И через десять минут Израиль уже облачился в серую куртку из грубого сукна, которой долгая служба явно не пошла на пользу, и в такие же штаны. Истратив еще полкроны, он приобрел шляпу самого почтенного вида.
- А теперь, мой добрый друг, - сказал Израиль, - не скажешь ли ты мне, где проживают Хорн Тук и Джеймс Бриджес?
Наш скиталец пришел к заключению, что ему лучше всего будет разыскать кого-нибудь из этих джентльменов, как для того, чтобы сообщить о результатах своей миссии и всем дальнейшем, так и для того, чтобы удостовериться, насколько справедливы были его догадки относительно кончины сквайра Вудкока, о котором ему не хотелось справляться у посторонних.
- Хорн Тук? А зачем это тебе понадобился Хорн Тук? - осведомился фермер. - Он, кажись, был приятелем сквайра Вудкока, верно? Бедняга сквайр! Кто бы подумал, что умереть ему было суждено вот так в одночасье. Ну, да удар - что пуля!
"Значит, я не ошибся", - подумал Израиль, а вслух повторил:
- Где же все-таки живет Хорн Тук?
- Прежде-то он жил в Брентфорде и носил рясу. Только я слыхал, что он продал свое место, а сам поехал в Лондон учиться на законника.
Все это было для Израиля полнейшей новостью: когда он слушал веселые шутки Хорна Тука в доме сквайра, ему и в голову не приходило, что перед ним - человек, облеченный духовным саном. Впрочем, один добродушный английский священник переводил Лукиана, другой, столь же добродушный, написал "Тристрама Шенди", а третий, желчный ценитель добродушного Рабле, умер в сане декана; и можно было бы назвать еще многих. Таково величие ума и духа иных английских священнослужителей.
- Так, значит, ты не знаешь, где мне искать Хорна Тука? - спросил Израиль в растерянности.
- Да в Лондоне, а то где же?
- На какой улице, в каком доме?
- Этого уж я не знаю. Ищи иголку в стоге сена!
- А где живет мистер Бриджес?
- Никаких Бриджесов я не знаю, кроме как Молли Бриджес из Брайдуэлла.
С этим Израиль и ушел: одетый, правда, получше, но по-прежнему в полной растерянности.
Что предпринять дальше? Он сосчитал оставшиеся деньги и прикинул, что их за глаза хватит, чтобы вернуться в Париж к доктору Франклину. Приняв такое решение, он старательно обошел стороной две ближайшие деревни, свернул на лондонскую дорогу, сел в столице в дуврскую почтовую карету и прибыл к берегам Ла-Манша как раз вовремя, чтобы узнать, что та самая почтовая карета, в которой он ехал, привезла приказ портовым властям о немедленной приостановке всякого сообщения с Францией на неопределенный срок. Узнать же об этом ранее от своих спутников он не мог, потому что все они были англичане, незнакомые между собой, да к тому же принадлежавшие к различным сословиям, и всю дорогу, разумеется, хранили невозмутимое молчание.
Итак, для него началась новая полоса тяжких неудач. Бедный Израиль Поттер видел теперь впереди лишь неминуемую тюрьму или голодную смерть. Сквайр Вудкок прельстил его надеждой на щедрую плату, которую он должен был получить за свою службу курьера. Этой надежде не суждено было сбыться. Доктор Франклин обещал, что поможет ему вернуться в Америку. Теперь об этом следовало забыть. Посланник, кроме того, намекнул, что похлопочет, чтобы его как-то вознаградили за страдания, которые он перенес, служа родине. На это можно было больше не рассчитывать. И тут Израилю припомнилось поучение мудрого старца: "Никогда не предвкушайте счастья, но и знаменье бед встречайте, не падая духом". Однако он немедленно убедился, что следовать второй части афоризма ему теперь столь же трудно, как раньше - первой.
