Кроме споров о мельнице была ещё проблема обороны. Не вызывало сомнений, что, несмотря на поражение в Битве при Коровнике, люди могут решиться на новую попытку захватить ферму и восстановить власть Джонса. Оснований для новой попытки у людей было более чем достаточно, ибо после того, как слухи о поражении распространились по округе, животные на соседних фермах стали беспокойнее. В отношении планов обороны, как и во всем остальном, Снежок и Наполеон противоречили друг другу. По мнению Наполеона следовало приобрести огнестрельное оружие и научиться им владеть. Снежок же предлагал рассылать всё большее число голубей, чтобы бунтовать животных на других фермах. Первый утверждал, что, не имея средств защиты, они не смогут обороняться, а второй доказывал, что, если восстание произойдет повсюду, потребность в обороне не возникнет. Животные слушали сначала выступления Наполеона, затем речь Снежка - и не могли решить, кто прав; по сути дела они всегда соглашались с тем, кто говорил в данный момент.
Пришел, наконец, день, когда все планы Снежка были закончены. В ближайшее воскресение на Совещании голосование должно было решить - приступать ли к работам по возведению мельницы. Когда животные собрались в большом амбаре, встал Снежок и, прерываемый время от времени блеянием овец, изложил доводы за строительство мельницы. Затем для ответной речи встал Наполеон. Он очень тихо сказал, что затея с мельницей - ерунда, что он рекомендует всем не голосовать за неё, - и быстро сел, говорил он всего секунд тридцать, и, казалось, ему было вполне безразлично впечатление, которое он произвел. Тогда вскочил Снежок и, перекрикивая овец, которые снова начали блеять, пустился в страстную защиту проекта. Животные были прежде разделены почти поровну "за" и "против", но красноречие Снежка покорило всех. В сверкающей речи он нарисовал картину процветания Фермы Животных, избавленных от унизительного тяжкого труда. Воображение его оставило далеко позади пустяки вроде кормодробилки и свеклорезки. Он говорил о том, как электричество будет двигать молотилки, плуги, грабли, косилки, вязалки, веялки; как в каждом стойле будет свой свет, горячая и холодная вода, электропечь. Когда он кончил, сомнения в исходе голосования не осталось. Но как раз в этот момент встал Наполеон и, бросив на Снежка странный косой взгляд, испустил высокий визг, какого никто не слыхал от него раньше.
В ответ снаружи донеслись звуки ужасного лая, и девять огромных псов в ошейниках, усеянных медными бляхами, ворвались в амбар. Они кинулись прямо к Снежку, который соскочил со своего места в то самое мгновение, когда челюсти собак почти сомкнулись на нём. Изумленные и испуганные до немоты, все столпились у дверей, следя за погоней. Снежок мчался через пастбище по направлению к дороге. Бежал он так, как это умеют делать лишь свиньи, и всё же собаки настигали его. Вдруг он поскользнулся, казалось, он уже схвачен. Но он успел вскочить и полетел ещё быстрее, а по пятам неслись собаки. Одна из них чуть не схватила его хвост, но Снежок увильнул, сделал последний рывок и в нескольких дюймах от носа собаки нырнул в дыру под изгородью и пропал из виду.
Перепуганные животные молча вернулись на свои места. Секунду спустя в амбар вбежали псы. Сначала никто не мог сообразить, откуда они вообще взялись. Вскоре всё выяснилось: это были те самые девять щенков, которых Наполеон отобрал у матерей и вырастил лично. Ещё не вполне взрослые, но уже громадные псы выглядели свирепыми, как волки. Они держались вплотную к Наполеону. Было замечено, что, глядя на него, они виляли хвостами точно так же, как делали это когда-то другие собаки перед м-ром Джонсом.
