- Увы! - грустно произнес Ансельм.
- Мужайтесь, мой благородный ученик! Ответьте, каким способом выражаются в латыни французский союз que и предлог de после глаголов conseiller, persuader и подобных?
- Через союз ut плюс конъюктив, или сослагательное наклонение.
- Ставлю вам хорошую отметку за этот ответ и тотчас отправляюсь к генералу де Вьей-Пьеру.
Сказано - сделано. Ансельм продолжил свои занятия, а Назон Параклет, одетый как описывалось выше, направил неуверенные шаги к жилищу прекрасной Амальтульды.
Она была дочерью и идолом генерала, который ежедневно приносил на ее алтарь неисчислимые жертвы. Физически эта девица была крепко скроена, широка в плечах, полна в бедрах, живая, смелая, с неукротимым темпераментом. Выражаясь образно, на голове она носила кепи, а тело обертывала драным флагом - то есть была настоящим сорванцом. Казалось, ей с рождения пристало лишь таскать на спине солдатский вещевой мешок и на счет "раз-два" разряжать мушкет. Ее отец, который и сам был не промах, полностью капитулировал перед капризами своей дочери. И немудрено - это была настоящая амазонка, только что без лука. Одним словом, в ее жилах текла кровь истинного вояки!
Заговорить с воинственным дитятей рискнули бы, пожалуй, только Аякс с Ахиллом, да и то лишь вдвоем. Девушку легко было принять за крепость с навесными бойницами, барбаканами и катапультами. Она была схожа с заряженной картечью пушкой.
Благочестивому Назону, вооруженному лишь доброй волей, оставалось предать себя в руки Господа и профессора Ломона, славного пророка латинского языка.
К осаде следовало приступить по всем правилам - прорыть тайные ходы и траншеи, а также предусмотреть пути отступления. Бравый латинист, хоть и испытывал невероятный страх, был тверд. Он призвал все свое мужество и отправился к генералу Там его встретил дракон в обличье привратника и тут же, не мешкая, представил посетителя пред очи благородной Амальтульды де Вьей-Пьер.
История умалчивает о встрече Параклета с генералом и его дочерью, во время которой он испрашивал бесценную руку Амальтульды для своего ученика. Так никто никогда и не узнал, была ли рука протянута, и если да, то к какому именно месту приложена. Словом, после пяти минут переговоров парламентер ретировался, оставив на поле боя и свой проект, и свою шляпу. После огня неприятеля ему пришлось осушать лоб, внутренность панталон и обширные лацканы сюртука.
Поспешное бегство привело Параклета к подымающимся воротам замка Тийолей; он взбежал по ступеням феодальной лестницы и влетел в комнату юного маркиза. Ученик рыдал над параграфом, трактующим французские глаголы в индикативе, долженствующие перейти в латыни в сослагательное наклонение.
- Что с вами, месье дражайший ученик? - с беспокойством спросил учитель.
- Милейший учитель, - отвечал тот, - слово "сколько", "насколько", находясь между двумя глаголами, требует, чтобы второй стоял в сослагательном наклонении.
- Именно так!
- Например, - продолжал Ансельм, - вы видите, насколько я вас люблю, vides quantum te amem!
- Браво, господин маркиз! Но ваш пример напоен грустью. Продолжайте!
- Vides quanto te amem! Я уже слышу, как мадемуазель де Вьей-Пьер повторяет мне эти нежные слова!
Назон не смутился и сказал своим профессорским голосом:
- В каком падеже ставится существительное, указывающее на время, когда нужно подчеркнуть длительность действия?
- В аккузативе.
- Хорошо. Например?
- Я знаком с вашим отцом вот уже несколько лет, - отвечал Ансельм. - Multos annos utor familiariter patre tuo.
- Верно, господин маркиз, - одобрил ловкий Параклет. - Я был близко знаком с вашим отцом и могу сказать, что он считал ниже своего достоинства якшаться с гарнизонными крысами, дворянство которых зиждется на кончике шпаги. К тому же, если мы имеем дело с прошедшим временем, имя ставится в аблативе с abhinc. Пример?
- Вот уж три года, как он умер, - ответил последний из Тийолей. - Tribus abhinc annis mortuus est.
- Увы, три года, господин маркиз, но его наставления еще и сейчас звучат у меня в ушах. А именно: дочь военного недостойна вплести свою семью-выскочку в древний род Тийолей и укрепить свой новоиспеченный герб на пышных ветвях их генеалогического древа. Думаю, что если вы примете ее руку, то скоро в этом раскаетесь: credo fore ut poeniteret, как учит нас грамматика. Я немедленно отправляюсь с визитом к господину председателю суда, а вы, следуя нашим грамматическим и матримониальным изысканиям, повторите пока случай, когда латинский глагол не имеет будущего инфинитива: credo fore ut brevi illud negotium confecerit - Je crois qu'il aura bientot termine cette affaire - Думаю, что он скоро закончит это дело.
