- Я, конечно, надеюсь, что этого не случится, но такая возможность, по-моему, не исключена. Так или иначе, вы должны это предвидеть и принять все необходимые, с вашей точки зрения, меры. Ни в коем случае не следует давать ей слишком много размышлять. Не бойтесь тратить деньги. Доставляйте ей все, чего бы она ни попросила, все, что, по-вашему, может ее развлечь. Деньгами вас будет снабжать ее поверенный - вот его карточка.
Неизвестно, что подействовало на нее - этот рассчитанный намек на наличие неограниченных средств или то, что Крису удалось разбить панцирь профессионального безразличия и добраться до живых чувств этой женщины; но так или иначе, желаемый результат был достигнут.
- Будет сделано все возможное, - сказала она человеческим голосом; ее слегка простонародный говор забавно контрастировал с утонченным великосветским языком, которым она старалась говорить до того. - Я буду заходить ней сама и посылать сестер. Как вы думаете, не поставить ли к ней в комнату радио?
- Прекрасная мысль…
- Вы ведь ее брат, правда?
- Да.
- Как все это печально для вас, - сказала она.
- Благодарю вас за внимание. - Крис поклонился и, вспомнив на мгновение церемонные поклоны мистера Риплсмира, улыбнулся против воли. - А теперь, так как мне нужно попасть на самый ранний поезд, не могу ли я повидаться с сестрой?
- Я сама провожу вас к ней.
"Как она старается быть обворожительно любезной", - иронически подумал Крис, наблюдая за старшей сестрой, которая увивалась вокруг сдержанной и настороженной Жюли. Так человек, который ничего не смыслит в детях, пытается завоевать доверие робкого, запуганного и несчастного ребенка. Жюли была, по-видимому, более озадачена, чем обрадована этими неожиданными проявлениями заботливости, и старшая сестра, посуетившись без толку еще некоторое время, вскоре оставила их вдвоем.
- Кто это? - сказал а Жюли, как только дверь закрылась.
- Старшая сестра. Разве ты не узнала? Ведь ты ее уже видела.
- Да, когда меня привезли, - равнодушно сказала Жюли. - Но с тех пор она не показывалась. Что ей нужно?
- Она просто хочет сделать тебе приятное и доставить все, чего ты захочешь.
- Оставила бы она меня в покое, - капризно сказала Жюли. - Обращаются то как с зачумленной, то как с глупым ребенком, которого развлекает радиоприемник или колода карт.
- Да, пожалуй, но разве ты не понимаешь, что ей стало стыдно и она извиняется перед тобой?
- Не нужно мне ее извинений!
- Но послушай, Жюли, она старается вести себя по-человечески, - расстроенно сказал Крис, огорченный неудачей своего маленького плана. - Нельзя отталкивать от себя людей, которые относятся к нам хорошо и стараются нам помочь. В конце концов она здесь старшая, и ее хорошее отношение может тебе очень пригодиться. Тем более что я уезжаю…
- Уезжаешь? Куда?
- Сейчас объясню. Только сначала скажи, как ты себя чувствуешь. У тебя отдохнувший вид.
- Да, я, пожалуй, отдохнула, - неохотно согласилась Жюли. - Но мне здесь ужасно не нравится, Крис. Здесь такая тоска, а ночью мне мешает спать шум на улице.
- Ладно, - сказал Крис, стараясь говорить бодро. - Тогда мы возьмем тебя отсюда. Подожди только, пока я вернусь.
- Куда это ты едешь? - подозрительно спросила Жюли. - Ты же сказал, что сможешь приходить меня навещать.
- Знаю. Но я не мог предвидеть того, что случилось…
- А что случилось? - раздраженно спросила она.
- Это огорчит тебя, как огорчило и меня. Я бы не сказал тебе этого, если бы не боялся, что тебе скажет это кто-нибудь еще и в гораздо более грубой форме.
- Что такое? - спросила Жюли, и выражение страха появилось в ее глазах.
- Это касается отца, - сказал Крис, не спуская с нее глаз.
- Что с ним? - Выражение страха усилилось.
