– Две нити: факты и… фантазии! К первой относится все: нападения, попытки ограбления и убийства, доведение до состояния невменяемости, подстроенная каталепсия, вызванная либо умышленным гипнозом и специальным наведением на определенные мысли, либо простым использованием яда, пока еще неизвестного токсикологам. Ко второй же относится некоторое воздействие, оказанное на людей. Воздействие, которое не описано ни в одной из известных мне книг, кроме романтической литературы. Еще никогда в жизни я так не чувствовал правоту слов Гамлета: "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".
Давайте рассмотрим факты. Человек в своем доме, он окружен домочадцами, в доме полно слуг разного уровня, и это доказывает невозможность организованного заговора со стороны прислуги. Человек богат, образован, умен. Физиогномический осмотр показывает, что он, без сомнения, мужчина железной воли, который знает, чего хочет. Дочь, его единственный ребенок, насколько я понимаю, девушка яркая и умная, спит в соседней комнате. Нет никаких видимых причин для нападения или вообще любого другого нарушения спокойствия. Да и кто-нибудь посторонний вряд ли смог бы проникнуть в дом незамеченным. Но все же нападение совершено, жестокое и беспощадное нападение посреди ночи. Об этом становится известно очень быстро. Настолько быстро, что в уголовных делах такое обычно называют не случайностью, а преднамеренным замыслом. Нападавшего или нападавших вспугнули как раз в тот момент, когда те собирались закончить свое дело, какими бы ни были их намерения. Однако никаких следов их бегства не найдено: ни улик, ни беспорядка, ни открытой двери или окна, ни шума. Ничто не указывает на то, кто мог совершить преступление, и даже на то, что вообще что-либо совершено; кроме жертвы и ее окружения.
Следующей ночью попытка повторяется, несмотря на то что дом полон обеспокоенных бдительных людей, в комнате и рядом с ней дежурят офицер полиции, опытная сестра, преданный друг и родная дочь жертвы. Сестра впадает в состояние каталепсии, а недремлющего друга, хотя и защищенного респиратором, охватывает глубокий сон. Даже детектив подвергается такому влиянию и вдруг открывает стрельбу из пистолета в комнате больного, хотя даже не может с уверенностью сказать, во что же он стрелял. Ваш респиратор, пожалуй, единственное, что относится к категории фактов. То, что ваше сознание не помутилось, как у других (причем глубина помутнения сознания каждого пропорциональна количеству времени, проведенного им в комнате), указывает на возможную вероятность того, что одурманивающее воздействие носило не гипнотический характер. Однако опять же мы сталкиваемся с фактом, вызывающим противоречие. Мисс Трелони, которая находилась в комнате дольше вас всех – она постоянно заходила туда и, кроме того, оставалась там во время своего дежурства, – как будто вовсе не пострадала от этого воздействия. Это доказывает, что воздействие, чем бы оно ни было, избирательно, если, конечно, у нее не выработался, так сказать, иммунитет. Если окажется, что все дело в странных испарениях, идущих от этих древнеегипетских предметов, это сможет послужить правдоподобным объяснением. Однако тогда мы оказываемся лицом к лицу с фактом, что мистер Трелони, который провел в комнате больше всех времени, фактически прожил там большую часть своей жизни, был поражен сильнее остальных. Что это за воздействие, которое приводит к столь разным и даже противоречивым последствиям? Нет, определенно, чем больше я думаю об этой дилемме, тем менее понятной мне кажется ситуация! Даже в том случае, если физическое нападение на мистера Трелони совершил кто-то из живущих в доме, кто не попадает в число подозреваемых, одурманивание все еще остается загадкой. Не так-то просто погрузить человека в состояние каталепсии. Фактически, насколько известно современной науке, не существует способа добиться такого эффекта по желанию. Самая большая загадка в этом деле – мисс Трелони, которая как будто не пострадала ни от одного из воздействий или, возможно, разных видов одного и того же воздействия. Каждый раз она оставалась невредимой, за исключением единственного случая с полуобморочным состоянием. Вот что самое странное!
