Монтэгю в недоумении задавал себе вопрос: что за человек был актер, играющий фата с тросточкой в руках, который строил гримасы и кривлялся на сцене? Позднее, когда он ближе познакомился с Тендерлойном, он повстречался как-то с этим актером и кое-что о нем узнал: он вырос в большом мрачном доме вместе с матерью ирландкой; не раз она спасала проказливого мальчишку от гнавшегося за ним полисмена. В один прекрасный день он сделал очень важное открытие: его шутовские выходки могли стать для него средством существования; когда он вернулся с этой вестью домой и рассказал матери, что ему в каком-то цирке предложили двадцать долларов в неделю, мать не поверила и задала ему основательную трепку за вранье. А теперь он получал три тысячи долларов в неделю - больше, чем президент Соединенных Штатов Америки вместе со своим кабинетом; но он признался Монтэгю, что это вовсе не приносит ему счастья,- он остался неграмотным, и это является причиной его постоянных унижений. Сокровенной мечтой этого маленького актера было играть в пьесах Шекспира; он просил, чтобы ему читали вслух "Гамлета". И в то самое время, когда с тросточкой в руках он кривлялся на сцене со своими ужимками и гримасами, он обдумывал как бы он исполнил эту роль. Случилось, что однажды в театре вспыхнул пожар. Он был в это время на сцене и стал свидетелем того, как пламя пожрало более пятисот человек. Напрасно умолял он публику сохранять спокойствие и оставаться на своих местах, все было тщетно. Страшное зрелище стояло с тех пор у него перед глазами; ему казалось - будь он образованным человеком, ему удалось бы успокоить объятую паническим страхом публику.
Представление закончилось к трем часам утра, и гостей снова пригласили к столу. К Монтэгю подсела миссис Виви Паттон, и они славно посплетничали. Едва дело доходило до обсуждения ее собратьев, язык миссис Виви начинал работать, как ветряная мельница.
Вот хотя бы этот Рэгги Мэн со своей глупой улыбочкой, который вечно кого-нибудь обхаживает. На вечерах миссис де Грэффенрид он всегда в почете. Ведь это все его работа - он составлял программу вечера, делал заказы, договаривался о приезде актеров. Можно смело побиться об заклад, что он и с них тоже получал комиссионные, хотя иногда актеры играли у миссис де Грэффенрид бесплатно, ради рекламы, которую создавало ее имя. Комиссионные - это специальность Рэгги. Ведь он начал свою карьеру в качестве автомобильного агента. Монтэгю не знает, что это такое?
Автомобильный агент - это человек, который всегда упрашивает своих приятелей пользоваться автомобилями определенной марки и этим зарабатывает себе на жизнь; таким путем Рэгги добывает тысяч тридцать в год. Он приехал сюда из Бостона, где прославился тем, что, возвращаясь как-то рано утром с какого-то празднества, уговорил молодую даму высшего света снять чулки и туфли и побродить в бассейне фонтана среди улицы, что она и сделала, а он последовал ее примеру. Шум, поднятый вокруг этого эпизода, привлек внимание миссис Дэвон; появившись однажды на каком-то балу в белом платье, она спросила Рэгги, что он скажет о ее туалете.
- До совершенства недостает только вот этого,- ответил Рэгги и приколол к ее корсажу красную ро'зу. Эффект был поразительный, отовсюду послышались восторженные восклицания, и с этого дня за ним навеки упрочилась репутация знатока дамских туалетов. Теперь он стал правой рукой миссис де Грэффенрид, и они вместе изощрялись в самых различных затеях.
Как-то оба прошлись по улице Нью-Йорка, держа за руки большую тряпичную куклу. В другой раз Рэгги дал обед, почетным гостем которого была обезьяна. Монтэгю, конечно, слышал об этом? Ведь это было сенсацией целого сезона. В самом деле, что можно придумать забавнее: обезьяна в мужском костюме из тонкого сукна, с манжетами и воротничком; она пожимала каждому гостю руку и вела себя совсем как настоящий джентльмен, с той только разницей, что не напивалась допьяна.
Затем миссис Виви принялась за миссис Ридгли-Кливден, сидевшую рядом с одним из своих фаворитов - серьезным чернобородым джентльменом, который получил наследство в пятьдесят миллионов долларов и сразу стал знаменитостью. Миссис Ридгли взяла его под свое покровительство, заказала ему книжку для записи визитов, и он принялся торжественно выполнять свою роль восходящей звезды на великосветском горизонте. Он приобрел в Нью-Йорке старинный особняк, потратив на его убранство три миллиона долларов. И когда он приезжал из Таксидо по делам, то собственный поезд целый день стоял под парами, ожидая его. Миссис Виви рассказала забавную историю об одной женщине, которая объявила себя его невестой и на этом основании успела, прежде чем было напечатано его опровержение, набрать повсюду в долг большие суммы денег. Это привело в неописуемый восторг миссис де Грэффенрид, которая мучительно завидовала миссис Ридгли.
