Юкико привычным жестом вскрыла ампулу, наполнила шприц, подошла ко всё ещё стоявшей перед зеркалом Сатико (Таэко с помощью особой ленточки закрепляла у неё на спине бант) и подняла рукав на её левой руке. Затем, хорошенько протерев руку ваткой со спиртом, ловко ввела иглу.
- Ой, больно!
- Это оттого, что я тороплюсь, сегодня у нас так мало времени!
Крепкий запах лекарства разнёсся по комнате. Юкико наклеила пластырь и слегка, помассировала сестре руку.
- Ну вот, у меня тоже всё готово, - сказала Таэко.
- Какой шнур подойдёт к этому поясу?
- Вот этот хорош. И, пожалуйста, поторопись.
- Не нужно меня подгонять. Когда я тороплюсь, у меня всё валится из рук.
- Ну, а теперь, сестрица, вдохни поглубже.
- Ты была права - Сатико сделала глубокий вдох. - Ты была права. Теперь ничего не слышно… В чем же дело, Кой-сан?
- Скрипят новые пояса. Тот, что на тебе сейчас, старый. Он слишком устал, чтобы скрипеть.
- Пожалуй, так оно и есть.
- Нужно было только чуточку пораскинуть умишком.
- Барыня, вас к телефону, - объявила, вбежав в комнату, О-Хару. - Звонит госпожа Итани.
- Ах, какой ужас, я совсем про неё забыла!
- Смотрите, вот и такси!
- Что же делать? Что же делать? - взволновалась Сатико. Юкико же, напротив, казалась совершению невозмутимой, как будто всё это не имело к ней ни малейшего отношения. - Так что же мне ей сказать, Юкико?
- Что хочешь…
- И всё-таки посоветуй, как лучше ей ответить.
- Я целиком полагаюсь на тебя.
- Стало быть, мне следует отказаться от приглашения на завтра?
Юкико кивнула в ответ.
- Я правильно тебя поняла? Юкико снова кивнула.
Сатико стояла и потому не могла рассмотреть выражение лица сестры - та сидела потупившись.
6
- Ну, я пошла, Эттян. - Юкико заглянула в обставленную по-европейски гостиную, где Эцуко раскладывала игрушечную посуду, собираясь поиграть со служанкой О-Ханой. - В наше отсутствие присматривай как следует за домом.
- Только не забудь про подарок.
- Не забуду. Ты хочешь игрушечную рисоварку, которую мы видели на днях, да?
Из всех тёток Эцуко только старшую звала "тётей". К Юкико и Таэко она обращалась так, будто они были её сёстрами.
- Ты правда вернёшься к ужину?
- Правда.
- Обещаешь?
- Обещаю. Мама и Кой-сан поужинают в Кобэ вместе с папой, а я вернусь и буду ужинать с тобой. Не забудь, что ты должна сделать уроки.
- Нам задали написать сочинение.
- Тогда не играй слишком долго. Напиши сочинение, а я вернусь и почитаю.
- Счастливо вам, Юкико и Кой-сан! - Эцуко проводила их до передней, а потом, как была, в домашних туфлях, поскакала за ними по вымощенной тропинке, перепрыгивая с камня на камень. - Возвращайся к ужину, слышишь? Ты обещала!
- Сколько раз можно повторять одно и то же?! Конечно, вернусь.
- Если не вернёшься, я рассержусь, слышишь?
- Вот надоеда! Да слышу же, слышу.
Юкико радовала пылкая привязанность девочки. Почему-то, когда уходила мать, Эцуко не бежала за ней следом, но, если куда-нибудь отправлялась Юкико, она ни за что не хотела её отпускать и всякий раз ставила какие-нибудь условия. Другим, да первоначально и самой Юкико, казалось, что её нелюбовь к дому в Осаке и затянувшееся пребывание в Асии объясняются прохладными отношениями со старшим зятем, с одной стороны, а с другой - тем, что из старших сестёр истинное взаимопонимание существовало у неё только с Сатико. Однако со временем Юкико, к своему удивлению, обнаружила, что главная причина - в её привязанности к Эцуко. И, поняв это, почувствовала ещё большую нежность к девочке. Однажды Цуруко обиженно заметила: дескать, Юкико любит лишь дочку Сатико, а к её детям совершенно равнодушна, и Юкико не нашлась, что возразить. Однако тут не было никакой загадки - просто Юкико любила девочек, причём именно такого возраста и склада, как Эцуко. У Цуруко же, хотя её окружала целая ватага ребятишек, была только одна девочка, которой не исполнилось ещё двух лет.
