- Но я бы сказала, что ему больше подходит Глэдис. Как было бы хорошо, если бы бедняжка Глэдис смогла устроить свою судьбу.
Незамужние предпочитали не делиться своими мыслями. Каждая по размышлении находила основания считать, что Джозеф Лавридж выказал предпочтение именно ей. Каково же было ее раздражение, когда при дальнейшем размышлении она приходила к выводу, что Джозеф Лавридж выказывал подобные знаки внимания большинству ее подруг.
Тем временем Джозеф Лавридж благополучно следовал своим путем. В восемь утра экономка Джозефа входила в комнату, внося чай с сухим бисквитом. В восемь пятнадцать Джозеф Лавридж вставал и начинал делать сложные гимнастические упражнения с помощью резиновых подтяжек, что гарантировало при условии регулярных занятий придание изящества телу и эластичности мышцам. Джозеф Лавридж занимался гимнастикой регулярно в течение многих лет и лично был доволен полученным результатом, каковой, известный, впрочем, только ему одному, превышал все его ожидания. В половине девятого Джозеф Лавридж завтракал. По понедельникам, средам и пятницам он пил чай, заваренный собственноручно, ел яйцо, сваренное собственноручно, а также два тоста, один намазанный джемом, другой - маслом. По вторникам, четвергам и субботам Джозеф Лавридж вместо яйца употреблял тонкий ломтик бекона. По воскресеньям Джозеф Лавридж ел и яйцо, и бекон и вдобавок позволял себе на полчаса подольше почитать газету. В девять тридцать Джозеф Лавридж выходил из дома, отправляясь на службу в редакцию одного почтенного журнала, где состоял бессменным и уважаемым заведующим отделом городских новостей. Покинув свою контору в половине второго, Джозеф Лавридж в час сорок пять входил в помещение Автолик-клуба и усаживался за ленч. С подобной же точностью, насколько это возможно применительно к заведующему отделом городских новостей, была организована и вся остальная жизнь Джозефа Лавриджа. В понедельник вечером Джозеф пребывал в кругу знакомых музыкантов в Брикстоне. В пятницу Джозеф посещал театр. По вторникам и четвергам он был доступен для приглашений к обеду. По средам и субботам приглашал четверых друзей отобедать к себе на Риджентс-Парк. По воскресеньям Джозеф Лавридж в любое время года предпринимал поездки за город. Специальное время он отводил и для чтения, и для размышлений. Повсюду - на Флит-стрит, в Тироле, на Темзе и в Ватикане - его можно было издалека узнать по серому сюртуку, лакированным ботинкам, коричневой фетровой шляпе и лавандового цвета галстуку. Этот человек - неисправимый холостяк. И потому, когда слух о том, что он обручился, проник под прокуренные своды Автолик-клуба, все отказывались в это поверить.
- Это невозможно! - заявил Джек Херринг. - Я лет пятнадцать близко знаю Джои. У него все расписано по минутам. Он просто не мог бы выкроить время для брака.
- Он не любитель женщин, во всяком случае до такой степени. Я знаю, он сам мне об этом говорил! - пояснил поэт Александр. - Он считает, что женщины - воплощение артистизма общества, что с ними приятно проводить время, но жить - слишком обременительно.
- Помнится мне, - заметил Малыш, - он рассказывал одну историю, вот в этой самой комнате месяца, этак, три тому назад. Возвращались они как-то небольшой компанией из Девоншира. Они весело провели там вечер, и кто-то - Джои точно не помнил кто - предложил заглянуть к нему на прощальный бокал виски. Вот сидят они в гостиной, беседуют, смеются, как вдруг появляется хозяйка, всю прелесть наряда которой, по словам Джои, составляла его пестрота. Весьма миловидная женщина, отметил Джои, только чрезмерно разговорчивая. И едва лишь возникла пауза, Джои, обратившись к сидящему рядом мужчине, по виду скучающему, шепотом заметил ему, что им самое время уйти. "Вы, пожалуй, уходите, - ответствовал джентльмен скучающего вида. - А мне, к сожалению, нельзя, видите ли, я тут живу".
