- Нет, я попрошу вас войти внутрь. В нашем огромном доме никто не сумеет вас отыскать. Я в этом уверена. Даже моя комната достаточно велика, чтобы вас в ней спрятать.
Безмерное счастье охватило Гимпэя. Вскоре он действительно воспользовался предложением Хисако, но был обнаружен родителями, и ему с позором пришлось бежать из ее дома.
С той поры минули годы, время отдалило их друг от друга, и все же, когда его столкнул с дамбы студент - возлюбленный той девушки с собакой, - Гимпэй, глядя на розовый закат, назвал ее имя. "Хисако, Хисако!" - тоскливо повторял он, возвращаясь в свое жилище. Дамба, с которой он скатился, была высотой в два человеческих роста, и он сильно ушиб плечо.
Но на следующий вечер его неудержимо потянуло туда, где по тропинке прогуливалась девушка с собакой. Эта чистая девушка осталась к нему безразличной, а ведь он, собственно, не собирался причинить ей ни малейшего вреда, с грустью думал Гимпэй. Грусть была сродни той, что приходит, когда глядишь на улетающих диких гусей… Либо когда следишь за уходящим в прошлое сверкающим потоком времени. Его собственная жизнь может прерваться завтра, да и красота девушки не вечна.
Теперь Гимпэй не мог бродить по дороге на косогоре, где росли гинкго, поскольку студент, с которым он вчера заговорил, наверняка запомнил его. А уж тем более не решался он подняться на дамбу, где тот, по-видимому, будет опять дожидаться прихода девушки. Поэтому Гимпэй решил спрятаться во рву между тропинкой и оградой особняка, некогда принадлежавшего аристократу. Если его там случайно обнаружит полицейский, Гимпэй всегда сможет оправдаться, что свалился в ров, будучи нетрезвым, или его столкнул туда хулиган, а он ушибся и не в силах выбраться. Все же сказаться пьяным безопасней, решил Гимпэй, и, чтобы это выглядело натуральней, перед выходом из дома хлебнул спиртного.
Накануне, разглядывая ров, Гимпэй решил, что он достаточно глубок, но, спустившись в него, убедился, что ров не столько глубокий, сколько широкий. Стены его, как и дно, были выложены камнем. В щелях между камнями росла трава. На дне - прошлогодние палые листья. Если прижаться к той стене, что ближе к тропинке, то идущий мимо навряд ли сможет его заметить, решил Гимпэй. Постояв во рву около получаса, он почувствовал, что ждать дольше невмоготу: еще немного - и он вопьется зубами в каменную стенку. Чуть в стороне он заметил кустики фиалок, росшие между камнями. Он придвинулся к ним, перекусил стебли зубами и сжевал. Глотать фиалки оказалось нелегко. Гимпэй тихо застонал, с трудом сдерживая подступившие к глазам слезы.
Наконец у подножия косогора появилась вчерашняя девушка с собакой. Раскинув руки и уцепившись за каменный выступ, Гимпэй слегка подтянулся и высунул голову. Руки дрожали, и ему казалось, что камни вот-вот обрушатся. Сердце колотилось о камни так сильно, что, казалось, еще мгновенье - и оно выскочит из груди.
На девушке был тот же свитер, что накануне, но вместо джинсов - ярко-красная юбка, на ногах - элегантные туфли. Белое и ярко-красное плыло на фоне молодой зелени, постепенно приближаясь к Гимпэю. Когда девушка проходила мимо него, он запрокинул голову и увидел прямо перед глазами ее белые руки. Снизу он успел заметить безупречную линию ее подбородка и, тихо застонав от восхищения, закрыл глаза.
- А вот и он… - пробормотал Гимпэй. Открыв глаза, он заметил вчерашнего студента, ожидавшего девушку на дамбе. Вскоре девушка присоединилась к нему, и отсюда, из рва, Гимпэй еще долго видел, как две фигуры плыли по дамбе в высокой траве, удаляясь от него все дальше и дальше. До позднего вечера Гимпэй дожидался в своем укрытии возвращения девушки, но она так и не появилась. По-видимому, студент рассказал ей о встрече со странным человеком, и они прошли другой дорогой.
