- А что же мне с этими делать? - спросил Бонелло. Его сержанты по-прежнему сидели рядом с ним. Они были небриты, но выглядели по-военному даже в этот ранний утренний час.
- Пригодятся, если нужно будет подталкивать машину, - сказал я. Я подошел к Аймо и сказал, что мы попытаемся проехать прямиком.
- А мне что делать с моим девичьим выводком? - спросил Аймо. Обе девушки спали.
- От них мало пользы, - сказал я. - Лучше бы вам взять кого-нибудь на подмогу, чтобы толкать машину.
- Они могут пересесть в кузов, - сказал Аймо. - В кузове есть место.
- Ну пожалуйста, если вам так хочется, - сказал я. - Но возьмите кого-нибудь с широкими плечами на подмогу.
- Берсальера, - улыбнулся Аймо. - Самые широкие плечи у берсальеров. Им измеряют плечи. Как вы себя чувствуете, tenente?
- Прекрасно. А вы?
- Прекрасно. Только очень есть хочется.
- Куда-нибудь мы доберемся этой дорогой, тогда остановимся и поедим.
- Как ваша нога, tenente?
- Прекрасно, - сказал я.
Стоя на подножке и глядя вперед, я видел, как машина Пиани отделилась от колонны и свернула на узкий проселок, мелькая в просветах голых ветвей изгороди. Бонелло повернул вслед за ним, а потом и Аймо сделал то же, и мы поехали за двумя передними машинами узкой проселочной дорогой с изгородью по сторонам. Дорога вела к ферме. Мы застали машины Пиани и Бонелло уже во дворе фермы. Дом был низкий и длинный, с увитым виноградом навесом над дверью. Во дворе был колодец, и Пиани уже доставал воду, чтобы наполнить свой радиатор. От долгой езды с небольшой скоростью вода вся выкипела. Ферма была брошена. Я оглянулся на дорогу. Ферма стояла на пригорке, и оттуда видно было далеко кругом, и мы увидели дорогу, изгородь, поля и ряд деревьев вдоль шоссе, по которому шло отступление. Сержанты шарили в доме. Девушки проснулись и разглядывали дом, колодец, два больших санитарных автомобиля перед домом и трех шоферов у колодца. Один из сержантов вышел из дома со стенными часами в руках.
- Отнесите на место, - сказал я. Он посмотрел на меня, вошел в дом и вернулся без часов.
- Где ваш товарищ? - спросил я.
- Пошел в отхожее место. - Он взобрался на сиденье машины. Он боялся, что мы не возьмем его с собой.
- Как быть с завтраком, tenente? - спросил Бонелло. - Может, поедим чего-нибудь? Это не займет много времени.
- Как вы думаете, дорога, которая идет в ту сторону, приведет нас куда-нибудь?
- Понятно, приведет.
- Хорошо. Давайте поедим.
Пиани и Бонелло вошли в дом.
- Идем, - сказал Аймо девушкам. Он протянул руку, чтоб помочь им вылезть. Старшая из сестер покачала головой. Они не станут входить в пустой брошенный дом. Они смотрели нам вслед.
- Упрямые, - сказал Аймо.
Мы вместе вошли в дом. В нем было темно и просторно и чувствовалась покинутость. Бонелло и Пиани были на кухне.
- Есть тут особенно нечего, - сказал Пиани. - Все подобрали дочиста.
Бонелло резал большой белый сыр на кухонном столе.
- Откуда сыр?
- Из погреба. Пиани нашел еще вино и яблоки.
- Что ж, вот и завтрак.
Пиани вытащил деревянную затычку из большой, оплетенной соломой бутылки. Он наклонил ее и наполнил медный ковшик.
- Пахнет недурно, - сказал он. - Поищи какой-нибудь посуды, Барто.
Вошли оба сержанта.
- Берите сыру, сержанты, - сказал Бонелло.
- Пора бы ехать, - сказал один из сержантов, прожевывая сыр и запивая его вином.
- Поедем. Не беспокойтесь, - сказал Бонелло.
- Брюхо армии - ее ноги, - сказал я.
- Что? - спросил сержант.
- Поесть нужно.