- Никогда не поверю! - сказал Сомервиль, адвокат без практики. - Вечно он сыплет своими шутками, верно, какая-нибудь дурища восприняла его всерьез.
Однако эта версия переросла в устойчивый слух, обросла деталями, утратив всю свою прелесть, и наконец обрела вид чистой констатации факта. Более недели Джои не показывался в клубе, что уже само по себе стало убийственным подтверждением молвы. Теперь всех интересовало: кто она, какова она из себя?
- Она явно не из нашего круга, а то бы мы непременно услышали что-то от ее друзей, - прозорливо заметил Сомервиль, адвокат без практики.
- Непременно, какая-нибудь препротивная куклешка, которая всех нас затанцует, а ужин подать позабудет! - с боязнью высказался Джонни Бастроуд, обычно именуемый Птенчиком. - Мужчины в возрасте вечно влюбляются в молоденьких.
- Сорок лет, - холодно заметил Питер Хоуп, редактор и один из владельцев журнала "Хорошее настроение", - это еще не возраст.
- Но это и не юность, - упирался Джонни.
- Тебе же лучше, Джонни, если она молоденькая, - вставил Джек Херринг. - Будет с кем порезвиться. А то временами мне бывает тебя жаль, кроме взрослых, тебе и пообщаться-то не с кем!
- Да уж, в определенном возрасте все становятся скучны, - согласился Птенчик.
- Я надеюсь, - сказал Питер, - что это какая-нибудь рассудительная и славная женщина лет чуть больше тридцати. Наш Лавридж такой чудный человек, а сорок лет - прекрасный возраст для женитьбы.
- Ну вот, если я не женюсь до сорока... - начал Птенчик.
- Не стоит так убиваться, - прервал его Джек Херринг, - ты у нас такой красавчик! Вот будешь паинькой, зимой закатим бал, выведем тебя в свет и сбудем с рук - оглянуться не успеешь!
Стоял август. Джои отправился отдыхать, опять-таки не заглянув в клуб. Даму звали Генриэтта Элизабет Дуун "Морнинг пост" сообщала, что она имеет отношение к глостерширским Дуунам.
- Глостерширские Дууны, глостерширские Дууны - задумчиво повторяла мисс Рэмсботэм, журналистка, занятая светской хроникой, автор еженедельной рубрики "Письмо к Клоринде", обсуждая проблему с Питером Хоупом в редакции "Хорошего настроения". - Я знала одного Дуна, владельца большой дешевой лавки на Юстон-Роуд, считавшего себя аукционистом. Он прикупил себе в Глостершире небольшое имение и добавил к своему имени букву "у". Интересно, это тот или не тот?
- Была у меня кошка по имени Элизабет, - сказал Питер Хоуп.
- Не понимаю, при чем здесь кошка!
- Собственно говоря, ни при чем, - согласился Питер. - Только я ее очень любил. Удивительно мудрое животное и, будучи кошкой, с другими сородичами совершенно не общалась и терпеть не могла гулять позже десяти вечера.
- Куда же она делась? - поинтересовалась мисс Рэмсботэм.
- Упала с крыши, - со вздохом ответил Питер Хоуп. - Гулять по крышам ей было не свойственно.
Бракосочетание состоялось за пределами Англии, в англиканской церкви в Монтре. Домой чета Лавриджей возвратилась в конце сентября. Члены Автолик-клуба решились поднести презент в виде чаши для пунша, сопроводив его своими визитками, после чего с нетерпением и любопытством ожидали быть представленными новобрачной. Однако приглашения не последовало. Равно как и сам Джои не показывался в клубе в течение месяца. Как вдруг одним пасмурным днем Джек Херринг, очнувшись после легкой дремоты, обнаружил, что сигара во рту потухла и что в курительной комнате кроме него есть еще кто-то. В дальнем углу у окна сидел Джозеф Лавридж и читал журнал. Джек Херринг в удивлении протер глаза, затем поднялся и направился через комнату.
