Юкико по-прежнему молчала, но её огорчённый вид был красноречивее всяких слов. Сатико выразилась достаточно откровенно, и она понимала, что у неё нет иного выбора, как отправиться в Токио.
- Не думай, пожалуйста, что ты уезжаешь навсегда… Помнишь о письме госпожи Дзимба? Пока никаких новых известий от неё нет, но, если вдруг зайдёт речь о смотринах, тебе непременно нужно будет приехать. Впрочем, и без этого мы всегда найдём какой-нибудь предлог.
- Хорошо.
- Так я могу сказать, что ты завтра же отправишься в Осаку?
- Да.
- Ну тогда приведи себя в порядок и выйди к тётушке.
Пока Юкико накладывала, на лицо белила и переодевалась в кимоно, Сатико спустилась в гостиную.
- Юкико сейчас придёт. Она всё поняла и согласна ехать в Осаку. Я думаю, вам нет надобности говорить с ней об этом.
- Правда? Ну что же, я рада. Значит, не напрасно приехала..
Тётушка была очень довольна. Сатико предложила ей дождаться Тэйноскэ и поужинать вместе с ними, но та отказалась: ей хочется поскорее обрадовать Цуруко.
- Какая жалость, что мне не удалось повидать Кой-сан, но я надеюсь, Сатико, ты сумеешь её уговорить, - сказала тётушка на прощание и, едва дождавшись, когда жара немного спадёт, поспешила откланяться.
Юкико уехала на следующий день, простясь с Сатико и племянницей в самой будничной манере, как будто они расставались всего на несколько дней. Весь её багаж состоял из маленького узелка, в котором было лёгкое домашнее кимоно (парадными кимоно сестры пользовались сообща), несколько смен нижнего белья да томик рассказов.
Глядя на этот узелок в руках О-Хару, провожавшей Юкико на станцию, никто не мог бы предположить, что ей предстоит дальняя дорога. Что же до Эцуко, то во время визита тётушки Томинага она играла у Штольцев и узнала об отъезде Юкико только накануне вечером. Ей сказали, что тётя едет в Осаку ненадолго, чтобы помочь Цуруко со сборами, поэтому дело обошлось без бурных сцен.
* * *
Наконец наступил день отъезда старших Макиока в Токио. Отъезжающих было одиннадцать человек: Тацуо, Цуруко, шестеро их детей, Юкико, прислуга и нянька. Поезд отправлялся в половине девятого вечера. Сатико, конечно же, полагалось бы проводить сестру, но из опасения, что, увидев её, Цуруко расплачется, она решила остаться дома, и Тэйноскэ поехал на вокзал один.
Проводить семью Макиока собралось не менее ста человек, среди них были даже старенькие гейши и актёры, которым в своё время покровительствовал отец Цуруко. Сразу видно было, что из города уезжает пусть и не столь влиятельная, как прежде, но весьма родовитая семья.
Таэко, до последнего дня так и не собравшаяся побывать в Осаке, приехала на вокзал чуть ли не перед самым отходом поезда. Воспользовавшись суматохой, она второпях пожелала сестре и зятю счастливого пути и поспешила затеряться в толпе. Она уже уходила с платформы, когда кто-то окликнул её:
- Извините, пожалуйста, вы, должно быть, одна из дочерей покойного господина Макиоки?
Оглянувшись, Таэко увидела пожилую женщину. Это была О-Эй, знаменитая танцовщица из Симмати.
- Совершенно верно. Я - Таэко.
- Таэко-сан? Которая же вы по счёту?
- Самая младшая.
- А-а, стало быть, вы и есть Кой-сан. Вас совсем не узнать. Наверное, вы уже закончили гимназию.
- Да… - произнесла Таэко и рассмеялась. Её часто принимали за совсем молоденькую девушку, выпускницу гимназии, и она, как правило, не стрелялась рассеивать это заблуждение. Но кто бы мог подумать, что такую ошибку сделает О-Эй?
Когда они жили в Сэмбе, О-Эй, уже тогда далеко не молодая, часто бывала у них дома. Кто-кто, а она-то должна была догадаться, что если в ту пору Таэко было лет десять, то теперь, по прошествии шестнадцати лет, ей никак не может быть двадцати! Впрочем, Таэко знала, что в шляпке и платье, которые были на ней в тот вечер, она выглядит на удивление юной.
- Сколько же вам исполнилось, Кой-сан?
- Я вовсе не так молода, как вам кажется…
- А меня вы помните?
