5
После ухода Тодзавы и мужа О-Кину переодевшийся в кимоно Синтаро, тетушка Асакава и Ёити собрались в столовой у жаровни. Из-за фусума по-прежнему доносились стоны О-Рицу. И все, вяло перебрасываясь словами под свисавшей над самой жаровней лампой, точно сговорившись, внимательно прислушивались к этим стонам.
- Просто немыслимо. Такие ужасные страдания...
Крепко сжимая щипцы для угля, тетушка смотрела в одну точку.
- Ведь Тодзава-сан говорил, что все хорошо?
Не отвечая тетушке, Ёити обратился к брату, сидевшему с сигаретой в зубах.
- Он просил профессора прийти в ближайшие дни.
- Странно. Почему он об этом просил?
На этот раз Синтаро ничего не ответил, лишь стряхнул пепел.
- Син-тян, что сказала мама, когда увидела тебя?
- Ничего не сказала.
- Но я слышал, как она смеялась.
Ёити сбоку внимательно посмотрел на брата.
- Верно... Скажи лучше, почему мамина постель благоухает дорогими духами?
Тетушка с улыбкой повернулась к Ёити, но, не дождавшись от него ответа, сказала:
- Это О-Кину-тян побрызгала мамину постель духами. Ты знаешь, Ё-тян, что это за духи?
- Что за духи?.. Наверно, специально для постели.
Неожиданно из-за фусума показалось измученное лицо О-Кину.
- Где отец?
- Он в магазине. Что-нибудь нужно?
- Да, мама хотела...
Не дав ей договорить, Ёити вскочил.
- Пойду позову его.
Когда он выбежал из столовой, туда на цыпочках вошла, зябко охватив себя руками, О-Кину с болеутоляющими пластырями на висках и села на место, с которого только что вскочил Ёити.
- Что случилось?
- Никак не может принять лекарства... Новая сиделка хоть и пожилая, но действует спокойно и уверенно.
- Как температура?
Синтаро, продолжая молчать, поморщился и выдохнул дым.
- Только что измеряли, тридцать семь и два...
О-Кину, пряча подбородок в ворот кимоно, задумчиво посмотрела на Синтаро.
- После ухода Тодзавы-сан снизилась еще на одну десятую.
Снова наступило молчание. Ее нарушил громкий звук шагов вошедшего Кэндзо, вслед за которым появился и Ёити.
- Тебе только что звонили из дому. Муж просил чуть попозже позвонить.- С этими словами Кэндзо обратился к О-Кину, после чего направился в соседнюю комнату.
- Ну что ты будешь делать. Две служанки в доме, а толку от них никакого.
О-Кину, досадливо прищелкнув языком, переглянулась с тетушкой.
- Такие теперь служанки пошли... Моя, так та наоборот, во все сует нос.
Пока женщины переговаривались, Синтаро, не выпуская сигареты изо рта, заговорил с печально сидевшим Ёити.
- К вступительным экзаменам готовишься?
- Готовлюсь... Но в этом году держать не буду.
- По-прежнему пишешь стихи?
Ёити, морщась, прикурил сигарету.
- У меня нет такой склонности к учению, как у тебя. А математику я просто ненавижу.
- Хоть и ненавидишь, но если не заниматься...
Синтаро прервала сидевшая напротив него тетушка, тихим голосом переговаривавшаяся с подошедшей к приоткрытой фусума сиделкой:
- Син-тян, мама зовет.
Погасив окурок, он встал. И, не взглянув на сиделку, прошел в соседнюю комнату.
- Проходи сюда. Мама сказала, что хочет тебя видеть,- кивнул ему головой отец, сидевший у изголовья больной. Синтаро послушно примостился рядом с ним.
- Ты меня звала?
Мать повернула к нему голову. В свете лампы, завешенной куском материи, лицо ее выглядело еще более осунувшимся.
- Понимаешь, Ёити не желает заниматься... Хоть бы ты ему сказал... Он прислушивается к твоему мнению...
