джордан. - Но так никогда не выиграешь войну.
- Да, - сказала женщина. - Пожалуй, это верно. А знаешь, чего бы я еще хотела?
- Уйти туда, где Республика, - сказал Глухой. Он повернулся к ней здоровым ухом, когда она заговорила. - Ya irás, mujer. Вот выиграем войну, и тогда везде будет Республика.
- Ладно, - сказала Пилар. - А теперь, ради бога, давайте есть.
Глава двенадцатая
После обеда они вышли из лагеря Эль Сордо и стали спускаться по той же крутой тропинке. Эль Сордо проводил их до нижнего сторожевого поста.
- Salud, - сказал он. - Вечером увидимся.
- Salud, camarada, - ответил ему Роберт Джордан, и все трое пошли по тропинке дальше, а Глухой стоял и смотрел им вслед.
Мария оглянулась и помахала ему, и Эль Сордо ответил ей тем принятым у испанцев коротким движением руки вверх, которое выглядит так, будто человек отмахивается от чего-то, и меньше всего на свете похоже на приветствие. За столом он сидел в той же овчинной куртке, даже не расстегнув ее, и все время был подчеркнуто вежлив, заботливо поворачивал голову, чтобы лучше слышать, и, снова перейдя на кургузый язык, расспрашивал Роберта Джордана о положении в Республике; но было ясно, что он хочет поскорее отделиться от них.
Когда они уходили, Пилар спросила:
- Ну, так как же, Сантьяго?
- Никак, женщина, - сказал Глухой. - Все в порядке. Я буду думать.
- Я тоже, - сказала тогда Пилар, и во все время спуска по крутой тропинке между соснами, по которой спускаться было легко и приятно, не то что подниматься, она не вымолвила ни слова.
Роберт Джордан и Мария тоже молчали, и так они быстро дошли до того места, откуда начинался последний крутой подъем в гору и тропинка уходила в густую чащу, чтобы прорезать ее насквозь и выйти на горный луг.
День клонился к вечеру, но майское солнце уже сильно припекало, и на половине подъема женщина вдруг остановилась. Роберт Джордан тоже остановился и, оглянувшись назад, увидел капли пота, выступившие у нее на лбу. Ее смуглое лицо как будто побледнело, кожа приняла желтоватый оттенок, и под глазами обозначились темные круги.
- Отдохнем немного, - сказал он. - Мы идем слишком быстро.
- Нет, - сказала она. - Пошли дальше.
- Отдохни, Пилар, - сказала Мария. - У тебя измученный вид.
- Замолчи, - сказала женщина. - Тебя не спрашивают.
Она снова полезла в гору, но, когда они добрались до перевала, она дышала тяжело, все лицо у нее взмокло, и его бледность теперь бросалась в глаза.
- Сядь, посиди, Пилар, - сказала Мария. - Ну прошу тебя, пожалуйста, посиди.