- Не знаю, он просто позвонил в дверь и, когда я сказал, что я ваш брат…
"Я сейчас упаду в обморок от усталости, - подумал Джексон. - Мне следовало подождать, но, с другой стороны…"
- Значит, вы всем незнакомым людям говорите, что вы мой брат? Но откуда, черт бы вас побрал, вы вообще обо мне узнали?
- Вы человек знаменитый, - ответил Джексон.
- Я вовсе не знаменитый, и вы вовсе на меня не похожи. Вы лжец. Что у вас на уме? Вы гомосексуалист?
- Нет.
- Наверное, вы пьяны или сбежали из сумасшедшего дома. Как вас зовут?
- Джексон.
- Джексон. А имя?
- Просто Джексон.
- Ну что ж, Джексон, предлагаю вам убраться отсюда. Вы плетете небылицы. Похоже, у вас такая игра: наугад звонить в двери. Вы сказали, что я знаменит. Ну и как же меня зовут?
- Видите ли… - замялся Джексон. - Вы правы, я не знаю вашего имени…
- Значит, вы мерзкий лжец. Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову, мистер Джексон, не то я спущу вас с лестницы. Видал я таких, как вы! Вы охотитесь за деньгами, запугивая людей тем, что якобы что-то о них знаете. Но меня вам не запугать, вы просто настырный, отвратительный наглец. А теперь - выметайтесь…
Мужчина резко встал, очень быстро обогнул стол и, прежде чем Джексон успел что-либо предпринять, заломил ему руку за спину и поволок к двери. Джексон этого не ожидал. А впрочем, чему тут удивляться? Каким же он оказался дураком, все сделал не так. Нужно было подождать, подумать, сначала выстроить все в голове, сочинить что-нибудь вразумительное и с этого начать. Но теперь другого выхода не оставалось - он лягнул противника в голень и, почувствовав, что хватка ослабела, развернувшись, сграбастал свободной рукой рубашку на его груди, после чего освободившейся рукой чувствительно толкнул мужчину в плечо, заставляя отступить. Через несколько секунд все было кончено. Они стояли, уставившись друг на друга, незнакомец угрожающе сопел, поправляя рубашку. Джексон тоже приводил одежду в порядок. "Мне просто повезло, - думал он при этом, - ведь я совсем обессилел от усталости. И я понятия не имею, что делать и говорить дальше".
- Простите, - сказал он. - Я не хотел. Давайте не будем горячиться. Я хочу с вами поговорить.
- Убирайтесь, Джексон, - ответил мужчина, - Я могу убить вас, вы же понимаете.
"Нужно не позволять ему молчать, - сообразил Джексон, - и постараться дать какой-нибудь знак, ах, мне бы сделать это с самого начала!"
- Мне так неловко, простите меня, - повторил он. - Странно, что я даже не знаю вашего имени. Единственное, что мне известно, это что вы катались верхом с ней…
Что-то болело у него внутри, он оглянулся в поисках стула.
Хозяин квартиры вернулся за стол, сел и поднес руку к шее.
- Вы ее муж?
Увидев стул у стены, Джексон сел. "Теперь начинается другая игра, - подумал он. - Как я должен вести свою партию?"
- Нет, не муж, - ответил он, - всего лишь слуга, посыльный. Она не вышла замуж…
- Что за человек ее жених? Она к нему вернулась?
- Нет, не вернулась. Послушайте, мне очень неловко, я только вношу дополнительную неразбериху…
- Вы знаете, я помог ей написать записку, в которой она сообщала, что не хочет выходить за него, и вечером, пока она спала, съездил и отвез записку к тому дому.
"Значит, вот как оно было, - мысленно отметил Джексон, - Так или иначе, теперь я могу идти". Он встал.
- Не уходите, - попросил мужчина. - Посидите со мной немного.
Джексон сел, поглядывая на дверь.
- Послушайте, - сказал мужчина, - я не знаю, что вы за человек, просто я чувствую себя как в аду. Говорите, вы посыльный…
- Ну, в некотором роде…
- Вы бы не могли кое-что передать ей от меня? Меня зовут Кантор.
Джексон уже знал, что произойдет в ближайшие несколько минут. Он испытывал жалость к этому человеку и удивлялся, что оказался в подобной ситуации.
