Поднявшись по широкой лестнице, мы вошли в новое помещение, которое было когда-то отделом прикладной химии. У меня была надежда найти здесь что-нибудь полезное. За исключением одного угла, где обвалилась крыша, эта галерея прекрасно сохранилась. Я торопливо подходил к каждой уцелевшей витрине и наконец в одной из них, закупоренной поистине герметически, нашел коробку спичек. Горя от нетерпения, я испробовал одну из них. Спички оказались вполне пригодными: они нисколько не отсырели. Я повернулся к Уине.
– Танцуй, – воскликнул я на ее языке.
Теперь я действительно имел оружие против ужасных существ, которых мы боялись. И вот в этом заброшенном музее, на толстом мягком ковре из пыли, к огромному восторгу Уины, я принялся торжественно исполнять замысловатый танец, весело насвистывая песенку "Земля верных". Это был частью скромный канкан, частью полонез, частью вальс (заставлявший развеваться фалды моего сюртука) и частью мое собственное оригинальное изобретение. Вы же знаете, что я в самом деле изобретателен.
До сих пор я думаю, что этот коробок спичек, который за столько лет не поддался разрушительному действию времени, был самой необычной, но для меня самой удачной находкой. Но, как ни странно, я нашел еще одно, весьма неожиданное вещество: камфору. Запечатанная банка, где она хранилась, оказалась герметически закрытой по чистой случайности. Мне показалось сначала, что это был парафин, и разбил стекло. Но запах камфоры не вызывал сомнений. Среди общего распада это летучее вещество сохранилось совершенно случайно, возможно на протяжении многих тысяч веков. Она напомнила мне однажды виденную картину, сделанную сепией – краской из ископаемого белемнита, погибшего и ставшего окаменелостью, должно быть, миллионы лет назад. Я собрался было выбросить ее, но вспомнил, что она легко воспламеняется и горит прекрасным ярким пламенем, а значит, из нее можно сделать отличные свечки – и я положил ее в карман. Однако я не нашел никаких взрывчатых веществ или чего-то подобного, чтобы пробить бронзовые двери. Железный рычаг был пока самой полезной находкой, пусть я и наткнулся на него совершенно случайно. Тем не менее, я ушел из галереи в очень хорошем настроении.
Не могу рассказать вам всего, что произошло со мной за этот долгий день. Для этого потребуется сильно напрячь память, чтобы вспомнить по порядку все мои исследования. Помню длинную галерею с заржавевшим оружием и свои размышления: не выбрать ли мне топор или саблю вместо моего железного рычага? Но я не мог унести то и другое, а железный лом был более пригоден для атаки на бронзовые двери. Я видел множество ружей, пистолетов и винтовок. Почти все они были совершенно изъедены ржавчиной, хотя некоторые, сделанные из какого-то неизвестного металла, прекрасно сохранились. Но патроны и порох давно уже рассыпались в пыль. Один угол галереи обгорел и был совершенно разрушен; вероятно, это произошло вследствие взрыва патронов. В другом месте оказалась большая коллекция идолов: полинезийских, мексиканских, греческих, финикийских, – собранных со всех концов земли. И тут, уступая непреодолимому желанию, я написал свое имя на носу каменного урода из Южной Америки, особенно меня поразившего.
С наступлением вечера мой интерес угас. Одну за другой проходил я галереи, пыльные, безмолвные, часто разрушенные, все содержимое которых представляло собой по временам груды ржавчины и обуглившихся обломков. В одном месте я неожиданно наткнулся на модель рудника, а затем, также совершенно случайно, нашел в плотно закупоренной витрине два динамитных патрона! Я радостно воскликнул "Эврика!" и разбил витрину. Но вдруг сомнения одолели меня. Я колебался. Затем, выбрав маленькую боковую галерею, я провел опыт. Никогда прежде я не чувствовал такого разочарования, как в те пять, десять, пятнадцать минут, что я простоял в ожидании взрыва, которого так и не произошло. Без сомнения, это были модели, я мог бы догадаться об этом уже по их виду. Уверен, что иначе я тотчас же кинулся бы к Белому Сфинксу и отправил бы его одним взрывом в небытие вместе с его бронзовыми дверями и (как оказалось впоследствии) уже никогда не получил бы обратно Машину Времени.