Слушая все эти истории и анекдоты, Монтэгю пришел к выводу, что миссис де Грэффенрид принадлежит к категории светских женщин нового направления, склонных, как говорила ему миссис Олдэн, ко всяким фантазиям и причудам. Миссис де Грэффенрид тратила полмиллиона долларов в сезон только ради того, чтобы играть главенствующую роль в своем кругу в Ныо-Порте, и от нее всегда можно было ожидать самых неожиданных затей. Однажды у себя на балу она раздала всем участникам котильона в виде сувениров маленькие стеклянные шары с золотыми рыбками, в другой раз устроила бал-маскарад, на котором каждый был одет каким-нибудь овощем. Ей нравилось как бы невзначай пригласить к завтраку гостей человек тридцать - сорок и поразить их нежданным великолепным банкетом. Она любила также, пригласив гостей на официальный обед, попотчевать их совсем не "по форме"- отличными домашними блюдами, которые они ели действительно с удовольствием.
- Видите ли,- пояснила миссис Виви,- на официальных обедах обычно принято подавать зеленый суп из черепахи, омлет в водянистом соусе, тушеные грибы и какой-нибудь десерт. А миссис де Грэффенрид отваживается подать к столу запеченный окорок с картошкой или даже настоящий ростбиф. Вот, например, сегодня здесь угостили свежей кукурузой,. а ведь вы знаете, что ее можно получить из Порто-Рико не раньше января, поэтому хозяйке пришлось позаботиться об этом за несколько месяцев; а эта земляника была, вероятно, пересажена и выращена в теплице, и прежде чем погрузить ее на пароход, ее укутали, каждую ягоду отдельно.
Благодаря своим непрестанным стараниям миссис де Грэффенрид удалось завоевать большое влияние в свете. Она очень зла на язык, и все ее опасаются, добавила миссис Виви, однако и ей случалось встречать достойных противников. Однажды она пригласила к себе опереточную звезду, которая должна была выступать перед ее гостями; все мужчины обступили актрису; миссис де Грэффенрид пришла в бешенство и стала их разгонять; тогда актриса, непринужденно откинувшись на спинку кресла и томно взглянув на миссис де Грэффенрид, сказала: "Да ведь она на десять лет старше самого господа бога!"
Бедной миссис де Грэффенрид не забыть этого до конца жизни!
В тот же вечер Монтэгю привелось наблюдать сходную картину. Около четырех часов утра миссис Виви пожелала поехать домой и попросила Монтэгю разыскать ее провожатого, графа Сент Эльм де Шампиньона,- кстати сказать, того самого, которого собирался застрелить ее муж. Монтэгю обошел весь дом и наконец спустился вниз,- там в специально отведенной для них комнате отдыхали и закусывали актеры. Несмотря на то, что секретарь миссис де Грэффенрид охранял входную дверь, кое-кому из молодых людей удалось пробраться в комнату, и все они уже распивали шампанское и назначали свидания хористкам. Там была и сама хозяйка дома; она собственноручно выталкивала из комнаты мужчин, которых набралось туда человек двадцать, а среди них и графа - кавалера миссис Виви!
Монтэгю передал то, что ему было поручено, снова поднялся наверх и стал ожидать своих, чтобы вместе отправиться домой. В курительной собралось несколько мужчин, так же, как он, кого-то ожидавших. А среди них оказался и майор Винэбл, беседовавший с незнакомым Монтэгю человеком.
- Идите сюда,- позвал его майор; и Монтэгю подошел, вглядываясь в лицо незнакомца.
Это был высокий широкоплечий человек могучего сложения, с небольшой головой и очень выразительным лицом: крепко сжатые губы, слегка опущенные углы рта, орлиный нос, глубоко сидящие проницательные глаза.
- Вы незнакомы с мистером Хэганом? - сказал майор.- Хэган, это мистер Аллен Монтэгю.
"Джим Хэган!"- Монтэгю сделал над собой усилие, чтобы отвести от него любопытный взгляд, и опустился в предложенное кресло.
- Хотите сигару?-сказал Хэган, протягивая свой портсигар.
Мистер Монтэгю совсем недавно переехал в Нью-Йорк,- сказал майор.- Он тоже южанин.
- Вот как?-откликнулся Хэган и поинтересовался из какого он штата.
Монтэгю ответил и добавил:
- Я имел удовольствие познакомиться на прошлой деле на выставке лошадей с вашей дочерью.