- Что я должен ей передать? - спросил он.
- Что я ее люблю, прошу простить и выйти за меня замуж.
Джексон, успевший все обдумать, сказал:
- Пишите записку. Сделаю что смогу.
Кантор достал из ящика стола листок бумаги и начал быстро писать. Потом положил записку в конверт и, не запечатывая, протянул Джексону. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Джексон встал, положил конверт в карман и направился к выходу. В этот момент Кантор внезапно вскочил и выбежал из-за стола. Джексон остановился. Кантор подошел к нему и, протянув руку, вложил в ладонь Джексона что-то еще. Джексон увидел, что это банкнота в сто фунтов. Он довольно долго смотрел на нее, потом, улыбнувшись, разжал пальцы и боком вышел в дверь, прикрыв ее за собой. Банкнота осталась лежать на полу. Спускаясь по лестнице, Джексон не услышал ни звука у себя за спиной.
Туан и представить не мог, что, проговорив с Джексоном большую часть ночи, так и не сможет уснуть. После того как Джексон ушел, он тихо бродил по квартире в домашних туфлях, взволнованный, расстроенный, иногда останавливался, задыхаясь, чуть не плача. Он тщательно проверил шпингалеты на окнах, и без того надежно запертых от грабителей, задвинул щеколду и замкнул все замки на входной двери, а потом спрятал ключи в карман домашней куртки. Как необычно, невероятно, неожиданно было то, что под его крышей и под его защитой оказались сразу обе сестры Берран!
При этой мысли ему пришлось остановиться и сделать глубокий вдох. Разумеется, он знал их через дядюшку Тима, поддерживал с ними знакомство через Бенета, но никогда не надеялся по-настоящему сблизиться с ними. Он чувствовал себя увереннее с их матерью, появлявшейся всегда неожиданно и любившей поддразнивать его, - для нее это была своего рода игра, а он не имел ничего против, поскольку рядом с ней ощущал себя вроде бы старше.
Но что ему делать теперь? Как было бы хорошо, если бы Джексон остался. Одно Туан знал точно: он правильно поступил, вызвав Розалинду. Эта девушка обладала поразительным здравым смыслом и была способна разделить с ним бремя ответственности. Он мог без опаски передать Мэриан на ее попечение. Розалинда уже начала приводить Мэриан в чувство, даже привезла для нее снотворное. "Но почему Мэриан пришла именно ко мне? - не мог взять в толк Туан. - Пусть она не хотела идти к Бенету, однако не лучше ли ей было отправиться к Милдред или Элизабет, или к какой-нибудь подруге или другу, к кому-нибудь, кто мог надежно спрятать ее в Лондоне? Почему ко мне? - недоумевал Туан. Он пребывал в смятении, но немного и гордился. - А чем, собственно, тут гордиться? Она пришла ко мне, - продолжал размышлять он, - потому что я в некотором роде никто, ни то ни се, странное существо без определенных эмоций и страстей, некто вроде фавна, наткнувшегося в лесу на спящую принцессу. Наверняка она приняла это решение впопыхах, не думая…" Интересно, останется ли она у него? Может быть, надолго? Но как они с Розалиндой смогут обманывать остальных, ведь все будут по-прежнему страшно волноваться?
Стараясь двигаться неслышно, Туан начал один за другим выключать светильники в гостиной. Снял куртку. Мягкий свет струился из коридора. Двери комнат, в которых спали сестры, были чуть приоткрыты. Он осторожно заглянул в первую, где спала Мэриан, и сначала не увидел ее: она с головой была накрыта скомканными простынями и спала. Туан подошел к следующей двери, приоткрытой пошире. Розалинда, полуодетая, лежала поверх неразобранной постели: вероятно, усталость быстро сморила ее. На подушке покоилась ее рука, голова была запрокинута, мягкие золотистые волосы разметались. Туан уловил тихое дыхание. Он быстро ретировался, решив ненадолго прилечь у себя в спальне. "Я буду начеку", - сказал себе он.
Утром его разбудил душераздирающий крик Розалинды.
