Весь день принц с епископом Рочестерским и полковником Эсмондом, исправлявшим обязанности секретаря, запершись в спальне, составляли манифесты и воззвания к народу, к шотландцам, к духовенству, к населению Лондона и всей Англии, в которых возвещалось о возвращении на родину изгнанного потомка трех королей и о признании его сестрою в качестве законного наследника престола. Народу и церкви гарантировалась при этом неприкосновенность всех прав и привилегий. Епископ ручался за содействие многих прелатов, которые не замедлят обратиться к своей пастве и своим собратьям по сану с призывом признать священные права будущего государя и способствовать искоренению в стране нечестивого мятежного духа;
Покуда мы были заняты этим делом, из дворца несколько раз прибывали посланные с известием о состоянии здоровья августейшей больной. В середине дня ей стало немного лучше, но к вечеру она вновь впала в бессознательное состояние и начала заговариваться. Была уже почти ночь, когда доктор А*** заглянул опять к нам, на этот раз с более благоприятными вестями: положение королевы, во всяком случае, не угрожало непосредственной опасностью. За последние два года ее величество перенесла несколько подобных припадков, и даже более серьезных, нежели этот.
К этому времени у нас уже было готово несколько воззваний (составить их так, чтобы не задеть ни одну из партий и не возбудить опасений у вигов или диссентеров, было делом нелегким и требовавшим большой осторожности); и нужно отдать должное принцу: он проявил не только умение схватить самую суть сообщаемых ему сведений и подобрать надлежащие обороты для текста, который ему предстояло скрепить своею подписью, но также великодушие и заботливую предусмотрительность по отношению к тем, кто трудился ради его блага.
- Если бы наш план потерпел неудачу, - сказал он, - или эти бумаги попали кому не следует, милорда Эсмонда, чьей рукой они написаны, это могло бы привести в такое место, куда я ему вовсе не желаю попасть; а потому, с вашего разрешения, я сейчас сам перепишу их, хоть я и не слишком силен в орфографии; тогда они никого не смогут скомпрометировать, кроме того, кого непосредственно касаются. - И тщательно переписав воззвание набело, принц сжег черновики, писанные Эсмондом. - А теперь, джентльмены, - сказал он после этого, - пойдемте отужинаем с дамами и выпьем по бокалу вина. Милорд Эсмонд, я прошу вас остаться к ужину; вы что-то совсем перестали баловать нас своим обществом.
Принц обедал и ужинал в бывшей комнате Беатрисы, примыкавшей к той, которая ему служила спальней. Обычно хозяева дома, соблюдая этикет, не садились за стол, покуда августейший гость не пригласит их разделить с ним трапезу. На этот раз, по вполне понятным причинам, только Фрэнк Каслвуд и его мать дожидались выхода принца из спальни, где он провел весь день в занятиях с епископом и полковником Эсмондом, исполнявшими при этом случае роли, один - первого министра, а другой - секретаря Государственного совета.
У принца сразу вытянулось лицо, когда среди ожидавших его в соседней комнате он не увидел Беатрисы, которая обычно встречала его своей сияющий улыбкой. Он тогда же осведомился у леди Эсмонд, где его прелестная вчерашняя проводница; но ее милость, опустив глаза, отвечала уклончиво, что Беатрисы нынче не будет за ужином; при этом она не обнаружила ни малейшего волнения, тогда как Каслвуд покраснел до самых ушей и Эсмонд также пришел в явное замешательство. Должно быть, женщины от природы наделены инстинктом притворства, и оттого самый матерый придворный интриган не может сравниться с ними в искусстве скрывать свои подлинные чувства. Да и не уходит ли лучшая часть их жизни на то, чтобы разыгрывать комедию, улещать своих деспотических повелителей, прятать под ласковыми улыбками и деланной веселостью тяжкие сомнения, горе или страх?
Принц хмуро глотал свой ужин и лишь после второй бутылки несколько повеселел; когда леди Каслвуд пожелала с его соизволения удалиться, его высочество просил передать Беатрисе, что завтра он надеется вновь видеть ее за своим столом, после чего сосредоточил свое внимание на вине и беседе, для которой материала было более нежели достаточно.
На следующий день нам дали знать из Кенсингтонского дворца, что королеве немного лучше; она даже на час вставала с постели, однако все еще слишком слаба, чтобы принимать посетителей.
К обеду стол был накрыт только на одну персону, и прислуживать его королевскому высочеству явились одни мужчины. Еще с утра на семейном совете было принято решение, что если его высочество станет допытываться, куда исчезла Беатриса, ответ на этот вопрос дадут ему ее брат и кузен.