С тех пор Гимпэй много раз приходил сюда, бродил по тропинке, вдоль которой росли гинкго, часами лежал в густой траве на дамбе, поджидая девушку, но она больше не появлялась. Воспоминания о ней гнали его сюда даже по ночам. Молодые листья гинкго росли быстро, при лунном свете черные кроны деревьев отбрасывали пугающие тени на асфальтовую дорогу. Они напоминали Гимпэю ночную темноту озера близ его деревни, которая пугала его в детстве, заставляя в страхе убегать под защиту родного дома…
Однажды со дна рва Гимпэю послышалось мяуканье. Он остановился и заглянул в ров. Там на дне стоял ящик, в котором копошились крохотные существа.
- Удобное место, где можно оставлять новорожденных котят, - пробормотал Гимпэй. Кто-то сунул их в ящик и бросил в ров. Сколько же их там? Бедные существа, они будут мяукать, пока не сдохнут от голода. Подумав о том, что он и сам похож на этих брошенных котят, Гимпэй долго еще прислушивался к их мяуканью.
С того вечера девушка туда так и не приходила. В начале июня Гимпэй прочитал в газете, что в одном из водоемов - он находился невдалеке от известного ему косогора - устраивают ловлю светлячков. На этом водоеме была лодочная станция. Гимпэй твердо верил, что девушка придет поглядеть, как ловят светлячков. Тем более что дом ее где-то поблизости - иначе вряд ли она приходила бы сюда на прогулку с собакой.
На берегу озера близ деревни, откуда была родом мать Гимпэя, тоже было много светлячков, и он вместе с нею часто ходил ловить их. Когда его укладывали в постель, окруженную противомоскитной сеткой, он выпускал светлячков. Так же поступала и Яёи. Фусума были раздвинуты, и Гимпэй видел ее в соседней комнате в постели, под такой же сеткой. Они спорили, кто больше поймал, но светлячки все время перелетали с места на место и сосчитать их было трудно.
- До чего же ты хитрый, Гимпэй! Почему ты всегда хитришь? - сердилась Яёи и, поднявшись с постели, грозила ему кулачком, а потом, войдя в раж, колотила руками по сетке, с которой светлячки разлетались в разные стороны. Ухватившись за сетку, она топала ногами, ее коротенькое спальное кимоно с узкими рукавами распахивалось, и тогда взгляду Гимпэя открывались белые ноги девочки. Сетка прогибалась в сторону Гимпэя, и Яёи казалась ему прекрасным призраком, привидением, бьющимся в голубых тенетах.
- Сегодня ты поймала больше, чем я. Обернись назад и погляди! - признавался Гимпэй.
Яёи оборачивалась и задорно выкрикивала:
- Само собой - больше!
Она трясла противомоскитную сетку, огоньки светлячков метались туда и сюда, и впечатление было такое, словно их великое множество.
Гимпэй до сих пор помнит, что в тот вечер на Яёи было спальное кимоно с узором из крупных крестиков. Но что делала его мать, которая была рядом? Ругала ли она Яёи за шум, который та подняла? И выговаривала ли дочери мать Яёи? Она ведь спала с ней под Одной сеткой. Вместе с ними, кажется, находился и ее младший братишка… Ничего этого Гимпэй не помнил. В памяти сохранилась только Яёи.
По сей день его время от времени посещало видение: вспыхнула молния в ночной тьме над озером - такая яркая, что мгновенно высветила водную гладь до самых отдаленных уголков. Когда она угасла, на берегу стали видны огоньки светлячков. Может, эти огоньки - продолжение видения, а может, и нет. Ведь такие молнии часто бывали в их краях летом, когда светлячки появляются во множестве. Гимпэй не думал, конечно, что есть какая-то связь между светлячками и душой утонувшего в озере отца, но все же их огоньки в тот миг, когда молния угасала и озеро вновь окутывала тьма, вызывали неприятное ощущение. И хотя Гимпэй понимал, что это только видение и на самом деле такого не бывает, эта огромная неподвижная масса воды, внезапно вспыхивающая среди ночи от мгновенного зигзага молнии, всякий раз вызывала в нем ужас, казалась ему некой зловещей игрой природы, воплем агонизирующего времени. У него было такое ощущение, будто молния пронзала его самого, ярким светом высвечивая все мироздание. То же самое испытал он и когда впервые познал Хисако - между ними словно возник электрический разряд.
