Принц пожал плечами.
- У него много имен, много масок и много призваний. Как его зовут сейчас, что он делает и каков его наряд, - понятия не имею.
Граф Остен и юнкер фон Цедвиц отбыли в Мюнхен в сопровождении Хагемайстера. Они нашли маркиза в "Розе" и сами там поселились.
Маркиз взял с собой из Венеции трех своих лучших людей, которые удвоили усилия, поскольку граф обещал им высокое вознаграждение. Увы, напрасно. Однако егерь Хагемайстер сделал иное открытие. Однажды вечером он явился в гостиницу очень довольный и рассказал юнкеру фон Цедвицу, что заметил в городе их товарища по путешествию.
- Кого? Аббата или драгуна? - спросил Цедвиц.
Егерь затруднился ответом, он видел только фигуру в закрытом окне. Дом в переулке запомнил точно. Решили нанести визит путевому товарищу - предлог нетрудно сыскать. Граф Остен был убежден: он и никто другой интересовался его рукописью. Очевидно, их спутник имел отношение к армянину и вполне мог располагать сведениями о нем.
Остен и Цедвиц, в сопровождении Хагемайстера, рано вышли из дома, чтобы застать аббата наверняка. Стоял сырой, холодный, осенний день, ветер тешился на перекрестках. Вскоре Хагемайстер привел их в довольно заброшенный переулок и указал дом. Напрасно они тщательно всматривались в окно - никто не появлялся. Ни одной живой души в переулке. Вдруг послышался стук колес - карета остановилась подалее, на углу. Вышли две дамы - их лица закрывала густая вуаль, - пошептались немного, после чего дама помоложе помогла своей спутнице сесть в карету и, не оглядываясь, поспешила к дому, интересующему двух наблюдателей. Ударила молотком, через минуту-другую дверь слегка приоткрылась. Послышался сдержанный разговор, ни граф, ни юнкер не сумели ничего разобрать, однако суть угадывалась просто: молодая, элегантная женщина просила ее впустить, но кто-то препятствовал. Вдруг она резко нажала на дверь, щель расширилась и дама проскользнула.
Оба наблюдателя ждали в нерешительности. Вскоре из двери показался сутулый старичок - он, очевидно, и пытался преградить даме вход. Осудительно покачал головой, принялся жестикулировать и разговаривать сам с собой. Граф Остен подошел, вежливо к нему обратился, но тот, отвернулся и затрусил прочь, пока Цедвиц не схватил его за фалду сюртука.
- Что вам такое надо? - проскрипел старичок.
Граф Остен вынул золотой, протянул ему и попросил ответить на несколько вопросов. Старичок внимательно рассмотрел монету с двух сторон, бормоча: "Тяжелое золото, хорошее", потом плюнул на нее и швырнул на мостовую, словно пустяковый кругляшок.
- Так что вам угодно знать? - спросил он.
- Мы ищем одного знакомого. Не живет ли в этом доме французский аббат?
- Нет, - буркнул человечек.
- Быть может, саксонский драгунский офицер? - дополнил Цедвиц.
- Нет.
- Кто же здесь живет? - продолжил Остен.
- Я и мой хозяин.
- Позвольте, - не отступал граф, - как зовут вашего хозяина?
Человечек закряхтел, захихикал:
- Как зовут хозяина? Зовут его доктор Тойфельсдрок.
С этим он отвернулся, хорошенько поддал ногой двойную крону, которая покатилась в канаву, и вприпрыжку удалился.
Вильгельма Хагемайстера потрясло подобное поведение. Он достал монету, тщательно очистил и протянул графу.
- Можешь ее удержать, - усмехнулся граф, - если владелец столь звучной фамилии имеет какое-либо отношение к нашему аббату.
Цедвиц поднялся по ступенькам и обнаружил едва прикрытую дверь. Граф оставил егеря у дома и сам пошел за юнкером в узкий коридор, который заворачивал в просторное, довольно неуютное помещение, похожее на переплетную мастерскую. В самом деле: вокруг - различные приспособления, инструменты, книги, переплетенные либо подлежащие переплету.