- Нечто весьма серьезное, боюсь. Сегодня утром я получил от матери телеграмму, что он очень болен. Вот она.
- Ах! - В полном ужасе Жюли пробежала телеграмму. - Почему она не пишет, что с ним?
- Не знаю. Думаю, этого еще никто не знает, - неумело лгал Крис, чувствуя, что у него получается бог знает что. - Видишь ли, вслед за этим пришла другая телеграмма. И на твое имя тоже пришли две телеграммы, вероятно, в них говорится то же самое.
- Он умер! - быстро сказала Жюли.
Крис кивнул.
- Зачем ты не сказал мне сразу, без всех этих околичностей. - И затем сейчас же последовал тот самый вопрос, которого он так боялся: - Знал он про меня?
Крис заколебался. Он спорил с самим собой - говорить или не говорить - и никак не мог решиться. Если он солжет, облегчит ли он этим ее страдания? И бывают ли обстоятельства, оправдывающие явную ложь?
- Да, знал, - просто сказал Крис.
- О! Кто ему сказал?
- Я.
- О Крис, зачем ты это сделал. Я хотела, чтобы они не знали.
- Как бы ты это скрыла от них? - убеждал ее Крис. - Они захотели бы узнать, почему ты ушла от Хартмана. И потом, они обязаны сделать для тебя все, что могут, хоть я и сомневаюсь, чтобы от них было много пользы. Если бы я знал, что он внезапно умрет, я бы не стал писать, но почем я знал?
- Выходит, что я убила его! - мелодраматически воскликнула Жюли.
- Вздор! - сказал Крис. - Я люблю тебя ничуть не меньше, чем он, а ведь меня это не убило. Это все равно должно было случиться. Он пил слишком много виски.
- Не говори такие гадости о покойном, - возмутилась Жюли.
- Что ж, так оно и есть, - сказал Крис с напускным цинизмом, радуясь, что ему удалось отвлечь ее и что ее негодование направлено теперь против него. - Зачем убеждать себя, что он умер с горя. Насколько мы можем судить, все произошло раньше, чем он получил мое письмо. По всей вероятности, так. Да вот, прочти-ка эти телеграммы, и тут еще письмо Ротберга тебе.
Жюли прочла телеграммы, адресованные ей, и откинулась на подушки с рыданиями и стонами:
- О папа, бедный милый папа, он умер, и это наша вина!
Крис поднял с кровати обе телеграммы. Это были точные копии тех телеграмм, которые получил он. По-видимому, Нелл знала только один способ "подготавливать" людей к неожиданному горю. Он не стал разубеждать Жюли, когда она обвинила себя и его, и предоставил ей выплакаться. В конце концов он сам тоже всплакнул над этим. Снова возник все тот же вопрос: насколько Жюли в самом деле огорчена и сколько в этой показной скорби было присущего всякой живой плоти стремления отгородиться от реальности смерти, насколько она условна и насколько искренна? "Жюли, - подумал он, - по-видимому, всегда была на стороне матери и выступала против отца. Вероятно, в современной семье так и должно быть: женщины должны объединяться против старика. Иногда отец и Жюли разыгрывали сентиментальные любовные сценки, в которых папа был ухажер, а дочка - кокетка. Как тошнотворны эти неразумные эмоции. А, да что уж там!"
Он взглянул на часы. Пора двигаться, время более позднее, чем он думал. Нужно еще узнать, когда отходит поезд, позвонить Марте, собрать вещи, чего-нибудь поесть.
- Жюли.
Ответа не последовало.
- Жюли! - сказал он настойчиво, чтобы заставить ее повернуться. Она подняла голову и посмотрела на него укоризненным взглядом; лицо у нее было мокрое от слез.
- Мне пора идти. Мне очень не хочется оставлять тебя в таком состоянии, но ведь и матери там нелегко одной. И я должен выяснить, что же, собственно, случилось. Ты меня слушаешь?
- Да.
- Выброси из головы всякую мысль о том, что это твоя вина. Это страшно глупо, а я сейчас слишком устал, чтобы спорить с тобой. Как только я узнаю истину, я напишу тебе или дам телеграмму.