Они беспомощно бегали по квартире, звали, заглядывали повсюду, словно надеялись найти Мэриан где-нибудь под одеялом или пледом. Господи, как же ей удалось улизнуть? Они бросились к двери с намерением - столь же безнадежным - обыскать всю округу. Дверь была заперта. Туан схватил домашнюю куртку, обшарил карманы в поисках ключей, которые, как обычно, положил туда накануне. Ключей не было! Должно быть, Мэриан ночью нашла их и убежала, прихватив свои вещи, заперев дверь снаружи и унеся с собой ключи. Туан с Розалиндой оказались заперты! Разумеется, у Туана были запасные ключи, но он никак не мог их отыскать. Через некоторое время ему все же удалось найти их, и они выбежали на улицу, где сияло солнце и люди спешили по своим делам, но что это им давало? Они вернулись в дом. Туан набрал номер Джексона. Никто не ответил. Он звонил вновь и вновь. Безрезультатно. Если Мэриан отправилась к кому-то из знакомых, они вскоре об этом узнают. Туану ничего не оставалось, как ждать, проклиная себя.
Получив от Клана подтверждение, что Эдвард Лэннион в Хэттинг-Холле, Бенет решил отправиться туда и встретиться с ним. Он слабо представлял, каким может оказаться исход подобной встречи, но чувствовал, что должен увидеться с Эдвардом и обсудить ситуацию. Эдвард способен был подумать, будто Бенет винит его, а это, разумеется, не соответствовало действительности. Ему просто нужно было от Эдварда нечто, быть может, чтобы тот его каким-то образом успокоил, хотя, конечно, разумнее было бы ожидать, что это он начнет успокаивать Эдварда. Душа его рвалась к Эдварду, который наверняка ужасно страдал.
Ощущение несчастья, которое испытывал Бенет, было связано еще и с Джексоном. Кое-кто из друзей, особенно Анна, стал "одалживать" у него Джексона, и впрямь обладавшего всевозможными выдающимися талантами. Бенет не возражал, но в последнее время это случалось слишком часто, и Джексон, похоже, немного распустился, он далеко не всегда давал себе труд уведомить Бенета о своем отсутствии. Это не только крайне раздражало Бенета, но и довольно больно ранило.
Ему чрезвычайно, почти отчаянно требовалось снова повидаться сейчас с Эдвардом. Что, если тот обезумел или замышляет самоубийство? Бенет хотел ехать на машине, но передумал и решил идти пешком. Воспоминания нахлынули на него с новой силой. Неужели Розалинда безумно влюблена в Эдварда, возможно ли это? Конечно, возможно. А Эдвард? Другое, еще более дикое, однако отнюдь не лишенное смысла предположение состояло в том, что Мэриан прячется у Эдварда в Хэттинг-Холле, где, вероятно, ее навещает Розалинда. Может, она и сейчас там, не преодолевшая еще чувства стыда, неготовая предстать перед ними и объявить, что она согласна выйти за Эдварда. Простил ли ее Эдвард? Да, вполне возможно, что Мэриан вернулась к Эдварду и тайно живет у него.
Пройдя по аллее и по продолжающей ее тропинке, Бенет вышел на дорогу. Утро было солнечным, солнце сверкало ярко, пушистые белые облачка лишь изредка наползали на него. Перейдя дорогу и преодолев забор, Бенет заспешил к мосту. Здесь он остановился и снял пиджак. Мост качался и скрипел. Надо все же поговорить с Эдвардом об этом мосте, подумал Бенет. Хорошо, хоть деревенские ребятишки на нем больше не скачут. Он посмотрел вниз, на струящуюся воду, по которой стелились длинные водоросли. Вода бежала вперед, вперед, вперед, и так вечно. Блеск реки ослепил Бенета, но, сфокусировав зрение, он увидел у кромки воды ольховые деревья с трепещущей на ветру листвой. А дальше, вверх по крутому берегу, буйство разнотравья: кое-где цветы уже отцветали, в других местах только распускались иван-чай, наперстянка, майоран, таволга, кукушкин цвет… И так каждый год, век за веком, тысячелетие за тысячелетием. Еще выше - мать-и-мачеха, лютики, лихнис, незабудки… Год из года, год из года, такая красота, такая красота! Бенет стоял, завороженный, и едва не плакал от восторга. И в то же время сколько зла вокруг, сколько зла!