- Сначала мне показалось, что я сплю, - описывал этот эпизод позже вечером того же дня Джек Херринг. - Передо мной сидел, попивая как ни в чем не бывало свой послеобеденный виски с содовой, Джои Лавридж, тот, которого я знаю лет пятнадцать. И в то же время не совсем тот. Все те же знакомые черты, ничто в нем не изменилось, и все-таки он выглядел как-то по-другому. Тот же облик, та же одежда, но человек другой. Мы проговорили с полчаса: он припомнил все шутки, свойственные Джои Лавриджу. Это было непостижимо. Но вот пробили часы, и он поднялся, сказав, что должен быть дома в полшестого. И тут меня внезапно осенило: "Джои Лавридж перестал существовать; его место занял женатый человек".
- Нас не интересуют ваши жалкие потуги предстать автором психологического романа, - заявил Сомервиль, адвокат без практики. - Нас интересует, о чем вы с ним беседовали. Несуществующий или женатый, но человек, способный употреблять виски с содовой, должен отвечать за свои поступки. Что это за фокусы, почему этот негодник позволяет себе отказываться от друзей? Может, он справлялся о ком-нибудь из нас? Просил кому-нибудь что-нибудь передать? Может быть, он приглашал кого-то из нас посетить его?
- Ну да, он справлялся практически обо всех, я этого дождался. Но ничего никому передать не просил. Сдается мне, он не слишком тоскует по старым друзьям.
- Что ж, завтра же утром отправлюсь к нему в редакцию, - заявил Сомервиль, адвокат без практики, - и, если потребуется, проникну к нему силой. Что за таинственность, в самом деле!
Однако по возвращении Сомервиль озадачил членов Автолик-клуба еще более. Джои рассуждал о погоде, о нынешнем состоянии политических партий, с нескрываемым интересом выслушивал всякие сплетни о старых друзьях, однако ни словом не обмолвился ни о себе, ни о своей супруге, чтобы прояснить ситуацию. Миссис Лавридж здорова. Родные миссис Лавридж здоровы. Но в настоящее время миссис Лавридж не принимает.
Не будучи ограничены во времени, члены Автолик-клуба решили заняться частным расследованием. Оказалось, что миссис Лавридж интересная, со вкусом одевающаяся дама в возрасте, как и надеялся Питер Хоуп, около тридцати. С одиннадцати утра миссис Лавридж занималась покупками в районе Хэмпстед-роуд. Днем в нанятом экипаже миссис Лавридж медленно разъезжала по Парку, с величайшим интересом, как было отмечено, разглядывая пассажиров проезжающих мимо экипажей, однако не будучи знакома, по всей видимости, ни с кем из них. Как правило, экипаж подъезжал к конторе Джои в пять часов, и чета Лавриджей возвращалась домой. Будучи самым старым приятелем Джозефа Лавриджа, Джек Херринг, подстрекаемый прочими членами клуба, решил взять быка за рога и смело заявиться к нему без приглашения. Но всякий раз миссис Лавридж не оказывалось дома.
- Черт подери, ноги моей больше там не будет! - говорил Джек. - Я знаю, когда я пришел во второй раз, она была дома! Я проследил, как она вошла в дом. Да ну их к чертям, эту заносчивую парочку!
Недоумение друзей сменилось негодованием. Время от времени Джои, вернее, лишенная души его тень, наведывался в клуб, где некогда все члены с улыбкой поднимались ему навстречу. Теперь они отвечали ему резко и отворачивались от него. Как-то раз Питер Хоуп застал его там в одиночестве, стоящим заложив руки в карманы у окна. Как он сам утверждал, Питеру было пятьдесят, а может, и побольше; сорокалетние мужчины казались ему юношами. Потому Питер, который терпеть не мог недомолвок, решительно подошел к Джои и хлопнул его по плечу.
