Меж тем, невзирая на решительность, с которой велись военные действия под Лиллем, успехи союзников были покуда невелики, и, когда мы воротились в лагерь герцога, там поговаривали, что принц Савойский вынужден будет снять осаду, признав ее безуспешной. Милорд Мальборо открыто высказывал подобное мнение; те, кто не доверял ему, - а мистер Эсмонд не отрицает, что был в их числе, - намекали, что у герцога свои причины не желать взятия Лилля и что он подкуплен французским королем. Но если это было так, в чем я почти уверен, то перед генералом Уэббом открывалась блестящая возможность удовлетворить свою ненависть к генералиссимусу, разоблачить позорное корыстолюбие, составлявшее одну из самых низменных и самых примечательных черт знаменитого герцога, и показать собственное высокое военное искусство. И когда я взвешиваю все обстоятельства, предшествовавшие событию, о котором вскоре пойдет речь, когда я думаю о том, что милорду герцогу было предложено несколько миллионов крон за то, чтобы с Лилля сняли осаду; что имперская армия, стоявшая под Лиллем, терпела недостаток в провианте и снаряжении и была бы принуждена отойти, если б не получила новых припасов; что маршрут обоза, который должен был эти припасы доставить, в точности был известен французам; что конвой, сопровождавший его, был несоразмерно мал и чуть ли не вшестеро уступал войску графа де Ламотта, высланному, чтобы перехватить этот обоз; и что герцог Бервик, непосредственный начальник де Ламотта, состоял, как это достоверно известно, в оживленной переписке с дядей своим, английским генералиссимусом, - я прихожу к убеждению, что в замыслы герцога Мальборо входило помешать тому, чтобы эти припасы, столь необходимые принцу Савойскому, достигли ставки его высочества; что он намеревался принести в жертву небольшой отряд, конвоировавший обоз, и предать его, как предал уже Тольмаша под Брестом, как готов был предать любого друга в угоду своему честолюбию или корысти. Если б не та поистине чудесная победа, которую Эсмондов начальник одержал над силами, в шесть или семь раз превосходившими его собственные, осаду пришлось бы с Лилля снять; при этом надо заметить, что наше доблестное маленькое войско находилось под командою генерала, которого Мальборо ненавидел, что эта победа привела его в бешенство и что впоследствии он прибегал к самым явным и беззастенчивым искажениям истины, чтобы преуменьшить славу победителя.
Глава XV
Битва при Винендале
Во время осады Лилля немало было совершено подвигов как с той, так и с другой стороны, и притом подвигов, равных которым не много сыщется в истории войн. Среди французов (чье мужество поистине было удивительно, а доблесть и военное искусство маршала Буффлера могли затмить даже славу его победителя, принца Савойского) следует упомянуть господ де Люксембурга и де Турнефора, которые взялись доставить в город порох, крайне необходимый осажденным; они взяли с собой отряд конных драгун, и каждый солдат вез притороченным к седлу пудовый мешок пороху; с этим опасным грузом они вступили в бой против нашей кавалерии, выдержали огонь пехотинцев, двинутых им наперерез, и хотя половина отряда при выполнении страшной задачи взлетела на воздух, часть все же добралась до цели и доставила городскому гарнизону то, в чем он так остро нуждался. Другой французский офицер, мсье Дюбуа, совершил поступок, столь же отчаянный и увенчавшийся полным успехом. Случилось так, что маршалу Вандому понадобились сведения о положении в лагере осаждавших, который со стороны Гельчина прикрывала армия нашего герцога, и тут капитан Дюбуа совершил свой славный подвиг: не только прошел через линию неприятельских позиций, но еще переплыл не менее семи рвов и каналов и воротился тем же путем, плывя с бумагами в зубах.
В этих бумагах мсье де Буффлер сообщал, что сможет удержать занимаемые позиции до октября и что если б удалось перехватить один из обозов союзников, последние окажутся вынужденными снять осаду.
