Но важнейшее следствие этого рода лихорадки, которая выражается в том, что человек повсюду видит ярмарочные шесты с призом на верхушке и сокрушается, что взобрался всего на четверть, на треть или на половину их высоты, - важнейшее следствие состоит, само собой разумеется, в том, что лихорадка эта порождает чрезмерное самолюбие и тщеславие. А поскольку тщеславие - не что иное, как искусство всякий день наряжаться по-праздничному, люди почувствовали потребность обзавестись знаками своего могущества, которые оповещали бы прохожих о том, как высоко забрались их владельцы по шесту с призом, до вершины которого добираются одни короли. Вот отчего гербы, ливреи, капюшоны, длинные волосы, красные каблуки, митры, голубятни и флюгера на голубятнях, подушечки для молитвы, запах ладана, дворянские частицы, орденские ленты, царские венцы, мушки, румяна, короны, башмаки с загнутым носком, бархатные шапочки, длинные просторные плащи, беличий мех, пурпур, шпоры и т. д. и т. п. в ту или иную пору становились вещными знаками того, сколько у человека досуга, сколько прихотей он имеет право удовлетворить, сколько людей, денег, мыслей, трудов может пустить на ветер. В те времена прохожий мог сразу отличить человека праздного от трудяги, цифру от нуля.
Но внезапно разразилась революция и мощной рукой смела весь этот четырнадцативековой гардероб, оставив на его месте лишь бумажные деньги. Это привело к одному из самых страшных несчастий, какие могут постигнуть нацию. Трудящимся людям надоело работать за всех; они вознамерились разделить и тяготы и доходы поровну с незадачливыми богачами, которые только и умеют, что тешиться собственным бездельем!..
Весь мир следил за этой борьбой и видел, как самые ярые приверженцы новой системы, стоило им превратиться из тружеников в бездельников, стали ратовать за ее упразднение, объявлять ее пагубной, неразумной и нелепой.
И вот все вновь встало на свои места, общество вновь обаронилось, ографилось, олентилось, а обязанность сообщать бедному люду то, о чем его некогда извещали геральдические львы, легла на петушиные перья. Отойди от меня, сатана!.. Прочь с дороги, штафирки! Франция, страна в высшей степени философическая, проверив таким образом доброкачественность, полезность и надежность старой системы, на которой зиждутся нации, благодаря нескольким военным вернулась к тому принципу, которым руководствовался Господь, когда создал не только горы, но и долы, не только дубы, но и злаки.
В благословенном 1804 году, как и в году 1120-м, было признано, что мужчинам и женщинам бесконечно приятно думать, глядя на своих сограждан: "Я выше их; я втаптываю их в грязь, я защищаю их, я правлю ими, и всякий ясно видит, что я ими правлю, защищаю их и втаптываю в грязь, ибо человек, правящий другими, защищающий их и втаптывающий в грязь, говорит, ест, ходит, спит, кашляет, одевается, развлекается не так, как люди, обливаемые грязью, защищаемые и управляемые".
Так возникла ЭЛЕГАНТНАЯ ЖИЗНЬ!..
Она явилась на свет блестящая, новая и старая одновременно, юная, гордая, разряженная в пух и прах, одобренная, исправленная, дополненная и преображенная этим замечательно нравственным, религиозным, монархическим, литературным, конституционным, эгоистическим монологом:
"Я втаптываю их в грязь, я защищаю, я... и т. д."
Ибо принципы, по которым живут люди, обладающие талантом, властью или деньгами, никогда не будут похожи на принципы жизни заурядной.
А кому же хочется быть заурядным!
Посему элегантная жизнь есть не что иное, как школа хороших манер.
Теперь мы, кажется, ограничили тему и так же умело поставили вопрос, как его милость граф Равез, вздумай он обсуждать сию проблему на заседании избранной на семилетний срок палаты.
Но какие же разряды людей живут по законам элегантной жизни, и все ли праздные люди способны следовать ее принципам?
Вот два афоризма, призванные разрешить сомнения и послужить отправной точкой для наших дальнейших фешенебельных наблюдений.
VII. Единственный полноправный носитель элегантности - кентавр, человек в тильбюри.
VIII. Чтобы вести элегантную жизнь, мало стать или родиться богатым. Надо обладать чувством элегантности.
Еще Солон говорил: "Не называй себя государем, если не научился быть им".
Глава II
О чувстве элегантности
Только уяснив до конца, в чем сущность социального прогресса, можно проникнуться чувством элегантности. Разве не является элегантная жизнь выражением новых отношений и нужд, существующих в молодом, но уже возмужавшем обществе? Следовательно, чтобы объяснить всему миру, что такое элегантность, необходимо рассмотреть по порядку те причины, которые привели к расцвету элегантной жизни.
Первой и самой главной причиной является революция: ибо до революции элегантной жизни не существовало. В самом деле, в былые времена благородный сеньор жил как ему заблагорассудится и неизменно оставался существом исключительным. Щеголям того времени заменой изысков нашей фешенебельной жизни служили придворные церемонии. Впрочем, придворный этикет возник лишь при Екатерине Медичи. Две наши королевы-итальянки привезли во Францию утонченную роскошь, грациозные манеры и сказочные туалеты. Дело, начатое Екатериной, которая ввела при дворе этикет (см. ее письма к Карлу IX) и окружила трон людьми выдающегося ума, продолжили королевы-испанки, благодаря которым французский двор сделался судьей и ценителем ухищрений, придуманных маврами и итальянцами.