- А мне нельзя поехать с тобой?
- Ни в коем случае. Среди прочих дел мне нужно будет заставить маму понять, каково, собственно, твое положение. Я не дам ей встретиться с тобой, пока она этого не поймет. А тебе придется остаться здесь, пока я не вернусь и не перевезу тебя в другое место. Если тебе понадобятся деньги или советы, звони Ротбергу. Постарайся подружиться с этой самой старшей сестрой. И… попытайся не расстраиваться. Я знаю, это неизбежно, но не преувеличивай. Ну а теперь, может быть, я что-нибудь забыл? Может быть, тебе нужно что-нибудь еще?
- Нет. Мне…
- Наверное?
- Да.
- В случае чего пиши мне или дай телеграмму. Я понимаю, положение твое ужасно, но что поделаешь. Единственное, что ты можешь сделать, это поправляться. И помни: это вопрос жизни не только твоей, но и другого человека…
Прощание было тяжелое, и Крис ушел с неприятным убеждением, что ему не удалось ни сообщить новость в более деликатной форме, ни убедить Жюли собрать все свое мужество. Его мучила мысль, что она может покончить с собой. Ну а чем он мог помешать этому? И если жизнь до такой степени ненавистна ей, что она хочет убить себя, что ж, значит, так и надо. Бороться с инстинктивным стремлением другого человека уничтожить себя можно только до известного предела. В конце концов Жюли уничтожила себя, предала свою жизнь еще во время замужества, когда были пушены в ход все виды самообмана, чтобы прикрыть корыстные побуждения и недостойные цели. Он снимает с себя всякую ответственность.
Крис пришел на вокзал слишком рано и обрадовался, что Марта уже ожидает его в условленном месте. Он взял ее за обе руки и в ответ на ее вопросительный взгляд робко поцеловал ее.
- Как давно я тебя не видел! - воскликнул он.
- Всего три дня.
- А по-моему, гораздо больше. Это были, наверное, самые тяжелые дни во всей моей жизни. Я бы с ума сошел, если бы не мог говорить с тобой по телефону и увидеться с тобой сейчас. Как хорошо, что ты пришла.
- Какие пустяки, - сказала Марта. - Мне же хотелось прийти. Что ты смотришь так недоверчиво? Для тебя я сделаю все что угодно. Серьезно, Крис. Это тебя удивляет?
- Очень, - сказал Крис. - Ощущение довольно необычное и весьма приятное.
Они вышли на перрон, и рука Марты с нежностью скользнула под его руку. Это так тронуло Криса, что в первую минуту он не мог ничего сказать, только сжал ее руку, показывая, что понимает и благодарит ее.
- Какой ты бледный и усталый, - сказала Марта. - И тебе еще предстоит столько мучений. Мне хотелось бы поехать с тобой, чтобы я могла о тебе заботиться.
- Мне тоже хотелось бы.
- Интересно, что сказала бы твоя мать, - сказала Марта с улыбкой. - Понравилась бы мне она?
- Нет, - не задумываясь сказал Крис. - Она меньше чем кто бы то ни было способна понять нас и отнестись к нам с сочувствием. Но не будем терять время на пустые разговоры. Мне нужно сказать тебе сто тысяч вещей, Марта, и я не знаю, с чего начать. Может быть, с того, что только мысль о тебе дала мне силы прожить все эти ужасные дни. Ты это знаешь. И кроме того, я страдал от сознания, что я, хоть и не по своей вине, испортил эти дни, которые должны были бы быть такими счастливыми для тебя и для меня. Ты ведь была счастлива, правда?
- Я и теперь счастлива. Быть с тобой даже здесь, на этом шумном вокзале, и то уже счастье для меня. Только мне очень неприятно, что у тебя столько огорчений. Не позволяй им завладеть тобой, Крис!
- Не позволю, - сказал Крис. - Я как раз думал об этом, когда шел сюда. Жюли пытается взвалить на меня ответственность за свою жизнь. Мать тоже будет пытаться это сделать. А это недопустимо. Никто не может жить жизнью другого человека. Но я чувствую, что должен помочь им обеим выбраться из этого лабиринта. Это я обязан для них сделать, но обещаю тебе, что не позволю им высосать из меня все соки. И, Марта…
- Что, милый?
