"Ох, ничего вы не понимаете,- воскликнула она,- а я не могу объяснить. Это так мерзко. Умоляю - помогите мне. Если есть ночной поезд, посадите меня на поезд. Мне бы только до Пенанга добраться, а там уж я сяду на корабль. Мне не хватит сил провести здесь еще одну ночь. Я сойду с ума".
Я был в полном недоумении.
"Тим знает?" - спросил я.
"Я не видела Тима со вчерашнего вечера. И больше никогда не увижу. Лучше смерть".
Я попытался выиграть время.
"Как вы поедете без вещей? Вы собрали багаж?"
"Какое это имеет значение?! - нетерпеливо возразила она.- Все, что понадобится в дороге, у меня с собой".
"А деньги у вас имеются?"
"Мне хватит. Так есть ночной поезд?"
"Есть,- сказал я.- Приходит в самом начале первого".
"Слава Богу. Вы все уладите? Можно я пока побуду у вас?"
"Вы ставите меня в ужасное положение,- сказал я.- Я не представляю, как тут лучше всего поступить. Вы, знаете ли, делаете крайне серьезный шаг".
"Если б вы все узнали, то сами поняли, что по-другому нельзя".
"Ваш отъезд вызовет здесь грандиозный скандал. Трудно представить, какие пойдут разговоры. Вы подумали о том, каково будет Тиму? - спросил я; мне было тревожно и грустно.- Видит Бог, я не рвусь вмешиваться в то, что меня не касается, но раз вы желаете, чтобы я вам помог, я должен понимать, что к чему, чтобы себя не винить. Вы обязаны мне рассказать, что случилось".
"Не могу. Скажу только, что мне все известно".
Она закрыла лицо руками и вздрогнула. Затем встряхнулась, словно отгоняя от себя нечто непередаваемо мерзкое.
"Не было у него права на мне жениться. Это было чудовищно".
Голос у нее сделался пронзительный и визгливый. Я испугался, что у нее вот-вот начнется истерика. Ее хорошенькое кукольное личико было искажено от ужаса, глаза не мигая уставились в одну точку.
"Вы его больше не любите?" - спросил я.
"После такого?"
"Что вы будете делать, если я не стану вам помогать?"
"Надеюсь, тут есть священник или врач. Уж проводить-то вы меня проводите, не откажетесь".
"Как вы сюда добрались?"
"Привез старший слуга. Он откуда-то раздобыл машину".
"Тим знает, что вы уехали?"
"Я оставила ему записку".
"Он узнает, что вы у меня".
"Он не будет пытаться мне помешать. Это я вам обещаю. Он не посмеет. Ради всего святого, не пытайтесь и вы. Говорю вам, еще одна ночь здесь - и я сойду с ума".
Я вздохнул. В конце концов, она была достаточно взрослая, чтобы распоряжаться собой.
Я, записавший все это, долго молчал.
- Вы поняли, что она имела в виду? - наконец спросил я Фезерстоуна.
Он посмотрел на меня долгим измученным взглядом.
- Она могла иметь в виду только одно, то, о чем нельзя сказать вслух. Да, я понял, можете не сомневаться. Это все объясняло. Бедная Оливия. Бедная моя любимая. Вероятно, я забыл тогда о логике и здравом смысле, но эта хорошенькая белокурая малышка с затравленными глазами в ту минуту вызывала у меня одно отвращение. Я ее ненавидел. Я помолчал, потом сказал, что сделаю все, как она хочет. Она даже не сказала "спасибо". По-моему, она догадалась о моих чувствах. Когда пришла время обедать, я заставил ее поесть. Она спросила, не найдется ли комнаты, где она смогла бы прилечь до того, как нужно будет ехать на станцию. Я отвел ее в свободную спальню и оставил одну. Сам я уселся в гостиной и принялся ждать. Господи, как же медленно тянулось время. Я думал, часы никогда не пробьют двенадцать. Я позвонил на вокзал, мне сказали, что поезд придет около двух ночи. В полночь она пришла в гостиную, мы прождали с ней полтора часа. Говорить нам было не о чем, поэтому мы молчали. Потом я отвез ее на вокзал и посадил на поезд.