Пока он стоял так, погрузившись в грустные размышления и с тоской глядя туда, где лежали недостижимые берега Франции, к нему подошел какой-то приятного вида и весьма обходительный человек в матросской одежде, и между ними завязался дружеский разговор, а затем незнакомец учтиво пригласил его в не слишком респектабельное заведение, находившееся в конце узкого проулка. Израиль был рад найти участие в столь тяжкий для него час, но все же он, не до конца поверив в добрые намерения своего нового приятеля, взглянул на него с некоторым подозрением. Однако тот, дружески взяв Израиля за локоть, увлек его в проулок, а затем и в таверну, где заказал бутылку вина, после чего они выпили, с чувством пожелав друг другу здоровья и всяческого благополучия.
- Ну-ка, еще по стаканчику! - любезно предложил незнакомец.
Израиль согласился, надеясь утопить тоску в вине, и скоро хмель ударил ему в голову.
- Бывал в море? - спросил незнакомец как бы между прочим.
- Ну, а как же. Я ведь китобоем был.
- А! Рад слышать! От чистого сердца говорю, - заверил его незнакомец. - Эй, Джим, Билл!
Он исподтишка подмигнул двум дюжим верзилам, и во мгновение ока Израиль оказался насильственно завербованным во флот великодушного старичка из садов Кью - его королевского величества Георга III.
- Руки прочь! - в ярости закричал Израиль, когда его схватили.
- Петушок-то боевой! - заметил обходительный незнакомец. - За него надо будет стребовать не меньше трех гиней. Счастливого плаванья, друг мой, - добавил вербовщик, застегнул куртку и неторопливо вышел из таверны, оставив Израиля в ней пленником.
- Я не англичанин! - ревел Израиль вне себя от бешенства.
- Старая песня! - ухмыльнулись верзилы. - А ну пошли! В целом английском флоте не сыскать ни одного англичанина. Все иностранцы, да и только. Уж поверьте вы им.
Короче говоря, не прошло и недели, как Израиль оказался в Портсмуте, а еще через несколько дней уже был формарсовым на линейном корабле его величества "Беспринципном", который в компании "Бесстрашного" и "Бесподобного" плыл, подгоняемый попутным ветром, по Ла-Маншу, направляясь вместе со своими надменными товарищами в ост-индские воды, чтобы присоединиться там к флоту сэра Эдварда Хьюза.
И возможно, нам вскоре пришлось бы описывать, как наш искатель приключений участвовал в знаменитой битве, разыгравшейся у Коромандельского берега между флотом адмирала Сюффрена и английской эскадрой, если бы не вмешательство фортуны, которая на самом пороге этих событий вдруг вернула ему его первоначальное положение и, к великому его удовольствию, позволила воевать против Англии, а не за нее. Вот так вновь и вновь, не давая ему передышки, жизнь швыряла нашего скитальца туда и сюда, отрывая от уже ставшего привычным занятия, возвращая на прежнее место и снова гоня дальше согласно тому, как счел нужным назначить Верховный Вершитель судеб моряков и солдат.
Глава XIV
В КОТОРОЙ ИЗРАИЛЬ ПЛАВАЕТ ПОД ДВУМЯ ФЛАГАМИ И НА ТРЕХ КОРАБЛЯХ - И ВСЕ ЗА ОДНУ НОЧЬ
Пока семидесятичетырехпушечный корабль плыл по волнам Ла-Манша, Израиль уныло бродил по главной палубе, где на него то и дело наталкивались сотни спешащих куда-то матросов, словно он попал на большую лондонскую улицу в час, когда ее запруживают тысячные толпы тружеников, торопящихся домой. Его терзали новые мучительные чувства: он нежданно-негаданно очутился на военном корабле без единого друга, а вернее сказать - среди врагов, ибо враги его родины были и его врагами, - среди соотечественников и родственников тех людей, чью кровь ему довелось проливать. И в этом настроении деловитая суматоха, еще царившая на борту огромного линейного корабля, только что покинувшего порт, была ему невыразимо тягостна. Шум вторжения людских толп в извечную пустынность моря наводил на него непонятную тоску. Он готов был возроптать против слепого рока, который сначала подверг его долгим страданиям на суше, а теперь еще более жестоко преследовал его на водах. Он восставал против судьбы, которая позволила, чтобы патриот, поспешивший с холмов Банкер-Хилла вновь сразиться с угнетателями, был похищен и обречен сражаться на стороне этих угнетателей в бесчисленных битвах на водных холмах океанской пучины. Однако, подобно многим другим страдальцам, Израиль, пожалуй, несколько поторопился со своими стенаниями и укорами.