- Да. Но время дорого.
- Наверно, сучьи дети, уже наелись, - сказал Пиани. Сержанты посмотрели на него. Они нас всех ненавидели.
- Вы знаете дорогу? - спросил меня один из них.
- Нет, - сказал я. Они посмотрели друг на друга.
- Лучше всего, если мы тронемся сейчас же, - сказал первый.
- Мы сейчас и тронемся, - сказал я.
Я выпил еще чашку красного вина. Оно казалось очень вкусным после сыра и яблок.
- Захватите сыр, - сказал я и вышел. Бонелло вышел вслед за мной с большой бутылью вина.
- Это слишком громоздко, - сказал я. Он посмотрел на вино с сожалением.
- Пожалуй, что так, - сказал он. - Дайте-ка мне фляги.
Он наполнил фляги, и немного вина пролилось на каменный пол. Потом он поднял бутыль и поставил ее у самой двери.
- Австрийцам не нужно будет выламывать дверь, чтобы найти вино, - сказал он.
- Надо двигать, - сказал я. - Мы с Пиани отправляемся вперед.
Оба сержанта уже сидели рядом с Бонелло. Девушки ели яблоки и сыр. Аймо курил. Мы поехали по узкой дороге. Я оглянулся на две другие машины и на фермерский дом. Это был хороший, низкий, прочный дом, и колодец был обнесен красивыми железными перилами. Впереди была дорога, узкая и грязная, и по сторонам ее шла высокая изгородь. Сзади, один за другим, следовали наши автомобили.
Глава двадцать девятая
В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили, как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе. Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги, приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.
- Эй, вы! - сказал я. - Наломайте-ка прутьев.
- Нам нужно идти, - сказал один.
- Ну, живо, - сказал я. - Наломайте прутьев.
- Нам нужно идти, - сказал один. Другой не говорил ничего. Они торопились уйти. Они не смотрели на меня.
- Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, - сказал я. Первый сержант обернулся.
- Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права приказывать нам. Вы нам не начальство.
- Я вам приказываю наломать прутьев, - сказал я. Они повернулись и пошли по дороге.
- Стой! - сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по сторонам. - Стой, говорю! - крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.
- Дайте я его прикончу, - сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.
- Надо оттянуть затвор, - сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.
- Сволочь! - сказал он. Он смотрел на сержанта. - Вы видели, как я его застрелил, tenente?
- Нужно скорей наломать прутьев, - сказал я. - А что, в другого я так и не попал?
- Вероятно, нет, - сказал Аймо. - Так далеко из пистолета не попасть.
- Скотина! - сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы. Машина не двигалась с места.
- Раскачайте ее, Барто, - сказал я.
Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.
- Попробуем веревкой, - сказал я.
- Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.
- Нужно попробовать, - сказал я. - Иначе ее не вытащишь.
Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине узкой дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса только вертелись на месте в колее.
- Ничего не получается, - закричал я. - Бросьте. Пиани и Бонелло вышли из своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах в двадцати от нас.
- Что вы скажете, tenente? - спросил Бонелло.
- Попробуем еще раз с прутьями, - сказал я.
Я смотрел на дорогу. Вина была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело сержанта лежало у изгороди.
- Подстелим его френч и плащ, - сказал я. Бонелло пошел за ними. Я ломал прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ, потом разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил прутьев. Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор. Колеса буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.
- Ну его к…! - сказал я. - Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто?
Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и плащ. Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.
- Выбросьте-ка этот френч, - сказал я. - А что будет с выводком Барто?
- Пусть садятся в кузов, - сказал Пиани. - Вряд ли мы далеко уедем.
Я отворил заднюю дверцу машины.
- Ну, - сказал я. - Садитесь.
Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их среди поля и пошли к Удине пешком.
Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал на нее девушкам.
- Идите туда, - сказал я. - Там люди.
Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.
- Идите туда, - сказал я, указывая пальцем. - Там друзья! Родные!
Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все три шофера смеялись.
- Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? - спросил Бонелло.
- Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, - сказал я.
- Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, - сказал Бонелло.
- Там их у тебя отберут, - сказал Пиани.