Принц обнаруживал явные признаки нетерпения и беспокойства и поминутно оглядывался на дверь, как будто ждал кого-то. Но никто не являлся, только верный Джон Локвуд время от времени стучал в дверь и, не входя в комнату, передавал нам очередное блюдо; такой порядок был заведен с самого начала, и надо думать, на кухне сложилось убеждение, что молодой лорд привез с собой из Франции католического попа, который всех нас обратил в папистскую веру, и что паписты, подобно евреям, едят лишь в обществе своих единоверцев и не смеют принимать пищу на глазах у христиан.
Принц старался скрыть свое неудовольствие, но он в ту пору был еще неопытен в искусстве притворяться и не умел, находясь в дурном расположении духа, сохранять невозмутимое выражение лица; после нескольких неловких попыток завести безразличный разговор он прямо приступил к делу и, стараясь говорить как можно непринужденнее, сказал лорду Каслвуду, что надеется, желает даже, видеть нынче за ужином его мать и сестру. А так как по известным причинам он не может отлучаться из дому, то, чтобы скоротать время, не угодно ли будет мисс Беатрисе поиграть с ним в карты.
Взглянув на Эсмонда, который в ответ сделал ему утвердительный знак, лорд Каслвуд сообщил его королевскому высочеству , что Беатрисы, его сестры, нет в Кенсингтоне и что родные почли за благо отправить ее на время в деревню.
- В деревню! - воскликнул принц. - Разве она занемогла? Вчера еще она была в добром здоровье, зачем же ей понадобилось уезжать из Кенсингтона? Чья была воля на это - ваша, милорд, или же полковника Эсмонда, который ведет себя так, как будто он хозяин этого дома?
- Не этого, сэр, - с достоинством отвечал ему Фрэнк. - Ему принадлежит лишь родовое поместье, которое он великодушно предоставил нам. Это дом моей матери, а Уолкот принадлежал моему отцу, но маркиз Эсмонд знает, что по первому его слову Каслвуд будет возвращен законному владельцу.
- Маркиз Эсмонд! Маркиз Эсмонд, - сказал принц, одним духом осушив свой бокал, - оказал мне большую услугу, но это еще не дает ему права на каждом шагу вмешиваться в мои дела. Напрасно вы думаете, милорд, что для ваших видов на Беатрису полезно будет, если вы ее посадите под замок; такими способами не завоюешь женское сердце.
- Не помню, чтобы я имел честь докладывать вашему высочеству о своих видах на, госпожу Беатрису.
- Bah, bah, monsieur, не нужно быть колдуном, чтобы о них догадаться. Это сразу бросается в глаза. Вы ревнивы, милорд, и стоит только прелестной фрейлине взглянуть на чье-либо лицо, как ваше тотчас перекашивается от злости. То, что вы сделали, monsieur, попросту недостойно; это негостеприимно, это… это подло! Oui, c'est lache! (Он говорил по-французски торопясь и с каждой фразой все более раздражаясь.) - Я приезжаю к вам в дом, полагаясь на вашу верность, рискую своей жизнью, пропадаю от скуки; мое единственное развлечение, если не считать проповедей вашей милости, общество этой очаровательной молодой леди, и вот вы меня лишаете этого общества, а сами остаетесь здесь! Merci, monsieur! Я отблагодарю вас за все, когда буду в силах сделать это; я найду, чем вознаградить подобную преданность, хотя и несколько назойливую, - именно назойливую, милорд. Позвольте вам сказать, что ваш тон опекуна безмерно надоел мне за этот месяц. Вы соизволили предложить мне, корону, но хотите, чтобы я принял ее от вас на коленях, подобно королю Иоанну; как видите, я знаю историю своей страны, monsieur, и не боюсь недовольных баронов. Мне понравилась ваша возлюбленная, а вы ссылаете ее в какую-то деревенскую Бастилию; я живу в вашем доме, а вы оказываете мне недоверие. В таком случае мне остается только покинуть этот дом, monsieur, что я и сделаю сегодня же. У меня найдутся еще друзья, которые не считают, что их верность долгу дает им право подвергать сомнению мою. Если когда-либо мне суждено раздавать ордена, я постараюсь почтить этим отличием джентльменов, не столь склонных всюду искать дурное. Велите подать мне карету; либо прекрасная Беатриса вернется домой, либо я отсюда уезжаю. Я не хочу, чтобы ваше гостеприимство досталось мне ценой свободы этого прекрасного создания.
Вся эта тирада была произнесена по-французски и сопровождалась оживленной жестикуляцией, тоже по французской привычке. Принц шагал из угла в угол; лицо его пылало, руки тряслись от гнева. Он был хил и тщедушен частые нездоровья и злоупотребления радостями жизни сделали его таким. Любой из нас обоих мог шутя вышибить из него дух, затратив на это не более полуминуты, и тем не менее мы стояли и слушали оскорбительные речи, в пылу которых он даже не считал нужным скрывать свою страсть к Беатрисе перед. теми, для кого это было делом семейной чести. Милорд Каслвуд отвечал ему просто и с большим достоинством.