- Хорошо, обязательно скажу. Кстати, только что мы уже с ним говорили об этом.
Синтаро ответил чересчур громко.
- Да? Смотри, не забудь... Я думала, что вчерашнего дня не переживу, а вот видишь...
Превозмогая боль, мать широко улыбнулась.
- Может быть, помог амулет Тайсяку-сам , - вот и жар спал; глядишь, еще и поправлюсь... Мицу говорила, что у ее дяди тоже была язва двенадцатиперстной кишки, а он через полмесяца поправился. Видно, не такая это страшная болезнь...
Синтаро до боли стало жаль мать, которая все еще надеялась на выздоровление.
- Конечно, поправишься. Непременно поправишься, лекарства обязательно помогут.
Мать кивнула.
- Давайте еще раз попробуем выпить.
Подошедшая сиделка ловко поднесла ко рту О-Рицу мензурку. Мать, зажмурившись, в два глотка выпила содержимое. На какой-то миг у Синтаро отлегло от сердца.
- Вкусно.
- Смогла все же принять наконец.
Сиделка и Синтаро радостно переглянулись.
- Раз стала принимать лекарство, все в порядке. В общем, залежалась ты, пора подниматься. И устроим праздничный обед, будем есть рис с красной фасолью.
Шутка Кэндзо вызвала у стоявшего на коленях Синтаро желание уйти. В это время мать неожиданно подозрительно глянула на него.
- Лекция? Где сегодня вечером лекция? - спросила она.
Испуганный Синтаро, ища спасения, посмотрел на отца.
- Никакой лекции нет. Нигде ее не будет. Так что можешь лежать спокойно.
Успокаивая О-Рицу, Кэндзо одновременно делал глазами знаки Синтаро. Тот поспешно поднялся и вернулся в ярко освещенную столовую.
Там по-прежнему сестра и Ёити тихо разговаривали с тетушкой. Когда он вошел, все трое повернулись, вопросительно глядя на Синтаро. Однако Синтаро молча, с каменным лицом, сел на свое место.
- Зачем тебя звали?
Молчание нарушила О-Кину, все еще зябко пряча подбородок в ворот кимоно.
- Ничего особенного.
- Значит, мама просто хотела посмотреть на тебя?
В тоне сестры Синтаро уловил раздражение. Но ничего не ответил, лишь горько усмехнулся.
- Ё-тян, не побудешь ночью с больной? - После непродолжительного молчания, зевнув, обратилась к Ёити тетушка.
- Хорошо... Сестра тоже обещала побыть этой ночью с матерью...
- А ты, Син-тян?
О-Кину из-под припухших век посмотрела на Синтаро.
- Мне все равно, не знаю.
- Син-тян, как всегда, колеблется. Я думала, поступление в колледж прибавит ему решительности...
- Наверно, он просто устал,- с укором ответила О-Кину тетушка.
- Тогда пусть сейчас ложится спать. Тем более что дежурить придется, наверно, не одну ночь...
- Ну что ж, пойду спать, ладно?
Синтаро поднес спичку к сигарете брата. Только что он видел умирающую мать и поэтому ненавидел себя за эту услужливость...
6
Синтаро поднялся на второй этаж и около двенадцати лег. Он действительно очень устал, тетушка не зря сказала. Но, погасив свет, долго еще ворочался с боку на бок.
Рядом тихо посапывал Кэндзо. Впервые за последние несколько лет он спал в одной комнате с отцом. Неужели раньше он не храпел, недоумевал Синтаро, глядя на спящего отца.
Перед Синтаро неотступно стоял образ матери - воспоминания о ней его преследовали. Воспоминания были самые разные, и приятные, и неприятные. Но все одинаково печальны. "Все прошло. И хорошее, и плохое",- думал Синтаро, стараясь поудобнее пристроить на подушке голову с коротко остриженными волосами.