Наполеон, сопровождаемый псами, поднялся на возвышение в конце амбара, откуда Майор некогда произнес свою знаменитую речь. Он объявил, что отныне и в дальнейшем воскресные Совещания проводиться не будут, так как это пустая трата времени. В будущем все вопросы будут рассматриваться особым Комитетом свиней под его, Наполеона, председательством. Заседания Комитета будут закрытыми, и принятые решения будут сообщены всем позднее. Остальные животные должны, тем не менее, собираться каждое воскресение поутру, чтобы присутствовать при подъёме флага, пропеть "Звери Англии" и получить распоряжения на предстоящую неделю; дебатироваться эти распоряжения не будут.
Смысл сказанного проник даже сквозь шок, вызванный изгнанием Снежка. Животные почувствовали глубокое огорчение. Некоторые из них готовы были протестовать, но не могли сразу подыскать нужных аргументов. Даже Боксер был обеспокоен. Он заложил уши, несколько раз тряхнул гривой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями, но так и не смог сообразить, что хочет сказать. Впрочем, нашлись и такие, что не были вполне косноязычны. Четверо молодых кабанчиков, сидевших в первом ряду, пронзительным визгом выразили своё несогласие, вскочили на ноги и начали говорить все сразу. Но тут собаки, окружавшие Наполеона, угрожающе заворчали - и кабанчики умолкли и опустились на свои места. А овцы завели хором "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо!" - и тянули этот клич чуть ли не четверть часа без перерыва, положив, таким образом, конец не начавшейся дискуссии.
Вскоре Пискун был послан ко всем животным Фермы для разъяснений.
- Товарищи, - сказал он, - я уверен: каждое животное, здесь присутствующее, ценит самопожертвование товарища Наполеона, дополнительный труд, который он взял на себя. Не думайте, товарищи, что руководить другими - удовольствие! Напротив, это - большая и нелегкая ответственность. Товарищ Наполеон сильнее всех верит, что все животные равны. Он был бы более чем рад предоставить вам самим право принимать все решения. Но ведь тогда вы могли бы принять неверное решение - и к чему бы это привело?! Предположим, вы решили бы согласиться с предложением этого полоумного Снежка и построить его глупейшую ветровейницу, А ведь этот Снежок, как мы теперь знаем, просто преступник!
- Он сражался храбро в Битве при Коровнике, - сказал кто-то.
- Одной храбрости мало, - сказал Пискун, - преданность и послушание важнее. А что касается Битвы при Коровнике, я полагаю, придет время и мы узнаем, что участие в ней Снежка сильно преувеличено. Дисциплина, товарищи, железная дисциплина! Вот лозунг наших дней. Один ложный шаг - и наши враги окажутся здесь. А ведь вы, я уверен, не хотите, чтобы вернулся Джонс?
И снова этот довод оказался неотразимым. Животные безусловно не хотели возвращения Джонса; и если воскресные Совещания с их неизбежными дебатами грозили возвращением Джонса, значит, Совещания не нужны. Боксер, который к этому времени успел всё продумать, выразил общее мнение: "Раз товарищ Наполеон так говорит, значит это правильно". И с этого времени он к своему личному девизу - "буду работать больше" - добавил ещё один: "Наполеон всегда прав".
Погода к этому времени выправилась, началась пора весенней пахоты. Сарай, где Снежок рисовал свои планы, был заперт: предполагалось, что чертежи с пола стерты. Каждое воскресение к десяти часам утра животные собирались к большому амбару, чтобы получить распоряжения на будущую неделю. Из могилы в саду достали череп Майора - отполированную временем чистую белую кость, - и укрепили его у подножия флага рядом с ружьем-пушкой. После подъема флага животным предлагалось почтительно продефилировать перед черепом, прежде чем войти в амбар. Теперь они усаживались не вперемежку, как раньше. Наполеон, Пискун и ещё один кабан по имени Меньшой, обладавший замечательной способностью слагать песни и стихи, садились на возвышении. Девять молодых псов полукругом располагались возле них, остальные свиньи усаживались позади. Вое другие животные сидели лицом к возвышению. Наполеон в отрывистой солдатской манере оглашал приказы на будущую неделю и после однократного исполнения "Звери Англии" животные расходились.
