- Бенсон, Кентиш, я не хочу сказать, что не сочувствую вам, ребята, и я точно знаю, что бы сделал сам в таких обстоятельствах. История, которую мы только что услышали, может быть и правдой и неправдой. И в том и в другом случае, мне кажется, я знаю, какие чувства мы испытываем к рассказчику. Но это может подождать. И у вас будет достаточно времени устроить эти дела, когда мы спасем мисс Брукс. Это наш первейший долг.
Предупрежденное таким образом общественное мнение снова обратилось к Прунелле, и спустя два дня неотложность ее дела была драматически подтверждена тем, что в американское консульство прислали правое ухо баптистского миссионера, завернутое в газету и перетянутое веревочкой. Мужчины колонии - за исключением, естественно, безработного - собрались в бунгало Леппериджа и образовали комитет обороны, прежде всего для защиты оставшихся женщин и для спасения мисс Брукс, каких бы личных усилий или риска это ни потребовало.
IV
Первое требование о выкупе поступило через мистера Юкумяна. Маленького армянина хорошо знали и в целом любили в английском землячестве - всем нравился человек, который так совершенно соответствовал их идеалу иностранца. Два дня спустя после учреждения Британского комитета зашиты женщин в аккуратной комнате майора появился и попросил о личной аудиенции оживленный, пухлый, склонный к самоуничижению человек в блестящем костюме из альпаки, круглой шапочке и желтых ботинках с боковыми резинками.
- Майор Лепперидж, - сказал он, - вы знаете меня. Все джентльмены в Матоди знают меня. Англичане - мои любимые джентльмены и естественные защитники слабых рас, точно такие же, как Лига Наций. Майор Лепперидж, я слышу разные вещи. Мне все доверяют. Ничего хорошего, когда эти черные люди похищают английских леди. Я это утверждаю.
Отвечая на вопросы майора, Юкумян с бесконечными увертками и околичностями объяснил, что с помощью разных двоюродных братьев своей жены он вышел на араба, одна из жен которого была сестрой сакуйи из банды Джоава, что мисс Брукс находится в настоящее время в безопасности и что Джоав расположен вести переговоры.
- Джоав выставил очень суровые требования, - сказал он. - Он хочет сто тысяч долларов, бронированный автомобиль, сто ружей, пять тысяч боеприпасов, пятьдесят лошадей, пятьдесят наручных золотых часов, радиоприемник, пятьдесят ящиков виски, полную амнистию и звание полковника в азанийском войске.
- Это, конечно, даже не обсуждается.
Маленький армянин пожал плечами:
- Что ж, тогда он отрежет уши у мисс Брукс так, как отрезал их у американского священника. Послушайте, майор, это чертовски нехорошая страна. Я живу здесь сорок лет и знаю. Я в этой стране был и маленьким человеком и большим, правила здесь для всех одни и те же. Если туземец чего-то хочет, надо дать ему это быстро, потом выбить из него душу и забрать все обратно. Туземцы глупые, но очень жестокие, как животные. Послушайте, майор, я делаю лучший виски в Матоди - шотландский, ирландский, я все сорта делаю; у меня есть очень хорошие часы в магазине, золотые тоже, у меня есть радио, бронированный автомобиль, лошади, автоматы по вашей части. Мы выправим ситуацию вдвоем пополам, идет?
V
Два дня спустя мистер Юкумян появился в бунгало мистера Брукса.
- Письмо от мисс Брукс, - сказал он. - Туземец сакуйа принес. Я дал ему рупию.
Это были неряшливые каракули на обратной стороне конверта.
Дорогой папа!
Сейчас я в безопасности и чувствую себя неплохо. Ни при каких условиях не пытайся выследить посыльного. Джоав и бандиты замучают меня до смерти. Пришли, пожалуйста, патефон и пластинки. Договорись с ними, или я не знаю, что случится.
Прунелла
Это была первая из серии записок, которые с того времени стали приходить каждые два-три дня при содействии мистера Юкумяна. Большей частью они содержали просьбы о небольших личных вещах…
Дорогой папа!