- А грандиозный скандал - он был или нет?
Фезерстоун скривился.
- Не знаю. Я уехал в краткосрочный отпуск, а после получил назначение на новое место. До меня дошли слухи, что Тим продал плантацию и купил другую, но я не знал, где именно. Когда я его здесь увидел, я поначалу просто опешил.
Фезерстоун встал, подошел к столу и налил себе виски сводовой. В наступившем молчании я услышал монотонное кваканье лягушачьего хора. И тут с дерева неподалеку от дома подала голос птица, которую в здешних краях прозвали "птичка-лихорадка". Сперва три ноты в понижающейся хроматической гамме, затем пять, затем четыре. Ноты, меняясь, следовали одна за другой с тупым упорством, против воли заставляя прислушиваться и вести им счет. Поскольку же угадать их число было никак невозможно, это было форменной пыткой.
- Будь она проклята, эта птица,- сказал Фезерстоун.- Значит, мне ночью не спать.
ЖИГОЛО И ЖИГОЛЕТТА
Перевод И. Бернштейн
Народу в баре было много. Сэнди Весткот выпил пару коктейлей и теперь почувствовал, что ему хочется есть. Он взглянул на часы. Скоро десять, а он был приглашен к обеду на половину десятого. Ева Баррет всегда опаздывает, как бы не пришлось ему просидеть голодным еще целый час. Он снова обернулся к бармену, чтобы заказать себе коктейль, и в это время к стойке подошел человек.
- Хэлло, Котмен,- сказал Сэнди,- выпьете со мной?
- Пожалуй, не откажусь, сэр.
Котмен был приятного вида мужчина лет, вероятно, около тридцати, маленького роста, но так ладно сложенный, что это было незаметно, в элегантном двубортном смокинге, пожалуй, зауженном в талии, и с галстуком-бабочкой, определенно великоватым. У него были густые, волнистые черные волосы, жесткие и блестящие, которые он зачесывал со лба назад, и большие жгучие глаза. Выражался он очень интеллигентно, но выговор у него был простонародный.
- Как Стелла? - спросил Сэнди.
- Отлично, сэр. Она, знаете ли, каждый раз должна немного полежать перед выступлением. Говорит, что это очень успокаивает.
- Я бы и за тысячу фунтов не согласился повторить ее фокус.
- Да уж, конечно. Никто, кроме нее, не сможет этого сделать, то есть, понятно, если с такой высоты и воды всего только пять футов.
- В жизни я не видывал такого жуткого зрелища.
Котмен хмыкнул. Он счел это замечание лестным. Стелла была его женой. Правда, проделывала трюк и рисковала жизнью она, но пламя придумал он, а ведь именно пламя особенно нравилось публике и обеспечило их номеру такой огромный успех. Стелла прыгала в резервуар с лестницы в шестьдесят футов высотой, а уровень воды в резервуаре, как он только что упомянул, был всего только пять футов. Перед самым ее прыжком на поверхность воды выливали немного бензина, и он поджигал его; пламя взмывало вверх, и она бросалась прямо в огонь.
- Пако Эспинель говорит, что у них в казино никогда еще не было такой приманки для публики,- сказал Сэнди.
- Я знаю. Он говорил, что в этом году в июле они продали столько обедов, сколько обычно продают в августе. И все, говорит, благодаря нам.
- Ну, надеюсь, вы на этом тоже кое-что сколачиваете?
- Да как вам сказать, сэр. Ведь у нас с ним заключен контракт, ну и мы, конечно, не знали, что будет такой бешеный успех. Но мистер Эспинель поговаривает о том, чтобы продлить контракт еще на месяц. Так вот, откровенно скажу вам: на прежних условиях или вроде того он нас больше не заполучит. Да мне только сегодня утром пришло письмо от одного агента, он зовет нас в Довилль.
- Вон пришли мои друзья,- сказал Сэнди.
Он кивнул Котмену и отошел. Из дверей выплыла Ева Баррет в сопровождении остальных гостей, которых она встретила еще внизу. Всего с Весткотом восемь человек.
