- Ага, Дик, я знала, что вам не догнать меня! - И она потрепала по шее гнедую кобылу, которая с презрительной насмешкой повернулась в сторону коня Шелтона, раздув ноздри; бока ее бурно вздымались, постепенно темнея от пота.
- Надо ехать ровнее, если мы хотим попасть сего* дня домой, - ворчливо заметил Шелтон, соскакивая на землю, чтобы ослабить подпругу.
- Не злитесь, Дик!
- Нельзя так гнать лошадей, они не приучены к этому. Нам лучше возвращаться домой старой дорогой.
Антония опустила поводья и поправила волосы на затылке.
- Это совсем неинтересно, - сказала она, - в оба конца по одной и той же дороге! Ненавижу такие прогулки, так только собак водят гулять.
- Хорошо, - согласился Шелтон. Он подумал, что это позволит им дольше пробыть вместе.
Дорога шла все вверх и вверх; с вершины холма открывался вид на леса и пастбища. Вниз они спускались по просеке, и Шелтон подъехал так близко к девушке, что его колено касалось бока ее лошади.
Он смотрел на профиль Антонии и грезил. Она была сама юность блестящие невинные глаза, пылающие щеки и безмятежный лоб; но в улыбке ее и в повороте головы было что-то решительное и недоброе. Шелтон протянул руку и дотронулся до гривы ее лошади.
- Почему вы дали обещание выйти за меня замуж? - спросил он.
Она улыбнулась.
- А вы?
- Я? - воскликнул Шелтон.
Она погладила его по руке.
- Ах, Дик! - вздохнула она.
- Я хочу быть для вас всем на свете, - задыхаясь, сказал он. - Вы думаете, это возможно?
- Конечно!
Конечно! Это слово могло означать и очень много и очень мало.
Антония посмотрела вниз на реку, сверкавшую под откосом извилистой серебряной лентой.
- Дик, у нас может быть такая изумительная жизнь! - сказала она.
Хотела ли она этим сказать, что они поймут друг друга, или же им, по освященному веками обычаю, суждено только разыгрывать взаимное понимание?
Они перебрались через реку на пароме и долго ехали молча; за осинами медленно сгущались сумерки. И Шелтону мнилось, что вся красота этого вечера - трепещущие листья деревьев, торжественный молодой месяц в небе, освещенные им венчики горицвета - лишь отражение красоты Антонии; пряные запахи, таинственные тени, странные шорохи, доносящиеся с полей, посвистывание деревенских парней и всплески водяных птиц - все было полно неизъяснимого очарования. Мелькание летучих мышей, смутные контуры стогов сена, аромат шиповника - все было для него Антонией. Темные круги у нее под глазами обозначились резче, какая-то истома овладела ею, и оттого она казалась еще милее и моложе. На ней как бы лежал отпечаток их родины - суровой и гордой, энергичной и сдержанной, - такой была Англия, пока на лице ее не появилась гримаса алчности, плечи ее не окутала тога богатства и на губах не заиграла улыбка самонадеянности. Прекрасная, беззаботная, свободная!..
Шелтон молчал, и только сердце его стучало.
ГЛАВА XXVI
ПТИЦА ПЕРЕЛЕТНАЯ
В тот вечер, после прогулки, когда Шелтон уже собрался ложиться спать, взгляд его упал на письмо Феррана, и он, побуждаемый смутным чувством долга, стал перечитывать его, борясь со сном. В темной, обшитой дубом спальне мягкий свет свечей падал на кровать с колонками, под балдахином из алого штофа, застланную тончайшими простынями. Медный кувшин с горячей водой, стоявший на умывальнике, серебряная оправа щеток, начищенные башмаки - все кругом блестело; мрачно было только лицо Шелтона, склоненное над желтоватой бумагой, которую он держал в руке.