Один такой обоз готовился в ту пору в Остенде и должен был вскоре выйти по направлению к Лиллю. 27 сентября нам (а также и французам) сделалось известно, что он уже находится в пути. Обоз состоял из семисот повозок с различным снаряжением и шел от самого Остенде под эскортом двух тысяч пехотинцев и трехсот всадников. Одновременно мсье де Ламотт выступил из Брюгге, имея в своем распоряжении тридцать шесть батальонов, более шестидесяти эскадронов и сорок пушек, и двинулся в погоню за обозом.
Меж тем генерал-майор Уэбб собрал двадцать батальонов и три драгунских эскадрона в Тюроуте, чтобы идти навстречу обозу и ударить на Ламотта; авангарды обеих армий, французской и нашей, сошлись на Тюроутской равнине, у небольшого леска перед замком Винендаль, к которому обоз подходил в это время с другой стороны.
Как только мы очутились в виду неприятеля, авангард наш остановился на опушке леса, а остальная часть колонны со всей возможной быстротой подтянулась к нему, причем вся наша немногочисленная конница была выдвинута к равнине, чтобы раззадорить неприятеля, как сказал наш генерал. Когда мсье Ламотт подошел ближе, он застал нас выстроенными в две линии у самого леса и тотчас же построил напротив пас свою армию в боевом порядке: всего восемь линий, четыре пехотных впереди, драгуны и кавалерия сзади.
Французы, как всегда, открыли сражение канонадой, длившейся три часа, после чего перешли в атаку. Восемь линий - четыре пеших и четыре конных двинулись на лес, где расположены были наши части. Пехота их действовала плохо; получи" приказ идти в штыковой бой, она вместо того открыла огонь, а при первом же ответном залпе дрогнула и побежала. Кавалерия действовала лучше, и с нею одной мсье Ламотт мог бы выиграть сражение, так как она численностью втрое или вчетверо превосходила наши силы; но ей лишь удалось смять два наших батальона, и то мы быстро привели в порядок расстроенные ряды, и сколько раз ни шла французская конница в атаку, она не могла сдвинуть нас хотя бы на дюйм с позиции, которую указал нам наш генерал.
К вечеру, после двухчасовой атаки, французы отступили, потерпев полное поражение. Несмотря на потери, которые мы им нанесли, они все еще были втрое сильнее; и нельзя было предположить, что наш генерал решится преследовать Ламотта или предпримет что-либо, кроме стараний удержать ту позицию на опушке леса, с которой французы безуспешно пытались нас сбить. Ламотт отошел под прикрытие своих сорока орудий, защита которых удалась его коннице лучше, нежели нападение на нас; а тем временем обоз, судьба которого была важнее судьбы всего нашего маленького войска и ради безопасности которого мы готовы были пасть все до последнего, беспрепятственно подвигался вперед и, ко всеобщей радости, прибыл в лагерь осаждающих перед Лиллем.
Обоз сопровождал генерал-майор Кздоган, главный интендант герцога (не принадлежавший к числу лучших друзей мистера Уэбба). Он с сотней-другою всадников явился на подмогу нашему генералу под самый конец сражения; когда неприятель уже отступал по всему фронту. Он изъявил полную готовность ударить со своей конницей на бегущих французов; но его отряд был настолько малочислен, что не мог бы причинить им серьезного вреда, и мистер Уэбб в качестве старшего начальника счел, что мы уже достаточно сделали, удержав свои позиции под натиском неприятеля, который легко опрокинул бы нас в открытом бою, и обеспечив обозу возможность свободного следования. Таким образом, всадникам Кэдогана не пришлось даже обнажить сабли, однако своим появлением они отбили у французов всякую охоту возобновить попытки атаковать нас. Так как подобных попыток не было, то с наступлением ночи генерал Кэдоган вместе со своим эскадроном отбыл на главную квартиру, довольно хмуро распростившись с мистером Уэббом.