Он сошел с прогибающихся, качающихся и скрипящих досок моста и продолжил путь вдоль почти невидимой тропы, протоптанной среди густой жесткой травы луга. Перевалившись через замкнутые на цепь ворота, очутился на другом диком, но по первому разу уже скошенном поле, наверху склона.
Остановился, моргая от слепящего солнечного света, и тут заметил в отдалении, среди тенистых деревьев, какое-то движение - там было что-то большое. Ах да, конь! Конь медленно двинулся к Бенету. Бенет стоял не шевелясь, чтобы не спугнуть его. Когда конь приблизился, Бенет погладил его по огромной голове, по доверчивой гладкой шелковистой морде, коснулся рукой мокрого носа и, ощутив тепло и безысходное одиночество большого животного, прижался к нему лбом. Потом осторожно отстранился и заспешил к рощице на плоском гребне холма, по другую сторону которой находились изгородь и еще одни ворота. Не завершив подъема, но уже запыхавшись, он не видел пока грандиозной панорамы, расстилающейся внизу. Но вот она открылась перед ним, когда он взобрался наконец на вершину холма и остановился передохнуть. Краснокаменный Хэттинг-Холл с блестящими на солнце высокими окнами, башенками и зубчатой крышей предстал перед ним во всей красе. Бенет двинулся по теперь уже не такой высокой, скошенной траве пологого склона к гудроновой дорожке, а по ней - к последним, открытым воротам. Подойдя к ним, он заспешил и, поравнявшись с гигантскими шелковицами, почти побежал к крыльцу. Подергал дверь - она не открывалась. Бенет позвонил. Звонок прозвучал громко и резко.
Милли открыла дверь и улыбнулась, увидев Бенета, но не успела ничего сказать - появившийся за ее спиной Эдвард опередил ее:
- О, это вы! А я был в бильярдной.
И тут же, повернувшись к Бенету спиной, пошел обратно.
Бенет поспешил за ним. Бильярдная представляла собой очень большую комнату, освещенную в этот час косыми солнечными лучами. Пройдя к дальнему краю зеленого стола, Эдвард, опершись локтем, склонился над ним, потом выпрямился, поднял кий, неуклюже балансируя им, захотел положить обратно, но кий с шумом упал на пол.
- Я играл сам с собой, - сказал Эдвард. - Полагаю, это то, чем мы все постоянно занимаемся. То есть пытаемся заниматься… Давайте присядем. Нет, не на солнце.
Он сел на обтянутое бархатом кресло у стены.
Бенет подошел и сел на другое такое же, отодвинув его от стены, чтобы лучше видеть хозяина дома. Эдвард сидел, уставившись в пол и задумчиво нахмурив лоб, словно что-то вспоминал. Губы его чуть разомкнулись, глаза были широко открыты - как будто он чему-то удивлялся. Одной рукой он оттягивал назад, то накручивая на палец, то отпуская, прядь своих золотисто-каштановых волос. Казалось, он совершенно забыл о присутствии Бенета.
- Надеюсь, вы не сердитесь, что я пришел? - попытался вернуть его к действительности Бенет.
- Что? Ах нет… нет, конечно, что вы. Я скоро уезжаю.
- Куда? - очень осторожно, каким-то вкрадчиво-воркующим голосом осведомился Бенет. - Вы ведь не хотите сказать, что продаете дом?
Эдвард ничего не ответил на этот вопрос. Помолчав, сказал:
- Я никогда не попадал в цель и всегда проигрывал… с самого начала… По-другому и быть не могло… а теперь уже ничего не исправить… я просто должен уехать…
- Полагаю, вам неизвестно, где Мэриан? Мне интересно… не вернулась ли она к вам?
Он не успел договорить, как уже пожалел о сказанном.
Эдварда, казалось, вовсе не удивил его вопрос.