Я вслушивался в его слова с замиранием сердца. Его тон не был обличающим, и говорил он, не выражая подозрения, но было что-то тревожащее в его доводах. Хотя приведенные аргументы не были столь же прямыми, как подозрения детектива, они выделяли мисс Трелони из остальных, а в загадках подобного рода быть одному означает неминуемо попасть под подозрение, если не сразу, то в конечном итоге. Мне показалось, что лучше ничего не говорить. В таком деле молчание – действительно золото. Чем меньше я скажу сейчас, тем меньше мне придется защищаться, давать объяснения или отказываться от своих слов в будущем. В душе я был рад, что его изложение мыслей не подразумевало каких бы то ни было моих ответов. По крайней мере, сейчас. Доктор Винчестер, похоже, и не ждал от меня ответов. Когда я это понял, у меня отлегло с души, сам не знаю почему.
Некоторое время он сидел молча, подперев подбородок рукой, нахмурив брови, глядя в пустоту. Сигара непонятно каким образом держалась в его пальцах: он уже давно про нее забыл. Ровным голосом, как будто начиная с того самого места, где остановился, он продолжил свои рассуждения:
– Вторая сторона данной дилеммы – совершенно другое дело. Если мы решимся серьезно заняться ею, нам придется забыть все, что имеет отношение к науке и опыту. Признаюсь, она имеет свою притягательность для меня, хотя с каждым новым умозаключением я ухожу в такие фантазии, что приходится одергивать себя и возвращаться к неоспоримым фактам. Иногда я начинаю подозревать, что флюиды или эманации из комнаты больного и на меня оказали свое воздействие, как на всех остальных, на детектива, например. Конечно же, может оказаться, что если все дело в химии, если, скажем, были задействованы какие-нибудь наркотики в форме испарений, то воздействие может быть проникающим. Но с другой стороны: что может дать подобный эффект? Комната, я знаю, наполнена запахами мумий, что неудивительно, если принять во внимание количество хранящихся там предметов старины, извлеченных из могил, да еще и настоящая мумия животного, на которую нападал Сильвио. Кстати, завтра я его проверю. Я нашел мумию кошки в одном из музеев, и утром она будет в моем распоряжении. Когда я ее принесу, мы узнаем, могут ли сохраниться видовые инстинкты после нескольких тысяч лет смерти. Однако вернемся к делу. Запах мумий обусловлен присутствием неких веществ и комбинаций веществ, которые (как на основании многовекового опыта полагали древнеегипетские жрецы, самые образованные люди, ученые своего времени) способны блокировать природные процессы разложения. В действие должны вступить очень мощные силы, и вполне вероятно, что здесь мы столкнулись с редкими веществами и соединениями, свойства и могущество которых были забыты в более поздние прозаические времена. Интересно, обладал ли мистер Трелони какими-либо знаниями в этой области, были ли у него какие-либо подозрения? Одно я знаю наверняка: худшую атмосферу для комнаты, в которой находится больной, трудно представить, и я полностью поддерживаю решение сэра Джеймса Фрере отказаться от работы в таких условиях. Письмо с инструкциями, которое мистер Трелони адресовал своей дочери, и, судя по тому, что вы рассказали мне, настойчивость, с которой он добивался неукоснительного выполнения своих требований, прибегнув даже к помощи юристов, доказывает, что он, по меньшей мере, о чем-то догадывался. Знаете, создается такое впечатление, что он даже ожидал чего-то подобного… Интересно, сможем ли мы узнать что-нибудь об этом? Конечно, его бумаги помогли бы нам или хотя бы подтолкнули в нужном направлении… Это будет непросто, но необходимо. Он не может все время оставаться в своем нынешнем состоянии. Если что-нибудь случится, начнется следствие, и тогда самой тщательной проверке будет подвергнута каждая мелочь. Полицейское расследование покажет, что было совершено несколько покушений на убийство, а поскольку никаких улик не оставлено, придется искать хотя бы мотивы.