Гимпэя поразила тогда ее удивительная смелость. В чем-то она была сродни вспышке молнии. И та же смелость Хисако позволила Гимпэю войти в ее дом, очутиться в ее комнате.
- До чего же большой у вас дом. Если придется бежать, заплутаешься, - пошутил тогда Гимпэй.
- Не беспокойтесь, я провожу вас. А можно выпрыгнуть через окно.
- Со второго-то этажа? - испуганно пробормотал он.
- А я свяжу несколько поясов, и вы с их помощью преспокойно спуститесь вниз.
- А собака у вас есть? Я терпеть не могу собак.
- Нет.
Хисако едва прислушивалась к тому, что говорил Гимпэй. Она глядела на него сияющими глазами.
- Я знаю, что не смогу выйти за вас замуж, - сказала она, - но пусть хоть один-единственный раз мы останемся С вами вдвоем в этой комнате. Мне надоели наши тайные встречи, надоело от всех прятаться в траве за оградой.
- Слова "прятаться в траве" могут означать только то, что они означают, но теперь их стали употреблять еще и в смысле "уходить в иной мир", "сходить в могилу".
- Правда? - Хисако без особого интереса восприняла этот экскурс в филологию.
- Собственно, теперь, когда меня выгнали и я больше не учитель родного языка, это не имеет значения…
Гимпэй разглядывал роскошно обставленную в западном стиле комнату своей бывшей ученицы и чувствовал себя не лучше, чем преступник, которого преследуют по пятам.
Пока он шел за Хисако от дверей ее нового колледжа до ворот этого дома, его настроение переменилось. Он понимал: то, что он сейчас идет за ней во второй раз, - всего лишь игра, правила которой заранее известны Хисако, и она лишь делает вид, будто ей все внове. Но теперь она целиком и полностью ему принадлежала, и он с радостью принял эту игру - ведь ее придумала Хисако.
- Подождите меня здесь, - прошептала она, крепко сжимая руку Гимпэя. - Сейчас у нас ужин, но я постараюсь вернуться как можно скорее.
Гимпэй притянул Хисако к себе и поцеловал в губы. Хисако хотела, чтобы этот поцелуй длился вечно. Она так крепко прижалась к Гимпэю, что ему с трудом удалось удержаться на ногах.
- Чем вы займетесь в мое отсутствие?
- Не знаю. У тебя есть альбом с твоими фотографиями?
- Нет ни альбома, ни даже дневника. - Хисако покачала головой.
- Ты никогда не рассказывала мне о своем детстве.
- Ничего в нем не было интересного.
Хисако вышла из комнаты, не утерев даже губы после поцелуя. Как сейчас она будет смотреть в глаза родителям? - подумал Гимпэй. За занавеской, скрывавшей нишу в стене, он обнаружил умывальник, пустил слабую струю воды, тщательно вымыл лицо и руки, прополоскал рот. Он хотел было снять носки и вымыть ноги, но не решился сунуть их в умывальник, где Хисако мыла лицо. Собственно, от того, что он вымоет ноги, они не станут менее уродливы. Напротив, их безобразие проступит еще отчетливее.
Никто бы не догадался об их свидании, не займись Хисако приготовлением бутербродов для Гимпэя. И уж верхом дерзости было то, что на виду у всех она пронесла к себе в комнату кофе на серебряном подносе.
Не успела она поставить поднос на стол, как в дверь постучали. Хисако решительно и даже с упреком спросила: - Это вы, мама?
- Да.
- У меня гость, и прошу нас не тревожить.
Кто у тебя?
- Мой учитель, - тихо, но в то же время твердо ответила Хисако.
