- Встань и убери: сам, - сказал Пабло. - Отнеси вон к тому дереву.
Цыган не двинулся с места и сказал что-то непечатное, потом лениво добавил:
- Ладно, оставь здесь. Взлетишь на воздух. Сразу вылечишься от всех своих болезней.
- Что это ты делаешь? - Роберт Джордан сел рядом с цыганом. Цыган показал ему палку, которую строгал. Это была поперечина к лежавшему тут же капкану в форме четверки.
- На лисиц, - пояснил он. - Вот эта деревянная дуга ломает им хребет. - Он ухмыльнулся, взглянув на Джордана. - Вот так - понятно? - Он жестом показал, как действует капкан, потом замотал головой, отдернул пальцы и вытянул руки, изображая лису с перебитым хребтом. - Очень удобно, - сказал он.
- Он ловит зайцев, - сказал Ансельмо. - Он же цыган: поймает зайца, а всем говорит, что лису. А если поймает лису, скажет, что попался слон.
- А если поймаю слона? - спросил цыган и снова показал все свои белые зубы и подмигнул Роберту Джордану.
- Тогда скажешь - танк, - ответил Ансельмо.
- Поймаю и танк, - сказал цыган. - И танк будет. Тогда говори все, что тебе угодно.
- Цыгане не столько убивают, сколько болтают об этом, - сказал Ансельмо.
Цыган подмигнул Роберту Джордану и снова принялся строгать палку.
Пабло не было видно, он ушел в пещеру - Роберт Джордан надеялся, что за едой. Он сидел на земле рядом с цыганом, и солнце, проглядывая сквозь верхушки деревьев, пригревало его вытянутые ноги. Из пещеры доносился запах оливкового масла, лука и жареного мяса, и у него подводило желудок от голода.
- Танк можно подорвать, - сказал он цыгану. - Это не очень трудно.
- Вот этим? - Цыган показал на рюкзаки.
- Да, - ответил ему Роберт Джордан. - Я тебя научу. Делается нечто вроде капкана. Это не очень трудно.
- И мы с тобой подорвем танк?
- Конечно, - сказал Роберт Джордан. - А что тут такого?
- Эй! - крикнул цыган, обращаясь к Ансельмо. - Поставь мешки в надежное место. Слышишь? Это ценная вещь.
Ансельмо хмыкнул.
- Пойду за вином, - сказал он Роберту Джордану.
Роберт Джордан встал, оттащил рюкзаки от входа и прислонил их к дереву с разных сторон. Он знал, что в этих рюкзаках, и предпочитал держать их подальше один от другого.
- Принеси и мне кружку, - сказал цыган.
- А тут есть вино? - спросил Роберт Джордан, опять усаживаясь рядом с цыганом.
- Вино? А как же! Целый бурдюк. Уж за полбурдюка ручаюсь.
- И чем закусить - тоже?
- Все есть, друг, - сказал цыган. - Мы едим, как генералы.
- А что цыгане делают на войне? - спросил его Роберт Джордан.
- Так и остаются цыганами.
- Хорошее дело.
- Самое лучшее, - сказал цыган. - Как тебя зовут?
- Роберто. А тебя?
- Рафаэль. А про танк это ты всерьез?
- Конечно! Что же тут такого?
Ансельмо вынес из пещеры глубокую каменную миску, полную красного вина, а на пальцах у него были нанизаны три кружки.
- Смотри, - сказал он. - У них даже кружки нашлись. - Следом за ним вышел Пабло.
- Скоро и мясо будет готово, - сказал он. - Покурить у тебя есть?
Роберт Джордан подошел к рюкзакам, развязал один, нащупал внутренний карман и вынул оттуда плоскую коробку русских папирос, из тех, что ему дали в штабе Гольца. Он провел ногтем большого пальца вдоль узкой грани коробки и, открыв крышку, протянул папиросы Пабло. Тот взял штук шесть и, зажав их в своей огромной ручище, выбрал одну и посмотрел ее на свет. Папиросы были как сигареты, но длиннее и с мундштуком в виде картонной трубочки.
- Воздуху много, а табака мало, - сказал Пабло. - Я их знаю. Такие курил тот, прежний, у которого чуднóе имя.