На третье воскресение после изгнания Снежка Наполеон несколько удивил собравшихся, сообщив, что ветряная мельница всё же будет строиться. Он не стал объяснять причин, по которым переменил свое мнение, а просто предупредил животных, что эта дополнительная задача потребует очень напряженного труда; не исключено, что придется даже уменьшить порции. Он объявил, что все чертежи уже закончены. Специальный комитет свиней работал над ними в течение последних трёх недель. Постройка мельницы и еще некоторых усовершенствований должна отнять два года.
В этот же вечер Пискун в частных беседах разъяснял животным, что на самом деле Наполеон никогда не был противником постройки мельницы. Напротив, именно он с самого начала был её сторонником, а тот план, что Снежок начертил на полу сарая, был украден им из бумаг Наполеона. Ветряная мельница, собственно, есть личное произведение Наполеона.
- А что же тогда он так упорно против неё выступал? - спросил кто-то. Чрезвычайно коварное выражение появилось на морде Пискуна.
- В этом проявилась замечательная хитрость товарища Наполеона, - сказал он. - Товарищ Наполеон сделал вид, что возражает против мельницы; это было маневрирование - надо было избавиться от Снежка - типа опасного и очень скверно влияющего на окружающих. А теперь, когда Снежок устранён с нашего пути, он не сможет помешать выполнению проекта. Эта штука называется тактикой, - сказал Пискун, и повторил несколько раз: "Тактика, товарищи, тактика! - покачиваясь из стороны в сторону и подергивая хвостиком в такт своему веселому смеху. Животные не были уверены, что поняли точное значение этого слова, но Пискун говорил так убедительно, а случайно оказавшиеся рядом три собаки рычали так грозно, что объяснение было принято без дальнейших расспросов.
Глава 6
Весь этот год животные трудились как проклятые, но чувствовали себя счастливыми. Они не жалели никаких усилий, никаких жертв, так как прекрасно сознавали, что работают для собственного блага и на благо своих потомков, а не для своры ленивых и вороватых дармоедов-людей.
Всю весну, всё лето они работали по десяти часов в день, а в августе Наполеон объявил, что придется работать и по воскресеньям. Правда, эта работа - строго добровольное дело, кто не пожелает - пожалуйста, только придется лишить их половины дневной порции. Но и при таком распорядке некоторая часть работы оставалась невыполненной. Урожай был несколько хуже, чем в прошлом году; к тому же два участка, которые следовало в самом начале лета засеять корнеплодами, не были засеяны - их не успели вспахать. Можно было предвидеть, что зима будет тяжелая.
Постройка мельницы оказалась сопряженной со значительными трудностями. Правда, на Ферме имелся хороший известняк, а песок и цемент были обнаружены в одном из складов, так что все строительные материалы были налицо; но сначала животные никак не могли придумать, каким образом дробить камень на куски нужного размера. Казалось, что единственным способом было дробление с помощью лома и кирки, но этими орудиями ни одно животное пользоваться не могло, так как требовалось умение работать, стоя на задних ногах. Прошли недели, растраченные в напрасных попытках; наконец, кто-то предложил использовать силу тяжести. Вдоль всего карьера валялись громадные куски камня, животные стали обвязывать их канатами, а затем все вместе: коровы, лошади, овцы - все, кто мог держать в зубах веревку - даже свиньи иногда присоединялись, в особо критические моменты, - тянули камни невероятно медленно вверх по склону, и затем переваливали через край; камни летели обратно в карьер и разбивались на мелкие куски. Перенести камень после того, как он был разбит, было сравнительно нетрудно. Лошади увозили груженые тележки, овцы тащили по куску каждая, и даже Мюриэль и Бенджамин впряглись в старую двуколку, чтобы внести свой вклад. К концу лета был собран достаточный запас камня, и под присмотром свиней началось строительство.