Гимпэй встал, подхваченный порывом неистовой ярости. Будь у него в руках пистолет, он не задумываясь выстрелил бы Хисако в спину… Он стреляет! Пуля пронзает ее насквозь и попадает в мать по ту сторону двери. Обе падают на спину, но Хисако красивым движением успевает повернуться к нему лицом, валится к его ногам и обнимает его колени. Из ее раны хлещет кровь, стекая по его ногам. В одно мгновенье грубая темная кожа на его подошвах становится шелковистой, прекрасной, как лепестки роз, и даже длинные обезьяньи пальцы, торчащие в разные стороны, словно погнутые зубцы гребня, омытые теплой кровью Хисако, становятся ровными и красивыми, как у манекена. Гимпэй спохватывается, что у Хисако не может быть столько крови, и видит, что кровь стекает также из раны у него в груди. Он теряет сознание и чувствует, будто его уносит на пятицветные облака, на которых восседает Будда Амида, собирая души истинно верующих… Все это видение длилось один короткий миг.
"Кровь моей дочери примешана к лекарству от экземы, которое она принесла для вас в школу", - раздается голос отца Хисако, и Гимпэй в ужасе замирает. Но это ему только послышалось.
Когда Гимпэй пришел в себя, он увидел грациозную фигурку Хисако у двери, и страх прошел. За дверью воцарилась тишина. Гимпэю показалось, будто дверь вдруг стала прозрачной, и он видит мать Хисако, трясущуюся под упорным взглядом дочери. Жалкая курица, у которой цыпленок выщипал перья! Из коридора донеслись нерешительно удаляющиеся шаги. Хисако быстро заперла дверь на ключ, потом повернулась и, прислонившись к ней спиной, заплакала.
Не прошло и нескольких минут, как в коридоре послышались тяжелые шаги. Вместо матери теперь к двери подошел отец и стал раздраженно дергать за ручку.
- Хисако, слышишь, открой! Немедленно открой!
- Я сейчас поговорю с твоим отцом, - сказал Гимпэй.
- Не надо.
- Почему? Ведь другого выхода нет.
- Я не хочу, чтобы отец вас увидел.
- Но я ничего не сделаю дурного. У меня даже пистолета с собой нет.
- Не хочу! Бегите через окно.
- Через окно?! Ну что же, попытаюсь. Ноги-то у меня как у обезьяны.
- В ботинках спускаться опасно.
- Я их снял.
Хисако взяла из шкафа несколько поясов и начала их связывать. Отец стучал в дверь все громче.
- Подождите минутку, я сейчас открою. И не волнуйтесь, пожалуйста! Мы не собираемся здесь покончить жизнь самоубийством или совершить что-нибудь дурное.
- Что?! Как смеешь ты так говорить с отцом?!
Слова Хисако все же подействовали на него, и стук в дверь прекратился.
Крепко намотав конец импровизированной веревки на обе руки, она кинула ее за окно и со слезами на глазах поглядела на Гимпэя. Он коснулся ее пальцев кончиком носа и стал быстро спускаться. Он хотел поцеловать ее пальцы, но, потому что все время с опаской поглядывал вниз, ткнулся в них не губами, а носом. Спустившись на землю, он дважды дернул за конец, давая понять, что все в порядке. Когда он дернул во второй раз, веревка, никем не удерживаемая, упала к его ногам.
- Ты даришь эти пояса мне? Спасибо, я их возьму на память! - крикнул Гимпэй.
Пробегая по саду, он на ходу быстро намотал веревку на руку. Оглянувшись, Гимпэй увидел в окне, через которое только что выбрался, две фигуры - Хисако и, по-видимому, отца. Наверно, ее отец не будет поднимать шум, подумал Гимпэй и ловко, словно обезьяна, перепрыгнул через резную решетку ворот.
Удалось ли Хисако выйти замуж после всего случившегося? - раздумывал теперь он.
С тех пор Гимпэю лишь один раз довелось встретиться с Хисако. Он часто приходил к ограде ее бывшего дома, но Хисако больше уже не ждала его, "спрятавшись в траве", не оставляла для него посланий на ограде. И все же сто не покидала надежда увидеть ее, и он время от времени заглядывал сюда даже зимой, когда трава пожухла и ее засыпало снегом.
Однажды ранней весной он, к своему крайнему удивлению, встретил там Хисако.
Но Хисако была не одна, а вместе с Ондой. В первую минуту у Гимпэя сердце радостно забилось в груди: значит, и Хисако иногда заглядывает сюда, надеясь встретиться с ним, просто до сих пор они приходили в разное время… Однако стоило ему взглянуть на удивленное лицо Хисако, и его радость угасла: она вовсе не рассчитывала его увидеть. Она назначила здесь встречу Онде. Но как могла она привести эту доносчицу сюда, на место их тайных свиданий?! Гимпэй решил быть осторожным, чтобы не наговорить лишнего…
- Учитель… - прошептала Хисако.