Но до царствования Людовика XV включительно понять, придворный перед тобою или просто дворянин, можно было единственно по тому, насколько дорогой на нем камзол, насколько широки раструбы его ботфорт, какие на нем брыжи, сильно ли надушены мускусом волосы и много ли он употребляет новых слов. Каждый роскошествовал на свой лад и далеко не во всех сферах жизни. Достаточно было однажды выложить сто тысяч экю на наряды и карету, и этого хватало на всю жизнь. Кроме того, провинциальный дворянин сплошь и рядом одевался кое-как, но зато мог похвастать одним из тех великолепных особняков, что вызывают сегодня наше восхищение и приводят в отчаяние нынешних богачей, меж тем как разодетому в пух и прах вельможе было бы весьма затруднительно принять у себя двух дам. Солонка работы Бенвенуто Челлини, купленная за баснословную цену, частенько красовалась на столе, вдоль которого стояли скамьи.
Наконец, если перейти от материальной жизни к жизни моральной, то дворянин мог делать долги, шляться по кабакам, не уметь ни писать, ни вести беседу, мог быть невежественным, раболепствовать, молоть вздор, он все равно оставался дворянином. Палач и закон еще не смешивали его с Жаком-Простаком (восхитительный символ людей трудящихся): ему грозила не виселица, а секира палача. Можно сказать, что он один во Франции имел право называть себя: civis romanus; галлы рядом с ним были в самом деле рабами - их словно не существовало.
Убеждение это так прочно укоренилось в умах, что знатная дама одевалась в присутствии своей челяди, словно перед ней не люди, а волы, и не считала зазорным подтибрить денежки буржуа (см. слова герцогини де Таллар в последнем произведении г-на Баррьера); графиня д'Эгмон считала, что, заведя любовника-простолюдина, не совершает измены; госпожа де Шольн утверждала, что для выходца из низшего сословия герцогиня всегда молода, а г-н Жоли де Флери делал логический вывод, что двадцать миллионов крестьян - пустяк, никак не влияющий на судьбу государства.
Сегодня дворяне, когда бы - в 1804 или в 1120 году - они ни получили свой титул, уже ничего собой не представляют. Революция была крестовым походом против привилегий, и усилия ее не пропали даром, ибо если Палата пэров, последний оплот наследственных прерогатив, и превратится в земельную олигархию, ей все равно никогда не получить тех неограниченных прав, какие имела аристократия. И все же, несмотря на заметное усовершенствование общественного строя, каким мы обязаны 1789 году, злоупотребления, к которым неизбежно приводит имущественное неравенство, возродились в новых формах. Разве взамен смехотворного и изжившего себя феодального строя мы не получили новую аристократию: аристократию денег, власти и таланта, которая, при всей ее законности, не меньше угнетает массы, навязывая им патрициат банков, деспотию министров и монархию газет или парламентской трибуны - ступенек, по которым поднимаются талантливые люди? Таким образом, хотя, вернувшись к конституционной монархии, французы притворились, будто в их стране царит политическое равенство, на самом деле наша демократия - демократия богачей. Не будем скрывать: в XVIII веке борьба шла между властями и третьим сословием. Народ был всего лишь орудием в руках более ловкой стороны. Поэтому и сейчас, в октябре 1830 года, люди по-прежнему делятся на два разряда: на богачей и бедняков; на тех, кто ездит в карете, и тех, кто ходит пешком; на тех, кто уже приобрел право бездельничать, и тех, кто стремится его приобрести. Общество, как и прежде, состоит из двух слагаемых, и сумма их не изменилась: радостями жизни и властью люди по-прежнему обязаны счастливому случаю, ибо талант они получают от бога, а богатство - от состоятельных родителей.
Итак, человек праздный всегда будет управлять себе подобными: исследовав вещи и наскучив ими, он начинает испытывать желание ПОИГРАТЬ ЛЮДЬМИ. Впрочем, поскольку один лишь богач, человек обеспеченный, имеет возможность изучать, наблюдать, сравнивать, именно он совершенствует свой разум, захватнический по природе; место закованного в латы сеньора занимает человек, вооруженный идеей, которому тройная власть: времени, денег и таланта - обеспечивает абсолютное господство. Распространившись вширь, зло ослабело; движущей силой нашей цивилизации стал разум - таков прогресс, купленный ценою крови наших отцов.
Аристократия воссоединится с буржуазией; одна принесет с собой традиции элегантности, хорошего вкуса и высокой политики, другая - чудесные свершения в сфере искусств и наук, а затем они сообща наставят на путь цивилизации и просвещения народ. Но мыслителям, государственным деятелям и промышленникам, которые войдут в эту обширную касту, так же нестерпимо захочется оповестить весь мир о своем могуществе, как и дворянам былых времен; они еще долго будут ломать голову, отыскивая для себя новые знаки отличия. Душа человеческая жаждет этих отличий: даже у дикаря есть перья, татуировки, изукрашенный лук, каури и стекляшки, за которые он бьется как лев. Таким образом, девятнадцатое столетие - эпоха, когда на смену эксплуатации человека человеком должна прийти эксплуатация человека разумом; эта возвышенная философия неизбежно повлияет и на испытываемое нами чувство превосходства; оно будет зависеть не столько от нашего благосостояния, сколько от нажитого нами духовного богатства.