Завязался разговор. Оказалось, что Хэган был уроженцем Техаса, и когда он узнал, что Монтэгю разбирается в лошадях - настоящих лошадях, конечно,- он сразу почувствовал к нему симпатию. Майора отозвал кто-то из его компании, и Монтэгю с Хэганом продолжали разговор вдвоем.
С Хэганом было очень легко болтать, но все же в глубине души Монтэгю ощущал какой-то смутный трепет от сознания, что беседует с сотней миллионов долларов. Он был еще неискушенным новичком в столичной игре и воображал, что человек, являющийся хозяином дюжины железных дорог и политической жизни шести штатов, должен быть окружен особой атмосферой благоговения и таинственности.
Хэган был прост и любезен в обращении; самый обыкновенный человек, интересующийся самыми простыми вещами. Когда он говорил, на его лице проскальзывало иногда какое-то застенчивое, почти виноватое выражение, которое озадачило Монтэгю. Поразмыслив об этом на досуге, он понял, что это, вероятно, связано с тем, что Хэган был сыном бедного фермера в Техасе- "белый бедняк". И Монтэгю недоумевал, как это возможно, чтобы спустя столько лет в этом человеке все еще сохранился инстинкт, заставлявший его относиться с почтением к подлинному джентльмену старого юга и чувствовать себя чуть ли не виноватым в том, что у него сто миллионов долларов.
И вместе с тем в Хэгане была какая-то необыкновенная сила.
Когда он разговаривал, он в то же время внимательно наблюдал за собеседником. И что самое странное - Монтэгю почудилось за этим улыбающимся лицом другое - угрюмое и сосредоточенное. Странное это было лицо-с широкими изогнутыми бровями и опущенными углами рта; оно долго после преследовало Монтэгю, вызывая в нем чувство тревоги.
Подошла мисс Хэган и приветствовала их с присущей ей строгой сдержанностью, и миссис Хэган, шумная, живая, одетая en grande dame.
- Заходите как-нибудь,- пригласил Хэган,- иначе мы вряд ли когда-нибудь увидимся, я редко выезжаю.
Хэганы уехали, а Монтэгю остался один. Он сидел и курил в раздумье; перед ним все еще маячило лицо этого человека, и внезапно, как при вспышке яркого света, он разглядел то, что таилось за этим лицом: голова хищной птицы - голова гордого и одинокого орла! Вам приходилось, вероятно, видеть эту птицу в зоологическом саду: забравшись куда-нибудь повыше, она терпеливо сидит, выжидая своего часа. Но душа ее далеко. В широких просторах парит она мечтой, готовая с быстротой молнии ринуться вниз и вонзить когти в намеченную жертву!
Глава десятая
На следующей неделе у молодых Монтэгю оказалось уйма дел. Вернулись в город Уоллинги, и у них открывался зимний сезон; подходило время бала, на котором Элис будет официально представлена обществу. Для такого случая у нее, разумеется, должен быть новый и самый прекрасный из всех туалетов. Ее кузен подсчитал, что каждая минута на этом балу обойдется ей почти в пять долларов!
Во что это обойдется самим Уоллингам, страшно было и подумать. Их бальный зал превратится в цветущий сад. Ужин будет сервирован на сто человек, и второй ужин - после танцев; и после каждой фигуры котильона все гости получат дорогие призы. Приобретение призов было поручено Оливеру, и Монтэгю, услышав, сколько они должны стоить, пришел в ужас.
- Робби не допустил бы, чтобы у него оказалось что-либо второсортное,-заявил младший брат в ответ на его восклицание.
Элис приходилось теперь делить время между Уоллингами и портнихами; каждый вечер по возвращении домой она рассказывала о своих новых успехах в подготовке к балу. Элис была совершенный новичок в светской игре, и ей, конечно, охотно прощалось все ее волнение; миссис Робби нравилось видеть сияющее личико девушки и снисходительно улыбаться на ее нетерпеливые расспросы. Сама миссис Робби ограничилась тем, что сделала распоряжения, касающиеся бала, своему управляющему, декоратору и секретарю и продолжала вести обычный образ жизни, забыв и думать о предстоящем вечере.
Так поступали все светские дамы.
Дом, или, вернее, дворец, Уоллингов занимал целый квартал на Пятой авеню; это был один из шести особняков семьи Уоллингов, принадлежащих к достопримечательностям столицы. Для того чтобы получить представление обо всех их владениях, пришлось бы составить целый каталог: одно имение находилось в Северной Каролине; другое-в Адирондеке, несколько поместий на Лонг-Айленде и в Нью-Джерси; было их несколько также и в Нью-Порте; из последних одно почти всегда пустовало, за что миссис Билли Олдэн прозвала его "трехмиллионным пустынным замком".