- Я так и знала, что мы найдем вас тут, Сэнди,- сказала она.- Я не опоздала?
- Только на полчаса.
- Спросите всех, кому какой коктейль, а потом мы пойдем обедать.
Когда они подошли к стойке, где теперь уже почти никого не было, так как публика перебралась на террасу к обеденным столикам, проходивший мимо Пако Эспинель остановился, чтобы поздороваться с Евой Баррет. Пако Эспинель был молодой человек, промотавший свои деньги и теперь зарабатывавший на жизнь тем, что устраивал зрелища, которые должны были привлекать публику в казино. В его обязанности входило быть любезным с богатыми и знатными. Миссис Челонер Баррет была американка, вдова и обладательница огромного состояния; она не только щедро угощала знакомых, но также играла. А ведь в конечном-то счете все эти обеды и ужины и два эстрадных выступления в придачу существовали только для того, чтобы публика легче расставалась со своими деньгами за зеленым столом.
- Найдется для меня хороший столик, Пако? - спросила Ева Баррет.
- Самый лучший.- Его глаза, блестящие, черные аргентинские глаза выражали восхищение обильными стареющими прелестями миссис Баррет. Это тоже полагалось по должности.- Вы уже видели Стеллу?
- Конечно. Три раза. Никогда в жизни не видела ничего страшнее.
- Сэнди вот приходит каждый день.
- Я хочу присутствовать при ее смерти. В один прекрасный вечер она неизбежно разобьется насмерть, и мне бы не хотелось пропустить этот момент.
Пако рассмеялся.
- У нее такой успех, думаем продержать ее еще месяц. Все, что мне нужно,- это чтоб она не убилась до конца августа. А потом пусть делает что ей вздумается.
- О господи, неужели мне придется до конца августа каждый вечер питаться форелью и жареными цыплятами? - ужаснулся Сэнди.
- Сэнди, вы чудовище,- сказала Ева Баррет.- Ну, пошли, пора: я умираю с голоду.
Пако Эспинель спросил у бармена, не видал ли он Котмена. Бармен ответил, что тот пил здесь недавно с мистером Весткотом.
- Если он зайдет еще, скажите ему, что он мне нужен на пару слов.
На верхней ступеньке лестницы, ведущей на террасу, миссис Баррет задержалась ровно настолько, чтобы женщина-репортер, маленькая, изможденная, с неаккуратной прической, успела подойти к ним с блокнотом в руке. Сэнди шепотом сообщил ей имена приглашенных. Компания собралась типичная для Ривьеры. Английский лорд со своей леди, оба долговязые и тощие, готовые обедать со всяким, кто согласен кормить их бесплатно. Эти двое еще до полуночи будут пьяны, как сапожники. Здесь же была сухопарая шотландка с лицом, как у перуанского идола, выстоявшего натиск бессчетных бурь на протяжении десяти столетий, и ее муж-англичанин. Биржевой маклер по профессии, он имел тем не менее бравый вид и замашки грубоватого добряка. Он производил впечатление такой честности, что вы испытывали больше жалости к нему, чем к себе, когда, следуя его настоятельному совету, который он давал вам из особого к вам расположения, вы же оказывались в дураках. Присутствовали здесь также одна графиня-итальянка, которая не была ни итальянкой, ни графиней, зато прекрасно играла в бридж; и русский князь, преисполненный готовности сделать миссис Баррет княгиней, а покуда занятый перепродажей шампанского, автомобилей и полотен старых мастеров. На террасе танцевали, и в ожидании, пока кончится танец, миссис Баррет с презрительным видом, который придавала ее лицу короткая верхняя губа, глядела на плотную толпу танцующих. В этот вечер в ресторане был объявлен бал, и столики стояли тесно придвинутые друг к другу. А за террасой лежало море, спокойное и немое. Музыка кончилась, и метрдотель, любезно улыбаясь, поспешил навстречу, чтобы провести Еву Баррет к столику. Она величаво прошествовала вниз по ступеням.
- Отсюда нам будет отлично видно, как она ныряет,- заметила она, усаживаясь.
- Я люблю сидеть подле самого резервуара, чтобы видеть ее лицо,- сказал Сэнди.