- Конечно, О-Эй-сан. Вы совсем не изменились с тех пор.
- Ну что вы! Я стала совсем старухой. А почему вы не уехали в Токио?
- Мы договорились, что некоторое время я поживу у другой сестры в Асии.
- Вот оно что? Как грустно, что госпожа Цуруко с супругом уехали из Осаки…
* * *
Не успела Таэко распрощаться с О-Эй у выхода из вокзала, как кто-то снова её окликнул. На сей раз это был мужчина.
- Сколько лет, сколько зим! Узнаёте меня? Да, да, ваш покорный слуга Сэкихара. Я рад за Тацуо. Такое повышение!
Сэкихара был приятелем Тацуо по университету и служил в одной из дочерних компаний концерна Мицубиси. Когда Тацуо вошёл в семью Макиока, Сэкихара, в то время ещё холостяк, часто бывал у них дома. С тех самых пор его и знала Таэко. Потом он женился, получил назначение на службу в Лондон, где пробыл более пяти лет, и всего лишь несколько месяцев назад вернулся на родину. Таэко слышала о возвращении Сэкихары, но с их последней встречи прошло, должно быть, лет девять.
- Я сразу вас узнал, Кой-сан. Да-а, мы не виделись целую вечность…
- Очень рада, что вы снова в Осаке.
- Спасибо. Увидев вас на платформе, я сразу же подумал: это Кой-сан, но потом было засомневался - уж очень вы юная…
Таэко привычно усмехнулась.
- Скажите, пожалуйста, а эта молоденькая женщина, что уехала вместе с семьёй Тацуо, уж не Юкико ли?
- Юкико.
- Как жаль, что я не успел с нею поговорить. Нет, право же, вы обе выглядите очень молодо. Там, в Англии, я частенько вспоминал Сэмбу и вас с сёстрами. Я думал, что, вернувшись домой, застану и Юкико-тян и вас уже замужними дамами с чадами на руках. Но когда я узнал от Тацуо, что вы обе ещё не замужем, мне почудилось, будто этих пяти лет попросту не было. И вот сегодня новый сюрприз: и Юкико-тян и вы ничуть не изменились с нашей последней встречи. Не могу поверить своим глазам.
Таэко снова лукаво усмехнулась.
- Поверьте, я говорю это не ради любезности. Нет ничего удивительного в том, что вы обе ещё не замужем, - вы такие юные!
Сэкихара, не скрывая восхищения, оглядел Таэко с головы до ног.
- Кстати, а где же госпожа Сатико?
- Сатико осталась дома. Она боялась, что они с Цуруко не смогут удержаться от слёз и будут выглядеть глупо.
- А, вот оно что! Когда я подошёл попрощаться с госпожой Цуруко, у неё и в самом деле на глазах были слёзы. Это выглядело так трогательно!
- Многие находят это смешным: не странно ли горевать, уезжая в Токио?
- Ну что вы! Мне, например, после всех этих лет на чужбине было приятно поглядеть, как покидает родной город истинная японка… А вы, стало быть, остаётесь здесь?
- Да. Видите ли… у меня есть кое-какие дела…
- Верно, верно, я ведь слышал, что вы стали художницей. Вот это да!
- Не смешите меня. Неужели после Англии вас это способно удивить?
Таэко знала, что Сэкихара неравнодушен к спиртному. Судя по всему, сегодня он уже успел выпить свою порцию виски. Когда. Сэкихара пригласил её на чашку чая в кафе поблизости, Таэко под благовидным предлогом отказалась и поспешила на электричку.
23
Дорогая Сатико!
Извини, что не написала тебе сразу. Всё эти дни у меня не было ни минутки, чтобы сесть за письмо.
Как только поезд тронулся, Цуруко уткнулась в занавеску и дала волю слезам. В поезде у Хидэо-тяна вдруг разболелся живот и сделался сильный жар. Он без конца бегал в туалет, и мы с Цуруко всю ночь не сомкнули глаз.
Но хуже всего то, что хозяин дома в Омори, где мы должны были поселиться, внезапно передумал и расторг арендный контракт. Об этом стало известно за день до нашего отъезда из Осаки, но менять что-либо было уже поздно. Воспользовавшись любезностью г-на Танэды, мы остановились пока что в его доме в Адзабу. Вообрази, чего стоило ему приютить у себя одиннадцать человек, обрушившихся на его голову столь внезапно.
Сразу же по приезде мы вызвали к Хидэо-тяну врача. Он поставил диагноз - катар желудка. Вчера мальчику наконец полегчало.