Рано лишившаяся матери, десять лет назад схоронившая отца, вынужденная постоянно кочевать от одной сестры к другой, Юкико готова была выйти замуж хоть завтра. Она сожалела лишь об одном: после замужества она не сможет видеться с Сатико, самым близким и дорогим ей человеком, её опорой. Впрочем, нет, с Сатико она видеться сможет, а вот с кем ей действительно придётся расстаться, так это с Эцуко. Даже если они и будут время от времени встречаться, повзрослев, девочка перестанет быть для неё той, прежней, Эцуко. Постепенно забудутся и внимание, и любовь, которыми столь щедро её одаривала тётя.
Размышляя об этом, Юкико испытывала даже нечто вроде зависти к старшей сестре, которая по праву матери никогда не лишится дочерней любви и привязанности. Вот почему, если ей суждено будет выйти замуж за человека, ранее состоявшего в браке, Юкико хотелось бы, чтобы у него была прелестная дочка. И всё же, если бы действительно так случилось и она стала бы матерью девочки, пусть даже ещё более милой, чем Эцуко, она вряд ли смогла бы любить её так же самозабвенно, как племянницу. Юкико не так уж сильно огорчалась из-за того, что её замужество всё откладывается, как это могло показаться со стороны. Она предпочитала по-прежнему оставаться в доме сестры и помогать ей воспитывать дочку, нежели совершить над собой насилие и выйти замуж за человека, к которому не лежит душа. В обществе любимой племянницы она не чувствовала себя одинокой.
В сущности, Сатико сама способствовала возникновению такой привязанности между Юкико и Эцуко. Поначалу Юкико и Таэко занимали в доме одну комнату, но когда Таэко заполонила её своими куклами, Сатико перевела Юкико в комнату дочки. В этой небольшой, всего в шесть дзё, комнатке на втором этаже стояла низкая детская кроватка, где спала Эцуко. По ночам с девочкой находилась одна из служанок: она стелила себе постель на полу. Заняв место служанки, Юкико попросила поставить для неё соломенную кушетку, поверх которой стелили два толстых матраца, так что постель Юкико оказывалась почти на одном уровне с кроваткой Эцуко.
Постепенно к Юкико перешли заботы, прежде лежавшие на Сатико: она выхаживала девочку, когда та хворала, проверяла её уроки, следила за музыкальными занятиями, готовила завтрак в школу или дневной чай. И всё это она делала более умело, чем Сатико. Розовощёкая Эцуко с виду казалась воплощённым здоровьем, на самом же деле она, как и её мать, легко подхватывала всевозможные инфекции. У неё часто поднималась температура - то из-за воспаления железок, то из-за ангины, то ещё из-за чего-нибудь. В таких случаях по две, а то и по три ночи кряду кому-нибудь нужно было дежурить подле неё, меняя пузыри со льдом и компрессы. Одна лишь Юкико выдерживала такое напряжение.
Юкико казалась самой хрупкой из сестёр, руки у неё были едва ли не тоньше, чем у Эцуко, и, глядя на неё, можно было заподозрить - уж не больна ли она чахоткой? Её болезненный вид, кстати, тоже был в числе причин, мешавших её замужеству. В действительности же Юкико была крепче всех в семье. Даже когда все в доме лежали с инфлюэнцей, Юкико оставалась на ногах, да и вообще покамест она ещё ни разу серьёзно не болела.
Сатико же, напротив, несмотря на цветущий вид, отличалась слабым здоровьем. Стоило ей слегка переутомиться, ухаживая за больной дочерью, как она тотчас же заболевала сама, доставляя множество хлопот близким. Сатико выросла в годы, когда дом Макиока находился в зените своего могущества, её с детства окружала безраздельная любовь отца, и даже теперь, имея семилетнюю дочь, она всё ещё напоминала избалованного ребёнка. Ей не хватало ни душевной, ни физической выносливости, и временами младшие сёстры даже находили возможным кое в чем её упрекнуть.
Таким образом, она была совершенно не приспособлена не только ухаживать за больной дочкой, но и вообще руководить её воспитанием.