Доктор замолчал. Чем дольше он говорил, тем тише становился его голос, как будто от отчаяния. Во мне созрела уверенность, что настало подходящее время узнать, имеются ли у него какие-либо определенные подозрения. Как будто в ходе обсуждения я спросил:
– Вы кого-нибудь подозреваете?
В его взгляде, брошенном на меня, читался скорее испуг, чем удивление.
– Кого-нибудь? Вы, наверное, имели в виду что-нибудь. Я, безусловно, подозреваю, что было оказано некое влияние, но в данный момент этим мои подозрения и ограничиваются. Позже, если мои умозаключения или предположения как-то подтвердятся или конкретизируются, я смогу подозревать. Сейчас же у меня нет достаточных сведений, чтобы…
Он вдруг прервался и посмотрел на дверь. Тихо повернулась ручка. Сердце у меня в груди замерло в предчувствии чего-то недоброго. Тут же в памяти всплыли обстоятельства, при которых был прерван наш утренний разговор с детективом.
Дверь отворилась, и в комнату шагнула мисс Трелони. Увидев нас, она отступила на шаг, лицо ее покраснело. Несколько секунд она колебалась (в такие моменты несколько секунд начинают растягиваться в геометрической прогрессии, каждая последующая становится длиннее предыдущей). Когда она заговорила, напряжение, охватившее нас с доктором, спало:
– О, прошу меня простить, я не знала, что вы заняты. Я искала вас, доктор Винчестер. Я хотела спросить, могу ли я сегодня спокойно отправиться спать, если вы останетесь с нами. Я так устала и измучена, что боюсь, как бы не потерять сознание. Сегодня проку от меня наверняка не будет.
Доктор Винчестер не задумываясь поддержал ее:
– Конечно! Конечно же, отправляйтесь в постель и хорошенько выспитесь этой ночью. Бог свидетель – вам это необходимо. Я рад, что вы сами обратились ко мне с этим вопросом, потому что, когда я вас сегодня увидел, я подумал, что у меня на руках окажется еще один пациент.
Она облегченно вздохнула, отчего усталость будто исчезла с ее лица. Никогда я не забуду глубокий, искренний взгляд ее прекрасных черных глаз, когда она обратилась ко мне:
– Не могли бы вы подежурить у отца с доктором Винчестером сегодня ночью? Я так за него переживаю, что каждая секунда оборачивается для меня новым ужасом. Но я правда страшно устала. Если не высплюсь, то, наверное, сойду с ума. Сегодня я лягу в другой комнате, потому что, если останусь в прежней, рядом с отцом, от любого шороха у меня будет останавливаться сердце. Разумеется, вам придется меня разбудить, если случится что-нибудь непредвиденное. Я буду в спальне маленькой анфилады, которая рядом с будуаром напротив холла. Когда я только переехала в дом отца, я жила там. Мне было там так спокойно… Там будет проще отдохнуть, и я, возможно, смогу на пару часов забыться. Утром я буду полна сил. Спокойной ночи!
Когда я закрыл за ней дверь и вернулся к маленькому столику, за которым мы сидели до появления мисс Трелони, доктор Винчестер сказал:
– Эта бедная девушка крайне переутомлена. Я рад, что ей удастся отдохнуть. Отдых придаст ей новые силы, и к утру она будет в порядке. Ее нервная система сейчас на грани срыва. Вы обратили внимание, как она разволновалась и покраснела, когда увидела нас? Ведь действительно, это самая обычная ситуация. В других обстоятельствах неожиданная встреча с гостями в комнате собственного дома так бы ее не напугала!
