Затем он начал бить. Лицо у него было ужасное. Он начал бить свингами, низко держа руки. Уолкотт закрылся. Джек послал бешеный свинг ему в голову. Потом вдруг опустил руки и левой ударил в пах, а правой как раз в то место, куда сам получил удар. Гораздо ниже пояса. Уолкотт рухнул наземь, ухватился за живот, перевернулся и скорчился.
Рефери схватил Джека и оттолкнул его в угол. Джон выскочил на ринг. Толпа все ревела. Рефери что-то говорил судьям, а затем глашатай с мегафоном вышел на ринг и объявил:
- Победа за Уолкоттом. Неправильный удар.
Рефери говорил с Джоном. Он сказал:
- Что же я мог сделать? Джек не захотел признать неправильный удар. А потом, когда ошалел от боли, сам ударил неправильно.
- Все равно он не мог победить, - сказал Джон.
Джек сидел на стуле. Я уже снял с него перчатки, и он обеими руками зажимал себе живот. Когда ему удавалось обо что-нибудь опереться, лицо у него становилось не такое ужасное.
- Подите извинитесь, - сказал Джон ему на ухо. - Это произведет хорошее впечатление.
Джек встал. Пот катился у него по лицу. Я набросил на него халат, и он под халатом прижал ладонь к животу и пошел через ринг. Уолкотта уже подняли и приводили в чувство. В том углу толпились люди. Никто из них не заговорил с Джеком. Джек нагнулся над Уолкоттом.
- Я очень сожалею, - сказал Джек. - Я не хотел ударить низко.
Уолкотт не ответил. Видно было, что ему очень скверно.
- Ну вот, теперь вы чемпион, - сказал Джек. - Надеюсь, получите от этого массу удовольствия.
- Оставьте мальчика в покое, - сказал Солли Фридмен.
- Хэлло, Солли, - сказал Джек. - Мне очень жаль, что так вышло.
Фридмен только посмотрел на него.
Джек пошел обратно в свой угол странной, запинающейся походкой. Мы помогли ему пролезть под канатом, потом провели мимо репортерских столов и дальше по коридору. Там толпился народ; многие тянулись похлопать Джека по спине. Джек, в халате, должен был пробираться сквозь всю эту толпу по пути в уборную. Уолкотт сразу стал героем дня. Вот как выигрывались пари у нас в Парке.
Как только мы добрались до уборной, Джек лег и закрыл глаза.
- Сейчас поедем в отель и вызовем доктора, - сказал Джон.
- У меня все кишки полопались, - сказал Джек.
- Мне очень совестно, Джек, - сказал Джон.
- Ничего, - сказал Джек.
Он лежал, закрыв глаза.
- Перехитрить нас вздумали, - сказал Джон.
- Ваши друзья, Морган и Стейнфелт, - сказал Джек. - Хорошенькие у вас друзья, нечего сказать.
Теперь он лежал с открытыми глазами. Лицо у него все еще было осунувшееся и страшное.
- Удивительно, как быстро соображаешь, когда дело идет о таких деньгах, - сказал Джек.
- Вы молодчина, Джек, - сказал Джон.
- Нет, - сказал Джек. - Это пустяки.
Переводчик: О.Холмская
7. ПРОСТОЙ ВОПРОС
Снег снаружи был уже выше подоконника. Проникающее в окно солнце освещало карту на стене лачуги, обшитой сосновыми досками. Солнце стояло высоко, и верхушки сугробов не мешали его лучам освещать домик. Вдоль тыльной стороны лачуги была проложена траншея, и в каждый погожий день солнце, отражаясь от стены, подтапливало снег и расширяло траншею. Был конец марта. Майор сидел в комнате за столом возле стены. Его адъютант сидел за другим столом.
Вокруг глаз майора белели ободки - следы темных очков, которые защищали глаза от слепящего снега. Лицо майора было сперва обожжено на солнце, потом покрылось загаром, а потом снова обгорело, уже поверх загара. Обожженный нос распух, и кожа на нем шелушилась. Занимаясь бумагами, майор макнул пальцы левой руки в блюдце с маслом и размазал масло по лицу, осторожно прикасаясь к коже самыми кончиками пальцев. Он аккуратно обтер пальцы о край блюдца, чтобы масло не капало с них, а потом, смазав лоб и щеки, легонько погладил пальцами нос. Закончив, он встал, взял блюдце с маслом и пошел в крохотную комнатенку, служившую ему спальней.