- Старичок-то правду сказал, - заметил Цедвиц, - его хозяин ученый и к тому же проводит досуг за переплетным делом.
Граф Остен взял наудачу книгу, прочел заглавие: "Franciskus Antonius Mesmer. De Planetarum influxu", осторожно провел пальцами по кожаной поверхности.
- И к тому же неплохо разбирается в своем ремесле.
Они поднялись по старой лестнице - этот дом, столь маленький и невзрачный снаружи, изрядно расширялся в глубину, - прошли несколько больших и пустых комнат, лишь кое-где заставленных стульями и шкафами, очутились на галерее, опоясывающей крохотный дворик, и снова наткнулись на лестницу. Полуоткрытая дверь вела в библиотеку, тщательно и с большим вкусом устроенную, к их немалому удивлению. Пройдя ее, они вошли в столь же просторную комнату, где также попадались книжные полки, хотя помещение, видимо, использовалось как столовая - на маленьком столике стояло несколько стаканов и тарелок с остатками еды. На стенах висели хорошие старинные полотна, в широком порфировом камине пылали увесистые поленья. Продолжая свой путь, они пересекли несколько маленьких комнат, характера более или менее библиотечного, отмеченных безусловным вкусом и богатством владельца. Тем не менее беспорядок и небрежение бросались в глаза. Далее, через проход, несколькими ступеньками выше располагались помещения, более напоминающие студии, чем жилые апартаменты: на столах и стульях раскиданы чучела самых разнообразных животных, к стенам прикреплены скелеты человеческие и звериные, виднелись географические карты, внушительные глобусы, астрономические инструменты, химические реторты и колбы, и все это вновь перемежалось книжными этажерками. Ничего специфического, повсюду чувствовался интерес к любым искусствам и наукам.
Вдруг они услышали возбужденный женский голос, доносившийся из глубины. Узкий коридор заканчивался еще одной лестницей, ведущей куда-то вниз. Они чуть спустились и увидели перед темной портьерой, скрывающей вход в очередную комнату, элегантную даму, которая давеча стучала во входную дверь. Вуаль была поднята, однако лица не угадывалось - дама стояла к ним спиной, - различалась только пышная белокурая прическа. Она держалась обеими руками за тяжелую портьеру, словно боялась упасть. Ее тело вздрагивало, она, вероятно, рыдала. С другой стороны портьеры раздавался мужской голос, раздраженный, но, тем не менее, уверенный и спокойный.
- Повторяю, это бесполезно. Я не желаю тебя видеть на этой неделе, на следующей тоже, равно как и через две недели. Ты знаешь, я сижу за книгами, и ни Елена, ни Элоиза не в силах оторвать меня от работы. Не желаю, чтобы меня беспокоили, ясно? Иди!
Молодая женщина не отвечала. Ее пальцы разжались, она поднесла к глазам кружевной платок, опустила вуаль. Остен не хотел встречаться с ней на лестнице и отступил, увлекая Цедвица. Дама, однако, не пошла наверх, а свернула куда-то в сторону. Минуту-другую слышались сдавленные рыдания, затем все утихло.
- Если он так бесцеремонно указал даме на дверь, - прошептал Цедвиц, - нам-то на что надеяться?
Граф пожал плечами.
- Попытаем все же счастья.
Они прошли вниз, намеренно громко разговаривая, дабы привлечь внимание ученого. Пока отодвигали портьеру, снова раздался мужской голос:
- Кто там?
- Наконец-то, - нарочито удивился граф Остен. - Там человек!
И снова они очутились в обширной комнате. В камине очень кстати горел огонь. Приблизительно такой же интерьер: научные приборы самой разной целесообразности, множество книг. Перед большим письменным столом в массивном, обитом кожей кресле сидел человек в черных панталонах до колен, в чулках и туфлях с пряжками, в белой рубашке с открытым кружевным воротником.