С этими словами благочестивый Параклет покинул своего ученика и, черпая в прошлых неудачах новое мужество, укрепив сердце и душу, отправился на встречу с первым должностным лицом города.
Proh! Pudor! Это было унижением! Это означало облечь знатных предков маркиза в черные судейские одежды и треуголку!
Поступки Назона Параклета напоминали лафонтеновского журавля, ведь после линей и карпов высшей аристократии он устремился к улиткам, наследницам второго сорта.
Месье Пертинакса роднило со многими парижскими и провинциальными судьями то, что он переваривал судебные прения вместе с завтраком в блаженном ничегонеделании и дремоте судопроизводства.
Благочестивый Назон прослышал, что у господина Пертинакса имеется прелестная дочь, хотя он ни разу ее не видел, ибо первое должностное лицо, будучи необщительным, закрывало всякий доступ к своей приватной жизни. По слухам, дочка воспитывалась в одном из лучших столичных пансионов, а Небо одарило ее сверхъестественной красотой. Но сведениями о семье Пертинаксов мало кто располагал, и охотнику за ними требовалась недюжинная ловкость, чтобы суметь послать в цель стрелы своего любопытства. Впрочем, у Назона в колчане их было предостаточно; за молодой девушкой он числил немалое приданое, а за отцом - яростное устремление к знатности и богатству.
Итак, надежды на будущее стерли на челе Параклета следы слез от прошлых неудач, когда после судебного разбирательства он заговорил с суровым господином де Пертинаксом.
Беспристрастный судья только что закончил слушание одного нашумевшего дела, решив его в убыток обеим тяжущимся сторонам: должника приговорил к уплате долга кредитору, а последнего - к возмещению судебных издержек, сумма которых вдвое превосходила означенный долг.
Уважаемый председатель суда имел вид человека, в котором совесть и желудок живут в ладу друг с другом и со своим хозяином. Широким величественным жестом он пригласил Назона изложить цель визита.
- Господин председатель, - начал профессор, - это одновременно дело и частное, и принципиально важное, ибо от него зависит спасение общества.
- Продолжайте, сударь, вы меня чрезвычайно заинтересовали.
- Надеюсь, господин председатель.
- Не желаете ли, чтобы я привлек к беседе господина прокурора?
- Не стоит его беспокоить, сударь, я буду краток, ибо время не дозволяет лениться! Non mihi licet esse pigro!
- Итак, сударь…
- Позвольте представиться - Назон Параклет, профессор латинского и иных языков, продолжатель дела Ломона и член Генерального совета по общественному обучению детей старше семи лет.
- Достаточно, - поклонился де Пертинакс.
- Сударь, - продолжал Параклет с любезнейшей из своих улыбок, - узы обучения и дружбы связывают меня с самым богатым человеком нашего города, ditissimus urbis, и, без всякого сомнения, наиболее примечательным, maxime omnium conspienus. Упадок аристократии и ее привилегий великой болью отзывается в моем сердце, ибо блистательный венок из благородных семейств всегда окружал и оберегал старинный трон нашего отечества. Я один из тех борцов, unus militum, или ex militibus, или iter milites, ибо имя в партитиве требует поставить следующее за ними имя во множественное число и в генитив или в аблативе при наличии ех-, или в аккузативе, при наличии inter, итак, говорю я, представитель малой армии мужественных борцов, которым суждено спасти общество путем возрождения его благородных институтов. Ибо нам грозит великое бедствие, magna calamitas nobis imminet, impendet, instat!
- Продолжайте, сударь, - проговорил слегка озадаченный председатель.
- Мой юный ученик, - продолжил Параклет, - купается в деньгах, у него есть все, что может пожелать человек, abundat divitiis, nulla se caret! Вы же, господин председатель, обладаете благородным отпрыском… Почему, спрошу я вас, вы любите своих детей? И сам же отвечу: Quaenam mater liberos suos non amat?
Господин де Пертинакс снова поклонился в знак согласия.
- Итак, - снова заговорил Параклет, - мой ученик, господин Ансельм де Тийоль, маркиз по рождению, погружен в самую черную меланхолию, что доставляет мне много горя, moerore conficior! Поначалу я не знал, чему приписать его удрученное состояние, но потом понял - тут не обошлось без любви! Reneo lupum auribus, сказал я себе, надо его женить! Уж мне-то известно, что к кому к кому, а к нему претендентки ринутся толпой! Turba ruit или ruunt! Но благородным флюгером его чувств владеет лишь одна женщина! Я узнал имя избранницы - это ваша дочь, о господин де Пертинакс! С этого момента я решил все о вас разузнать: я увидел ваш дом, vidi domum tuam, и полюбовался его красотой, illius pulehritudinem miratus sum!
- Так вы утверждаете, что юный рыцарь любит мою дочь? - спросил с улыбкой председатель. - Или, говоря вашим языком, dicis hunc juvenem amare filiam meam?