- Посплю немного, - сказал он адъютанту. В их армии адъютант был совсем не то, что унтер-офицер. - А ты закончи дела.
- Хорошо, signor maggiore, - ответил адъютант.
Он откинулся на спинку стула и зевнул. Достал из кармана книжку в бумажной обложке и раскрыл; затем положил её на стол и раскурил трубку. Облокотился на стол и принялся читать, попыхивая трубкой. Потом закрыл книжку и убрал в карман. Слишком много ещё бумажной волокиты осталось. Никакого удовольствия от чтения, пока она над душой висит. Солнце за окном скрылось за горой и больше не освещало лачугу. Вошел солдатик с охапкой небрежно порубленных сосновых сучьев.
- Потише, Пинин, - сказал ему адъютант. - Майор спит.
Пинин служил при майоре ординарцем. Он был смуглый парнишка. Растопив печь, он осторожно, стараясь не шуметь, подбросил ещё сучьев, потом закрыл дверь и удалился в сени. Адъютант снова погрузился в бумаги.
- Тонани! - окликнул майор.
- Да, signor maggiore?
- Пришли ко мне Пинина.
- Пинин! - позвал адъютант. Пинин вошел в комнату. - Тебя майор зовет, - сказал адъютант.
Пинин пересек комнату и приблизился к клетушке майора. Постучал в приоткрытую дверь.
- Signor maggiore?
- Войди, - донесся до ушей адъютанта голос майора. - И закрой дверь.
Майор лежал на койке. Пинин подошел и остановился рядом. Подушкой майору служил рюкзак, набитый каким-то бельем. Удлиненное, обожженное, намазанное маслом лицо было повернуто к Пинину. Руки майора лежали поверх одеяла.
- Тебе ведь девятнадцать?
- Да, signor maggiore.
- Ты когда-нибудь любил?
- В каком смысле, signor maggiore?
- Ну… в девчонку влюблялся?
- Я бывал с девчонками.
- Я не то имел в виду. Я спросил, влюблялся ли ты - в какую-нибудь девчонку?
- Да, signor maggiore.
- Ты и сейчас любишь девчонку? Что-то ты не пишешь ей. Я ведь все твои письма читаю.
- Да, я её люблю, - сказал Пинин. - Но просто не пишу ей.
- Ты уверен?
- Да.
- Тонани, - позвал майор, не повышая голоса. - Ты меня слышишь?
Ответа не последовало.
- Он не слышит, - сказал майор. - Так ты точно любишь девчонку?
- Да.
- И… - майор стрельнул в него глазами. - Тебя ещё не совратили?
- Не пойму, что это значит - совратили.
- Ладно, - сказал майор. - Не заносись.
Пинин потупился и уставился на пол. Майор поглядел на его смуглое лицо, смерил его взглядом с ног до головы, а потом посмотрел на его руки. И продолжил, не улыбаясь:
- Так ты и правда не хочешь… - майор приумолк. Пинин смотрел в пол. - Ты уверен, что не мечтаешь о том, чтобы… - Пинин продолжал разглядывать пол. Майор оперся головой о рюкзак и улыбнулся. Он даже почувствовал облегчение: сложностей в армейской жизни и без того было хоть отбавляй. - Ты славный парнишка, Пинин, - сказал он. - Очень славный. Только не задавайся и смотри в оба, чтобы никому другому не достался.
Пинин неподвижно стоял возле его койки.
- Не бойся, - сказал майор. Руки его покоились на одеяле. - Я тебя не трону. Можешь возвращаться в свой взвод, если хочешь. Только лучше оставайся при мне. Меньше шансов тогда, что тебя убьют.
- Вам что-нибудь от меня нужно, signor maggiore?
- Нет, - сказал майор. - Ступай и займись своими делами. Дверь за собой не закрывай.