К вечеру "Беспринципный", несколько обогнавший своих товарищей, встретил между островами Силли и мысом Клир большой таможенный куттер, на мачте которого был поднят сигнал "терплю бедствие". На горизонте не было видно больше ни одного паруса.
Вахтенный офицер, проклиная необходимость останавливаться в подобном месте, когда дует хороший попутный ветер, приказал взять рифы и лечь в дрейф, а сам окликнул куттер и спросил, что у них произошло. Когда лейтенант на высоком юте "Беспринципного", борта которого щетинились семьюдесятью четырьмя пушками, наклонился, глядя на таможенное суденышко, можно было подумать, что он с вершины Гибралтарской скалы обращается к обитателю жалкой хижины в долине. Оказалось, что час назад внезапный порыв ветра чуть не перевернул куттер и резкий поворот гика сбросил в море всех четырех его матросов. Куттер просил дать ему двух-трех матросов, чтобы добраться до порта.
- Обойдетесь одним человеком, - сухо ответил вахтенный офицер.
- Так уж дайте хотя бы хорошего моряка, - сказал капитан куттера. - Мне надо бы по крайней мере двоих.
Пока длился этот разговор, Израиль, побуждаемый любопытством, быстро поднялся с главной палубы и теперь стоял у главного трапа, разглядывая куттер. Тем временем вахтенный офицер распорядился спустить шлюпку. Решив, что ему представляется удобный случай расстаться с "Беспринципным", Израиль занял такую позицию, чтобы успеть спрыгнуть в шлюпку первым, хотя немало матросов-англичан, не менее его стремившихся уклониться от службы в далеких морях, уже повисло на якорных цепях, пользуясь тем, что на корабле еще не успела установиться жесточайшая дисциплина, обычная для военного флота. Едва двое матросов, спускавшие шлюпку, подтянули ее багром к трапу, Израиль кометой упал на ее корму, юркнул к носу и схватил весло. Через мгновение остальные гребцы уже сидели на своих местах и шлюпка подходила к куттеру.
- Берите любого, - сказал командир шлюпки, обращаясь к капитану куттера, и указал на гребцов, словно это были бараньи туши и он предлагал постоянному покупателю право первого выбора. - Выбирайте, только побыстрей. А вы все - сесть! - приказал он матросам. - Как видно, вам не терпится покинуть королевскую службу? Ну и храбрецы! Вы уже выбрали?
Все это время десять гребцов с немой мольбой смотрели на капитана куттера и десять голов были повернуты под одним углом, словно ими управляла одна машина. Впрочем, так оно и было - одно чувство.
- Я возьму этого белобрысого с веснушками - вон его. - И капитан указал на Израиля.
Девять повернутых голов опустились в угрюмом отчаянии, и, вскочив, Израиль ощутил довольно болезненный пинок, которым наградил его сидевший сзади менее удачливый гребец.
- Прыгай же, бездельник! - прикрикнул командир шлюпки.
Но Израиль был уже на борту куттера. Еще мгновение - и шлюпка отвалила. Вскоре сгустились сумерки, скрыв удаляющегося "Беспринципного" и оба других корабля.