- Может быть, война кончится, - сказал Аймо. Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля. Пиани тоже оглянулся.
- Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, - сказал он.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло.
- В Америке ездят на велосипедах? - спросил Аймо.
- Прежде ездили.
- Хорошая вещь, - сказал Аймо. - Прекрасная вещь велосипед.
- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло. - Я плохой ходок.
- Что это, стреляют? - спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы где-то вдалеке.
- Не знаю, - сказал Аймо. Он прислушался.
- Кажется, да, - сказал я.
- Раньше всего мы увидим кавалерию, - сказал Пиани.
- По-моему, у них нет кавалерии.
- Тем лучше, черт возьми, - сказал Бонелло. - Я вовсе не желаю, чтобы какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.
- Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, - сказал Пиани. Мы шли очень быстро.
- Я его застрелил, - сказал Бонелло. - Я за эту войну еще никого не застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.
- Застрелил курицу на насесте, - сказал Пиани. - Не очень-то быстро он летел, когда ты в него стрелял.
- Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь, сержанта.
- А что ты скажешь на исповеди? - спросил Аймо.
- Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.
Все трое засмеялись.
- Он анархист, - сказал Пиани. - Он не ходит в церковь.
- Пиани тоже анархист, - сказал Бонелло.
- Вы действительно анархисты? - спросил я.
- Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.
- Вы там никогда не бывали?
- Нет.
- Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после войны, там есть что посмотреть.
- И там все социалисты?
- Все до единого.
- Это хороший город?
- Еще бы. Вы такого и не видели.
- Как вы стали социалистами?
- Мы все социалисты. Там все до единого - социалисты. Мы всегда были социалистами.
- Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.
Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять шага.
Глава тридцатая
Позднее мы вышли на дорогу, которая вела к реке. Длинная вереница брошенных грузовиков и повозок тянулась по дороге до самого моста. Никого не было видно. Вода в реке стояла высоко, и мост был взорван посередине; каменный свод провалился в реку, и бурая вода текла над ним. Мы пошли по берегу, выискивая место для переправы. Я знал, что немного дальше есть железнодорожный мост, и я думал, что, может быть, нам удастся переправиться там. Тропинка была мокрая и грязная. Людей не было видно, только брошенное имущество и машины. На самом берегу не было никого и ничего, кроме мокрого кустарника и грязной земли. Мы шли вдоль берега и наконец увидели железнодорожный мост.
- Какой красивый мост! - сказал Аймо. Это был длинный железный мост через реку, которая обычно высыхала до дна.
- Давайте скорее переходить на ту сторону, пока его не взорвали, - сказал я.
- Некому взрывать, - сказал Пиани. - Все ушли.
- Он, вероятно, минирован, - сказал Бонелло. - Идите вы первый, tenente.
- Каков анархист, а? - сказал Аймо. - Пусть он сам идет первый.
- Я пойду, - сказал я. - Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от шагов одного человека.
- Видишь, - сказал Пиани. - Вот что значит умный человек. Не то что ты, анархист.
- Был бы я умный, так не был бы здесь, - сказал Бонелло.
- А ведь неплохо сказано, tenente, - сказал Аймо.
- Неплохо, - сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы вскарабкались на железнодорожную насыпь.
- Давайте по одному, - сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине. Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед за мной.
- Вы видели машину? - спросил я.
- Нет. Мы смотрели на вас.
- Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
- Штабная машина?
- Да.
- Пресвятая дева!
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.
- Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
- Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.
- Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
- Не острите, Бонелло.
- А не выпить ли нам? - спросил Пиани. - Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. - Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
- Смотрите! Смотрите! - сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.
- Пресвятая дева! - сказал Аймо.
- Это немцы, - сказал Пиани. - Это не австрийцы.
- Почему здесь некому остановить их? - сказал я. - Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
- Это вы нам скажите, tenente, - сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
- С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?
- Это вы нам скажите, tenente, - повторил Бонелло.
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
- Вы, кажется, открывали фляжку? - спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. - Можно идти, - сказал я. - Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?
- Тут не место останавливаться, - сказал Бонелло.
- Хорошо. Идем.
- Будем держаться здесь, под прикрытием?