Между Сатико и Эцуко нередко вспыхивали ожесточённые ссоры. Злые языки поговаривали, будто Сатико жалко лишаться хорошей гувернантки и поэтому всякий раз, когда у Юкико появляется очередной жених, она тотчас же расстраивает дело. Слухи такого рода доходили и до "главного дома", но Цуруко не придавала им особого значения, разве что порой замечала не без досады: дескать, сестре так удобно держать Юкико при себе, что она не отпускает её в Осаку. Тэйноскэ тоже испытывал некоторое беспокойство. Очень приятно, что Юкико живёт у нас, говорил он, однако не годится, чтобы она стояла между нами и Эцуко. Не следует ли чуть-чуть увеличить дистанцию между нею и девочкой? И уж совсем нехорошо, чтобы дочь чуждалась матери, всецело привязавшись к тёте.
Возражая мужу, Сатико говорила, что его опасения беспочвенны. Просто Эцуко, как и все дети, легко привязывается к людям, но, сколько бы она ни ластилась к Юкико, Сатико она всё равно любит больше. Совсем не обязательно, чтобы ребёнок ни на шаг не отходил от матери. Эцуко прекрасно знает, что в конце концов Юкико выйдет замуж и покинет её.
Конечно, Юкико очень помогает ей с ребёнком, но это лишь до тех пор, пока не решится вопрос о её замужестве. Зная, что Юкико любит детей, она даёт ей возможность побольше находиться с Эцуко и хоть немного забыть о том, что её личная жизнь складывается так неудачно. Кой-сан мастерит кукол, у неё есть работа и определённый доход, есть и человек, с которым она, по всей видимости, намерена связать свою судьбу. У Юкико же ничего этого нет. Ей некуда деться. Сатико очень жаль сестру, вот она и пытается скрасить её одиночество. Таковы были доводы Сатико.
Неизвестно, догадывалась ли Юкико о мотивах сестры, но, как бы то ни было, она отдавалась заботам о племяннице с самоотверженностью, на которую не были способны ни мать, ни сиделка.
Всякий раз, когда возникала необходимость кому-нибудь остаться с ребёнком, она добровольно брала эту обязанность на себя.
Так было бы и сегодня, но на сей раз все три сестры получили приглашение в особняк супругов Куваяма, в Микагэ, на концерт, который давал Лео Сирота для избранного круга гостей. От любого другого приглашения Юкико с лёгкостью отказалась бы, но лишить себя удовольствия послушать хорошую фортепианную музыку было свыше её сил. После концерта Сатико и Таэко должны были встретиться с Тэйноскэ и вместе поужинать в Кобэ. Юкико решила пожертвовать ужином с сёстрами и зятем и сразу же вернуться домой.
7
- Подумать только, её всё нет и нет… - Юкико и Таэко уже давно стояли у ворот в ожидании старшей сестры, но та всё не появлялась.
- Скоро два. - Таэко направилась к машине, возле которой, открыв дверцу, стоял шофёр.
- Да, они беседуют целую вечность.
- Пора бы уже повесить трубку.
- Итани этого не допустит, А бедная Сатико не знает, как от неё отделаться. - Голос Юкико звучал так беззаботно, будто речь шла о чем-то, не имеющем к ней ровно никакого отношения. - Эттян, пойди скажи маме, чтобы она поторопилась.
- Может быть, сядем в машину? - предложила Таэко.
- Нет, подождём. - Правила приличия не позволяли Юкико сесть в машину прежде старшей сестры. Таэко ничего не оставалось, как ждать вместе с нею. Когда Эцуко скрылась в доме, Таэко тихонько, чтобы водитель не слышал, сказала:
- Я знаю о новом женихе.
- Вот как?
- И фотографию его видела.
- Да?
- Что ты о нём скажешь?
- Трудно судить о человеке только по фотографии.
- Тебе следовало бы с ним встретиться.
Юкико не ответила.
- Итани очень старается, и своим отказом ты поставишь Сатико в неловкое положение.
- Неужели нужно так спешить?
- Значит, всё дело в спешке? Сатико так и предположила…
Послышались быстро приближающиеся шаги.
- Ой, я забыла носовой платок. Кто-нибудь, принесите! Мой платок, платок… - Поправляя на ходу рукава кимоно, в воротах появилась Сатико.
- Извините, что так задержалась.
- Долго же вы беседовали.
- Не так-то легко было найти благовидный предлог… Едва от неё отделалась.
- Хорошо, об этом после поговорим…
- Садитесь, - пропустив вперёд Юкико, Таэко уселась в машину.
От дома Сатико до станции было недалеко. Когда, как сегодня, нужно было спешить, сёстры пользовались автомобилем, обычно же ходили пешком, чтобы заодно и прогуляться.