...Однажды, когда Синтаро еще учился в начальной школе, отец купил ему новую фуражку. С большим козырьком и высокой тульей, о такой Синтаро давно мечтал. Увидев ее, сестра О-Кину сказала отцу, что в будущем месяце будет репетиция хора и ей нужно сшить кимоно. Отец расхохотался и пропустил ее слова мимо ушей. Сестра разозлилась. Отвернувшись от отца, она стала ворчать:
- Ты любишь одного Син-тяна.
Отец все еще продолжал улыбаться.
- Одно дело фуражка, другое - кимоно.
- А мама на что? Она недавно сама сшила хаори.
Сестра снова повернулась к отцу и зло глянула на него.
- Но я ведь не так давно купил тебе шпильку и гребень.
- Да, купил. Ну и что, ты и должен был купить.
Сестра вытащила из волос шпильку, украшенную искусственными белыми хризантемами, и швырнула на пол.
- Возьми свою шпильку.
Отец поморщился.
- Не делай глупостей.
- Чего же ждать от меня, глупой? Я глупая, не то что Син-тян. И моя мама была глупой...
Побледневший Синтаро оказался свидетелем это сцены. Когда сестра расплакалась, он молча подобрал с пола шпильку и стал нервно обрывать лепестки с цветка.
- Что ты делаешь, Син-тян?
Сестра как безумная схватила его за руку.
- Ты же сама сказала, что шпилька тебе не нужна. А раз не нужна, не все ли равно, что я с ней делаю? Женщины любят ссориться, ну и ссорься, пожалуйста...
Синтаро поднял рев, и они с сестрой стали драться, вырывая друг у друга шпильку, пока на цветке не осталось ни одного лепестка... Сейчас Синтаро удивительно отчетливо представил себе душевное состояние сестры, лишившейся матери...
Синтаро стал прислушиваться. Кто-то, стараясь неслышно ступать, поднимался по темной лестнице... Вдруг раздался голос Мицу:
- Господин.
Кэндзо, который, казалось, спал, сразу же поднял голову с подушки.
- Что случилось?
- Вас зовет госпожа.
- Хорошо. Иду.
После ухода отца Синтаро неподвижно застыл на постели с широко открытыми глазами, прислушиваясь к тому, что делается в доме. И почему-то в его памяти вдруг всплыло далекое светлое воспоминание, никак не связанное с трагичностью этой минуты.
...Это тоже случилось в то время, когда он учился в начальной школе; мать взяла его с собой на кладбище на могилу отца. Был солнечный воскресный полдень - среди сосен и живой изгороди ярко белели цветы магнолий. Мать подошла к небольшой могилке и сказала, что это могилка отца. Синтаро остановился и слегка склонил голову.
- Надеюсь, больше ничего от меня не требуется?
Поливая могилу, мать с улыбкой на него посмотрела.
- Ничего.
К отцу, которого он не знал, Синтаро относился с теплотой. Но этот жалкий каменный столбик не вызывал в нем никаких чувств.
Мать постояла еще некоторое время, сложив руки. Вдруг раздался выстрел духового ружья. Синтаро, стоявший за спиной матери, пошел в ту сторону, откуда донесся выстрел. Обойдя живую изгородь, он очутился на узкой тропинке - там мальчик, с виду старше Синтаро, державший духовое ружье, и двое его младших братьев с жалостью смотрели на вершину какого-то дерева, которую, точно дымом, обволокло начавшими распускаться почками...
В это время послышались шаги на лестнице. Синтаро с тревогой приподнялся на постели.
- Кто это?
- Ты не спишь?
Это был голос Кэндзо.
- Что случилось?
- Я ходил вниз, меня мама звала.
Отец произнес это с унылым видом и снова лег в постель.
- Зачем она тебя звала, ей хуже?
- Нет, просто хотела сказать мне, чтобы я завтра если пойду на фабрику, надел летнее кимоно, которое лежит в верхнем ящике комода.
Синтаро жалел мать. Хоть она и была женой совершенно чужого ему человека.
- Как все это тяжело! Она так страдает.
- Может быть, попросить Тодзаву-сан сделать ей еще укол?