"Бедняге, конечно, нужны деньги", - подумал он. Но почему надо без конца помогать человеку, которому он ничем не обязан, человеку безнадежному, неисправимому? Пусть тонет; долг Шелтона перед обществом - не протягивать ему руку помощи. Утонченные манеры этого бродяги разжалобили Шелтона, тогда как деньги эти следовало бы пожертвовать больницам или любым другим благотворительным учреждениям, но только не иностранцам. Оказывать помощь человеку, не имеющему на то никаких прав, уделять ему частицу себя - пусть даже это выражается в дружеском кивке головой, - и все только потому, что этому человеку не повезло… какая сентиментальная глупость! Пора положить этому конец! Но в ту минуту, когда Шелтон пробормотал эти слова, в нем шевельнулась врожденная честность. "Какое лицемерие! - подумал он. - Тебе, голубчик, просто жаль расстаться с деньгами!"
И вот Шелтон, как был, без сюртука, подсел к столу н на бумаге с адресом и гербом Холм-Окса написал Феррану записку:
"Дорогой Ферран!
Мне очень жаль, что дела Ваши плохи. Вам, видно, чертовски не везет. Надеюсь, что, когда Вы получите эти строки, дела Ваши уже поправятся. Мне очень хотелось бы снова встретиться с Вами и поговорить, но я еще некоторое время пробуду вне Лондона и сомневаюсь, смогу ли я, даже когда вернусь, заехать навестить Вас. Держите меня au courant всех Ваших передвижений. Посылаю Вам чек.
Искренне Ваш Ричард Шелтон".
Тут внимание Шелтона отвлекла залетевшая в комнату ночная бабочка, которая принялась кружить около свечи; пока Шелтон ловил ее и выпускал на свободу, он успел забыть, что не вложил чека в конверт. Утром, когда он еще спал, лакей, придя чистить его платье, забрал вместе с ним и письмо. Так оно и пошло без чека.
Однажды утром, неделю спустя, Шелтон сидел в курительной с джентльменом по имени Мэбби, который рассказывал ему, скольких куропаток он лишил жизни 12 августа прошлого года и скольких собирается лишить жизни 12 августа в этом году, как вдруг дверь отворилась и вошел дворецкий с таким видом, словно собирался сообщить некую роковую тайну.
- Вас спрашивает какой-то молодой человек, сэр, - тихо сказал он, наклоняясь к Шелтону. - Но не знаю, пожелаете ли вы принять его, сэр.
- Молодой человек? - повторил Шелтон. - Что за молодой человек?
- Я сказал бы, что он похож на иностранца, сэр, - извиняющимся томом сказал дворецкий. - Он в сюртуке, но выглядит так, словно немало прошел пешком.
Шелтон поспешно встал: описание незнакомца не предвещало ничего хорошего.
- Где он?
- Я провел его в заднюю комнатку на половине молодых леди, сэр.
- Хорошо, - сказал Шелтон. - Я сейчас выйду к нему…
"Какого черта!" - подумал он, сбегая по лестнице.
Со странной смесью удовольствия и досады вошел Шелтон в маленькую комнатку, где помещались пернатые и четвероногие любимцы молодых обитательниц дома, их теннисные ракетки, клюшки для гольфа и прочее девичье хозяйство. Ферран стоял под клеткой с канарейкой, сжимая обеими руками шляпу и растерянно улыбаясь. На нем был старый сюртук Шелтона, доверху застегнутый; он выглядел бы совсем франтом, если бы не следы утомительного путешествия пешком. К тому же он надел пенсне, несколько скрадывавшее циничное выражение его голубых глаз и вместе с тем не вполне соответствовавшее всему его облику нечестивца и смутьяна. Но даже среди этой чуждой для него обстановки он производил впечатление человека, сознающего, что он делает, и распоряжающегося своей судьбой, - а это и привлекало в нем больше всего.
- Рад вас видеть, - сказал Шелтон, протягивая ему руку.
- Простите мою бесцеремонность, - начал Ферран, - но после всего, что вы для меня сделали, я считал своим долгом предупредить вас о своем отъезде из Англии, если у меня не хватит больше сил искать здесь работу. Деньги мои совсем подходят к концу.