Таможенный куттер продолжал свой путь к ближайшему порту. Его парусами управляли лишь четыре человека - Израиль, капитан и два его помощника. Юнга стоял у руля. Израилю, единственному матросу на борту, приходилось туго. Горе рабу, которым распоряжаются трое хозяев! Работать за четверых - дело само по себе нелегкое, но в довершение всего капитан и его помощники оказались людьми весьма свирепого нрава. Первый незамедлительно наградил Израиля пинком, а офицеры не скупились на затрещины. Израиль, и без того ожесточенный несчастьями последних недель, пришел в лютую ярость, сообразил, что кругом пустынное море и справиться ему нужно только с тремя людьми, а не с тысячью, дал волю гневу, пихнул капитана в подветренный шпигат и, вне себя от бешенства, уже собирался выбросить тщедушного старшего помощника за борт, но тут капитан, вскочивший на ноги, вцепился в его длинные волосы и, ругаясь, выразил намерение прикончить его на месте. Тем временем куттер летел по пенистым волнам Ла-Манша, словно демонически радуясь этой свалке, хотя она грозила гибелью и ему. Но в самый разгар драки на траверзе куттера возник темный силуэт, и в следующий миг у его кормы в воду зарылось ядро.
- Лечь в дрейф и прислать ко мне шлюпку! - раздался громовый голос, не менее грозный, чем рев пушки.
- Это военный корабль, - с тревогой сказал капитан куттера. - Только он не наш.
Израиль вместе с офицерами положил куттер в дрейф.
- Немедленно присылайте шлюпку, или я вас потоплю! - проревел тот же голос, и новое ядро вспенило воду еще ближе к куттеру.
- Ради бога, не стреляйте! У меня нет матросов, и шлюпку я спустить не могу, - крикнул капитан. - Кто вы?
- Сейчас я пришлю к вам шлюпку, тогда узнаешь, - последовал ответ.
- Это враги, сомневаться нечего, - сказал капитан, обращаясь к своим офицерам. - С Францией мы еще не воюем, и, значит, нас остановил какой-то мерзавец-пират. Как по-вашему, попробовать нам уйти и пусть разносит нас хоть в щепы? Мы быстроходнее его, это я вижу.
И, не сомневаясь, что все единодушно согласятся с его мнением, капитан тут же кинулся к брасам, собираясь поставить куттер по ветру. Один из офицеров последовал за ним, а второй из чистой бравады поднял флаг на корме.
Но Израиль не двинулся с места, хотя в нем бушевала буря противоречивых чувств: ему показалось, что он узнал голос, доносившийся с неизвестного судна.
- Ну же! Чего ты стоишь, дурень? Живей к снастям! - взревел капитан вне себя от ярости.
Однако Израиль не шевельнулся.
Суматоха на борту неизвестного корабля, где поспешно спускали шлюпку, и туман, сгустившийся над морем под пасмурными небесами, помешали незнакомцу заметить смелый маневр куттера. Маленькое суденышко уже набирало ход, готовое умчаться прочь, но тут благодаря чистой случайности в его корму ударило сбоку ядро и переломило румпель в руках юнги, убив его на месте. Капитан бросился туда, ухватился за обломок румпеля и с громким "ура!" опять поставил по ветру куттер, уже начавший рыскать. Неизвестный корабль, которому, прежде чем кинуться в погоню, надо было еще поднять шлюпку, остался далеко позади.
И все это время на Израиля сыпался град проклятий. Однако возня со снастями мешала его врагам перейти от слов к делу. Наблюдая за их усилиями, Израиль невольно подумал: "Хоть они и звери, а все-таки отчаянные храбрецы!"
Позади в туманной дымке еще можно было различить незнакомый корабль: он уже поставил все паруса и время от времени его носовая пушка высовывала алый язык пламени и ревела им вслед, как взбесившийся бык. Еще два ядра попали в куттер, не повредив, однако, ни парусов, ни основных снастей. Лишь кое-какие леера были все же перебиты, и теперь их просмоленные концы хлестали по воздуху, словно хвосты дерущихся скорпионов. Быстроходный куттер, несомненно, еще мог спастись.
В эту решающую минуту Израиль подбежал к капитану, который по-прежнему налегал на обломок румпеля, встал прямо перед ним и сказал:
- Я ваш враг, янки. Защищайся!
- На помощь, ребята, на помощь! - закричал капитан. - Измена!