Я хотел было объяснить ее реакцию доктору, рассказав, что точно такая же ситуация сложилась сегодня утром, когда она натолкнулась на нас с детективом во время беседы, но вспомнил, что тот разговор был строго конфиденциальным и упоминание о нем могло бы вызвать излишнее любопытство. Поэтому я промолчал. Мы поднялись и направились в комнату больного, но пока мы шли тускло освещенными коридорами, у меня из головы не выходила одна мысль, которая преследовала меня и много дней спустя: как странно, что она дважды прерывала наш разговор как раз тогда, когда он касался одной и той же темы.
Определенно, все мы угодили в какую-то паутину странных совпадений.
Глава VII
Беда путешественника
Той ночью все прошло спокойно. Зная, что мисс Трелони не дежурит, мы с доктором Винчестером удвоили бдительность. Сестры и миссис Грант продолжали свое дежурство, и каждые полчаса в комнату заглядывали детективы. На протяжении всей ночи пациент оставался в трансе. Выглядел он здоровым, его грудь поднималась и опускалась в такт по-детски спокойному дыханию. За все это время он не пошевелился ни разу. Только дыхание отличало его от мраморного изваяния. На нас с доктором были респираторы, и какими же неудобными они показались нам в ту невыносимо жаркую ночь. Где-то между полуночью и тремя часами утра меня охватило беспокойство. Опять на меня накатило ставшее за последние ночи уже привычным ощущение надвигающегося ужаса. Но тускло-серый свет зари, пробивающийся из-за оконных занавесок, принес облегчение. За ним последовала расслабленная успокоенность, которую сменили заботы по дому. Той жаркой ночью я так настороженно ловил малейшие звуки, что мои уши начали испытывать почти физическую боль, как будто невидимый нерв связывал их с моим растревоженным мозгом. Каждый вздох сестры и шорох ее платья, каждый тихий шаг полицейского, совершавшего свой неторопливый обход, каждый новый момент становился новым толчком к все большей и большей настороженности. Подобное чувство, похоже, распространилось на всех в доме, поскольку очень часто сверху доносился звук беспокойных шагов, несколько раз внизу открывали окна. С наступлением рассвета, однако, все это прекратилось, и весь дом как будто уснул. Доктор Винчестер отправился домой, когда на смену миссис Грант пришла сестра Дорис. Мне показалось, что он был немного разочарован или даже огорчен тем, что ничего необычного не произошло за время нашего долгого бодрствования этой ночью.
В восемь часов к нам присоединилась мисс Трелони. Я был обрадован, даже поражен, когда увидел, как на пользу пошел ей ночной отдых. От нее как будто исходил свет, такой же, как и в тот день, когда я впервые увидел ее сначала на балу и потом во время пикника. На ее щеках даже появился намек на легкий румянец, хотя бледность их все еще ярко контрастировала с чернотой бровей и огнем губ. С новыми силами к ней вернулась и прежняя нежность к отцу, даже большая, чем раньше. Меня не могло не тронуть то, как она заботливо поправляла его подушки или убирала волосы с его лба.
Меня же мое ночное дежурство порядком измотало, поэтому сейчас, когда меня сменила мисс Трелони, я поспешил в свою комнату, чтобы хорошенько выспаться. Когда я вышел из комнаты, в глаза больно ударил яркий свет ламп, горящих в коридоре, и вся тяжесть бессонной ночи как будто разом обрушилась на мои уставшие плечи.