Монтэгю два или три раза провожал Элис к Уоллингам и таким образом имел возможность познакомиться с жизнью миссис Робби в домашней обстановке. У нее было тридцать восемь слуг. Настоящее маленькое государство, королевой которого была она сама, а премьер-министром- ее экономка; затем следовали другие ранги, классы и касты, которых было не меньше, чем в любом феодальном княжестве. Здесь было шесть отдельных столовых для слуг различных рангов, причем каждый из них с презрением смотрел на стоявших ниже его по рангу. Здесь существовала прислуга для прислуги и подсобная прислуга для этой последней. Хозяйка дома давала распоряжения только троим: старшему дворецкому, управляющему и экономке; а имен остальных слуг даже не знала - слуг так часто меняли, что, как она заявила, можно предоставить сыщикам разбираться, кто служит в доме, а кто просто забрался в дом с целью ограбления.
Миссис Робби была еще молода, однако ей нравилось играть роль женщины, утомленной жизнью и той высокой ответственностью, которую возложило на нее общество. Непосвященные, глядя на нее, воображали, что она пребывает в постоянной праздности и покое; в действительности же последняя судомойка чувствовала себя гораздо свободней; миссис Робби буквально изнемогала под бременем своих обязанностей. Этот огромный механизм хозяйства требовал мудрости Соломона, терпения Иова и постоянно грозил развалиться. Жалованье, которое она платила своему управляющему, могло составить целое состояние, и несмотря на это, он грабил направо и налево и вечно ссорился с шеф-поваром. На дворецкого пало подозрение, что он напивается, выкрадывая для этого вина самых дорогих, редчайших марок, а новая горничная оказалась репортершей одной воскресной газеты. Часовой мастер, который в течение десяти лет ежедневно ходил заводить все стенные часы в доме, внезапно умер, а слуга, ведавший всякими безделушками, заболел; и экономка впала в отчаяние, предвкушая, что теперь ей придется обучать нового человека.
А если бы в конце концов вам и посчастливилось избежать всех осложнений, говорила миссис Робби, перед вами стояло столько неразрешенных реальных жизненных проблем: недостаточно было просто жить и поддерживать свое существование,- возникал вопрос о долге, о ваших светских обязанностях как видной общественной фигуры. Ежедневно приходила огромная корреспонденция с жалостными письмами от людей, которые умоляли о денежной помощи; фактически за одну неделю приходило таких просьб приблизительно на два миллиона долларов. Тут были и гении, изобретавшие патентованные инкубаторы, и .изобретатели механических плит. Кроме того, каждый раз, когда вы давали бал, вас осаждали анархисты и всякого рода фанатики. А были и такие письма, на которые надо было писать ответы. И такие приглашения, на которые приходилось отвечать визитом. Этих последних было так много, что людям, живущим поблизости, пришлось договориться между собой принимать в один день: так, например, если вы жили на Мэдисон авеню, вы все принимали по четвергам, но даже и при этом усовершенствовании у вас уходил целый день, чтобы только оставлять свои визитные карточки.
И еще вам надо было рассылать приглашения и принимать, и тут вечно происходили какие-нибудь ошибки и вечно кто-нибудь оставался в обиде; за один только вечер добрые знакомые могли превратиться в смертельных врагов, и наутро об этом знал весь мир. К тому же это невероятное количество разводов и повторных браков с переменой фамилий,- причем одни мужья знали, что у их жен есть любовники, и относились к этому с полным безразличием; другие были далеко не безразличны к этому, но совсем и не подозревали о их существовании. Так что хозяйка чувствовала себя как шахматист на сеансе шахматной игры на двенадцати досках одновременно, причем передвижение фигур приходилось производить по памяти.
А тут еще все эти парикмахеры, маникюрши, массажистки, портной, сапожник, ювелир.
Да необходимо еще хоть наспех просмотреть газету и хоть изредка заглянуть к собственным детям.
Все это миссис Робби объясняла за завтраком. Вот какое тяжкое бремя лежит на плечах богатых людей, а простая публика не имеет об этом ни малейшего понятия. Человек, обладающий большим состоянием, словно бочка с патокой: мухи, жужжа, так и льнут к нему со всех сторон.
Трудно даже вообразить, на что решаются люди, лишь бы добиться вашего приглашения. Мало того, что они осаждают вас письмами, умоляют вас, они пытаются вредить вам в делах и подкупать ваших друзей, И наоборот: когда люди чувствуют, что они вам нужны, сколько надо потратить сил, чтобы уговорить их к вам зайти!
- Представьте, что вам, например, надо пригласить к себе на обед английскую графиню, а она пытается кое-что получить с вас за свой визит! И, как ни странно, находятся люди, которые соглашаются принять ее на таких условиях, а это омерзительное создание корчит еще из себя представительницу светской знати, зарабатывая в течение сезона солидный куш. Низость прихвостней, примазывающихся к титулованной знати, не имеет границ.