- Как раз вовремя поспеет в Ронк, чтобы подлизать остатки ужина с тарелок милорда герцога, - сказал мистер Уэбб.
Наши люди всю ночь оставались в лесу, а генерал отужинал в маленьком Винендальском замке.
- Будь я Кэдоганом, я бы удостоился звания пэра за сегодняшнее дело, сказал генерал Уэбб, - а ты, Гарри, получил бы полк. Ты отличился в обоих последних боях и едва не был убит в первом из них. Я упомяну об этом в своем донесении его светлости генералиссимусу и буду ходатайствовать, чтобы тебя произвели в майоры, на место бедного Дика Харвуда: Найдется у тебя сотня гиней, чтобы дать Кардонеллу? Завтра, когда повезешь мое донесение на главную квартиру, сунь ему в руку.
И точно, генерал-майор по доброте своей упомянул о капитане Эсмонде в самых лестных выражениях, и когда названный джентльмен доставил донесение на главную квартиру, он имел удовольствие получить от секретаря его светлости ответное послание, адресованное генерал-лейтенанту Уэббу. Голландский офицер, посланный графом Нассау-Вуденбергом, сыном, фельдмаршала Оверкерка, также воротился с любезным письмом для своего командира, который помогал мистеру Уэббу в винендальской операции, явив при этом немалую доблесть и знание дела.
Вручая письмо мистеру Уэббу, Эсмонд отвесил ему низкий поклон и с радостной улыбкой приветствовал его как генерал-лейтенанта. Сопровождавшие генерала джентльмены - Эсмонд повстречался с ними на дороге в Менен - шумно изъявили свой восторг по этому поводу; он поблагодарил их, вспыхнув от волнения, и поспешил вскрыть письмо.
Он гневно хлопнул им по своему сапогу, как только дочитал его до конца.
- Даже не его рукою писано! Возьми, Эсмонд, прочитай вслух. - И Эсмонд прочел:
"Сэр! Только что прибыл сюда мистер Кэдоган и сообщил мне об успешном исходе сражения, данного вами вчера днем группе войск под командою мсье де Ламотта близ Винендальского замка, каковым успехом мы обязаны преимущественно вашей решимости и разумным действиям. Прошу вас не сомневаться, что по возвращении на родину я сумею отдать вам должное и при всяком удобном случае рад буду отметить важную услугу, которую вы оказали, обеспечив безопасное следование обоза.
Ваш и пр. М.".
- Две строчки рукой негодяя Кардонелла, и это за взятие Лилля, за разгром неприятеля, в пять раз сильнейшего, за сражение, которое не уступает самым блистательным из его собственных побед, - говорил бедный мистер Уэбб. - Генерал-лейтенант! Он здесь ни при чем! Ведь я был старшим генерал-майором. Ах, будь ты… пожалуй, он порадовался бы более, если б я потерпел поражение.
Послание к голландскому офицеру, писанное по-французски, было длиннее и куда любезнее адресованного мистеру Уэббу.
- Таков этот человек, - гневно продолжал последний. - Набит золотом, осыпан титулами и почестями, которые мы завоевали ему, и скупится на строчку похвалы товарищу по оружию! Разве ему все еще мало? Разве мы не для того деремся, чтобы он мог утопать в богатстве? Ничего, джентльмены, подождем выхода "Газеты". Королева и родина оценит наши заслуги, если его светлость отказывает нам в том. - Слезы негодования навернулись у доблестного воина при этих словах, и он смахнул их перчаткою. Потом он сжал кулак и потряс им перед собой. - Клянусь всевышним, - сказал он, - есть нечто такое, что я предпочел бы званию пэра!
- Что же это, сэр? - спросили некоторые из его свиты.
- Четверть часа наедине с Джоном Черчиллем на зеленой лужайке, и так, чтобы, кроме парочки рапир, ничто нас не разделяло…
- Сэр! - прервал его один из джентльменов.