После этого мы вышли в небольшой открытый дворик внутри главного здания. На зеленом газоне росли три фруктовых дерева. Так что мы отдохнули и подкрепились. Приближался закат, и я стал обдумывать наше положение. Ночь уже надвигалась, а безопасное убежище все еще не было найдено. Однако теперь это меня мало тревожило. В моих руках была лучшая защита от морлоков: спички! А на случай, если бы понадобился яркий свет, у меня в кармане была камфора. Самое лучшее, казалось мне, – провести ночь на открытом месте под защитой костра. А наутро я хотел приняться за розыски Машины Времени. Единственным средством для этого был железный лом. Но теперь, лучше зная, что к чему, я совершенно иначе относился к бронзовым дверям. Ведь до сих пор я не хотел их ломать, не зная, что находилось по другую их сторону. Однако они никогда не казались мне очень прочными, и теперь я надеялся, что легко взломаю их своим рычагом.
XII
Мы вышли из Зеленого Дворца, когда солнце еще не скрылось за горизонтом. Я был полон решимости на следующий день рано утром добраться до Белого Сфинкса, а нынче в сумерках моим намерением было пробраться через лес, который задержал нас в начале путешествия. Я подумал, что мы сможем этим вечером пройти как можно больше, а потом развести костер и лечь спать под защитой огня. Дорогой я собирал сучья и сухую траву и скоро набрал целую охапку. С этим грузом мы подвигались вперед медленнее, чем я предполагал, и к тому же Уина очень устала. Мне тоже ужасно хотелось спать. Когда мы дошли до леса, наступила полная темнота. Из страха перед ней Уина хотела остаться на склоне холма перед опушкой, но чувство опасности толкало меня вперед, вместо того чтобы образумить и остановить. Я не спал всю ночь и два дня находился в лихорадочном, раздраженном состоянии. Я чувствовал, как ко мне подкрадывается сон, а вместе с ним и морлоки.
Пока мы пребывали в нерешительности, я разглядел на фоне черных кустов позади нас три крадущиеся фигуры. Нас окружали высокая трава и мелкий кустарник, так что они могли коварно подкрасться вплотную. Чтобы пересечь лес, надо было, по моим расчетам, пройти около мили. Мне казалось, что если бы нам удалось выйти на открытый склон, то мы нашли бы там безопасное место для отдыха. Спичками и камфорой я рассчитывал освещать дорогу. Но, чтобы зажигать спички, я, очевидно, должен был бросить сучья, набранные для костра. Волей-неволей мне пришлось это сделать. И тут у меня возникла мысль, что я могу позабавить наших друзей, если подожгу кучу хвороста. Впоследствии я понял, какое это было безумие, но тогда такой маневр показался мне отличным прикрытием нашего отступления.
Не знаю, задумывались ли вы когда-либо над тем, какая редкая вещь пламя в умеренном климате, где нет человека. Солнечный жар, даже когда он сосредоточен на капельках росы, как порой бывает в тропических районах, редко бывает достаточно сильным, чтобы зажечь какое-нибудь дерево. Молния разит и испепеляет, но это редко приводит к широкомасштабным пожарам. Перегнивающая растительность иногда тлеет от тепла в процессе брожения, но воспламеняется ничуть не чаще. В этот же период упадка знаний само искусство добывания огня было забыто. Красные языки, которые принялись лизать мою кучу хвороста, были совершенно новым и незнакомым явлением для Уины.
Она хотела подбежать и поиграть с ним. Я верю, что она даже ступила бы в огонь, не удержи я ее. Я схватил ее и, несмотря на сопротивление, смело увлек за собой в лес. Еще некоторое время свет от костра освещал нам путь. Потом, оглянувшись назад, я увидел сквозь частые стволы деревьев, как занялись ближние кустарники и пламя, змеясь, поползло вверх на холм. Я засмеялся и снова повернулся к темным деревьям. Там царил полнейший мрак; Уина судорожно прижималась ко мне, но мои глаза быстро освоились с темнотой, и я достаточно хорошо видел, чтобы не натыкаться на стволы. Над головой было черным-черно, и только кое-где сиял клочок неба. Я не зажигал спичек, потому что руки мои были заняты. На левой руке сидела малышка Уина, а в правой я держал свой лом.
Некоторое время я ничего не слышал, кроме потрескивания веток под ногами, слабого шелеста ветра в вышине, своего дыхания и стука крови в ушах. Вдруг мне показалось, что я слышу позади топот. Я отогнал наваждение. Затем я услышал позади топот, но упорно продолжал идти вперед. Топот становился все громче, и вместе с ним долетали странные звуки и голоса, которые я уже слышал в Подземном Мире. Очевидно, за нами гнались морлоки; они настигали нас. Действительно, в следующее же мгновение я почувствовал, как кто-то дернул меня за одежду, а потом за руку. Уина задрожала и притихла.