- Я хочу знать, Джои, - сказал Питер, - продолжать ли мне относиться к вам с симпатией или мне резко переменить о вас мнение. Давайте начистоту!
Джои повернулся к нему, и на лице его было написано такое страдание, что сердце Питера дрогнуло.
- Если бы вы знали, как мне тяжело! - сказал Джои. - Мне, кажется, ни разу в жизни не было так плохо, как последние три месяца.
- Я полагаю, это все из-за супруги? - осведомился Питер.
- Она славная девочка. Но у нее есть один недостаток.
- Однако он слишком велик, - продолжил Питер. - Я бы на вашем месте попытался излечить ее от него.
- Излечить! - воскликнул несчастный Джои. - Уж лучше бы вы посоветовали мне пробить собственной головой кирпичную стену. Я и представления не имел, что такое женщины. Даже помыслить себе не мог.
- Но чем мы ей не угодили? Мы люди благопристойные, в значительной мере образованные...
- Дорогой мой Питер, неужто вы полагаете, что я ей этого не говорил, к тому же сотню тысяч раз! Ах, женщины! Стоит чему-то втемяшиться им в голову, и никакой силой это не выбьешь, только хуже сделаешь. Из всяких юмористических журналов она составила себе превратное представление о том, что такое богема. И в этом наша вина, мы создали это собственными руками. Попробуйте, убедите ее теперь, что все это клевета!
- Но почему бы ей самой не повстречаться с нами, чтобы составить собственное суждение? Ведь есть Порсон - он бы мог стать епископом. Или Сомервиль - его оксфордское произношение буквально растрачивается попусту. Ему негде себя проявить!
- Если бы только это, - признался Джо, - у нее имеются амбиции, причем связанные с происхождением. Она считает, что из неродовитых не может получиться ничего стоящего. В настоящее время у нас всего трое друзей, и, насколько я могу судить, больше не будет. Ах, дорогой Питер, вы не поверите, до какой степени это скучные люди! Скажем, семейная пара, по фамилии Холиоэйк. Они у нас обедают по вторникам, а мы у них по четвергам. Единственной их жизненной заслугой является то, что их близкий родственник состоит в Палате Лордов; сами они ровным счетом ничего из себя не представляют. Этот кузен вдовец, и ему под восемьдесят. Случилось, что он у них единственный родственник, и как только он умрет, они собираются удалиться в деревню. Еще есть один субъект, по имени Катлер, который в связи с какой-то подачкой однажды побывал в Марльборо-Хаус. Послушали ли бы вы его рассуждения о монаршей власти! Но самая докучливая из них - некая говорливая женщина, у которой, насколько мне удалось выяснить, даже имени, по существу, нет. На визитках у нее значится "мисс Монтгомери", но это ее собственное изобретение. Знать бы, кто она есть на самом деле! Это бы, несомненно, потрясло основы нашего общества. Мы сидим и рассуждаем об аристократии и более ни с кем не общаемся. Однажды я позволил себе несколько съязвить для разнообразия - рассказывая о своих встречах с принцем Уэльским, я постоянно называл его Тедди. И хоть звучало это явно хвастливо, мои собеседники приняли все как должное. Я был до такой степени изумлен, что не решился вывести их из заблуждения, в результате я сделался для них чем-то вроде божества. Они не отстают от меня, не прекращают расспрашивать. Как мне быть? Я совершенно теряюсь в их обществе. До этого мне ни разу в жизни не приходилось иметь дела с такими отъявленными идиотами. Разумеется, канонический тип известен всем, но эти, можете мне поверить, просто беспробудные. Я попытался оскорблять их, они даже не понимают, что их оскорбляют! Не знаю, что нужно сделать, чтобы их проняло, должно быть, турнуть с кресел и пихнуть посильнее коленом под зад.
- Ну а миссис Лавридж? - сочувственно спросил Питер. - Как она...
- Между нами говоря, - сказал Джои, понижая голос до необязательного шепота - они с Питером были единственными собеседниками в курительной, - я бы не смог признаться в этом нашим более молодым коллегам, но, между нами говоря, жена моя - прелестная женщина. Просто надо ее получше узнать.