- Кашкин, - сказал Роберт Джордан и угостил папиросами цыгана и Ансельмо, которые взяли по одной. - Берите больше, - сказал он, и они взяли еще по одной. Он прибавил каждому по четыре штуки, и они поблагодарили его, взмахнув два раза кулаком с зажатыми папиросами, так что папиросы нырнули вниз и снова поднялись кверху, точно шпага, которой отдают салют.
- Да, - сказал Пабло. - Чуднóе имя.
- Что ж, выпьем. - Ансельмо зачерпнул вина из миски и подал кружку Роберту Джордану, потом зачерпнул себе и цыгану.
- А мне не надо? - спросил Пабло. Они сидели вчетвером у входа в пещеру.
Ансельмо отдал ему свою кружку и пошел в пещеру за четвертой. Вернувшись, он наклонился над миской, зачерпнул себе полную кружку вина, и все чокнулись.
Вино было хорошее, с чуть смолистым привкусом от бурдюка, прекрасное вино, легкое и чистое. Роберт Джордан пил его медленно, чувствуя сквозь усталость, как оно разливается теплом по всему телу.
- Сейчас будет мясо, - сказал Пабло. - А этот иностранец с чудны́м именем - как он умер?
- Его окружили, и он застрелился.
- Как же это случилось?
- Он был ранен и не хотел сдаваться в плен.
- А подробности известны?
- Нет, - солгал Роберт Джордан. Он прекрасно знал подробности и знал также, что говорить об этом сейчас не следует.
- Он все уговаривался с нами, что мы его пристрелим, если он будет ранен во время того дела, с поездом, и не сможет уйти, - сказал Пабло. - Он очень чуднó говорил.
Ему и тогда это не давало покоя, подумал Роберт Джордан. Бедный Кашкин.
- Но он был против самоубийства, - сказал Пабло. - Мы с ним говорили об этом. И еще он очень боялся, что его будут пытать.
- Об этом он тоже говорил? - спросил Роберт Джордан.
- Да, - сказал цыган. - Об этом он всем нам говорил.
- А ты был, когда взрывали поезд?
- Да. Мы все там были.
- Он очень чуднó говорил, - сказал Пабло. - Но человек был смелый.
Бедный Кашкин, думал Роберт Джордан. От него здесь, наверно, было больше вреда, чем пользы. Жаль, я не знал, что это уже тогда не давало ему покоя. Надо было убрать его отсюда. Людей, которые ведут такие разговоры, нельзя и близко подпускать к нашей работе. Таких разговоров вести нельзя. От этих людей, даже если они выполняют задание, все равно больше вреда, чем пользы.
- Он был какой-то странный, - сказал Роберт Джордан. - Немножко тронутый.
- А взрывы устраивал ловко, - сказал цыган. - И человек был смелый.
- А все-таки тронутый, - сказал Роберт Джордан. - Когда берешься за такое дело, надо иметь голову на плечах и чтобы она работала как следует. Все эти разговоры ни к чему.
- А ты? - спросил Пабло. - Если тебя ранят у этого моста, захочешь ты, чтобы тебя оставили?
- Слушай, - сказал Роберт Джордан и, наклонившись, зачерпнул себе еще кружку вина. - Слушай внимательно. Если мне когда-нибудь понадобится попросить человека об одолжении, так я тогда и попрошу.
- Хорошо, - одобрительно сказал цыган. - Это правильный разговор. Ага! Вот и мясо!
- Ты уже ел, - сказал Пабло.
- Я еще два раза могу поесть, - ответил цыган. - А посмотрите, кто несет!
Девушка нагнулась, выходя из пещеры с большой железной сковородой, и Роберт Джордан увидел ее лицо вполоборота и сразу же заметил то, что делало ее такой странной. Она улыбнулась и сказала:
- Hola, camarada.
И Роберт Джордан сказал:
- Salud, - и принудил себя не смотреть на нее в упор и не отводить глаз в сторону.