- Пусть это не отравляет нашей жизни с тобой, хорошо?
- Ну конечно нет; а почему это должно отравлять?
- Ах, я и сам не знаю, - ответил Крис, вспомнив, что Марта не знает всей правды о Жюли. - Эти два несчастья были для меня большим ударом. Я не хочу, чтобы через меня они подействовали и на тебя.
- Этого не будет. Все будет хорошо, и я буду ждать, когда ты вернешься. Я встречу тебя здесь, если хочешь.
- Встретишь? Это будет замечательно. Я вернусь, как только будет возможно, Марта! Но так обидно - лишиться этих счастливых дней, которые мы могли бы провести вместе.
По платформе шел кондуктор, захлопывая двери и крича пассажирам, чтобы они садились в вагон. Марта легонько пожала его руку, точно заключая условие.
- Мы не будем клясться в верности до гроба, - шутливо сказала она. - Но давай попробуем быть счастливыми любовниками. Au revoir, милый!
Она обняла его и поцеловала, горячо и откровенно. Крис проговорил что-то, пытаясь выразить свои чувства, но ему сейчас же пришлось бежать и занять место в вагоне.
- Au revoir! - крикнул он ей. - Пиши обязательно. И спасибо тебе за все!
Шесть
В тот же день, в начале пятого, Крис стоял на покрытой асфальтом платформе незнакомой провинциальной станции. Стук захлопывающихся дверей вагонов, крики "Готов!", свисток, взмах зеленого флажка - и поезд отошел от перрона. Его прерывистый шум постепенно затих, наступившую тишину нарушал только грохот железного листа с какой-то рекламой, сотрясаемого холодным северо-западным ветром. Крис поднял воротник пальто и направился к выходу в город. По одну сторону станции расположились построенные наспех дома небольшого поселка, жалкого и убогого в своем ничтожестве. По другую сторону виднелись поля, обнесенные живыми изгородями, несколько разбросанных тут и там маленьких домиков и вдали ряд красных кирпичных особняков, похожих на спичечные коробки.
Контролер с любопытством уставился на Криса, которому пришлось спросить у него дорогу к дому матери. Без сомнения, контролер знал о случившемся. Вероятно, об этом знала уже вся округа.
- Можете идти прямо по этой дороге, - любезно объяснял контролер. - Но это будет большой крюк. Есть тропинка через поля. Сверните вон там и войдите в первую калитку направо.
Крис поблагодарил, но контролер увязался за ним, без всякой надобности повторяя свои указания. Ему очень не хотелось расставаться с человеком, который был явно причастен к тому, что здешние газеты назвали "трагедией". "Вот отвратительная навязчивость", - подумал Крис. Он живо представил себе, как контролер возвращается к своим сослуживцам и говорит им: "Встретился мне тут молодой человек, спрашивает дорогу к тому дому, где умер вчера ночью тот старик. Не иначе как сын". Вот они, человеческие умы, воспитанные на тухлятине газетных сенсаций…
Трава на лугах еще торчала увядшими бурыми пучками, на кустарниках и деревьях еще не появились почки, но под защитой живых изгородей уже пробивались весенняя трава и молодые растения. Крис увидел цветущий аронник, затем брызги хрупкого золотого чистотела, дальше - кустик белых фиалок. Тропинка привела его к неглубокому ручью, через который была переброшена единственная широкая доска без перил. Крис осторожно перешел через ручей и остановился на секунду поглядеть на ивы, усыпанные золотыми сережками. Он любил нечеловеческое величие этого медленного вступления весны, неизбежный поворот земли, которая возвращается в полосу солнечности, не обращая никакого внимания на нервическую суетню мельтешащих на ней людей с их нелепыми верованиями, с их бессмысленной борьбой за власть. С вершины дерева черный дрозд мелодично вызывал на бой всех остальных дроздов. "Вероятно, - подумал Крис, - о птицах было написано почти столько же фантастического вздора, как о женщинах".