Всё это время Тацуо с помощью знакомых и сослуживцев занимался поисками жилища. В конце концов ему удалось подыскать какой-то дом в Сибуе. Он построен недавно, причём специально для сдачи внаём. Четыре комнаты внизу и три наверху, без сада, квартирная плата - пятьдесят пять иен в месяц. Я ещё не видела этого дома, но могу себе представить, какая там будет теснота. Как всё мы там разместимся?
И всё же, принимая в расчёт, сколь обременительно для г-на Танэды наше пребывание в его доме, мы решили перебраться туда в надежде со временем присмотреть другой дом, получше. Переезд назначен на ближайшее воскресенье. Отныне наш адрес: район Сибуя, квартал Овала. В следующем месяце туда должны провести телефон. Говорят, воздух в Сибуе хороший, кроме того, оттуда Тацуо недалеко до службы, а Тэруо-тяну - до гимназии.
На этом пока кончаю, жду твоего письма.
Кланяйся от меня Тэйноскэ, Эттян и Кой-сан.
Юкико. 8 сентября.
P. S. Утро нынче выдалось совсем осеннее. А какая погода у вас? Берегите себя.
В то утро, когда Сатико получила это письмо, в Асии тоже вдруг стало по-осеннему свежо. Проводив Эцуко в школу, Сатико и Тэйноскэ сидели друг против друга за столом и в ожидании завтрака просматривали утренние газеты. Неожиданно внимание Сатико - она читала сообщение о налёте японской авиации на Сватоу и Чаочжоу, - привлёк доносящийся из кухни аромат кофе.
- Вот и осень, - сказала она мужу, подняв голову от газеты. - Тебе не кажется, что кофе сегодня пахнет сильнее обычного?
- Гм… - рассеянно пробормотал Тэйноскэ, не отрываясь от чтения.
В столовую вошла О-Хару с кофе. На подносе с краю лежало письмо от Юкико. Сегодня утром Сатико как раз подумала о том, что пора бы уже получить весточку от сестры - ведь минуло больше десяти дней, как они поселились на новом месте. Сатико поспешно вскрыла конверт.
Одного взгляда на торопливый почерк Юкико, по-видимому, с трудом улучившей минутку для письма, было достаточно, чтобы понять, сколько забот обрушилось на них с Цуруко в Токио.
О г-не Танэде Сатико знала только, что он - старший брат Тацуо и служит в министерстве торговли и промышленности. Видела она его всего лишь раз, на свадьбе Цуруко, и помнила весьма смутно. Судя по всему, Цуруко и сама не так уж часто встречалась с ним за всё годы своего замужества. Тацуо, хотя и прожил у г-на Танэды в Токио уже почти месяц, не постеснялся привезти к нему всю свою семью, ведь как-никак они братья. Но каково Цуруко и Юкико сознавать, что они обременяют людей, в сущности им незнакомых! К тому же на руках у них больной ребёнок, к которому потребовалось вызвать врача…
- Письмо от Юкико? - спросил Тэйноскэ, протягивая руку за кофейной чашкой. Он наконец дочитал свою газету.
- Да. Теперь я понимаю, почему от неё так долго не было известий. Им ужасно не повезло.
- А что такое?
- Вот, почитай. - Сатико протянула мужу три густо исписанных листка.
* * *
Через несколько дней Сатико получила отпечатанное типографским способом письмо - точно такие же Тацуо послал всем осакским знакомым и сослуживцам, пришедшим проводить их на вокзал, - в нём он благодарил за проявленное к ним внимание и сообщал свой новый адрес. От Юкико же никаких вестей больше не было.
В понедельник из Токио вернулся сын Отояна, Сёкити, ездивший туда, чтобы помочь семье Тацуо с переездом. В тот же день, выполняя поручение Цуруко, он явился в Асию и рассказал, как обстоят дела.
По его словам, переезд прошёл благополучно. В Токио, поделился своими наблюдениями Сёкити, дома, предназначенные для сдачи внаём, выглядят куда скромнее, чем в Осаке: двери, сёдзи и фусума никуда не годятся - совсем дешёвенькие и хлипкие. Расположение в доме такое: внизу одна комната в два дзё, две комнаты в четыре с половиной дзё и одна в шесть дзё, а наверху одна комната в восемь дзё, одна в четыре с половиной дзё и одна - в три дзё.
Но если учесть, что в Токио циновки меньшего размера, чем в Осаке, получается, что комната в восемь дзё там практически такая же, как здесь в шесть дзё. Для большой семьи госпожи Цуруко дом явно тесен, там попросту негде повернуться.