Шелтону показалось, что он уже слышал однажды последнюю фразу.
- Но я писал вам, - сказал он. - Разве вы не получили моего письма?
Легкая судорога передернула лицо скитальца; он достал из кармана письмо и протянул его Шелтону.
- Вот оно, мосье.
Шелтон с удивлением уставился на письмо.
- Но ведь я посылал чек! - сказал он.
Ферран без улыбки смотрел на Шелтона, словно тот нанес ему тяжкое оскорбление, забыв вложить чек в конверт.
Шелтон невольно бросил на него недоверчивый взгляд.
- Я… я же собирался вложить чек, - сказал он.
Ферран, у которого хватило такта промолчать, лишь скривил губы. "Я способен на многое, но только не на это", - казалось, хотел он сказать. И Шелтон тотчас почувствовал всю низость своих сомнений.
- Как это глупо у меня вышло, - сказал он.
- Я не собирался являться сюда без приглашения! - воскликнул Ферран. Я надеялся встретиться с вами где-нибудь поблизости, но, когда добрел сюда, почувствовал, что изнемогаю от усталости. Последний раз я ел вчера в полдень, а прошел я тридцать миль… - Он передернул плечами. - Вам теперь понятно, почему я должен был как можно скорее удостовериться, что вы здесь.
- Да, конечно… - начал было Шелтон и тотчас запнулся.
- Хотел бы я, - продолжал молодой иностранец, - чтобы кто-нибудь из ваших милейших законодателей оказался в этих местах с одним пенни в кармане. В других странах булочники обязаны продавать покупателю столько хлеба, сколько ему нужно, даже если ему нужно хлеба на пенни, а тут они не продадут и корки дешевле, чем за два пенса. У вас не поощряют бедности.
- Что вы думаете теперь делать? - спросил Шелтон, чтобы выиграть время.
- Как я уже писал вам, в Фолкстоне мне делать нечего, хотя я и пожил бы там еще, если бы у меня были деньги на оплату кое-каких расходов. Казалось, Ферран решил лишний раз упрекнуть своего покровителя за то, что тот забыл послать ему чек. - Говорят, что к концу месяца дела там должны улучшиться. Но я подумал, что теперь, когда я уже овладел английским языком, мне, может быть, удастся получить место учителя иностранных языков.
- Понятно, - сказал Шелтон.
На самом же деле он ничего не понимал и положительно не знал, как быть. Дать Феррану денег и попросить его убраться отсюда было бы слишком грубо; к тому же у Шелтона в эту минуту не было при себе ни пенса.
- Только умение философски смотреть на жизнь помогло мне пережить эту неделю, - продолжал Ферран, пожимая плечами. - В прошлую среду, когда я получил ваше письмо, у меня было ровно восемнадцать пенсов в кармане, и я решил поехать к вам. На эти деньги я и добрался сюда. Но силы мои почти иссякли.
Шелтон потер подбородок.
- Постараемся что-нибудь придумать, - начал было он, но тотчас заметил по лицу Феррана, что кто-то вошел в комнату. Обернувшись, он увидел в дверях Антонию.
- Одну минуту, - пробормотал он и, подойдя к Антонии, вышел с ней из комнаты.
Как только они очутились за дверью, она спросила с улыбкой:
- Это, конечно, тот самый молодой иностранец? Вот интересно!
- Да, - медленно ответил Шелтон. - Он пришел посоветоваться со мной насчет места учителя или чего-нибудь в этом роде. Как вы думаете, ваша матушка не будет возражать, если я проведу его наверх, чтобы он мог умыться? Он долго шел пешком. И нельзя ли дать ему позавтракать? Он, должно быть, голоден.
- Конечно! Я сейчас скажу Добсону. Хотите, я поговорю об этом с мамой? Он выглядит очень мило, Дик.
Шелтон украдкой бросил на нее благодарный взгляд и вернулся к своему гостю; что-то побудило его скрыть от Антонии истинное положение вещей.