Я прекрасно выспался. После ленча я собрался сходить на Джермин-стрит и уже готов был выйти из дома, когда заметил у входной двери взволнованного человека, внешний вид которого говорил о том, что дело у него срочное, не терпящее отлагательств. Слугу, дежурившего в тот день, звали Моррис, раньше он был что называется "на побегушках", но после ухода слуг был временно назначен на должность дворецкого. Незнакомец говорил довольно громко, поэтому причина его недовольства стала понятна сразу. Дворецкий был почтителен и в словах, и в манерах, но прочно занимал позицию в больших двойных дверях, не давая визитеру войти внутрь. Слова незнакомца, донесшиеся до моих ушей, прояснили ситуацию:
– Это замечательно, но мне необходимо встретиться с мистером Трелони! Какой смысл твердить, что это невозможно, если я говорю вам, что должен его видеть! Вы мне все время говорите "приходите позже, приходите позже"! Я пришел в девять – вы мне сказали, что он еще не проснулся и его вообще нельзя беспокоить, потому что он себя плохо чувствует. Я пришел в двенадцать – вы мне снова заявляете, что он еще не проснулся. Я прошу разрешения поговорить с кем-то из его родных – тут вы говорите, что мисс Трелони еще не проснулась. Наконец я прихожу сюда уже в три часа, а вы продолжаете утверждать, что он все еще спит! Где мисс Трелони? "Она занята, и ее нельзя беспокоить". Так вот, ее необходимо побеспокоить! Ее или кого-то другого! Я здесь по специальному делу мистера Трелони, и приехал из тех мест, где слуги всегда начинают со слова "нет". Так вот, на этот раз "нет" меня не устраивает. За три года я наслушался этих "нет", когда обивал пороги домов и палаток, в которые попасть было труднее, чем забраться в гробницу. Да и люди в этих домах оказывались не живее, чем те мумии. Все! С меня хватит! Когда я приезжаю домой, иду к человеку, на которого работаю, и вижу, что и его дверь для меня закрыта и все с теми же объяснениями, меня начинает колотить. Что, мистер Трелони дал указания не пропускать меня, когда я приду?
Он замолчал и возбужденно потер лоб. Слуга ответил очень вежливо:
– Прошу прощения, сэр, если, выполняя свои обязанности, я чем-то обидел вас. Но у меня есть указания, и я должен их выполнять. Если вы хотите оставить записку, я передам ее мисс Трелони, и если вы оставите свой адрес, она сможет связаться с вами.
Последовавший ответ мог принадлежать только человеку доброму и справедливому:
– Дружище, лично тебя я ни в чем не виню, и извини, если я как-то оскорбил твои чувства. Мне следует оставаться справедливым, даже когда злюсь. Но любой, оказавшись в моем положении, разозлился бы. Время поджимает. Нельзя терять ни минуты, ни секунды! А я тут уже шестой час болтаюсь, зная, что твой хозяин будет в тысячу раз злее, чем я, когда узнает, на что было потрачено время. Пока еще не поздно, лучше его десять раз разбудить, чем заставлять меня ждать здесь еще какое-то время. Господи, это просто ужас какой-то! Чтобы после всего, через что я прошел, вся моя работа пошла коту под хвост в последнюю минуту на пороге дома! И все из-за какого-то тупого лакея! Есть в доме кто-нибудь с головой? Или хотя бы без головы, но с правом принимать решения. Я за секунду смогу убедить его, что твоего хозяина необходимо разбудить, даже если он спит, как семеро спящих отроков, вместе взятых…
Не было сомнения в искренности этого человека или в срочности и важности его дела, по крайней мере с его точки зрения. Я сделал несколько шагов в его сторону.
– Моррис, – сказал я, – доложите мисс Трелони, что этот джентльмен хочет ее видеть. Если она занята, попросите миссис Грант передать ей.
– Хорошо, сэр! – облегченно выдохнул он и поспешил выполнять указание.
Я провел незнакомца в небольшую гостиную напротив холла. Пока мы шли, он спросил:
– Вы секретарь?
– Нет, я друг мисс Трелони. Моя фамилия Росс.
– Большое спасибо за понимание, мистер Росс! – сказал он. – Меня зовут Корбек. Я бы вам дал свою визитную карточку, но в тех краях, откуда я прибыл, визитные карточки не в ходу. Даже если бы у меня и были визитные карточки, я полагаю, вчера вечером они бы тоже пропали…