- Что вам надо? - крикнул он посетителям, нерешительно стоявшим у входа.
Граф Остен внимательно посмотрел на ученого. Мужчина лет сорока, тщательно выбритый; довольно короткие, спутанные черные волосы немного закрывали лоб; глаза черные, колючие, лицо узкое, костистое, чрезвычайно бледное. Нет, он не видел его прежде. Это не армянин и не французский аббат. И однако нечто в этом лице казалось ему знакомым.
- Что вам надо? - повторил ученый.
- Мы ищем здесь, - начал граф, - друга и попутчика, некоего французского аббата, мой егерь видел его в окне…
- Я не аббат, я…
- Мы знаем, - прервал граф, - вас зовут доктор Тойфельсдрок. Ваш… ваш привратник нам сообщил. Мы хотим… сообщить вам…
Он помедлил, не представляя, в какой форме поведать чудаковатому господину желание принца, как попросить помочь отыскать армянина, имени которого он даже не знал. Он, конечно, подозревал, что сей примечательный доктор связан с армянином, но ведь можно великолепным образом ошибиться.
- Не тяните, - подзуживал доктор, - время дорого.
Граф Остен продолжал спотыкаться.
- По моему предчувствию, вы, господин доктор, способны оказать нам существенную услугу, хотя я, разумеется, понимаю неуместность нашего вторжения…
- Хватит болтать, - заорал доктор, - говорите толком.
Граф попытался изменить направление.
- Вы можете, естественно, указать нам на дверь. Мы гости незваные, вы - хозяин, и здесь царит одна свободная воля - ваша воля. И все же я прошу…
Ученый расхохотался.
- Свободная воля? Вы глупец!
Неожиданно граф заметил на письменном столе раскрытую "Теодицею" Лейбница. Он в момент нашелся:
- Похоже, господин доктор, вы детерминист. Отрицаете свободу воли.
Полезно дать понять этому ершистому ученому, что с ним имеют дело люди не совсем темные. И доктор, казалось, клюнул на приманку, проворчав:
- Да я… детерминист… безусловно…
Граф шагнул к письменному столу, взял книгу.
- И последователь Лейбница, не так ли? Всезнающий и всемогущий Бог предопределяет все - даже каждый поступок каждого человека. Свободная воля немыслима, ведь тогда нарушится Божественный план, пострадают всемогущество и всезнание.
Доктор яростно вырвал книгу и забросил далеко в комнату.
- Лейбниц необъятный осел, - закричал он, - и его надлежало повесить вместе с его дружками, особенно с Галлером! Par nobile fratrum! Лет двадцать пять назад написал кенигсбергский профессор Кант свою естественную историю и теорию неба, а пятью годами позднее Вольф свою "Theoria Generationis". Он изложил для всякого, кто способен соображать, теорию эмбрионального развития со всеми процессами. И тут является знаменитый Галлер и утверждает преформацию! Утверждает, что в яйце имплицирован весь организм во всех подробностях. Никакого развития, только экспликация свернутых частей! И в яичниках женского эмбриона уже скрыт зародыш следующего поколения! И так от Адама и через вечность! На шестой день творения воткнул Бог в яичники Евы зародыши человеческих миллионов, красиво вложенные один в другой. И этот дурак, Лейбниц, бубнит подобный вздор и выстраивает свою теорию импликации душ! Мол, душа и тело вечно соединены, развитие несвойственно ни душе, ни телу. Только развертывание как у луковицы. Что каркает болван? Эта душоночка, впоследствии человеческая душа, уже в семени, уже у прародителей, в начале вещей, уже вложена в форму организма. Такова наука этого пустозвона - сегодня еще, сто лет после Спинозы! Я детерминист, господа, но отрицаю свободу воли не в угоду Лейбницу. И не ради Кальвина или святого Августина, хотя они и поумней его.
Он пододвинул графу несколько книг.
- Вот, читайте, если хотите что-нибудь уразуметь. В этом смысле я детерминист.