Время пришло зажечь спичку. Но чтобы достать их, я должен был положить Уину на землю. Я так и сделал, но пока я возился с карманом, у моих ног началась возня. Уина молчала, и только морлоки что-то бормотали. Чьи-то маленькие мягкие руки скользнули по моей спине и даже прикоснулись к шее. Спичка чиркнула и зашипела. Я подождал, пока она не разгорелась, и тогда увидел белые спины убегавших в чащу морлоков. Поспешно вынув из кармана кусок камфоры, я приготовился его зажечь, как только начнет гаснуть спичка. Я взглянул на Уину. Она лежала ничком, обхватив мои колени, совершенно неподвижная. Со страхом я наклонился над ней. Казалось, она едва дышала. Я зажег кусок камфоры и бросил его на землю; расколовшись, он ярко запылал, отгоняя от нас морлоков и ночные тени. Я встал на колени и поднял Уину. В лесу, позади нас, слышался шум и бормотание огромной стаи.
Уина, казалось, потеряла сознание. Я аккуратно положил ее на плечо и поднялся, чтобы идти дальше, но следом пришло ужасное осознание. Пока я возился со спичками и Уиной, я несколько раз повернулся, и теперь я не имел ни малейшего представления, в каком направлении нам нужно идти. Может быть, я снова обращен в сторону Зеленого Дворца из зеленого фарфора. Меня бросило в холодный пот. Пришлось быстро соображать, что же делать дальше. Я решил развести костер и остаться там, где стоим. Положив все еще неподвижную Уину на мшистый пень, я принялся торопливо собирать сучья и листья, пока догорал кусок камфоры. Вокруг меня то тут, то там, подобно рубинам, светились в темноте глаза морлоков.
Камфора вспыхнула и погасла. Я зажег спичку и увидел, как два белых силуэта, приближавшиеся к Уине, поспешно бросились прочь. Один был настолько ослеплен светом, что натолкнулся на меня, и я почувствовал, как хрустнули его кости под ударом моего кулака. Он издал отчаянный возглас, немного покачнулся и упал. Я зажег другой кусок камфоры и продолжал собирать ветки для костра. Вскоре я заметил, что листья были совершенно сухими, ведь за неделю, с момента моего прибытия на Машине Времени, не сорвалось и капли дождя. Так, вместо опавших листьев и веток, я, подпрыгивая, начал обламывать нижние ветви деревьев и стаскивать их в кучу. Скоро разгорелся удушливо-дымный костер из свежего дерева и сухих сучьев, и я сберег остаток камфоры. Я вернулся туда, где рядом с моим ломом лежала Уина. Я всеми силами старался привести ее в чувство, но она лежала как мертвая. Я не мог даже понять, дышала она или нет.
Тут дым от костра пахнул мне в лицо, и неожиданно тело стало ватным. Кроме того, пары камфоры витали в воздухе. Костер будет еще гореть в течение часа или около того. Я чувствовал себя смертельно усталым и сел. Лес был полон непонятными мне шорохами и звуками. Мне показалось, что я немного вздремнул, и тут же открыл глаза. Но вокруг была темнота, и руки морлоков шарили по моему телу. Стряхнув с себя их цепкие пальцы, я торопливо принялся искать в кармане спички, но… их там не оказалось. Морлоки снова схватили меня, окружив со всех сторон. В одну секунду я сообразил, что случилось. Я заснул, костер погас. Меня охватил смертельный ужас. Весь лес, казалось, был наполнен запахом гари. Меня схватили за шею, за волосы, за руки и старались повалить. Ужасны были в темноте прикосновения этих мягкотелых созданий, облепивших меня. Мне казалось, что я попал в какую-то чудовищную паутину. Они пересилили меня, и я упал. Чьи-то острые зубы впились мне в шею. Я перевернулся, и в то же мгновение рука моя нащупала железный рычаг. Это придало мне силы. Стряхнув с себя всю кучу человекообразных крыс, я вскочил и, размахнувшись рычагом, принялся бить им наугад, стараясь попасть по их головам. Я слышал, как под моими ударами обмякали их тела, как хрустели кости. На минуту я освободился.
Меня охватило странное возбуждение, которое сопровождает жесткий бой. Я знал, что наши с Уиной дни сочтены, но решил заставить морлоков дорого заплатить за их чудовищный пир. Я стоял, опираясь спиной о дерево и размахивая перед собой железной палицей. Лес оглашали громкие крики морлоков. Прошла минута. Голоса их, казалось, уже не могли быть пронзительней, движения становились все быстрее и быстрее. Но ни один не подходил ко мне близко. Я все время стоял на месте, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. В душу мою закралась надежда: может быть, морлоки испугались? И тут произошло нечто необычайное. Казалось, окружающий меня мрак стал проясняться. Я смутно начал различать фигуры морлоков, трое корчились у моих ног, а остальные непрерывным потоком бежали мимо меня вглубь леса. Спины их казались уж не белыми, а красноватыми. Застыв в недоумении, я увидел красную полосу, скользившую между деревьев, освещенных светом звезд. Я сразу понял, откуда взялся запах гари и однообразный шорох, перешедший теперь в страшный рев, и красное зарево, обратившее в бегство морлоков.