Она поставила железную сковороду на землю перед ним, и он увидел, какие у нее красивые смуглые руки. Теперь она смотрела ему прямо в лицо и улыбалась. Ее зубы поблескивали белизной на смуглом лице, кожа и глаза были одинакового золотисто-каштанового оттенка. Скулы у нее были широкие, глаза веселые, губы полные, линия рта прямая. Каштановые волосы золотились, как спелая пшеница, сожженная солнцем, но они были подстрижены совсем коротко - чуть длиннее меха на бобровой шкурке. Она улыбнулась, глядя Роберту Джордану в лицо, подняла руку и провела ладонью по голове, приглаживая волосы, но они тут же снова поднялись ежиком. У нее очень красивое лицо, подумал Роберт Джордан. Она была бы очень красивая, если б не стриженые волосы.
- Вот так и причесываюсь, без гребешка, - сказала она Роберту Джордану и засмеялась. - Ну, ешь. Не надо меня разглядывать. Это мне в Вальядолиде такую прическу сделали. Теперь уже начинают отрастать.
Она села напротив и посмотрела на него. Он тоже посмотрел на нее. Она улыбнулась и обхватила руками колени. Когда она села так, штаны у нее вздернулись кверху у щиколоток, открывая прямые длинные ноги. Он видел ее высокие маленькие груди, обтянутые серой рубашкой. И при каждом взгляде на нее Роберт Джордан чувствовал, как у него что-то подступает к горлу.
- Тарелок нет, - сказал Ансельмо. - И ножей тоже. Режь своим. - Четыре вилки девушка прислонила к краям железной сковороды зубцами вниз.
Они ели прямо со сковороды, по испанскому обычаю - молча. Мясо было заячье, поджаренное с луком и зеленым перцем, и к нему - соус из красного вина, в котором плавал мелкий горошек. Хорошо прожаренная зайчатина легко отделялась от костей, а соус был просто великолепный. За едой Роберт Джордан выпил еще кружку вина. Пока он ел, девушка все время смотрела на него. Остальные смотрели только на мясо и ели. Роберт Джордан подобрал куском хлеба соус, оставшийся на его части сковороды, сдвинул косточки в сторонку, подобрал соус на том месте, где они лежали, потом начисто вытер хлебом вилку, вытер нож, спрятал его и доел хлеб. Нагнувшись над миской, он зачерпнул себе полную кружку вина, а девушка все сидела, обхватив руками колени, и смотрела на него.
Роберт Джордан отпил полкружки, но когда он заговорил с девушкой, у него опять что-то подступило к горлу.
- Как тебя зовут? - спросил он. Пабло быстро взглянул на него, услышав, как он сказал это. Потом встал и ушел.
- Мария. А тебя?
- Роберто. Ты давно здесь, в горах?
- Три месяца.
- Три месяца?
Она снова провела рукой по голове, на этот раз смущенно, а он смотрел на ее волосы, короткие, густые и переливающиеся волной, точно пшеница под ветром на склоне холма.
- Меня обрили, - сказала она. - Нас постоянно брили - в тюрьме, в Вальядолиде. За три месяца всего вот на столько отросли. Я с того поезда. Нас везли на юг. После взрыва многих арестованных опять поймали, а меня нет. Я пришла сюда с ними.
- Это я ее нашел, перед тем как нам уходить, - сказал цыган. - Она забилась между камнями. Вот была уродина! Мы взяли ее с собой, но дорогой думали, что придется ее бросить.
- А тот, что тогда был вместе с ними? - спросила Мария. - Такой же светлый, как ты. Иностранец. Где он?
- Умер, - сказал Роберт Джордан. - В апреле.
- В апреле? Поезд тоже был в апреле.
- Да, - сказал Роберт Джордан. - Он умер через десять дней после этого.
- Бедный, - сказала Мария. - Он был очень смелый. А ты тоже этим занимаешься?
- Да.
- И поезда тоже взрывал?
- Да. Три поезда.
- Здесь?
- В Эстремадуре, - сказал он. - Перед тем как перебраться сюда, я был в Эстремадуре. В Эстремадуре таких, как я, много. Там для нас дела хватает.
- А зачем ты пришел сюда, в горы?
- Меня прислали вместо того, который был здесь раньше. А потом, я давно знаю эти места. Еще до войны знал.
- Хорошо знаешь?
- Не так чтобы очень, но я быстро освоюсь. У меня хорошая карта и проводник хороший.
- Старик. - Она кивнула. - Старик, он очень хороший.