- Но, судя по всему, у меня нет такой возможности, - с усмешкой заметил Питер.
- Она такая женственная, такая возвышенная, такая... такая царственная женщина, - продолжал миниатюрный джентльмен с нарастающим пылом. - У нее только один недостаток - отсутствие чувства юмора.
Как уже говорилось, Питер взирал на сорокалетних мужчин как на мальчишек.
- Мой дорогой друг, что бы вас ни побудило...
- Я знаю... я все знаю, - перебил его незрелый собеседник. - В природе так специально устроено. Поджарые смазливые зануды женятся на коротышках со вздернутыми капризными носиками. А темпераментные коротышки вроде меня предпочитают женщин серьезных, высокомерных. Если бы все было наоборот, род человеческий состоял бы из устойчивых подвидов.
- Разумеется, если вы движимы чувством общественного долга...
- Не будьте идиотом, Питер Хоуп, - перебил его миниатюрный джентльмен. - Я люблю свою жену, как и она меня, и буду любить всегда. Я знаком с одной женщиной, которая обладает чувством юмора, и из двоих я предпочту ту, у которой его нет. Юнона - мой идеал женщины. Я готов перенести все превратности судьбы. Как можно видеть перед собой веселую щебетунью Юнону и не влюбиться в нее?
- Так вы готовы отказаться от всех своих старых друзей?
- Ни в коем случае! - в отчаянии воскликнул миниатюрный джентльмен. - Вы представить себе не можете, в какой ужас повергает меня лишь мысль об этом! Передайте им, чтоб набрались терпения. Я открыл секрет взаимоотношения с женщинами: с ними нельзя позволять себе резких действий.
Часы пробили пять.
- Теперь мне пора, - сказал Джои. - Прошу вас, Питер, не судите ее строго и передайте то же остальным. Она славная девочка. Вот увидите, она понравится и вам, и всем другим. Славная девочка! С одним лишь недостатком.
И Джои откланялся.
В тот вечер Питер старался изо всех сил изложить друзьям реальное положение вещей так, чтобы не набросить тень на миссис Лавридж. Задача была не из легких, и нельзя сказать, что Питер справился с ней наилучшим образом. Гнев и презрение по отношению к Джои обернулись жалостью к нему. Кроме того, члены Автолик-клуба испытали некоторое чувство досады в отношении себя самих.
- Да за кого принимает нас эта женщина? - воскликнул Сомервиль, адвокат без практики. - Неужто ей неизвестно, что мы обедаем с настоящими актерами и актрисами, что раз в год нас приглашают отобедать в Мэншен-Хаус?
- Неужто она не слышала о том, что существует аристократизм таланта? - в страхе вопрошал Малыш.
- Надо бы кому-то из нас перехватить эту женщину, - предложил Птенчик, - принудить ее вступить в короткую беседу. Я подумываю, чтобы предложить собственную кандидатуру.
Джек Херринг ничего не сказал и, казалось, о чем-то задумался.
На следующее утро Джек Херринг, по-прежнему пребывая в задумчивости, наведался в редакцию "Хорошего настроения", что на Крейн-Корт, и позаимствовал у мисс Рэмсботэм справочник аристократических семейств. Дня через три Джек Херринг походя заметил членам клуба, что накануне вечером он отобедал вместе с мистером и миссис Лавридж. Члены клуба вежливо дали Джеку Херрингу понять, что считают его вруном, и наперебой потребовали объяснений.
- Если бы я у них не был, - с убийственной логикой заметил Джек Херринг, - зачем бы мне вам об этом сообщать?
Подобный ответ вызвал раздражение у клуба, еще больше подогрев любопытство его членов. Трое, действуя в интересах общего дела, торжественно вызвались принять на веру все, что говорил Джек. Однако Джек Херринг почувствовал себя уязвленным.
- Если джентльмены бросают тень на репутацию им подобного...