Выйдя из-за дерева и оглянувшись назад, я разглядел между угольно-черными стволами ближних деревьев пламя лесного пожара: то нас нагнал мой первый костер. Я искал Уину, но она пропала. Шипение и треск позади меня, взрывной глухой звук от каждого нового охваченного пламенем дерева, совершенно не оставляли времени для размышлений. Все еще держа в руке свой железный лом, я бросился вслед за морлоками. То оказалась неравная гонка. Пока я бежал, огонь обогнал меня с правой стороны, так что я с правого фланга бросился на левый. Наконец я вышел на небольшое открытое пространство, и в этот момент, какой-то морлок наткнулся на меня и бросился мимо прямо в огонь!
И теперь я наблюдал, думаю, самое впечатляющее и пугающее зрелище из всех, которые лицезрел в Будущем. От зарева стало светло, как днем. Посреди огненного моря был холмик или курган, на вершине которого рос полузасохший боярышник. А дальше, в лесу, бушевали желтые языки пламени, и холм был со всех сторон окружен огненным забором. На склоне холма толпилось около тридцати или сорока морлоков: ослепленные, они метались и натыкались в замешательстве друг на друга. Я забыл об их слепоте и, как только они приближались, в безумном страхе принимался яростно наносить им удары. Я убил одного и искалечил многих. Но, увидев, как один из них ощупью пробирался в багровом свете среди боярышника, и услыхав стоны, я убедился в полной беспомощности и отчаянии морлоков и не трогал уже больше никого.
И сейчас, если кто-то подходил прямо ко мне, дрожа от ужаса, я быстро отходил в сторону. В то время как огонь немного утих, я испугался, что эти существа смогут обнаружить меня. Я даже думал снова начать бой, убив некоторых из них, прежде чем это случится, но огонь снова ярко вспыхнул, и я опустил руку. Я обошел холм между морлоками, избегая столкновений, в поисках каких-либо следов Уины. Но она исчезла.
Наконец я присел на вершине холма и смотрел на это невероятно странное слепое сборище перемещающихся взад и вперед существ, бродивших ощупью и перекликавшихся нечеловеческими голосами при вспышках пламени. Огромные клубы дыма плыли по небу, и сквозь красное зарево изредка проглядывали звезды, такие далекие, как будто они принадлежали какой-то иной вселенной. Два или три морлока сослепу наткнулись на меня, и я, задрожав, отогнал их ударами кулаков.
Большую часть ночи длился этот кошмар. Я щипал себя и кричал в страстном желании проснуться. Бил руками землю, встал и снова садился, бродил вперед и назад, снова садился. Я упал на колени, тер свои глаза и молил Бога дать мне уснуть. Трижды я видел, как морлоки, опустив головы, в каком-то исступлении бросались в огонь. Но, наконец, над затихающим заревом огня, над тучей черного дыма над головешками пней, и жалкими остатками этих мерзких существ, на землю пришел рассвет.
Я снова искал следы Уины, но ничего не нашел. По-видимому, ее маленькое тельце осталось в лесу. Все же она избегла той ужасной участи, которая, казалось, была ей уготована. При этой мысли я чуть снова не принялся за избиение беспомощных отвратительных созданий, но сдержался. Холмик, как я сказал, был чем-то вроде острова в лесу. С его вершины сквозь пелену дыма я теперь мог разглядеть Зеленый Дворец и определить путь к Белому Сфинксу. Когда окончательно рассвело, я покинул кучку проклятых морлоков, все еще стонавших и бродивших ощупью по холму, обмотал ноги травой и по дымящемуся пеплу, меж черных стволов, среди которых еще трепетал огонь, поплелся туда, где была спрятана Машина Времени. Шел я медленно, так как почти выбился из сил и, кроме того, хромал: я чувствовал себя глубоко несчастным, вспоминая об ужасной смерти бедной Уины. Это было тяжко. Теперь, когда я сижу здесь у себя, в привычной обстановке, потеря Уины кажется мне скорее тяжелым сном, чем настоящей утратой. Но в то утро я снова стал совершенно одинок, ужасно одинок. Я вспомнил о своем доме, о вас, друзья мои, и меня охватила мучительная тоска.
Но когда я шел по дымящемуся пеплу под ярким утренним небом, я сделал одно открытие. В кармане брюк я нашел несколько спичек. Скорее всего, они выпали из коробка прежде, чем он был похищен.