Это не те пластинки. Нужны танцевальные… Пожалуйста, пришли крем для лица в баночке из ванной, а также иллюстрированные газеты… зеленую шелковую пижаму… сигареты "Лаки страйк"… две легкие спортивные юбки и безрукавки…
Все письма принесли в клуб и прочитали вслух, и с течением времени ощущение напряженности потеряло остроту, уступив место общему пониманию, что драма становится прозаичной.
- Они вынуждены будут снизить цену. А пока девушка находится в безопасности, - произнес майор Лепперидж, озвучивая авторитетно то, что оставалось невысказанным в умах землячества.
Жизнь в городе стала возвращаться к рутине - дела, спорт, сплетни; прислали второе ухо американского миссионера, что не привлекло внимание только мистера Юкумяна, который продемонстрировал слуховой рожок, который пытался продать штаб-квартире миссии. Дамы колонии отказались от затворнической жизни, которую они стали вести во время первого испуга; мужчины перестали охранять женщин и оставались в клубе допоздна, как раньше.
А затем случилось происшествие, которое оживило интерес к пленнице. Сэм Стеббинг нашел шифр.
Это был утонченный молодой человек высокой учености, недавно приехавший из Кембриджа работать с Грейнджером в иммиграционной службе. С самого начала он проявил к ситуации более живой интерес, чем большинство его коллег. Две недели нестерпимой жары он провел за изучением текстов посланий Прунеллы, затем он всем сообщил, что в них есть шифр. Система, с помощью которой он решил эту задачу, была отнюдь не простой. Он с готовностью объяснял ее, но его слушатели неизбывно теряли нить его аргументации и удовлетворялись самим результатом.
- …видите ли, сначала текст надо перевести на латынь, потом сделать анаграмму из первого и последнего слов первого письма, второго и предпоследнего слов третьего письма, а потом начинаете отсчитывать от центра вперед. Спорю, это озадачило бандитов…
- Да, старина. Кстати, никто из них читать все равно не умеет…
- Затем, в четвертом письме, нужно снова вернуться к первоначальной системе, взяв четвертое слово и третье с конца…
- Да-да, я понимаю. Не трудитесь объяснять дальше. Просто скажите, что на самом деле в письме сказано.
- Там сказано: "ЕЖЕДНЕВНО УГРОЖАЮТ УЧИТЬ". Здесь ее система дала сбой - она имела в виду "убить"; и там еще есть слово, которое я не понимаю, - ПЛЗГФ. Нет никакого сомнения, что бедное дитя было в большом волнении, когда писало. А после этого идет: "ВЕРЮ В МОЕГО КОРОЛЯ".
Большинство сочло это победой. Мужья рассказали новость женам.
- …Очень изобретательно то, как старина Стеббинг справился с этим. Я тебе не буду объяснять. Все равно не поймешь. В любом случае, результат весьма ясен. Мисс Брукс находится в ужасной опасности. Мы все должны что-то сделать.
- Но кто мог вообразить, что маленькая Прунелла проявит такой ум…
- Я всегда говорил, что у этой девушки хорошие мозги.
VI
Новости об открытии информационные агентства разнесли по всему цивилизованному миру. Сначала дело привлекло большое внимание. Сообщения о нем первые два дня были на первых полосах с портретом, потом на внутренней полосе с портретом, потом на внутренней полосе внизу без портрета и, наконец, когда история перестала быть такой тревожной, на полосе три "Эксцесс". Шифр дал истории новое право на существование. Стеббинг с портретом появился на первой полосе. Газета предложила десять тысяч фунтов в качестве выкупа, и звездный журналист появился с небес на аэроплане для ведения переговоров.
Это был крепкий молодой человек с австралийскими корнями, и с момента его появления все приняло невиданный размах. Колония забыла о своей неприязни к прессе, избрала его в клуб и заполнила его досуг коктейль-вечеринками и теннисными турнирами. Он даже занял место Леппериджа в качестве авторитета в мировых делах.
Но его пребывание было недолгим. В первый день он взял интервью у мистера Брукса и всех других важных персон в городе и отправил телеграфом в газету трогательную "человечную" историю о том, как Прунелла стала сердцем колонии. С этого момента для трех миллионов читателей газеты мисс Брукс стала Прунеллой. (Только с одной местной знаменитостью он не смог встретиться. Бедный мистер Стеббинг слег с лихорадкой и был отправлен обратно в Англию в отпуск по болезни в совершенно расстроенном состоянии нервов и рассудка.)