- Сэр, - сказал он, - вашему королевскому высочеству угодно забывать о том, что и другие также рискуют жизнью и делают это ради вас. Немного найдется англичан, которые дерзнули бы поднять руку на священную особу принца, но с нами никто церемониться не станет. К услугам вашего королевского высочества жизнь любого из нас и все наше, достояние - за исключением чести.
- Чести, сэр! Никто и не думал посягать на вашу честь! - сердито вскричал принц.
- Мы всепокорнейше просим ваше королевское высочество и впредь никогда об этом не думать, - сказал лорд Каслвуд, низко кланяясь принцу. Вечер был теплый, и все окна были раскрыты настежь как со стороны площади, так и со стороны садов. С площади доносился голос ночного сторожа, выкликающий время. Полковник Эсмонд распахнул дверь, ведущую в опочивальню принца; оттуда в это самое время выходил Мартин, слуга, сопровождавший Беатрису до Хаунслоу. Эсмонд выждал несколько минут и, как только ночной страж вновь затянул свое: "Десять часов, ночь звездная, и все спокойно", - он повернулся к принцу и сказал вполголоса:
- Ваше королевское высочество слышит этого человека?
- Apres, monsieur? - сказал принц.
- Мне стоит только позвать его из окна, и он приведет сюда взвод солдат, чтобы я мог передать им человека, именующего себя Иаковом Третьим, за поимку которого парламент назначил награду в пятьсот фунтов, - ваше королевское высочество сами читали об этом, когда мы ехали из Рочестера. Мне для этого достаточно сказать слово, и, клянусь создателем, я сказал бы его, если б не был уверен, что принц во имя собственной чести воздержится от оскорбления нашей. Но первый джентльмен Англии слишком хорошо знает свой долг, для того чтобы забываться перед скромнейшими из своих подданных или рисковать короной ради деяния, которое не принесло бы ничего, кроме позора.
- Не желает ли ваша милость что-нибудь прибавить к этому? - спросил принц, бледный от гнева, поворотясь к Фрэнку Каслвуду. - Еще угрозу или оскорбление, чтобы достойным образом закончить этот приятный вечер?
- Я во всем согласен с главою нашего рода, - сказал Каслвуд, церемонно кланяясь принцу. - В котором часу нам надлежит явиться завтра к вашему высочеству?
- Вам надлежит с самого утра явиться к епископу Рочестерскому и сказать ему, чтоб он прислал за мною карету и приготовил мне помещение у себя в доме или в ином надежном месте. Будьте покойны, король не забудет наградить вас за все, что вы для него сделали. А сейчас я пожелаю вам спокойной ночи и лягу в постель, если только маркиз Эсмонд не пожелает кликнуть своего друга, ночного стража, и отправить меня на ночлег в кенсингтонскую караульню. Прощайте и не сомневайтесь в моем расположении. Милорд Каслвуд, я нынче обойдусь без услуг лакея. И, отпустив нас довольно мрачным поклоном, принц собственноручно запер дверь, ведущую из опочивальни в гостиную; а затем и вторую, через которую мы вошли. Эта дверь вела в небольшую комнатку, где помещался Фрэнк Каслвуд, или мсье Батист, и отсюда именно вошел в опочивальню лакей Мартин, которого там застал Эсмонд.
Рано утром приехал епископ, и принц, запершись с ним в своих апартаментах, Иолил своему советнику все обиды, которые ему пришлось претерпеть от джентльменов из семейства Эсмонд. Достойный прелат, выйдя после этой беседы, сиял от удовольствия; он был человек всесторонне одаренный, верный, преданный, находчивый и исполненный многих иных качеств, но при всем том хитрый и крайне завистливого нрава; а таким людям всегда приятно, если другого фаворита постигает опала, и потому весть о падении министерства Эсмонда не могла не порадовать его милость.
- Мне удалось смягчить гнев вашего гостя, - сказал он обоим джентльменам и вдове, которой уже было кое-что известно о вчерашнем столкновении. (Мы представили ей дело так, будто принц лишь рассердился за то, что мы подвергли сомнению его намерения относительно Беатрисы, и решил покинуть наш дом в ответ на выраженное ему недоверие.) - Но по совокупности обстоятельств ему и в самом деле лучше будет переехать; тогда и прелестная Беатриса может спокойно вернуться домой, - закончил епископ.
- В Каслвуде она точно так же дома, - сказала госпожа Эсмонда, - и останется там, покуда все не будет кончено.