Пинин неловко вышел, оставив дверь открытой. Адъютант поднял голову и посмотрел на него. Пинин раскраснелся и даже двигался совсем не так, как прежде. Адъютант проводил его взглядом и улыбнулся.
Вскоре Пинин вошел снова и подбросил в печь ещё дров.
Майор, который лежал на койке, разглядывая свою обтянутую тканью каску и темные очки, висевшие на гвоздике, услышал его шаги.
"Вот ведь прохвост", - подумал он. - "Неужели наврал мне?"
Переводчик: А. Санин
8. ДЕСЯТЬ ИНДЕЙЦЕВ
Когда Ник поздно вечером возвращался из города с праздника 4 июля в большом фургоне вместе с Джо Гарнером и его семьей, им попались по пути девять пьяных индейцев. Он запомнил, что их было девять, потому что Джо Гарнер, погонявший лошадей, чтобы засветло добраться домой, соскочил на ходу и вытащил из колеи индейца. Индеец спал, уткнувшись носом в песок. Джо оттащил его в кусты и влез обратно, в фургон.
- Это девятый, - сказал Джо, - как из города выехали.
- Уж эти индейцы! - проговорила миссис Гарнер.
Ник сидел на задней скамье с двумя гарнеровскими мальчиками. Он выглянул из фургона посмотреть на индейца, которого Джо оттащил в сторону от дороги.
- Это что, Билли Тэйбшо? - спросил Карл.
- Нет.
- А у него штаны совсем как у Билли.
- У всех индейцев такие штаны.
- Я его и не видел, - сказал Фрэнк. - Па так быстро соскочил и влез обратно, что я ничего не рассмотрел. Я думал, он змею переехал.
- Ну, какая там змея! А вот индейцы - те сегодня действительно допились до зеленого змия, - сказал Джо Гарнер.
- Уж эти индейцы! - повторила миссис Гарнер. Они поехали дальше. Фургон свернул с шоссе и стал подниматься в гору. Лошадям было тяжело; мальчики слезли и пошли пешком. Дорога была песчаная. Когда они миновали школу, Ник оглянулся с вершины холма. Он увидел огни в Петоски, а там вдали, за Литл-Траверс-Бей, огни Харбор-Спрингс. Они снова влезли в фургон.
- Надо бы здесь дорогу гравием укрепить, - сказал Джо Гарнер.
Теперь они ехали лесом. Джо и миссис Гарнер сидели рядом на передней скамье. Ник сидел сзади, между двумя мальчиками. Дорога вышла на просеку.
- А вот здесь па хорька задавил.
- Нет, дальше.
- Не важно, где это было, - заметил Джо, не оборачиваясь. - Не все ли равно, где задавить хорька.
- А я вчера вечером двух хорьков видел, - заявил Ник.
- Где?
- Там, около озера. Они по берегу дохлую рыбу искали.
- Это, верно, еноты были, - сказал Карл.
- Нет, хорьки. Что я, хорьков не знаю, что ли?
- Тебе да не знать! - сказал Карл. - Ты за индианкой бегаешь.
- Перестань болтать глупости, Карл, - сказала миссис Гарнер.
- А они пахнут одинаково.
Джо Гарнер засмеялся.
- Перестань смеяться, Джо, - заметила миссис Гарнер. - Я не позволю Карлу ерунду пороть.
- Правда, ты за индианкой бегаешь, Ники? - спросил Джо.
- Нет.
- Нет, правда, па, - сказал Фрэнк. - Он за Пруденс Митчел бегает.
- Неправда.
- Он каждый день к ней ходит.
- Нет, не хожу. - Ник, сидевший в темноте между двумя мальчиками, в глубине души чувствовал себя счастливым, что его дразнят Пруденс Митчел. - Вовсе я за ней не бегаю, - сказал он.
- Будет врать! - сказал Карл. - Я их каждый день вместе встречаю.
- А Карл ни за кем не бегает, - сказала мать, - даже за индианкой.
Карл помолчал.
- Карл не умеет с девчонками ладить, - сказал Фрэнк.
- Заткнись!
- Молодец, Карл! - заметил Джо Гарнер. - Девчонки до добра не доведут. Бери пример с отца.