- Нет, пожалуй, нельзя так часто делать уколы.
- Ну что ж, нельзя так нельзя, но все равно как-то надо облегчить ее страдания.
Синтаро казалось, что Кэндзо пристально смотрит на него.
- Твоя мать святая женщина... за что же на ее долю выпали такие муки?
Оба помолчали.
- Наверно, никто еще не ложился?
Синтаро стало невыносимо вот так молчать, в темноте, глядя друг на друга.
- Тетушка уже легла. Не знаю только, уснула или нет...
Сказав это, отец вдруг приподнял голову и стал прислушиваться.
- Папа, мама что-то...
Теперь это был тихий голос О-Кину, поднявшейся до середины лестницы.
- Иду.
- Я тоже встану.
Синтаро накинул на плечи ночное кимоно.
- Можешь лежать. Если понадобится, я сразу же тебя позову.
Отец стал быстро спускаться по лестнице вслед за О-Кину.
Какое-то время Синтаро сидел на постели, потом встал и зажег свет. Снова сел и стал осматривать освещенную тусклой лампой комнату. Возможно, мать позвала отца просто так, хочет, чтобы он побыл с ней... Это вполне вероятно.
Неожиданно взгляд Синтаро упал на валявшийся под столом исписанный листок бумаги. Он поднял листок:
- Посвящаю М...ко ...
Дальше шло стихотворение Ёити.
Бросив листок, Синтаро лег, закинув руки за голову. Перед ним отчетливо всплыло миловидное лицо Мицу...
7
Когда Синтаро проснулся, в комнате, куда сквозь щели в ставнях проникал слабый свет, сестра и отец о чем-то тихо разговаривали. Синтаро вскочил, будто от толчка.
- Тебе надо немного поспать,- сказал Кэндзо О-Кину и поспешно сбежал с лестницы.
За окном слышался шум, будто на черепичную крышу низвергался водопад. Ливень... Думая об этом, Синтаро стал быстро одеваться. О-Кину, с распущенным оби, ехидно сказала ему:
- Син-тян, доброе утро.
- Доброе утро. Как мама?
- Ночь была очень тяжелой...
- Не спала?
- Сказала, что хорошо поспала, но я видела, что она и пяти минут не вздремнула. И говорила такие странные вещи... Мне всю ночь было не по себе.
Одевшись, Синтаро вышел на лестницу, но вниз не стал спускаться. В той части кухни, которая была видна сверху, Мицу, подверпув подол, протирала пол тряпкой... Услыхав голос Синтаро и О-Кину, она поспешно одернула кимоно. Синтаро взялся за медные перила, но все не решался спуститься вниз, точно ему что-то мешало.
- Какие же странные вещи говорила мама?
- Полдюжины. Разве полдюжины не все равно, что шесть штук?
- Это у нее с головой неладно... А как сейчас?
- Пришел Тодзава-сан.
- Так рано?
Мицу вышла из кухни, и Синтаро стал медленно спускаться по лестнице.
Через несколько минут он уже был в комнате больной, Тодзава сам только что сделал ей укол дигитамина. Мать, которую сиделка укрывала после укола, металась по подушке - отец говорил об этом вчера вечером.
- Пришел Синтаро.
Это громким голосом сказал матери Кэндзо, сидевший рядом с Тодзавой, и сделал Синтаро знак глазами.
Синтаро сел напротив отца, и, скрестив руки на груди стал смотреть на мать.
- Возьми ее руку.
Синтаро послушно спрятал в своих ладонях руку матери. Она была холодной и неприятно влажной.
Увидев сына, мать чуть кивнула ему и сразу же перевела взгляд на Тодзаву.
- Доктор, плохи, наверно, мои дела. Вот и руки стали неметь.
- Это ничего. Потерпите еще день-другой.- Тодзава мыл руки,- Скоро вам станет лучше... О-о, сколько здесь всего!