Ферран стоял на том же месте, где его оставил Шелтон; лицо его по-прежнему хранило оскорбительно-бесстрастное выражение.
- Пойдемте ко мне! - сказал Шелтон; и, пока его гость мылся, причесывался и чистился, Шелтон, глядя на него, подумал, что у Феррана вполне приличный вид, и был признателен ему за это.
Воспользовавшись минутой, когда молодой человек стоял к нему спиной, Шелтон перелистал корешки своей чековой книжки. Никакого следа чека, выписанного на имя Феррана, естественно, не было, и Шелтон острее, чем когда-нибудь, почувствовал угрызения совести.
Миссис Деннант прислала слугу сказать, что завтрак подан; Шелтон провел Феррана в столовую и оставил его там, а сам направился к хозяйке дома. По дороге он встретил Антонию, которая спускалась вниз.
- Я не помню: сколько дней, вы сказали, он в тот раз не ел? - мимоходом спросила она.
- Четыре.
- У него далеко не заурядный вид, Дик!
Шелтон недоверчиво посмотрел на нее. "Надеюсь, они не собираются устраивать из этого спектакль!" - подумал он.
Миссис Деннант сидела за столом и писала; на ней было темно-синее платье в белый горошек, с воротничком из тончайшего батиста, отделанным черной бархаткой.
- Вы не видели мой новый гибрид? Это Алджи привез мне из Кидстона. Правда, очаровательный? - Иона наклонилась к бесподобной розе. - Говорят, это единственный в своем роде экземпляр. Мне ужасно хочется узнать, правда ли это. Я сказала Алджи, что у меня непременно должна быть такая роза.
Шелтон подумал о единственном в своем роде экземпляре, который завтракал сейчас внизу; хотел бы он, чтобы миссис Деннант проявила к нему такой же интерес, как к своей розе. Но Шелтон знал, что это желание нелепо, ибо над высшими классами властвует могущественный закон, повелевающий им непременно увлекаться чем-нибудь и куда больше интересоваться птицами, розами, миссионерами или редкостными старинными книгами в дорогих переплетах - словом, вещами, с которыми известно, как обращаться, - чем" проявлениями человеческой жизни, проходящей у них на глазах.
- Ах да, Дик! По поводу этого молодого француза… Антония говорит, что он хотел бы получить место учителя. Скажите, вы в самом деле можете рекомендовать его? Миссис Робинсон из Гейтуэйз ищет преподавателя языков для своих мальчиков; к тому же, если бы этот француз был вполне приемлем, его можно было бы взять для Тоддлса: мальчику, право, пора заняться французским; ведь он через полгода пойдет в Итон.
Шелтон внимательно посмотрел на розу; он вдруг понял, почему эти люди больше интересуются розами, нежели своими ближними, - цветами можно интересоваться со спокойным сердцем.
- Видите ли, он не француз, - сказал Шелтон, чтобы немного выиграть время.
- Но и не немец, я надеюсь, - заметила миссис Деннант, проводя рукой по лепестку розы, словно для того, чтобы лучше запомнить ее очертания. - Я не люблю немцев. Это не тот ли, о ком вы писали, - молодой человек, у которого так неудачно сложилась жизнь? Как жаль, когда это случается с такими молодыми людьми! Вы, кажется, рассказывали, что отец его был торговцем. Антония говорит, что у него вполне пристойный вид.
- О да, - поспешил подтвердить Шелтон, почувствовав наконец твердую почву под ногами. - У него вполне пристойный вид.
Миссис Деннант взяла розу и понюхала ее.
- Дивный аромат! Так это он бродил голодный по Парижу? Помню, помню, очень трогательная история! У старой миссис Хопкинс есть комната, которую она собирается сдавать. Мне бы очень хотелось оказать ей услугу. Впрочем, боюсь, что там дыра в потолке. Или вот у нас есть комната в левом крыле, внизу, где когда-то спал лакей Джон. Вполне приличная комната; может быть, поселить его там?