- А, это вы, учитель! - громко повторила Онда.
- Мисс Тамаки, неужели вы до сих пор водите дружбу с подобной личностью? - Гимпэй указал подбородком на Онду. Девушки сидели рядом, подстелив под себя нейлоновый платок.
- Хисако ходила сегодня на церемонию, посвященную окончанию колледжа, - объявила Онда, неприязненно глядя на Гимпэя.
- Вот как? На церемонию… Я ничего об этом не знал. - Он сказал больше, чем хотел.
- Учитель, с того дня я ни разу не была в колледже, - извиняющимся голосом пробормотала Хисако.
- Понимаю. - Слова девушки глубоко тронули его, но то ли из-за присутствия Онды, то ли припомнив времена, когда он еще был учителем, Гимпэй неожиданно для самого себя спросил: - Но как в таком случае вы смогли закончить колледж?
- Смогла! Помог председатель попечительного совета, - вместо нее ответила Онда, и трудно было понять, благожелательно или дурно она относится к этому факту.
- Я знаю, вы умная девушка, мисс Онда, но перестаньте вмешиваться, когда вас не спрашивают… Скажите, Хисако, председатель выступил с речью на церемонии?
- Да.
- Я давно уже не пишу речи для старого Ариты. Наверно, его сегодняшняя речь была не похожа на прежние?
- Она была краткой.
- Боже мой, о чем только они говорят? - вмешалась Онда. - Неужели вам больше нечего сказать друг другу, если вы даже встретились случайно?
- Оставьте нас вдвоем, и мы найдем о чем поговорить. Но все это не для ваших шпионских ушей. Если вам есть что сказать мисс Тамаки, говорите скорее и уходите.
- Я не доносчица. Я хотела лишь спасти мисс Тамаки от вашего вредного влияния. Именно мое письмо заставило ее сменить колледж, и, хотя Хисако потом перестала его посещать, она по крайней мере избавлена от постоянного общения с бесчестным человеком. Я очень дорожу дружбой с мисс Тамаки и буду бороться за нее, что бы вы со мной ни сделали. Мисс Тамаки ненавидит вас.
- Ну как мне с вами поступить? Уходите поскорее отсюда, покуда целы, иначе я за себя не ручаюсь.
- Я не оставлю мисс Тамаки. Она назначила свидание мне, а не вам, поэтому вы уходите.
- Вы что, приставлены следить за мисс Тамаки?
- Мне этого никто не поручал. Вы нехороший человек. - Онда отвернулась. - Пойдем отсюда, Хисако. Скажи этому беспардонному мужчине, что ты его ненавидишь и не намерена с ним встречаться.
- Будьте умницей, уйдите! Я ведь еще не закончил разговор с мисс Тамаки. - Гимпэй снисходительно погладил Онду по голове.
- Нечистоплотный человек! - Онда тряхнула головой.
- Насчет нечистоплотности вы правильно сказали. Когда, кстати, вы в последний раз мыли голову? Вам бы следовало делать это почаще, у вас от волос неприятный запах. Сомневаюсь, чтобы кто-то захотел погладить такие грязные волосы.
Онда была взбешена.
- Послушай, уходи-ка отсюда! Я ведь хулиган и могу запросто ударить женщину.
- Пожалуйста, бейте, пинайте меня, сколько хотите!
- Хорошо же! - Гимпэй ухватил ее за руку и потянул за собой. - Не возражаете? - Он обернулся к Хисако.
В ее глазах он прочитал согласие и потащил Онду на улицу.
- Что вы делаете? Отпустите меня! - упиралась Онда, пытаясь укусить его.
- Ах, ты хотела поцеловать руку бесчестного человека?
- Я укушу вас! - закричала Онда, но так и не исполнила свою угрозу.
Когда Гимпэй вывел ее на улицу, она перестала сопротивляться и пошла сама, опасаясь, как бы прохожие не обратили на них внимание. Гимпэй продолжал крепко держать ее за руку. Он остановил свободное такси.