Процесс был медленный и трудоемкий. Животные доходили до полного изнеможения, втаскивая один единственный огромный валун на самый верх, - иногда это отнимало целый день, - но нередко валун скатывался вниз, не разбиваясь, - и всё приходилось начинать сначала. Ничего нельзя было достигнуть если бы не Боксер. Казалось, он один обладал силой, не меньшей, чем все остальные животные, вместе взятые. Когда валун начинал скользить назад по склону, увлекая за собой вскрикивающих в отчаянии животных, именно Боксер, упираясь, изо всех сил натягивая канат, останавливал камень. Все восхищались, видя, как он дюйм за дюймом преодолевал подъём, часто дыша, врезаясь в землю краями копыт, блестя боками, покрытыми потом. Люцерна иногда предупреждала его, что надо быть осторожнее, что так недолго и надорваться, но Боксер не обращал на это внимания. Он условился с петухом, что тот начнет будить его не на полчаса, а на три четверти часа раньше времени. В свободные минуты, которые случались теперь очень редко, Боксер спускался в карьер, набирал повозку колотого камня и тащил ее к месту стройки без посторонней помощи.
Работать в это лето приходилось тяжело, но животные не ощущали особых лишений. Правда, они получали не больше пищи, чем при Джонсе, но, по крайней мере, и не меньше. А то, что теперь им надо было кормить только самих себя, не заботясь о пяти дармоедах-людях, весило так много, что обыкновенные трудности заслонить этого не могли. Рабочий метод животных был во многом продуктивнее и экономичнее человеческого. Так, например, прополка выполнялась с тщательностью, недостижимой для людей. К тому же никто из животных не крал, поэтому не нужно было отгораживвать пастбища от обрабатываемой земли, что сберегало немало труда при постройке и ремонте изгородей и ворот. И тем не менее, по мере того, как лето близилось к концу, различные мелкие недостатки становились все ощутимее. Не хватало керосина, гвоздей, шпагата, собачьих галет, лошадиных подков, - ведь всего этого производить на ферме было нельзя. А вскоре должны были понадобиться семена, искусственные удобрения, да ещё оборудование для мельницы. Откуда было взять всё это, никто не мог себе представить.
Однажды воскресным утром, когда животные пришли за распоряжениями на очередную неделю, Наполеон объявил, что им принято решение вести Ферму по новому курсу. Отныне Ферма Животных вступает в торговые отношения с соседними фермами; делается это безусловно, не из коммерческих соображений, а с целью получить определенные крайне необходимые материалы. Потребности строительства мельницы должны быть превыше всего. Он поэтому предпринимает шаги для продажи одного стога сена и части урожая пшеницы этого года, а в дальнейшем, если потребуется больше денег, придется начать торговлю яйцами, на которые всегда есть спрос в Уиллингдоне. Наполеон подчеркнул, что куры должны приветствовать возможность личного самопожертвования ради дела строительства ветряной мельницы.
И снова смутное беспокойство охватило животных. Никогда не общаться с человеческими существами, никогда не заниматься торговлей, не прикасаться к деньгам, - разве не эти решения были приняты сразу после изгнания Джонса? Все животные помнили, что они принимали такие решения. По крайней мере им казалось, что это так. Четверо молодых кабанчиков, протестовавших в свое время против отмены Совещаний, подняли было голос и на этот раз, но грозное рычание псов немедленно пресекло робкий протест. А затем овцы, как всегда, понесли своё "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо" и неловкость постепенно сгладилась. Наконец Наполеон поднял копытце, призывая к молчанию и объявил, что все необходимые меры уже приняты. Животным не надо будет вступать в какой-либо контакт с людьми, это, конечно, было бы чрезвычайно нежелательно. Поэтому он берет всю ношу на свои плечи. Некий м-р Уимпер, мелкий адвокат, живущий в Уиллингдоне, согласился служить посредником между Фермой Животных и внешним миром; он будет посещать Ферму каждый понедельник и получать очередные распоряжения. Наполеон закончил речь, как обычно, провозгласив: "Да здравствует Ферма Животных!" Исполнив "Звери Англии", животные разошлись.