На второй день он взял интервью у мистера Юкумяна. Они устроились вдвоем с бутылкой мастики за маленьким круглым столиком около прилавка мистера Юкумяна в десять утра. Было три пополудни, когда репортер вышел на пекло, пропитанное белой пылью, но своего добился. Мистер Юкумян обещал отвести его в лагерь бандитов. Оба они дали слово держать все в секрете. К закату весь Матоди обсуждал предстоящую экспедицию, но журналиста никто расспросами не тревожил; он был один в тот вечер, печатая на машинке отчет о том, что, по его ожиданиям, должно было случиться на следующий день.
Он описал, как они отправились в путь на заре; "Серый свет покрывает осиротевший городок Матоди… верблюды фыркают, натягивая поводья… многие горюющие англичане, для которых солнце означало лишь конец еще одной ночи безнадежного наблюдения… серебристая заря проникает в маленькую комнату, где стоит кровать Прунеллы, покрывало заправлено так, как она оставила его в тот роковой день…" Он описал подъем на холмы - "…роскошная тропическая растительность сменялась тощим кустарником и голыми скалами…". Он описал, как посыльный бандитов завязал ему глаза и как он ехал сквозь темень в неизвестность, покачиваясь на спине верблюда. Казалось, время остановилось; когда повязку сняли с его глаз, он увидел бандитский лагерь: "…двадцать пар безжалостных восточных глаз блестели за уродливыми винтовками…". Здесь он вынул лист бумаги из машинки и сделал исправление; бандитское логово было в пещере, "…заваленной костями и шкурами". …Джоав, предводитель бандитов, сидел на корточках в своем варварском великолепии, на его коленях лежал меч, украшенный драгоценными камнями. И кульминация рассказа: связанная Прунелла. Какое-то время он поиграл с идеей раздеть ее и начал высекать словесный портрет ее девичьего тела, исчезающего, словно Андромеда, в тени. Но осторожность сдержала его и он ограничился описанием "ее красивого стройного тела со следами впивавшихся в него пеньковых веревок…". В заключительных абзацах рассказывалось, как отчаяние в ее глазах сменялось надеждой, когда он выступил вперед, протягивая выкуп предводителю бандитов, и "от имени "Дейли эксцесс" и народа Великобритании восстановил ее наследственную свободу".
Закончил он очень поздно, но спать отправился с чувством исполненного долга, а на следующее утро передал свою рукопись в "Истерн эксчейндж телеграф компани" еще до того, как отправиться на холмы.
Путешествие во всех отношениях отличалось от повествования. Оно началось после сытного завтрака, успеха ему пожелала вся британская колония и большая часть французской, и отправились они не на верблюдах, а на маленьком "остине" мистера Кентиша. И логова Джоава они не посещали. Не успели они проехать и десяти миль, как увидели на дороге одиноко идущую им навстречу женщину. Она была не очень опрятной, особенно волосы, но в остальном выказывала все признаки здоровья и благополучия.
- Мисс Брукс, я предполагаю, - сказал журналист, бессознательно следуя за знаменитым прецедентом. - А где же бандиты?
Прунелла вопросительно посмотрела в направлении мистера Юкумяна, который шел на несколько шагов сзади и решительно мотал головой.
- Этот британский журналист из газеты, - объяснил он, - знает всех джентльменов в Матоди. Он привез тысячи фунтов для Джоава.
- Ну, тогда ему лучше быть поосторожнее, - сказала мисс Брукс, - бандиты здесь везде. Вы их, конечно, не увидите, но готова держать пари, что не меньше пятидесяти винтовок направлены на нас в этот момент из-за валунов, кустов и прочего. - Она махнула голой загорелой рукой в сторону невинного ландшафта. - Надеюсь, вы привезли деньги золотом.
- Они все здесь, мисс Брукс, в багажнике машины.
- Превосходно. Что ж, боюсь, Джоав не пустит вас в свое логово, так что мы с вами подождем здесь, а Юкумян поедет на холмы и доставит выкуп.
- Но послушайте, мисс Брукс, моя газета вложила много денег в эту историю. Мне надо посмотреть это логово.