- Вы чрезвычайно добры, - сказал Шелтон, - однако…
- Мне хотелось бы как-то помочь ему вновь обрести чувство собственного достоинства, - продолжала миссис Деннант, - при условии, конечно, что он умен, как вы говорите, и тому подобное. Если он снова поживет в хорошем обществе, это может иметь для него огромное значение. Так грустно, когда молодой человек перестает уважать себя!
Шелтон был немало поражен тем, как практично она смотрит на жизнь. "Помочь вновь обрести чувство собственного достоинства!" Это звучало великолепно! Он улыбнулся и сказал:
- Вы слишком добры! Я думаю…
- Я не умею останавливаться на полпути, - сказала миссис Деннант. Надеюсь, он не пьет?
- Нет, что вы, - успокоил ее Шелтон. - Правда, он страстный курильщик.
- Ну, это еще ничего… Вы представить себе не можете, сколько хлопот мне доставляли пьяницы, особенно кухарки и кучера. А теперь еще и Баньян начал пить.
- О, Ферран не доставит вам никаких хлопот, - сказал Шелтон. - По манерам во всяком случае - это настоящий джентльмен!
Миссис Деннант улыбнулась мягкой, доброй улыбкой.
- Это, милый Дик, небольшое утешение, - сказала она. - Возьмите бедного Бобби Сэрсинкла, возьмите Оливера Сэмплса, Виктора Медэллиона - лучших семей просто не сыщешь!.. Впрочем, если вы уверены, что он не пьет… Алджи, конечно, будет смеяться, но это неважно, он над всем смеется.
Шелтон почувствовал себя виноватым: он никак не ожидал, что его подопечный будет так быстро принят в этой семье.
- Я, право, думаю, что в нем немало хорошего, - проговорил он, - но, конечно, я не очень много знаю о нем, а судя по тому, что он мне рассказывал, у него была прелюбопытная жизнь. Я не хотел бы…
- Где он воспитывался? - спросила миссис Деннант. - Мне говорили, что во Франции нет таких закрытых школ, как у нас, но он, конечно, не виноват в этом, бедный юноша! Ах да, Дик, еще одно: у него есть родственники? С этим нужно быть очень осторожным! Помочь одинокому молодому человеку - одно дело, но помогать еще и его семье - это уже совсем другое. Вспомните, как бывает, когда мужчины женятся на бесприданницах!
- Он говорил мне, - ответил Шелтон, - что единственные его родственники - какие-то двоюродные братья, к тому же богатые.
Миссис Деннант вынула носовой платок и, нагнувшись над розой, смахнула с нее крошечное насекомое.
- Всюду эта тля, - сказала она. - Очень грустная история! Неужели эти его родственники ничего не могут для него сделать?
И она впилась взглядом в самое сердце своей редкостной розы.
- Кажется, он с ними поссорился, - сказал Шелтон. - Мне не хотелось расспрашивать его об этом.
- Ну конечно, - рассеянно согласилась с ним миссис Деннант: она нашла еще одну тлю. - Я всегда думала, что, когда человек молод, ему должно быть очень тяжело без друзей.
Шелтон молчал, погрузившись в глубокое раздумье. Никогда еще он так не сомневался в молодом иностранце.
- Я думаю, что лучше всего вам самой на него посмотреть, - сказал он наконец.
- Прекрасно, - сказала миссис Деннант. - Будьте добры, попросите его подняться ко мне. Признаюсь, эта история о его скитаниях в Париже очень меня растрогала. Интересно, можно ли при таком освещении сфотографировать эту розу?
Выйдя из комнаты, Шелтон спустился вниз. Ферран все еще завтракал. Антония стояла у буфета и резала для него мясо, на подоконнике сидела Тея с персидским котенком на руках.
Обе девушки непроницаемыми голубыми глазами следили за каждым движением скитальца. Дрожь пробежала у Шелтона по спине. В глубине души он проклял появление Феррана, словно оно могло как-то повлиять на его отношения с Антонией.