- Не тебе бы говорить. - И миссис Гарнер придвинулась поближе к Джо, воспользовавшись толчком фургона. - Мало у тебя в свое время подружек-то было.
- Уж наверное, па никогда не водился с индианкой.
- Как знать? - сказал Джо. - Ты смотри, Ник, не упусти Прюди.
Жена что-то шепнула ему, Джо засмеялся.
- Чего ты смеешься, па? - спросил Фрэнк.
- Не говори, Гарнер, - остановила его жена. Джо опять засмеялся.
- Пускай Ники берет себе Прюди. У меня и без того хорошая женка.
- Вот это так, - сказала миссис Гарнер. Лошади тяжело тащились по песку. Джо хлестнул кнутом наугад.
- Но-но, веселее! Завтра еще хуже придется.
С холма лошади пошли рысью, фургон подбрасывало.
Около фермы все вылезли. Миссис Гарнер отперла дверь, вошла в дом и вышла обратно с лампой в руках. Карл и Ник сняли поклажу с фургона. Фрэнк сел на переднюю скамью и погнал лошадей к сараю. Ник поднялся на крыльцо и открыл дверь кухни. Миссис Гарнер растапливала печку; она оглянулась, продолжая поливать дрова керосином.
- Прощайте, миссис Гарнер! - сказал Ник. - Спасибо, что подвезли меня.
- Не за что, Ники.
- Я прекрасно провел время.
- Мы тебе всегда рады. Оставайся, поужинай с нами.
- Нет, я уж пойду. Меня па дожидается.
- Ну, иди. Пошли, пожалуйста, домой Карла.
- Хорошо.
- До свидания, Ники!
- До свидания, миссис Гарнер!
Ник вышел со двора фермы и направился к сараю. Джо и Фрэнк доили коров.
- До свидания! - сказал Ник. - Мне было очень весело.
- До свидания, Ники! - крикнул Джо Гарнер. - А ты разве не останешься поужинать?
- Нет, не могу. Скажите Карлу, что его мать зовет.
- Ладно. Прощай, Ники!
Ник босиком пошел по тропинке через луг позади сарая. Тропинка была гладкая, роса холодила босые ноги. Он перелез через изгородь в конце луга, спустился в овраг, увязая в топкой грязи, и пошел в гору через сухой березовый лес, пока не увидел огонек в доме. Он перелез через загородку и подошел к переднему крыльцу. В окно он увидел, что отец сидит за столом и читает при свете большой лампы. Ник открыл дверь и вошел.
- Ну как, Ники? - спросил отец. - Хорошо провел время?
- Очень весело, па. Праздник был веселый.
- Есть хочешь?
- Еще как!
- А куда ты дел свои башмаки?
- Я их оставил у Гарнеров в фургоне.
- Ну, пойдем в кухню.
Отец пошел вперед с лампой. Он остановился у ледника и поднял крышку. Ник вышел в кухню. Отец принес на тарелке кусок холодной курицы и кувшин молока и поставил их перед Ником. Лампу он поставил на стол.
- Еще пирог есть, - сказал отец. - С тебя этого хватит?
- За глаза!
Отец сел на стул у покрытого клеенкой стола. На столе появилась его большая тень.
- Кто же выиграл?
- Петоски. Пять - три.
Отец смотрел, как он ест; потом налил ему стакан молока из кувшина.
Ник выпил и вытер салфеткой рот. Отец протянул руку к полке за пирогом. Он отрезал Нику большой кусок. Пирог был с черникой.
- А ты что делал, па?
- Утром ходил рыбу удить.
- А что поймал?
- Одного окуня.
Отец сидел и смотрел, как Ник ест пирог.
- А после обеда ты что делал? - спросил Ник.
- Ходил прогуляться к индейскому поселку.
- Видел кого-нибудь?
- Все индейцы отправились в город пьянствовать.
- Так и не видел совсем никого?
- Твою Прюди видел.
- Где?
- В лесу, с Фрэнком Уошберном. Случайно набрел на них. Они недурно проводили время.
Отец смотрел в сторону.
- Что они делали?