Граф раскрыл наудачу "La Politique Naturelle" и "Système de la Nature" барона Гольбаха.
- Он прав, - продолжал доктор, - хотя все далеко не так просто, как он представляет. Дух и тело - одно, а не два. И часть моего тела - моя душа - зависит от всех других частей, более того, от всего происходящего вокруг меня. Потому-то и должно отбросить свободу воли, а не из-за достославного каприза, присущего от вечности божеству.
Граф Остен не преминул воспользоваться разговорчивостью доктора.
- Если дело обстоит именно так, вы, господин доктор, надеюсь, выслушаете мою просьбу и поможете в меру своих сил. Мы ищем в Мюнхене одного… некоего человека по поручению принца Александра фон…
- Понятно, господин граф фон Остен. Вы и господин фон Цедвиц…
Юнкер изумился:
- Откуда вам известны наши имена?
- Не все ли равно, - усмехнулся доктор, - вы ищете здесь человека, которого принц называет "армянином", поскольку когда-то увидел его в армянском костюме. Вам поручено просить этого человека сколь можно скорее приехать к принцу. Ладно, возвращайтесь и передайте, что вы беседовали не с ним, а со мной. И добавьте: мой друг, армянин, занят в настоящий момент другими более интересными делами.
Доктор Тойфельсдрок встал и резким, коротким движением руки выразил желание расстаться с посетителями. В жесте было нечто доминирующее, повелительное: юнкер Цедвиц, отнюдь не пугливый от природы, невольно отступил на шаг. Ученому это понравилось: он тихо засмеялся и направил пристальный, острый взгляд на юнкера, который, казалось, завороженно застыл.
Граф Остен, стоявший впереди и ничего не заметивший, попытал счастья еще раз.
- Господин доктор, вы очевидно хорошо знаете нашего армянина. Сможете ли вы устроить встречу? Или, по крайней мере, передать просьбу принца?
Не отрывая горящего взгляда от юнкера, доктор ответствовал:
- Приключение с принцем только прихоть армянина. Сейчас у него другая прихоть. Возможно, он вскорости вспомнит о принце и ему захочется продолжить игру. Возможно. Тогда принц и повидается с ним.
Граф поклонился и повернулся уходить. Доктор Тойфельсдрок улыбнулся.
- Скажите, граф Карл Фридрих фон Остен-Закен, вы-то сами видели этого армянина?
- Разумеется. Я видел его в армянской одежде на площади святого Марка в Венеции и еще раз в русском офицерском мундире на церемонии вызывания духов в деревенском доме на Бренте.
- Ах да! - оживился ученый. - Он мне рассказывал об этой церемонии. Как вам понравилось, господин граф?
- Проделано очень ловко и с высоким искусством мистификации. Некоторые фокусы мне и сейчас не очень понятны. И все-таки…
Доктор Тойфельсдрок снова рассмеялся.
- И все-таки… вот именно, и все-таки! Немного старомодно, не так ли? Сегодня представляют проще и гораздо легче. Я сам учился этому в Париже у одного венского врача…
- Что? - вскликнул граф. - Вы умеете заклинать духов?
Доктор Тойфельсдрок кивнул.
- Давайте позабавлю вас, если хотите. Меня и так отрывали все утро - против моей воли, граф, смею вас уверить. Так и быть, потеряю еще несколько минут.
- Вы имеете в виду, господин доктор, здесь, теперь… в комнате… в несколько минут… духов?
- Разумеется. Вызову дух какого-нибудь предка.
И обернувшись к юнкеру, который недвижно стоял у портьеры, попросил:
- Сядьте там, на стул.
Цедвиц молча повиновался. Колючие глаза доктора Тойфельсдрока словно обжигали его, крупные капли пота проступили на лбу.
Ученый приблизился к нему.
- Живы ли ваши родители, юнкер?
- Нет, - прошептал Цедвиц, не в силах повысить голос.