- Спасибо, - сказал ей Ансельмо, и Роберт Джордан вдруг понял, что они с девушкой не одни здесь, и он понял еще, что ему трудно смотреть на нее, потому что, когда он на нее смотрит, у него даже голос меняется. Он нарушил второе правило из тех двух, которые следует соблюдать, чтобы ладить с людьми, говорящими по-испански: угощать мужчин табаком, а женщин не трогать. Но он вдруг понял, что ему нечего считаться с этим. Мало ли есть такого на свете, с чем он совершенно не считается, зачем же считаться с этим?
- У тебя очень красивое лицо, - сказал он Марии. - Как жалко, что я не видел тебя с длинными волосами.
- Они отрастут, - сказала она. - Через полгода будут длинные.
- Ты бы посмотрел, какая она была, когда мы привели ее сюда. Вот уродина! Глядеть тошно было.
- А ты здесь с кем? - спросил Роберт Джордан, пытаясь овладеть собой. - Ты с Пабло?
Она глянула на него и засмеялась, потом хлопнула его по коленке.
- С Пабло? Ты разве не видел Пабло?
- Ну, тогда с Рафаэлем. Я видел Рафаэля.
- И не с Рафаэлем.
- Она ни с кем, - сказал цыган. - Чудная какая-то. Ни с кем. А стряпает хорошо.
- Правда, ни с кем? - спросил ее Роберт Джордан.
- Ни с кем. Никогда и ни с кем. Ни для забавы, ни по-настоящему. И с тобой не буду.
- Нет? - сказал Роберт Джордан и почувствовал, как что-то снова подступило у него к горлу. - Это хорошо. У меня нет времени на женщин, что правда, то правда.
- И пятнадцати минут нет? - поддразнил его цыган. - И четверти часика?
Роберт Джордан смолчал. Он смотрел на эту девушку, Марию, и у него так сдавило горло, что он не решался заговорить.
Мария взглянула на него и засмеялась, потом вдруг покраснела, но глаз не отвела.
- Ты покраснела, - сказал ей Роберт Джордан. - Ты часто краснеешь?
- Нет, никогда.
- А сейчас покраснела.
- Тогда я уйду в пещеру.
- Не уходи, Мария.
- Уйду, - сказала она и не улыбнулась. - Сейчас уйду в пещеру. - Она подняла с земли железную сковороду, с которой они ели, и все четыре вилки. Движения у нее были угловатые, как у жеребенка, и такие же грациозные.
- Кружки вам нужны? - спросила она.
Роберт Джордан все еще смотрел на нее, и она опять покраснела.
- Не надо так, - сказала она. - Мне это неприятно.
- Уходи от них, - сказал ей цыган. - На. - Он зачерпнул из каменной миски и протянул полную кружку Роберту Джордану, следившему взглядом за девушкой, пока та, пригнув голову у низкого входа, не скрылась в пещере с тяжелой сковородой.
- Спасибо, - сказал Роберт Джордан. Теперь, когда она ушла, голос его звучал как обычно. - Но больше не нужно. Мы уж и так много выпили.
- Надо прикончить, - сказал цыган. - Там еще полбурдюка. Мы одну лошадь навьючили вином.
- Это было в последнюю вылазку Пабло, - сказал Ансельмо. - С тех пор он так и сидит здесь без дела.
- Сколько вас здесь? - спросил Роберт Джордан.
- Семеро и две женщины.
- Две?
- Да. Еще mujer самого Пабло.
- А где она?
- В пещере. Девушка стряпает плохо. Я похвалил, только чтобы доставить ей удовольствие. Она больше помогает mujer Пабло.
- А какая она, эта mujer Пабло?
- Ведьма, - усмехнулся цыган. - Настоящая ведьма. Если, по-твоему, Пабло урод, так ты посмотри на его женщину. Зато смелая. Во сто раз смелее Пабло. Но уж ведьма - сил нет!
- Пабло раньше тоже был смелый, - сказал Ансельмо. - Раньше он был настоящий человек, Пабло.
- Он столько народу убил, больше, чем холера, - сказал цыган. - В начале войны Пабло убил больше народу, чем тиф.
- Но он уже давно сделался muy flojo, - сказал Ансельмо. - Совсем сдал. Смерти боится.
- Это, наверно, потому, что он стольких сам убил в начале войны, - философически заметил цыган. - Пабло убил больше народу, чем бубонная чума.