- Вам, Эсмонд, будет возвращен ваш титул, это я вам обещаю, - сказал добрый епископ, заранее входя в роль первого министра. - Принц с истинным благородством отнесся к маленькому недоразумению, имевшему место вчера вечером, и я могу поручиться, что мои наставления не пропали для него даром, как и наставления некоторых других проповедников, - лукаво прищурился епископ. - У его высочества много высоких и прекрасных качеств, что же до некоторой слабости к женскому полу, то это у него фамильная черта, присущая, впрочем, многим великим государям, начиная от царя Давида и до наших времен.
- Милорд, милорд! - воскликнула леди Каслвуд. - Меня крайне удивляет ваша снисходительность в оценке подобного поведения. То, что вы называете слабостью, для меня тяжкий грех.
- Ну, разумеется, грех, дорогая моя, - сказал епископ, пожимая плечами и закладывая в нос понюшку табаку, - но каким же грешником был, например, царь Соломон, да еще при тысяче законных жен!
- Довольно об этом, милорд, - вся зардевшись, сказала леди Каслвуд и с величественным видом покинула комнату.
Вслед за тем к нам вышел принц; он мило улыбался, и от вчерашней обиды как будто не осталось и следа. С отменной любезностью он каждому из джентльменов пожал руку и сказал:
- Если все ваши епископы проповедуют с таким жаром, как доктор Эттербери, я просто не знаю, что со мною будет. Вчера вечером я несколько погорячился, милорды, и прошу у вас обоих прощения. Но все же мне не следует более оставаться здесь, - продолжал он, - дабы не вселять недоверие в добрых друзей и не выселять из дому хорошеньких девушек. Милорд епископ нашел для меня надежное пристанище здесь, неподалеку, в доме одного священника, который хорошо известен милорду и у которого такая безобразная жена, что можно не опасаться за его честь; туда я и перееду, предварительно поблагодарив вас за все ваши заботы и попечения. Пригласите сюда хозяйку дома, чтобы я мог проститься с нею; надеюсь, что вскоре я буду иметь счастливую возможность принимать ее у себя в доме, где у моих друзей не будет повода со мною ссориться.
Леди Каслвуд не замедлила явиться, и в ответ на ласковое приветствие принца прелестный румянец залил ее щеки и глаза заблестели слезами. Она была так хороша и такой юной казалась в эту минуту, что епископ не утерпел и лукаво обратил внимание принца на ее красоту, чем заставил его высочество тотчас же отпустить ей любезный комплимент, от которого она покраснела и стала еще лучше.
Глава XII
Смелый замысел, и по чьей вине он потерпел крушение
Как письмена, начертанные с помощью симпатических чернил, лишь под воздействием тепла проступают на бумаге и по мере охлаждения бледнеют и вновь исчезают бесследно, так сотни прославленных имен, занесенных в наши тайные списки сторонников принца, стали бы отчетливо видимы всем, если б эти списки были вынесены на свет божий. А какие толпы народу теснились бы отовсюду, спеша вписать свое имя и прокричать о своих верноподданнических чувствах, лишь только миновала бы опасность! Сколько вигов, ныне занимающих высокие должности в качестве ставленников всесильного министра, в ту пору гнушались именем мистера Уолпола! Если искать примера победы, одержанной благодаря отваге и решительности нескольких настоящих людей в критическую минуту, или примера поражения, виной которого явились измена и глупость тех, у кого были все козыри в руках и кому лишь стоило пойти с них, то лучше не сыщешь, чем та грандиозная партия, которая разыгралась в последующие три дня и где ставкой явилась благороднейшая в мире корона.
Из всего поведения милорда Болинброка явствовало для лиц, заинтересованных в успехе нашего замысла, что положиться на него нельзя. Если бы преимущества оказались на стороне принца, милорд, без сомнения, высказался бы за него; если бы ганноверской партии удалось посадить на трон своего претендента, его милость первым поспешил бы упасть на колени и возгласить: "Да здравствует король Георг!" В конце концов он изменил и тому и другому, но сделал это оба раза в неподходящий момент; когда надо было грудью отстаивать короля Иакова, он поколебался и стал заигрывать с вигами; скомпрометировав же себя чудовищно преувеличенными заверениями в преданности, которыми курфюрст справедливо пренебрег, сам доказал основательность подобного недоверия, переметнувшись в лагерь Стюартов, как раз когда следовало бы держаться от него подальше; и сен-жерменский двор встретил его таким же презрением, как и мужественные, решительные люди, сумевшие сделать курфюрста английским королем. Он сам заготовил все обвинительные акты, которые предъявляли ему впоследствии его враги, и как у короля, так и у претендента имелось достаточно доказательств вероломства Сент-Джона, скрепленных собственной подписью и печатью.