- Вы увидите их, - сказал доктор Тойфельсдрок ровно, без всяких модуляций. Он взял еще один стул, сел напротив юнкера, погладил кончиками пальцев его лоб и виски, тихо-тихо произнес:
- Вы очень утомлены. Сейчас вы заснете. Я буду считать до семи: пять вы еще услышите хорошо, шесть только неясно, семь - и вы уснете.
Он принялся считать. Веки юнкера сомкнулись, руки безвольно опустились. Легкий стон, потом равномерное, спокойное дыхание. Доктор Тойфельсдрок наклонился над спящим и что-то зашептал ему в ухо. Граф Остен разобрал только несколько слов: "вы увидите", "отец", "как тогда", "мать"…
Потом ученый поднялся и подошел к Остену.
- Минуту терпения, граф. Духи умерших родителей сейчас придут к нему.
Некоторое время Цедвиц дышал спокойно, сидя на своем стуле, затем им овладело странное возбуждение. Судорога прошла по телу, дыхание убыстрилось. Вдруг он вскочил, глаза широко раскрылись. Детская радость озарила лицо, рука вытянулась, словно он хотел до кого-то дотронуться. Но тут же резко отступил, колени затряслись, черты исказил внезапный страх. Он, казалось, прислушивался, губы медленно зашевелились, пытаясь с кем-то говорить. Наконец увиденный образ, очевидно, исчез - Цедвиц долго следил за ним недвижными глазами. Верно заслышав шум с другой стороны, повернулся, сделал несколько шагов кому-то навстречу. Лицо вновь просветлело, губы зашевелились энергичней, руки раскрылись, сомкнулись, словно в нежном объятии. Кого-то невидимого подвел к стулу, усадил, стал перед ним на колени. Начал прислушиваться внимательно и опасливо. Вдруг поразил его резкий спазм, он уткнулся головой в сиденье стула и принялся жалобно всхлипывать. Постепенно успокоился, рыдания затихли.
Доктор Тойфельсдрок подошел к нему и коснулся плеча.
- Встаньте, - приказал он. - Сядьте.
Юнкер повиновался.
- Теперь вы будете спать, - продолжал доктор, - крепко и глубоко спать. Блаженно, спокойно. Но увиденное останется, в полдень появится в памяти, и вы обо всем расскажете графу Остену.
Послышалось равномерное дыхание, лицо умиротворилось, разгладилось.
Доктор склонился, пошептал ему в ухо - на сей раз граф Остен понял еще менее, расслышал только: "вам ясно?" и "понедельник, около восьми часов". Юнкер кивнул.
Ученый отошел. Через несколько минут сказал:
- Вы сейчас проснетесь, Цедвиц! Будете прекрасно себя чувствовать, бодрым и энергичным.
Ритм дыхания замедлился, юнкер глубоко вздохнул и проснулся. Открыл глаза, потянулся, встал, неуверенно засмеялся, помотал головой, сделал пару шагов.
Ученый повернулся к Остену.
- Вот видите, граф, как ныне вызывают духов! Подождите, и скоро вы поймете. А теперь мне хотелось бы остаться одному.
Граф молча поклонился, юнкер последовал его примеру. Тогда доктор обернулся к нему и раздраженно крикнул:
- Аршин проглотил, увалень! Вы, бравый молодец, - где ловкость, изящество?!
И не обращая более внимания на посетителей, вернулся к письменному столу.
Молодой Цедвиц гневно напрягся, граф схватил его за руку и увел. В коридоре юнкер не сдержался и выпалил:
- Вы слышали, граф, нет, вы слышали! Это неслыханно. Я этого так не оставлю!
Но граф Остен его не отпустил. Они прошли обратно тем же путем. Внизу, в переплетной мастерской, сидел старичок. Остен ожидал протеста из-за бесцеремонного вторжения в дом и придумал на ходу объяснение, однако чудной человечек ничуть не удивился. Он продолжал сидеть и корпеть над своей работой, только надтреснутым голоском рассмеялся. Даже на улице до них доносился визгливый хохоток.