- Ax нет, сударь! - с жаром возразил Параклет. - Так вы погрешите против синтаксиса! В случае совпадения форм необходимо поменять актив на пассив, и именно в том случае, когда после усеченного que именительный и косвенный падежи французского языка оба соответствуют латинскому аккузативу и их невозможно различить! Например, вы говорите, что (qui) Ансельм де Тийоль любит мою дочь. Неправильно будет сказать: Dicis Anselmem ex Tiliis amare filiam meam. Следует перестроить фразу и сказать: Вы говорите, что моя дочь любима Ансельмом де Тийолем - Dicis filiam meam amari al Anselme ex Tilus.
- Как бы там ни было, господин Параклет, думаю, у этой любви нет будущего.
- Сударь! - разгорячился профессор. - Наше дворянство восходит к Людовику Заике! Мы располагаем сорока тысячами ливров ренты! Ответьте, во имя Неба и гибнущих королевских династий, в чем причина отказа?
- В том, что у меня нет дочери, у меня сын, - ответил господин де Пертинакс.
- Ну так что же?
- Однако вы делаете странные замечания!
- Ах да, конечно. - Назон был пристыжен. - Я увлекся. Но почему, почему ваш сын не дочь? Нельзя ли это как-то исправить?
- Не вижу, каким путем!
- Господин председатель, - продолжал настаивать бедный Параклет, - вы сейчас не располагаете временем, мы вернемся к этому вопросу позже…
- Но если я говорю, что у меня сын! - вскипел председатель. - Не может же ваш маркиз на нем жениться!
- Верно, поначалу это кажется затруднительным, но…
- Ваши "но" не имеют смысла!
- Существует ли в гражданском кодексе статья, предусматривающая наказание за подобное предложение? - не сдавался профессор.
- Никакой статьи!
- Итак?..
- Сударь, - председатель побагровел, - мне что, позвать служащего, чтобы вас вывели вон?
- Quis te furor tenet? He предавайте дело огласке! - возмутился Назон.
- Если вы сейчас же не уйдете, - бушевал раскрасневшийся как помидор председатель, - я призову на помощь жандармерию департамента!
- Право, вы потеряли над собой контроль! Мы еще поговорим о нашем деле, - не сдавался Параклет.
- Убирайтесь! - председатель стал совершенно лиловым. - Или я вызываю Национальную гвардию!
- Те relinquo! - вскричал по-латыни разгневанный Назон. - Но я еще не сказал последнего слова, и мой ученик войдет в вашу семью!..
Первое должностное лицо города уже готовилось перейти от слов к делу, но тут упрямец профессор вышел из Дворца Правосудия и пришел в ярость. В свою очередь его лицо из красного стало совершенно белым, прихватив по пути фиолетовый оттенок. Он несколько раз повторил громовым голосом quos ego, чему из глубин здания эхом отвечали крики, как бы оспаривая аргументы Нептуна.
Параклет был уязвлен - провалилась его самая блистательная комбинация. В своем монологе он употреблял энергичные формулировки Цицерона, а его гнев, бравший начало в высоких сферах Гордости, низринулся потоком оскорбительных выражений и даже ругательств меж кощунственных берегов quousque tandem u vernum enimvero.
Он шагал, размахивая руками словно мельница, и спрашивая себя, не должен ли его ученик потребовать удовлетворения за оскорбительный отказ господина де Пертинакса, основанный на утверждении, что у него якобы нет дочери, а лишь один сын! Не следовало ли кровью смыть подобную обиду? Троянская война казалось ему, разгорелась из-за более ничтожного повода! Разве идет в сравнение поруганная честь Менелая с грозящей гибелью рода Тийолей?!
Взъерошенный профессор продвигался вперед нетвердой походкой, пока не столкнулся с каким-то весьма материальным предметом.
- Cave ne cadas, - машинально произнес он.
- Cave ne cadas, - ответили ему.
Благочестивому Назону почудилось, что он встретил на своем пути скалу и громкое эхо.
- Кто вы? - спросил он.
- Месье Параклет, - услышал латинист в ответ, - я секретарь суда. Я уже стар, послушайте меня!
- Постановление суда, так скоро! - с грустной иронией констатировал Параклет. - Зачитаете мой смертный приговор?
- Месье, - отвечал секретарь суда, - я подписываю бумаги моего министерства именем Маро Лафуршет, и я ваш искренний почитатель.
- Что ж, послужите мишенью для стрел моего гнева!
- Месье, выслушайте меня!
- Вы, простой секретарь, ничтожный писарь, безмозглая подставка для перьев, и вы вмешиваетесь в мои мысли и прогулки!
- Но в конце концов!..
- Прочь с дороги, ничтожество!
- Однако…
- Прочь, крючкотвор!
- Не унижайте смиренных! - возгласил Лафуршет. - Ne insultes miseris!
- Или ne insulta! - подхватил Назон.
- Или noli insultare miseris! - нашелся господин Лафуршет.