- Да, и к тому же разбогател, - сказал Ансельмо. - И еще он пьет. Теперь он хотел бы уйти на покой, как matador de toros. Как матадор. А уйти нельзя.
- Если он перейдет линию фронта, лошадей у него отнимут, а его самого заберут в армию, - сказал цыган. - Я бы в армию тоже не очень торопился.
- Какой цыган любит армию! - сказал Ансельмо.
- А за что ее любить? - спросил цыган. - Кому охота идти в армию? Для того мы делали революцию, чтобы служить в армии? Я воевать не отказываюсь, а служить не хочу.
- А где остальные? - спросил Роберт Джордан. Его клонило ко сну после выпитого вина; он растянулся на земле, и сквозь верхушки деревьев ему были видны маленькие предвечерние облака, медленно плывущие над горами в высоком испанском небе.
- Двое спят в пещере, - сказал цыган. - Двое на посту выше, в горах, где у нас стоит пулемет. Один на посту внизу. Да они, наверно, все спят.
Роберт Джордан перевернулся на бок.
- Какой у вас пулемет?
- Называется как-то по-чудному, - сказал цыган. - Вот ведь, вылетело из головы!
Должно быть, ручной пулемет, подумал Роберт Джордан.
- А какой у него вес? - спросил он.
- Снести и одному можно, но очень тяжелый, с тремя складными ножками. Мы раздобыли его в нашу последнюю серьезную вылазку. Еще до вина.
- А патронов к нему сколько?
- Гибель, - сказал цыган. - Целый ящик, такой, что с места не сдвинешь.
Наверно, пачек пятьсот, подумал Роберт Джордан.
- А как он заряжается - диском или лентой?
- Круглыми жестянками, они вставляются сверху.
Да, конечно, "льюис", подумал Роберт Джордан.
- Ты что-нибудь понимаешь в пулеметах? - спросил он старика.
- Nada, - сказал Ансельмо. - Ничего.
- А ты? - обратился он к цыгану.
- Я знаю, что они стреляют очень быстро, а ствол так накаляется, что рука не терпит, - гордо ответил цыган.
- Это все знают, - презрительно сказал Ансельмо.
- Может, и знают, - сказал цыган. - Он меня спросил, понимаю ли я что-нибудь в такой máquina, вот я и говорю. - Потом добавил: - А стреляют они до тех пор, пока не снимешь палец со спуска, не то что простая винтовка.
- Если только не заест, или не расстреляешь все патроны, или ствол не раскалится так, что начнет плавиться, - сказал Роберт Джордан по-английски.
- Ты что говоришь? - спросил Ансельмо.
- Так, ничего, - сказал Роберт Джордан. - Это я пытаю будущее по-английски.
- Вот чудно, - сказал цыган. - Пытать будущее по-английски. А гадать по руке ты умеешь?
- Нет, - сказал Роберт Джордан и зачерпнул еще кружку вина. - Но если ты сам умеешь, то погадай мне и скажи, что будет в ближайшие три дня.
- Mujer Пабло умеет гадать по руке, - сказал цыган. - Но она такая злющая, прямо ведьма. Уж не знаю, согласится ли.
Роберт Джордан сел и отпил вина из кружки.
- Покажите вы мне эту mujer Пабло, - сказал он. - Если она действительно такая страшная, так уж чем скорее, тем лучше.
- Я ее беспокоить не стану, - сказал Рафаэль. - Она меня терпеть не может.
- Почему?
- Говорит, что я бездельник.
- Вот уж неправда! - съязвил Ансельмо.
- Она не любит цыган.
- Вот уж придирки! - сказал Ансельмо.
- В ней самой цыганская кровь, - сказал Рафаэль. - Она знает, что говорит. - Он ухмыльнулся. - Но язык у нее такой, что только держись. Как бичом хлещет. С кого угодно шкуру сдерет. Прямо лентами. Настоящая ведьма.
- А как она ладит с девушкой, с Марией? - спросил Роберт Джордан.
- Хорошо. Она ее любит. Но стоит только кому-нибудь подойти к той поближе… - Он покачал головой и прищелкнул языком.
- С девушкой она очень хорошо обращается, - сказал Ансельмо. - Заботится о ней.