С другой стороны, продолжал Сёкити, дом совсем новенький и выглядит опрятно. К тому же он обращён на юг, там всё время светло, не то что в доме на Уэхоммати. Сада, правда, нет, зато в округе много великолепных усадеб и парков, это один из самых тихих и респектабельных районов в Токио.
В двух шагах от дома пролегает оживлённая торговая улица со множеством лавок, магазинов и несколькими кинотеатрами. Всё это в новинку для детишек хозяйки, они ужасно рады, что приехали в Токио. Хидэо-тян уже поправился и с этой недели должен пойти учиться. Гимназия совсем рядом.
- А как Юкико?
- Госпожа Юкико здорова. Хозяйка не нарадуется на неё, говорит, что, пока мальчик болел, она ходила за ним лучше сиделки.
- Да, она и за Эцуко всегда ухаживала. Я уверена, что с нею Цуруко будет намного легче.
- Единственно жаль, что у госпожи Юкико нет своей комнаты, дом ведь ужасно тесный. Пока она спит в комнате наверху, где днём занимаются мальчики. Хозяин мечтает как можно скорее перебраться в дом попросторнее, а то, дескать, неудобно, что у Юкико-тян нет своего угла.
Сёкити был не в меру говорлив. Понизив голос, он продолжал:
- Хозяин очень доволен, что госпожа Юкико вернулась в их семью. Он боится, как бы она снова не сбежала, и изо всех сил старается ей потрафить.
После разговора с Сёкити Сатико более или менее представляла себе, как обстоят дела в Токио, но по-прежнему с нетерпением ждала вестей от Юкико. Молчание, сестры Сатико объясняла тем, что писание писем, хотя само по себе оно и не требовало от Юкико таких усилий, как от Цуруко, никогда не было её любимым занятием. К тому же, думала она, не имея своей комнаты, Юкико попросту трудно сосредоточиться.
Как-то Сатико позвала дочь и сказала:
- Эттян, напиши-ка письмо Юкико.
Эцуко выбрала открытку с изображением одной из кукол Таэко и написала "сестричке" несколько коротких фраз. Но, как ни странно, даже эту открытку Юкико оставила без ответа.
Спустя некоторое время, в вечер любования осенней луной, Тэйноскэ предложил:
- Пусть каждый напишет сегодня стихотворение об осенней луне, и мы пошлём их Юкико.
Всё с радостью согласились, и сразу после ужина Тэйноскэ, Сатико, Эцуко и Таэко расположились в комнате на первом этаже с выходом на веранду, украшенную, как полагалось в этот день, веточками мисканта.
О-Хару растёрла тушь, и, развернув перед собой свиток бумаги, Тэйноскэ первый начертал сочинённое им пятистишие, потом Сатико и Эцуко добавили свои трехстишия, а Таэко - она была не сильна в поэзии - несколькими мазками кисти изобразила луну, выглядывающую из-за сосновых веток.
Сквозь просвет в облаках
луна наконец показалась.
Едва завидев её,
старые сосны в саду
протянули к ней свои ветви.
Тэйноскэ
Как хороша луна!
Но не хватает здесь
одной знакомой тени.
Сатико
Какая сегодня луна!
И сестричка глядит на неё
в дальнем городе Токио.
Эцуко
За этим следовал пейзажный набросок Таэко.
Прочитав стихотворения жены и дочери, Тэйноскэ внёс в них две небольшие поправки.
У Сатико поначалу было написано: "Но нынче в этом доме одною тенью меньше", - а в трехстишии Эцуко он заменил первую строчку: "О лунная ночь!" - на: "Какая, сегодня луна!"
- А теперь напиши что-нибудь и ты, О-Хару, - сказали служанке, и та, не долго думая, нацарапала своим мелким корявым почерком:
Из-за облаков
луна показалась
во всей своей красе.
Хару
Сатико вынула из вазы стебелёк мисканта и, отломив одну веточку, вложила её в свиток со стихами.
24
На стихотворное послание из Асии Юкико тотчас, откликнулась прочувствованным письмом: она-де не в силах передать радость, с которой читала и перечитывала присланные ей стихи. В тот вечер, писала Юкико, она тоже глядела на луну из окна комнаты на втором этаже. Их письмо пробудило в ней воспоминание о том, как в прошлом году она любовалась луной вместе с ними в Асии, будто это было вчера…
Затем в переписке с Юкико опять наступила долгая пауза.