Позднее Пискун обошел Ферму и всех успокоил. Он гарантировал животным, что решения - не участвовать в торговле и не пользоваться деньгами - на самом деле никогда не были приняты, никогда даже не предлагались. Это просто обман памяти, происшедший, по всей вероятности не без участия этого лжеца Снежка. И заметив, что не у всех сомнения рассеялись вполне, Пискун спросил в упор: "Как вы можете, товарищи, быть уверены, что всё это не продукт вашего собственного воображения? Может быть у вас сохранился какой-нибудь документ с этими решениями? Они что - записаны у вас где-нибудь?" Разумеется, записи ни у кого не было, и потому животные легко убедились, что "решения" - просто плод их фантазии.
Закончил здесь
Как и было условлено, м-р Уимпер стал посещать Ферму по понедельникам. Это был жуликоватого вида человечек с бакенбардами, контора у него была пустяковая, но проницательности хватало, чтобы понять всю выгоду, которую сможет извлечь единственный посредник между Фермой Животных и другими фермами. При виде его животные испытывали что-то похожее на боязнь и старались избегать Уимпера. Тем не менее, наблюдая, как четвероногий Наполеон отдавал распоряжения двуногому человеческому существу, они невольно чувствовали гордость, - и это отчасти примирило их с нововведением. И вообще, отношения Фермы с человеческим родом стали не совсем такими, как раньше. Нельзя сказать, что люди меньше ненавидели Ферму Животных, напротив, видя, что она процветает, её невзлюбили ещё сильнее. Каждый человек свято верил в то, что рано или поздно Ферма обязательно обанкротится, а уж строительство мельницы обречено на провал и подавно. Встречаясь в трактире, люди с карандашом в руках доказывали друг другу, что мельница непременно развалится, а если и устоит, то уж работать-то наверняка не будет. И всё же они испытывали невольное уважение к умению животных управляться с собственным хозяйством. Первым признаком этого уважения было то, что Ферму теперь называли её собственным именем - Ферма Животных - и перестали делать вид, что существует лишь ферма "Усадьба". Люди перестали также заступаться за "права" Джонса, который утратил все надежды на возвращение своей фермы и переехал на жительство в другую часть страны. Уимпер всё ещё был единственным связующим звеном между внешним миром и фермой Животных, но постоянно ходили слухи, что Наполеон собирается вступить в деловой контакт либо с м-ром Пилкингтоном из Фоксвуда, либо с м-ром Фредериком из Пинчфилда, - но как было замечено, ни в коем случае с обоими одновременно.
Примерно в это время свиньи внезапно переехали в жилой дом и поселились там. И снова животным показалось, что они вспоминают какое-то решение, запрещающее это; и снова Пискуну удалось убедить их, что такого решения не существует. Пискун объяснил, что свиньям, как работникам умственного труда, абсолютно необходимо иметь спокойное помещение для работы. К тому же Вождю (последнее время Пискун говорил о Наполеоне только так) больше подобает жить в доме, чем в свинарнике. И всё же некоторые животные были обеспокоены, узнав, что свиньи не только едят на кухне и проводят свободное время в гостиной, но и спят на кроватях. Боксер, как обычно, ограничился своим "Наполеон всегда прав", но Люцерна, которой казалось, что она определенно помнит специальное постановление против использования кроватей, отправилась к задней стенке забора и попыталась прочесть Семь Заповедей, начертанных там. Обнаружив, что неспособна разобрать ничего, кроме отдельных букв, Люцерна обратилась к Мюриэль.