- А что, она хорошенькая? - спросила графиня.
- Не в том дело. Главное - это выражение ее глаз. Ей каждый раз бывает до смерти страшно.
- Ну, я лично этому не верю,- проговорил биржевой маклер, откликавшийся на имя "полковник Гудхарт", хотя откуда у него это звание, никому не было известно.- Уверяю вас, вся эта чертовщина - не более как фокус, то есть на самом деле здесь нет никакого риска.
- Быть этого не может! Она ныряет с такой высоты и воды в резервуаре так мало, что она должна вывернуться с молниеносной быстротой, как только коснется воды. Если это ей не удастся, она угодит головой прямо в дно и сломает шею.
- Вот-вот, в том-то и дело, старина,- сказал полковник.- Фокус. Тут и спорить нечего.
- Ну, если здесь нет настоящего риска, тогда и вообще смотреть не на что,- заявила Ева Баррет.- Продолжается все какую-то минутку. И если на самом деле она не рискует жизнью, то это - величайшее надувательство наших дней. Что же это получается: мы приходим сюда по стольку раз, а тут все, оказывается, сплошной обман?
- Как и все в нашей жизни, уж можете мне поверить.
- Ну что ж. Кому и знать, как не вам,- сказал Сэнди.
Если полковник и почувствовал в его словах издевку, он отлично сумел это скрыть.
- По совести сказать, я и вправду кое-что знаю,- согласился он, смеясь.- Я всегда держу ухо востро, и меня не так-то просто провести.
Резервуар находился в левом конце террасы, а позади него поднималась поддерживаемая подпорками, необычайно высокая лестница с маленькой площадкой наверху.
Сыграли еще несколько танцев, а потом, как раз когда за столом Евы Баррет ели спаржу, музыка смолкла и лампы потускнели. На резервуар направили прожектор. В сияющем кругу стоял Котмен. Он поднялся на несколько ступенек и остановился на одном уровне с краями резервуара.
- Леди и джентльмены,- выкрикнул он громко и отчетливо,- сейчас вы увидите удивительнейший номер нашего столетия. Мировая чемпионка по прыжкам в воду, мадам Стелла, прыгнет с шестидесятифутовой высоты в озеро пламени глубиной в пять футов. Это никому еще не удавалось, и мадам Стелла согласна заплатить сто фунтов всякому, кто решится сделать попытку. Леди и джентльмены, имею честь представить вам мадам Стеллу!
На широкой лестнице, ведущей на террасу, появилась маленькая фигурка, быстро пробежала к резервуару и поклонилась аплодирующей публике. На ней был мужской шелковый халат и купальная шапочка. Худое лицо загримировано, как для сцены. Графиня-итальянка навела на нее лорнет.
- Даже не хорошенькая,- высказалась она.
- Фигура красивая,- сказала Ева Баррет.- Сейчас увидите.
Стелла выскользнула из халата и отдала его Котмену. Он спустился вниз. Она постояла еще минуту, глядя на публику. В зале было темно, ей видны были только расплывчатые белые лица и белые манишки. Она была замечательно сложена - маленькая, с длинными ногами и стройными бедрами. Купальный костюм едва прикрывал ее тело.
- Вполне согласен с вами насчет фигуры, Ева,- сказал полковник.- Не очень развитые формы, конечно, но я знаю, вы, женщины, считаете, что это как раз то, что надо.
Стелла начала подниматься по ступенькам, прожектор следовал за ней. Казалось, лестнице нет конца. Ассистент вылил на поверхность воды бензин. Котмену подали горящий факел. Он подождал, пока Стелла достигла верхушки лестницы и стала на площадке.
- Готово? - крикнул он.
- Да.
- Allez!
И с этим возгласом он сунул в воду горящий факел. Вспыхнуло пламя, языки устрашающе взметнулись ввысь. В тот же миг Стелла прыгнула. Она мелькнула молнией - прямо в огонь, который погас, едва она скрылась под водой. Еще секунда - и она была на поверхности, и выскочила из резервуара навстречу грому, целой буре аплодисментов. Котмен набросил на нее халат. Она все кланялась и кланялась. Аплодисменты не стихали. Заиграла музыка. Сделав на прощание плавный жест рукой, она сбежала по ступенькам, пробралась между столиками и скрылась за дверью. Включили свет, и официанты, словно спохватившись, засуетились со своими подносами.