- Пусть он услышит! Я знаю, этого вы опасаетесь. Я знаю, что до него доходит каждое слово, сказанное кем-либо из старших офицеров армии. Храбрости его я не оспариваю. Да, он храбр, будь он проклят! Но подождем выхода "Газеты", джентльмены. Боже, храни ее величество! Она оценит наши заслуги.
"Газету" нам довелось увидеть лишь месяц спустя, когда моему генералу и его офицерам выпала честь обедать в Лилле у принца Евгения; последний любезно заявил, что раз провизия для пиршества доставлена нами, мы непременно должны принять в нем участие. Пиршество было отменным. По правую руку его высочества сидел его светлость герцог Мальборо, а по левую - маршал де Буффлер, который столь доблестно оборонял город. Приглашены были все старшие офицеры обеих армий, и можете не сомневаться, что Эсмондов генерал особенно блистал в этот день; его статность, благородная осанка, мужественная красота черт выделяли его повсюду, грудь его впервые украшала звезда ордена "За Великодушие", присланная ему прусским монархом по случаю одержанной победы. Его высочество принц Савойский провозгласил тост в честь победителя при Винендале. Милорд герцог с довольно кислой улыбкой осушил свой бокал. Адъютанты также были в числе приглашенных, и Гарри Эсмонд со своим юным другом весь вечер держались вместе, как бывало всегда, если только долг не препятствовал их желанию; их стол находился как раз напротив стола, где сидели генералы, и им было отлично видно все происходившее там. Фрэнк от души хохотал над мрачным выражением лица герцога; винендальское дело и несправедливость генералиссимуса к Уэббу служили предметом толков во всей армии. Когда его светлость поднял свой бокал и произнес:
- Le vainqueur de Wynendael; son armee et sa victoire,добавив затем: qui nous font diner a Lille aujourd'hui , - зала гремела от приветствий, ибо мистера Уэбба за его смелость, великодушие и даже самые слабости его любила вся армия.
- Парис - отвагой, Гектор - красотой, - шепнул Фрэнк Каслвуд. - Сама Венера на склоне лет не отказала бы ему в яблочке. Встань, Гарри. Ты слышал - мы пьем за винендальскую победу. Что Рамильи в сравнения с этим! Ура! Ура!
В ту самую минуту, как наш генерал благодарил собравшихся за честь, откуда-то появился в зале номер "Газеты" и пошел но рукам вокруг столов. Каждому из офицеров не терпелось поскорее заглянуть в него; должно быть, немало матерей и сестер бледнели над этими страницами. За шесть лет не вышло ни одного номера "Газеты", где не сообщалось бы о каком-либо геройском подвиге или блистательной победе.
- Вот оно - "Битва при Винендале", вот здесь, генерал, - сказал Фрэнк, завладев маленьким грязновато-белым листком, который был любимым чтением каждого солдата; и, выбравшись из-за стола, он направился к генералу Уэббу, - тот знал его и не раз видел за своим столом это красивое и улыбающееся лицо, пленявшее всех, кто бы на него ни взглянул. Генералы в пышных париках потеснились, давая ему дорогу. Он потянулся через плечо генерала Дона, который сидел за столом в кожаном колете, и подал "Газету" нашему генералу.
Юноша, прихрамывая, воротился на место, весь красный от смущения.
- Я подумал, что ему будет приятно, Гарри, - шепнул он. - Разве мне не было приятно увидеть после Рамильи свое имя в лондонской "Газете": "виконт Каслвуд, сражавшийся в качестве волонтера…" Постой, что там такое?
Мистер Уэбб, прочитав "Газету", странным образом изменился в лице, швырнул листок на стол, потом вскочил на ноги и начал:
- Не угодно ли будет вашему высочеству… Тут его светлость герцог Мальборо тоже поднялся со своего места:
- Дорогой генерал Уэбб, произошла какая-то ошибка.