- Да нет же… с этим покончено. Я… я освободился, знаете ли… теперь у меня никого нет…
- Если вы хотите сказать, что вас никто не любит, то вы глубоко заблуждаетесь! Розалинда любит вас… Вы ведь и сами это знаете… Мы все вас любим: Оуэн, Милдред, Анна…
Эдвард, по-прежнему глядя в пол, пробормотал:
- О нет. Нет… нет. - Он пожал плечами и добавил: - Как это великодушно с ее стороны. Но на самом деле ничего… ничего… ничего нет…
- Я сейчас шел через холм, - сказал Бенет, - и увидел коня.
Он чувствовал, что Эдвард начинает засыпать. Упоминание о лошади немного взбодрило его.
- Да, - подхватил Эдвард, - это единственная оставшаяся у меня лошадь. Его зовут Спенсер. Он стар, очень стар. Удивительно, что он вообще еще жив.
- Он одинок, ему нужна любовь, - сказал Бенет.
- Да-да. Я скоро уезжаю, вы знаете, здесь ничего не останется.
- О, Эдвард! - воскликнул Бенет. - Не надо, не надо! Ведь вы не хотите сказать, что продадите Хэттинг-Холл? Ну разумеется нет. Все это пройдет… Вы должны остаться с нами, вы наш, мы не позволим вам уехать!
Эдвард встал и вернулся к бильярдному столу, снова облокотившись о него. Бенет тоже встал. "И я проиграл", - подумал он, двигаясь вдоль стола и глядя на шары.
- Вы помните, как мы, бывало, играли здесь во "Фриду"? - спросил он, - Все бегали, бегали вокруг стола: вы, я, дядюшка Тим… И дети…
Он поспешно одернул себя.
Эдвард задумчиво поднял шар и вдруг с яростью запустил им в другой шар, тот, в свою очередь, толкнул еще два. Он мрачно наблюдал за движением шаров.
- Да, мы все бегаем, бегаем, бегаем… Я отвезу вас обратно в Пенн, полагаю, вам не хочется снова идти пешком.
- Этот деревянный мост становится совсем ненадежным, - сказал Бенет и добавил: - Да, благодарю вас. Я сегодня поеду в Лондон или, может быть, завтра.
Был уже почти полдень, а Туану с Розалиндой так и не удалось дозвониться до Джексона и сообщить ему ужасную новость о побеге Мэриан. Они пытались убедить себя в том, что она еще может вернуться. В конце концов, говорили они друг другу, она же знает, где для нее самое безопасное место. Розалинде пора было ехать к себе, но она очень не хотела уходить от Туана, хотя он все время торопил ее:
- Розалинда, пожалуйста, поезжай к себе! Возможно, Мэриан уже там и не может войти… то есть…
- Она не поедет ко мне - там слишком оживленный район. К тому же…
- О господи, если бы я не заснул!
- Пора еще раз попробовать позвонить Джексону.
Туан привычно набрал номер Джексона, но тот не отвечал.
- Она может пойти куда угодно. Ты не думаешь, что нам следовало бы поднять тревогу?
- Еще рано.
- Ей, должно быть, очень страшно. Ни к Милдред, ни к Оуэну она не пойдет, тем более - к Анне. Ей будет стыдно.
- Ей здесь было стыдно. Это я виноват…
- Или я. Ах, Туан, что мы можем поделать? Нужно было Джексону здесь остаться, нам следовало его удержать. Но вообще он человек странный…
- Он - Джексон, - сказал Туан. - Он вообще человек загадочный, его поступки трудно объяснить.
- Вероятно, он в бегах - скрывается от кого-нибудь или от чего-нибудь.
- Но в настоящий момент мы ему доверяем.
- Ты вчера ночью разговаривал с ним. Вы часто подолгу беседуете?
- Нет, с глазу на глаз мы вообще с ним до сих пор не говорили, так, перекидывались несколькими словами то в Пенне, то в Таре. И я всегда ощущал нечто вроде… словно по мне пробегал электрический ток… Или будто я столкнулся с каким-то необычным животным, добрым, прирученным животным.
- Знаю, я его тоже люблю. Я и тебя люблю.
- Тебе лучше уйти, - сказал Туан, - ты должна уйти. Мы должны ждать. Я - здесь, ты - там.
Они сидели рядом на диване.
- Я хочу узнать о тебе больше, - сказала Розалинда, - если ты ничего не имеешь против.
- Мне, собственно, нечего рассказывать, - ответил Туан, отодвигаясь.