Люди невольно останавливались, провожая взглядом трёх нарядно одетых сестёр. Хозяева лавочек знали их в лицо и любили о них посудачить, но мало кто мог бы точно сказать, сколько лет каждой из них. Сатико, например, давали лет двадцать восемь, да и то потому лишь, что многим случалось встречать её с дочерью. Незамужней Юкико, считали в округе, двадцать два, от силы двадцать три года. А Таэко многие принимали за восемнадцатилетнюю девушку.
Юкико достигла той поры, когда было уже не вполне уместно обращаться к ней как к молоденькой девушке, и всё же всем казалось вполне естественным называть её "барышней" или "дочкой".
Кроме того, сёстры предпочитали одежду ярких тонов, и не потому, что хотели выглядеть моложе, - иная одежда им попросту не шла.
В прошлом году Тэйноскэ пригласил жену с дочерью и обеими свояченицами полюбоваться цветами сакуры с моста Кинтайкё.
Он выстроил сестёр на мосту, чтобы сделать памятный снимок, и посвятил им следующее пятистишие:
Три красавицы
друг подле друга стоят,
три сестры на мосту Кинтайкё -
"Парчовый пояс".
Получится снимок прелестный.
Сходство между сёстрами не было скучным подобием, каждая обладала особыми, лишь ей присущими чертами, и вместе они контрастно оттеняли друг друга. Но в то же время в их облике безошибочно угадывалось нечто общее - то самое, что заставляло при взгляде на них подумать: какие очаровательные сёстры!
Самой высокой была Сатико, Юкико - чуть пониже, а Таэко примерно на столько же ниже Юкико уже одно это радовало глаз при виде сестры, когда им случалось идти рядом. Что же касается одежды, украшений и внешности, то Юкико больше всех тяготела к японскому стилю, Таэко - к европейскому, а Сатико занимала как бы промежуточное положение между ними. У Таэко было круглое лицо с хорошо прорисованными чертами, которому как нельзя лучше соответствовала её плотная, крепко сбитая фигурка. У Юкико, напротив, лицо удлинённое, а сама она - тонкая и хрупкая. Сатико же, казалось, сочетала в своей внешности лучшие черты их обеих. Таэко, как правило, носила европейскую одежду. Юкико всегда одевалась по-японски, а Сатико в летнюю пору отдавала предпочтение европейской одежде, в остальное же время носила кимоно. У Сатико и Таэко, похожих на отца, лицо было отмечено печатью весёлого оживления. Иное дело Юкико. Она всегда казалась грустной, задумчивой, но при этом, как ни странно, ей шли яркие узорчатые кимоно, модная же в Токио одежда из полосатой ткани приглушённых тонов на ней вовсе не смотрелась.
Всякий раз, собираясь на концерт, сёстры тщательно наряжались, сегодня же, поскольку концерт давали для избранного общества, они оделись с особой изысканностью. Не было человека, который не поглядел бы им вслед, когда, выйдя из машины, они взбегали на перрон, залитый лучами яркого осеннего солнца. Как всегда в это время по воскресеньям, поезд, идущий в Кобэ, был почти пуст. Когда они одна за другой, в порядке старшинства, заняли облюбованные ими места в вагоне, Юкико заметила, что сидевший напротив подросток-гимназист густо покраснел и смущённо потупился.
8
Как только Эцуко наскучило её игрушечная посуда, она послала служанку О-Хану на второй этаж за тетрадкой и села писать сочинение.
Дом Сатико был, в основном, выдержан в японском стиле, за исключением сообщавшихся между собой двух комнат - столовой и гостиной. Эти комнаты, обставленные по-европейски, служили для приёма гостей, но и в обычные дни семья проводим там большую часть времени. И гостиной стояло пианино, были там радиоприёмник и патефон, а зимой уютно потрескивали поленья в камине, поэтому в холодное время года эта комната служила прибежищем для всех домочадцев. Царящее здесь оживление привлекало Эцуко, и, если в доме не было гостей и она не хворала, девочка тоже постоянно находилась в гостиной. Расположенная на втором этаже комната Эцуко была на японский манер устлана соломенными циновками, но обставлена по-европейски и предназначалась для сна и для занятий. Но девочка предпочитала заниматься и играть в гостиной, поэтому там повсюду валялись книжки, тетрадки, игрушки, и, если приходил нежданный посетитель, комнату спешно приводили в порядок.