- Вашей светлости не мешало бы исправить ее, - сказал мистер Уэбб, протягивая ему "Газету"; но он сидел за пять человек от его светлости принца-герцога, чье место к тому же приходилось выше (оно было на помосте, под балдахином, рядом с принцем Савойским, Ганноверским курфюрстом и посланниками прусским и датским), и Уэбб, несмотря на свой рост, не мог достать до него.
- Одно, мгновение, - произнес он с улыбкой, как будто напав на счастливую мысль, и затем, с изысканнейшей учтивостью обнажив свою пшату, проткнул острием "Газету" и сказал, обращаясь к герцогу: - Прошу позволения передать это вашей светлости.
Герцог сидел темнее тучи.
- Возьмите, - сказал он своему обер-шталмейстеру, стоявшему за его креслом.
Генерал-лейтенант Уэбб отвесил глубокий поклон, сел на свое место и осушил недопитый бокал. В "Газете" был помещен отчет мистера Кардонеяла, секретаря его светлости, о Винендальском сражении, причем, хотя имя мистера Уэбба и упоминалось в нем, вся честь и заслуга этой победы приписывалась фавориту герцога, мистеру Кэдогану.
Странное поведение генерала Уэбба, едва не обнажившего шпагу против самого генералиссимуса, вызвало немало шуму и разговоров, но как только первый порыв гнева миновал, генерал совершенно овладел собою и мог утешаться тем, что всем своим последующим поведением куда больше досадил генералиссимусу, чем если бы открыто выражал свою обиду.
Воротясь к себе и посовещавшись с главным своим советчиком, мистером Эсмондом, который теперь пользовался полным его доверием и дружеским, почти отеческим расположением, мистер Уэбб написал его светлости генералиссимусу письмо, где говорилось следующее:
"Вашей светлости должно быть ясно, что чтение лондонской "Газеты", в которой имя генерал-майора Кэдогана названо мистером Кардонеллом, секретарем вашей светлости, как имя офицера, командовавшего в сражении при Винендале, никак не могло доставить приятного чувства генералу, который на самом деле выиграл это сражение.
Вашей светлости должно быть известно, что мистер Кэдоган даже не присутствовал при этом сражении, лишь к концу его явившись со своим конным эскадроном в распоряжение командовавшего генерала. А так как следствием винендальской операции, руководить которой имел счастье генерал-лейтенант Уэбб, явилось взятие Лилля, освобождение Брюсселя, обложенного неприятельскими войсками под командой курфюрста Баварского, а также возвращение славных городов Гента и Брюгге, которыми противнику (благодаря внутренней измене) удалось овладеть в прошедшем году, - мистер Уэбб не может и не желает уступить честь столь важной и славной победы мистеру Кэдогану или кому бы то ни было.
Как только кампания этого года будет закончена, генерал-лейтенант Уэбб обратится с просьбой о разрешении ему покинуть ряды армии и занять свое место в парламенте, дабы передать все дело на рассмотрение палаты общин, родины и ее величества королевы, о чем ныне он извещает его светлость генералиссимуса.
В своем нетерпении опровергнуть лживый отчет, опубликованный в "Газете" секретарем его светлости, мистером Кардонеллом, мистер Уэбб, не будучи в состоянии доступиться к его светлости генералиссимусу из-за джентльменов, сидевших между ними, поместил на острие шпаги газету, содержавшую ложный отчет, с тем чтобы непосредственно вручить оную его светлости герцогу Мальборо, который, без сомнения, желает, чтобы каждый офицер его армии получал по заслугам.
Мистер Уэбб слишком хорошо знает свой долг, чтобы помышлять о каком-либо нарушении субординации или об обращении своей шпаги, во время военной кампании, против кого-либо, кроме врагов ее величества. Он просит о разрешении отбыть в Англию, как только то дозволит его воинский долг, а также отпустить вместе с ним капитана его полка Эсмонда, который исполнял при нем обязанности адъютанта, безотлучно находился на поле боя и заметил по своим часам время, когда мистер Кэдоган прибыл к месту сражения, что было уже на исходе последнего".