На подносе, стоявшем у постели матери, лежали талисманы Удзиками из синтоистского храма Дайдзингу, талисманы Тайсяку из буддийского храма в Сибамата... Взглянув искоса на поднос, мать ответила прерывающимся голосом, будто задыхаясь.
- Ночью мне было очень плохо... А сейчас боли почти утихли...
Отец чуть слышно сказал сиделке:
- По-моему, у нее стал заплетаться язык.
- Видимо, во рту пересохло... Дайте ей водички.
Синтаро взял у сиделки смоченную в воде кисточку и несколько раз провел ею во рту у матери. Мать прижала языком кисточку и проглотила капельку воды.
- Я еще зайду. Никаких оснований для беспокойства нет.- Тодзава громко сказал это, повернувшись к больной, и, закрывая свой чемоданчик, обратился к сиделке: - В десять часов сделайте укол.
Сиделка поморщилась и что-то пробурчала.
Синтаро с отцом пошли провожать Тодзаву. В соседней комнате, как и вчера, уныло сидела тетушка. Проходя мимо, Тодзава непринужденно ответил на ее приветствие и заговорил с Синтаро:
- Как идет подготовка к экзаменам? - Тут же сообразив, что он ошибся, доктор весело улыбнулся.- Простите. Я имел в виду вашего младшего брата.
Синтаро горько усмехнулся.
- В последнее время, встречаясь с вашим братом, я говорю с ним только об этом. Наверно, потому, что мой сын тоже готовится к экзаменам...
Когда Тодзава шел через кухню, он все еще весело улыбался.
После ухода доктора, скрывшегося за сплошной пеленой дождя, Синтаро, оставив отца в магазине, поспешно вернулся в столовую. Теперь рядом с тетушкой там сидел с сигаретой в зубах Ёити.
- Хочешь спать?
Синтаро присел к жаровне.
- Сестра уже спит. Ты тоже ложись.
- Ладно... Всю ночь курил, даже язык щиплет.
Морщась, Ёити с унылым видом бросил в жаровню недокуренную сигарету.
- Как хорошо, что мама перестала стонать.
- Ей, кажется, лучше.
Тетушка зажгла сухой спирт в грелке.
- До четырех часов ей было плохо.
Из кухни выглянула Мицу, причесанная на прямой пробор.
- Простите. Господин просит вас зайти в магазин.
- Хорошо, хорошо, сейчас иду.
Тетушка протянула Синтаро грелку.
- Син-тян, зайди к маме.
Сказав это, она вышла, вслед за ней, подавляя зевок, поднялся и Ёити.
- Пойду посплю немного.
Оставшись один, Синтаро положил грелку на колени и задумался. О чем - он и сам не знал. Шум ливня, низвергавшегося на невидимую крышу с невидимого неба,- единственное, что его сейчас заполняло.
Неожиданно вбежала сиделка.
- Идите кто-нибудь. Хоть кто-нибудь...
Синтаро вскочил и в тот же миг влетел в комнату больной. Он обнял О-Рицу, прижал к себе.
- Мама, мама.
Лежа в его объятиях, мать дернулась несколько раз. В уголках губ выступила пена.
- Мама.
В те секунды наедине с матерью Синтаро громко звал ее, жадно всматривался в лицо умершей.
1920, октябрь - ноябрь
Странная встреча
1
-Рэн стала содержанкой и в начале зимы 1895 года поселилась на улице Ёкоами в районе Хондзё. Снятый для нее крохотный одноэтажный домик стоял на берегу реки у моста Окураба. Когда она смотрела из сада на реку, на умиротворенный, спокойный пейзаж, совсем не похожий на городской, он не казался ей унылым: там, где сейчас станция Рёгоку, тянулись, заслоняя пасмурное, готовое пролиться дождем небо, густые заросли кустов и деревьев. Но по ночам, если с О-Рэн не было господина, ей становилось порой невыразимо тоскливо.
- Бабушка, кто это кричит?
- Это? Кваква.
Так О-Рэн, когда ей было не по себе, переговаривалась со служанкой, поддерживая в лампе огонь.