Эти слова еще не успели сорваться с его уст, как он умолк навеки. Одним могучим рывком, в который он вложил всю свою силу, Израиль сбросил его через гакаборт в море, и он полетел спиной вперед, словно под ним опрокинулся стул. Оба офицера уже бежали на ют. Израиль метнулся им навстречу, но прежде с быстротой молнии отдал два главных фала, и оба больших паруса бесформенной кучей рухнули на палубу. Один из офицеров кинулся к искалеченному румпелю - оставшись без рулевого в этот критический миг, куттер грозил вот-вот перевернуться. Израиль схватился со вторым офицером. Они дрались в клубке хлопающей парусины. Ноги офицера запутались в ней, он потерял равновесие и упал возле железного комингса люка. Однако, падая, он успел ухватить Израиля за самое уязвимое место, какое только есть у смертных. Обезумев от боли, Израиль ударил голову врага об острый комингс. Хватка офицера ослабела, а сам он окостенел. Израиль бросился к рулевому, который не знал, чем кончилась предыдущая схватка. Но он недолго пребывал в сомнении: крепкие руки стиснули его поперек живота, в тело, словно когти зверя, впились острые пальцы - напрягая всю силу, Израиль прижал его к своей груди. Офицер задыхался в этих объятьях, дух его забился в горле, словно пробка в горлышке булькающей бутылки. Внезапно Израиль отпустил его и швырнул о фальшборт. В это мгновение прогремел еще один выстрел, за которым последовал свирепый окрик:
- Все-таки спустили паруса! Стоило бы потопить вас за эту подлую штуку! Спустить эту грязную тряпку на корме!
С громким "ура!" Израиль одной рукой спустил флаг, а другой повернул румпель, чтобы не дать куттеру, уже совсем потерявшему ход, увалиться под ветер.
Через две-три минуты к борту подошла шлюпка. Ее командир поднялся на палубу и споткнулся о труп первого офицера, который сполз к самому трапу, когда куттер внезапно накренился, покатившись к ветру. Он направился к корме и услышал стон второго офицера, лежавшего там под вантами.
- Что все это означает? - спросил незнакомец у Израиля.
- А то, что меня, янки, насильно завербовали на королевскую службу, и в благодарность я захватил этот куттер.
Испустив возглас изумления, командир шлюпки посмотрел на тело, распростертое под вантами, и сказал:
- Он вряд ли выживет, но мы отвезем его к капитану Полю в подтверждение твоих слов.
- К капитану Полю! К Полю Джонсу? - воскликнул Израиль.
- К нему самому.
- Я так и думал. Мне сразу показалось, что это он окликал куттер. Услышав голос капитана Поля, я и решился захватить судно.
- Да, капитан Поль - сущий дьявол, когда требуется сделать из человека тигра. Но где остальная команда?
- За бортом.
- Как? - воскликнул офицер. - Ты отправишься с нами на "Скитальца". Капитан Поль найдет тебе подходящее дело.
Раненого спустили в шлюпку, и, отвалив от куттера, на котором теперь не осталось ни одной живой души, она направилась к своему кораблю. Однако офицер умер прежде, чем его подняли на борт.
Когда Израиль поднялся по трапу, он увидел на освещенной боевыми фонарями палубе около трехсот моряков, а впереди них невысокого щеголеватого человека весьма разбойничьего вида в шотландском колпаке с золотым обручем.
- Мерзавец! - сказал он. - Как ты смел заставить меня гоняться за твоей лоханкой? А где остальной твой сброд?
- Капитан Поль, - ответил Израиль. - Мы, кажется, знакомы. Если не ошибаюсь, несколько месяцев назад в Париже я предлагал вам свою постель. Как поживает Бедный Ричард?
- Черт побери! Да это, никак, курьер? Курьер-янки! Но как же так? На английском таможенном куттере?
- Меня насильно завербовали. Вот как это получилось…
- А где же остальные? - спросил Поль, поворачиваясь к офицеру.