- Я вам все о нем расскажу, - пообещала Прунелла.
- Там было три хижины, - начала она, потупив взор и сложив руки на груди, голос ее звучал ясно и мягко, словно она отвечала заученный урок. - Самая маленькая и темная использовалась как моя темница.
Журналист неловко помялся.
- Хижины, - сказал он. - У меня сложилось впечатление, что там были пещеры.
- Они и были, - сказала Прунелла. - Хижина - это местное слово, которым называют пещеру. Рядом со мной день и ночь сидели два льва на цепях. Глаза их светились, и я чувствовала их зловонное дыхание. Цепи были такой длины, что если я лежала совершенно спокойно, то была для них вне досягаемости, но стоило двинуть ногой или рукой… - Она замолчала и слегка вздрогнула…
Ко времени возвращения Юкумяна у журналиста набрался материал для еще одной забойной истории на первую полосу.
- Джоав отдал приказ снять снайперов, - объявила Прунелла после разговора шепотом с армянином. - Теперь мы можем беспрепятственно уехать.
Они все сели в маленькую машину и доехали до Матоди без приключений.
VII
Мало что можно добавить к этой истории. В городе царило большое оживление, когда Прунелла вернулась, а в следующий вторник была организована официальная церемония. Журналист сделал много снимков, описал сцену возвращения домой, которая потрясла британскую публику до глубины души, и вскоре улетел на аэроплане получать поздравления и повышения в офисе "Эксцесс".
Ожидалось, что Прунелла наконец-таки сделает окончательный выбор между Кентишем и Бенсоном, но этого праздника колония не дождалась. Вместо этого кто-то узнал, что она уезжает в Англию. Казалось, свет азанийской жизни померк, и, несмотря на добрые пожелания, чувствовалось какое-то напряжение накануне ее отъезда - почти обида, словно Прунелла своим отъездом совершала какое-то предательство. "Эксцесс" поместила абзац о ее приезде, озаглавленный "ЭХО КИДНЕПИНГА", а в остальном общественное внимание быстро забыло ее. Стеббинг, бедняга, был вынужден оставить службу. Разум его пребывал в постоянном расстройстве, и с тех пор он проводил время безобидно и бесприбыльно в частном приюте, работая над скрытыми посланиями в Железнодорожном справочнике Брэдшоу. Даже в Матоди киднепинг почти не обсуждался.
Однажды шесть месяцев спустя Лепперидж и Бретертон пили в клубе свой вечерний розовый джин. Бандитская тема была снова в центре внимания, поскольку этим утром у ворот баптистского квартала нашли тело американского миссионера, у которого известные части тела отсутствовали.
- Это одна из проблем, с которой нам придется разбираться, - сказал Лепперидж. - Надо действовать. Я собираюсь написать отчет обо всем этом деле.
Мимо них к своему одинокому обеденному столу прошел мистер Брукс; теперь он был редким посетителем в клубе - нефтяное агентство преуспевало, и это держало его на работе допоздна. Он не помнил и не сожалел о своей былой популярности, но Лепперидж при встрече всегда проявлял по отношению к нему какую-то повинную сердечность.
- Добрый вечер, Брукс. Есть новости от мисс Прунеллы?
- Я как раз сегодня получил от нее весточку. Она только что вышла замуж.
- Вот так да… Надеюсь, вы довольны. За кого-нибудь, кого мы знаем?
- Да, я в чем-то доволен, хотя, конечно, буду скучать по ней. Это тот парень из Кении, который здесь жил; помните его?
- Ах да, конечно. Ну-ну… Когда будете писать, передайте ей от меня привет.
Мистер Брукс спустился вниз и окунулся в тихий благоухающий вечер. Лепперидж и Бретертон остались совершенно одни. Майор наклонился вперед и заговорил хриплым доверительным голосом.
- Понимаете, Бретертон, - сказал он, - меня всегда занимал один вопрос, только строго между нами. Вам никогда не казалось, что в том киднепинге было что-то подозрительное?
- Подозрительное, сэр?
- Подозрительное.
- Мне кажется, я знаю, что вы имеете в виду, сэр. Да, в последнее время некоторые из нас думали…
- Точно.
- Конечно, ничего определенного. Только то, что вы сказали, сэр, подозрительно.