Сэнди Весткот вздохнул, разочарованно или облегченно - он и сам не знал.
- Шикарно,- сказал английский вельможа.
- Явное надувательство,- сказал полковник с чисто британским упорством.- Готов поспорить на что угодно.
- Не успеешь оглянуться, как уже все кончилось,- сказала супруга английского лорда.- Право же, за свои деньги можно бы ожидать большего.
Деньги-то, конечно, были не ее. Она своих денег никогда не платила. Графиня-итальянка перегнулась через стол. Она говорила по-английски свободно, но с сильным акцентом.
- Ева, дорогая, кто эти удивительные люди, вон за столиком возле двери, которая под балконом?
- Умора, а? - отозвался Сэнди.- Я прямо глаз от них отвести не могу.
Ева Баррет взглянула туда, куда указывала графиня, и русский князь, который сидел спиной к тому столику, тоже обернулся.
- Невероятно! - воскликнула Ева.- Нужно спросить у Анджело, кто это такие.
Миссис Баррет принадлежала к числу женщин, которые знают по именам метрдотелей во всех лучших ресторанах Европы. Она велела официанту, наливавшему ей вино, прислать к ней Анджело.
Действительно, то была очень странная пара. Они сидели одни за маленьким столиком. Они были очень стары. Он, высокий и грузный, с целой шапкой белых волос, большими мохнатыми белыми бровями и огромными белыми усами, напоминал покойного короля Италии Умберто, но только вид у него был более королевский. Сидел он идеально прямо. На нем был фрак, белый галстук и воротничок, из тех, что уже лет тридцать как вышли из моды. С ним была маленькая старушка в черном атласном бальном платье с большим декольте и затянутая в талии. На шее у нее висело несколько ниток цветных бус. Сразу было видно, что она носит парик, и притом плохо пригнанный - сплошные кудряшки и локончики цвета воронова крыла. Лицо у нее было грубо размалевано - ярко-синяя краска под глазами и на веках, брови неестественно черные, на щеках по пятну очень красных румян, а губы фиолетово-пурпурные. Кожа висела на лице глубокими складками. У нее были большие и смелые глаза, и она метала от столика к столику взоры, исполненные живого интереса. Она разглядывала все вокруг, то и дело указывая на кого-нибудь своему спутнику. Вид этой четы среди модной публики, среди мужчин в смокингах и женщин в легких платьях светлых тонов, был настолько фантастичен, что глаза многих были устремлены в их сторону. Однако это, видимо, ничуть не смущало старушку. Чувствуя, что на нее смотрят, она начинала лукаво поднимать брови, улыбаться и играть глазами. Казалось, она вот-вот вскочит и поклонится, прижав ручку к сердцу.
Анджело поспешил подойти к выгодной клиентке, какой была Ева Баррет.
- Вы желали меня видеть, миледи?
- Ах, Анджело, нам просто до смерти интересно узнать, кто эти удивительнейшие люди там за столиком, возле двери?
Анджело оглянулся и тут же принял сокрушенный вид. Всем своим лицом, движением плеч, поворотом спины, жестом руки, быть может, даже подергиванием пальцев на ногах он как бы и подсмеивался и оправдывался.
- Пожалуйства, не взыщите, миледи.- Он, разумеется, знал, что у миссис Баррет не было права на такое обращение (точно так же, как он знал, что графиня-итальянка не была ни итальянкой, ни графиней и что английский лорд никогда не платил за себя сам, если это мог за него сделать кто-нибудь другой), но он знал также, что такое обращение не было ей неприятно.- Они очень просили, чтоб я дал им столик, потому что им хотелось увидеть, как ныряет мадам Стелла. Они когда-то сами выступали. Я, конечно, знаю, они не того сорта публика, какая бывает в нашем ресторане, но они так настаивали, что у меня просто не хватило духу им отказать.
- Ах, но ведь они сплошной восторг. Они мне страшно нравятся.