После недолгих поисков он нашел коттедж родителей. Он назывался "Цветущий шиповник", хотя Крис не мог обнаружить никаких признаков шиповника в его жалком палисаднике. Немногочисленные подснежники безрезультатно выставляли свои прелести в расчете на еще не появившихся насекомых. Все ставни дома были закрыты. Крис позвонил, дверь с перепуганным видом открыла какая-то незнакомая женщина.
- Миссис Хейлин нет дома, - робко сказала она.
Крису пришлось подробно объяснить, кто он такой, прежде чем его впустили. Он повесил пальто и шляпу в узкой темной передней и прошел в гостиную, заставленную громоздкой мебелью из старого дома. Ковер был новый, недорогой и кричащий. Крис спросил, где мать.
- Она у себя, в постели, - объяснила женщина.
- Будьте добры, поднимитесь к ней, - вежливо сказал Крис, - и сообщите, что я приехал и спрашиваю, желает ли она меня видеть.
"Как мучительны мои возвращения домой, - подумал он, вспомнив свое унылое прибытие из колледжа (казалось, это было так давно). - Можно подумать, что нас связывают только общие несчастья. Таково это изумительное изобретение - семья, основа всякой цивилизации. Верно? Не является ли она, наоборот, тормозом цивилизации? Но… nous allons changer tout cela"
Крис очень медленно подымался по крутой неудобной лестнице. Он ломал себе голову над тем, какого рода сцену она разыграет и как ему вести себя с ней? Что нужно предпринять? И когда воздадут мертвому последний и ненужный долг, как лучше всего поступить ей самой? Что она думает делать?
Как он и предполагал, ему пришлось выдержать патетическую сцену. Сидя в постели в кокетливом кружевном чепчике и элегантном розовом капоте, отделанном лебяжьим пухом, Нелл заключила его в безжалостные объятия, проливая обильные слезы и произнося бессвязные слова, которые должны были изображать неутешное горе. Она все твердила, что отныне Крису, по милости Провидения и с соблюдением всего подобающего декорума, надлежит занять место покойного главы семьи. В комнате слышен был сильный запах бренди.
После того как несколько минут ушло на весьма тягостную борьбу, Нелл согласилась выпустить Криса из объятий и заговорить более связно. Она начала с вопроса:
- Где Жюли?
- В Лондоне.
- Почему она не приехала с тобой? Когда она приедет?
- Она не может приехать, - сказал Крис, догадываясь, что Нелл не читала его письма к Фрэнку. - Она больна.
- Больна! - воскликнула Нелл; тон ее выражал скорее возмущение, чем жалость. - Что это ей вздумалось болеть в такое время? На похороны-то она приедет?
- Ей еще довольно долго нельзя будет вставать с постели, - объяснил Крис.
- Что подумают люди, если его родная дочь не будет на похоронах! - сказала Нелл, охваченная тревогой за свой общественный престиж. - Она должна будет прислать Джеральда.
- Он тоже не сможет приехать, - сказал Крис, приходя все в большее замешательство. - Я объясню это все потом. А пока что я ведь ничего толком не знаю. Скажи мне, во-первых…
- Ты не в трауре! - прервала его шокированная Нелл. - Крис! Ведь это надо придумать - приехал в таком костюме на станцию, где все, наверное, тебя узнали! Неужели ты не знал, что тебе нужно быть в трауре?
…Ни обыденный траур, мать.
Ни ветреный порыв глубоких вздохов…
- Во-первых, я об этом не подумал, - терпеливо объяснил Крис. - Потом я был так занят, что не успел. И наконец, мне это не по средствам…
- Какая жалость, что ты не подумал об этом в Лондоне, - упрекнула его Нелл. - Не знаю, что ты здесь сможешь найти. Как только стемнеет, ты должен пойти к портному.
- Ладно, ладно, пойду, если хочешь. - Крис не был расположен спорить из-за пустяков. - Но, мама, я должен знать, как все это произошло. Как умер отец? Где его тело?
- В участке! - прорыдала миссис Хейлин.
- Что это значит - "в участке"?! - изумился Крис.