- Да я особенно не разглядывал.
- Скажи мне, что они делали.
- Не знаю, - сказал отец. - Я слышал только, как они там возились.
- А почему ты знаешь, что это были они?
- Видел.
- Ты, кажется, сказал, что не разглядел их?
- Нет, я их видел.
- Кто с ней был? - спросил Ник.
- Фрэнк Уошберн.
- А им… им…
- Что им?
- А им весело было?
- Да как будто не скучно.
Отец встал из-за стола и вышел из кухни. Когда он вернулся к столу, Ник сидел, уставясь в тарелку. Глаза его были заплаканы.
- Хочешь еще кусочек?
Отец взял нож, чтобы отрезать кусок пирога.
- Нет, - ответил Ник.
- Съешь еще кусок.
- Нет, я больше не хочу.
Отец собрал со стола.
- А где ты их видел? - спросил Ник.
- За поселком.
Ник смотрел на тарелку. Отец сказал:
- Ступай-ка ты спать, Ник.
- Иду.
Ник вошел в свою комнату, разделся и лег в постель. Он слышал шаги отца в соседней комнате. Ник лежал в постели, уткнувшись лицом в подушку.
"Мое сердце разбито, - подумал он. - Я чувствую, что мое сердце разбито".
Через некоторое время он услышал, как отец потушил лампу и пошел к себе в комнату. Он слышал, как зашумел ветер по деревьям, и почувствовал холод, проникавший сквозь ставни. Он долго лежал, уткнувшись лицом в подушку, потом перестал думать о Прюди и наконец уснул. Когда он проснулся ночью, он услышал шум ветра в кустах болиголова около дома и прибой волн о берег озера и опять заснул. Утром, когда он проснулся, дул сильный ветер, и волны высоко набегали на берег, и он долго лежал, прежде чем вспомнил, что сердце его разбито.
Переводчик: А. Елонская
9. КАНАРЕЙКУ В ПОДАРОК
Поезд промчался мимо длинного кирпичного дома с садом и четырьмя толстыми пальмами, в тени которых стояли столики. По другую сторону полотна было море. Потом пошли откосы песчаника и глины, и море мелькало лишь изредка, далеко внизу, под скалами.
- Я купила ее в Палермо, - сказала американка. - Мы там стояли только один час: это было в воскресенье утром. Торговец хотел получить плату долларами, и я отдала за нее полтора доллара. Правда, она чудесно поет?
В поезде было очень жарко, было очень жарко и в купе спального вагона. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Американка опустила штору, и моря совсем не стало видно, даже изредка. Сквозь стеклянную дверь купе был виден коридор и открытое окно, а за окном пыльные деревья, лоснящаяся дорога, ровные поля, виноградники и серые холмы за ними.
Из множества высоких труб валил дым - подъезжали к Марселю; поезд замедлил ход и по одному из бесчисленных путей подошел к вокзалу. В Марселе простояли двадцать пять минут, и американка купила "Дэйли мэйл" и полбутылки минеральной воды. Она прошлась по платформе, не отходя далеко от подножки вагона, потому что в Каннах, где стояли двенадцать минут, поезд тронулся без звонка, и она едва успела вскочить. Американка была глуховата - она боялась, что звонок, может быть, и давали, но она его не слышала.
Поезд вышел с марсельского вокзала, и теперь стали видны не только стрелки и фабричный дым, но, если оглянуться назад, - и город, и гавань, и горы за ней, и последние отблески солнца на воде. В сумерках поезд промчался мимо фермы, горевшей среди поля. У дороги стояли машины; постели и все домашнее имущество было вынесено в поле. Смотреть на пожар собралось много народа. Когда стемнело, поезд пришел в Авиньон. Пассажиры входили и выходили. Французы, возвращавшиеся в Париж, покупали в киоске сегодняшние французские газеты. На платформе стояли солдаты негры в коричневых мундирах. Все они были высокого роста, их лица блестели в свете электрических фонарей. Они были совсем черные, и такого высокого роста, что им не было видно, что делается в вагонах. Поезд тронулся, платформа и стоявшие на ней негры остались позади. С ними был сержант маленького роста, белый.