- Да, да, да, - резко говорит Вера и, не взглянув даже на мужа, быстро проходит к себе в спальню.
- Но… Я не понимаю, - растерянно шепчет он. - Как же это могло случиться?
Вера поворачивает к нему бледное, злое лицо.
- Не понимаешь? Где тебе понять! - и захлопывает за собой дверь.
- Мама, - кричит она, сбрасывая пальто на пол. - Я не хочу. Нет, нет, нет, я не хочу. Я лучше умру, мама.
- Верочка, Верочка. Что ты?..
- Мама, это ужасно. Это отвратительно, безобразно. Я не хочу. За что? Мне жаль себя, жаль, жаль, - она громко плачет, уткнувшись в материнское плечо.
Это совсем не страшно, Верочка. Совсем не страшно. И зато потом такое счастье.
- Нет, нет, я не хочу. И ребенка не надо. На что мне? Нет, нет, я не хочу.
Екатерина Львовна гладит ее по голове.
- Ну, успокойся, успокойся.
- Мама, - Вера поднимает заплаканное лицо. - А ведь можно? Еще можно избавиться? Еще можно…
- Да, конечно, - испуганно говорит Екатерина Львовна, - но это…
Но Вера кидается на кровать и зажимает уши.
- Нет, не говори, не говори. Это гадость. Это еще страшнее. Я боюсь, боюсь. Я не хочу. Нет, я лучше умру…
6
Надо идти завтракать к Вере. Екатерина Львовна уже с утра там.
В доме по-прежнему чувствуется переполох. И Вера по-прежнему в спальне, и к ней нельзя. Но Люка все-таки стучится.
- Верочка, впусти меня.
- Нельзя. Уходи.
- Пусти. Мне надо тебе передать…
Да, надо, необходимо передать привет от Арсения. Ведь она ему обещала. Но Вере, конечно, не до приветов. Она рассердится, выгонит Люку.
Ключ в замке щелкает. Вера, запахивая халатик, снова садится на кровати. Растрепанные волосы торчат во все стороны, лицо желто, глаза распухли.
- Верочка, что с тобой?
- Не приставай. Говори скорей и уходи.
Люка мнется.
- Мне надо тебе… Я… Вчера… Я вчера встретила Арсения, - говорит она вдруг быстро и краснеет. - Он просил передать тебе привет, - и отворачивается, чтобы Вера не заметила. Но Вера не видит ее. Вера смотрит на свои чулки, брошенные на ковре, и губы ее вздрагивают.
- Что он еще говорил?..
- Он сказал, что дождь… И что много больных, и спросил, здорова ли ты.
- А еще что?
Больше ничего.
Он еще сказал: "Не простудитесь. Какая вы большая, Люка, совсем барышня. Много учитесь?" И еще они шли под зонтиком. Но это уже ее, Люкино богатство, и делиться им Люка ни с кем не обязана.
- А какой он был? Грустный?
- Да, кажется, грустный. Или нет, скорее веселый.
- Ах, Господи, какая ты, Люка, ничего толком сказать не можешь. Ведь не маленькая.
- А тебе не все равно, веселый или грустный?
- Ну конечно, все равно. Я только так спрашиваю. Какая ты смешная. Пойди поцелуй меня, - Вера, смеясь, обнимает сестру, целует ее в затылок. - Ах, какая смешная, Люка. Вот и развеселила меня, а мне было так плохо…
Люка в восторге прыгает по комнате.
- Я еще вчера говорила, чтобы меня пустили к тебе. Я знала. Подожди, я тебе про моржей расскажу. Хохотать будешь.
- Ну, про моржей после. А сейчас пойди скажи на кухне, чтобы мне яичницу сделали. Мне даже есть захотелось, вот ты какая у меня.
За завтраком почти весело. Вера улыбается, Екатерина Львовна и Владимир влюбленно смотрят на нее.
Это все Люка. Если бы не она, я сегодня не встала бы.
Люка надувается от гордости.
- Я так много плакала, - Вера смотрит на мужа. - Надо мне новое платье купить в утешение.
- Конечно, конечно.
Он поспешно достает из бумажника пятьсот франков.
- Не мало?
- Нет, хватит.
Вера кладет деньги под тарелку. У Люки сильно стучит сердце. А вдруг забудет? Но Вера встает и прячет деньги в сумку.
- Ты поедешь со мной, мама. Поможешь мне выбрать.
- И я, и я, - просит Люка.
- И тебя возьмем. А потом мороженым тебя угощу. Ну, идем, помоги мне одеться.
Владимир Иванович берет Люку за плечо.
- Спасибо, Люка, за Веру.
- Ну вот еще, - Люка скромно опускает глаза…
- Достань чулки, серые, те, с каемкой, знаешь, и платье серое бархатное, - командует Вера из ванной. Вода шумно бежит из крана, и плохо слышно, но переспрашивать нельзя. Вера рассердится. - Рубашку с кружевом. И все надуши.
Вера выходит из ванной розовая и свежая, совсем не похожая на ту, что сидела здесь на кровати. Вера пудрит плечи, руки и грудь.
- Зачем это?
- А тебе что? Не тебя ведь пудрят.
Мелкая легкая пудра летит по комнате. Люка кашляет.
- И ноги тоже?
- И ноги, - насмешливо отвечает Вера. - Ну, давай скорей рубашку.
- Это все так стараются для портнихи?
- Все.
Люка обдергивает Верино платье.
- Какая ты красивая.
Вера печально качает головой. Маленькие серые перья на ее шляпе дрожат.
- Теперь уже недолго.
- Что недолго?..
Но Вера старательно мажет губы перед зеркалом.
- Мама, я готова. Идем. Скажи, сколько времени еще не будет видно?
- Месяцев пять, даже шесть.
Вера надевает шубу.
- Господи, как мало времени осталось. Ах, как мне надо торопиться жить.
Владимир целует ее руку.
- До свидания, Верочка.
- Я наверное опоздаю к обеду. Знаешь, в магазинах, у портнихи…
- Ничего, Верочка. Я подожду.
Они втроем спускаются с лестницы. Но на улице Вера вдруг останавливается.
- Вот что, - говорит она смущенно, - я передумала. Я лучше поеду одна.
- Хорошо, хорошо, Верочка, - поспешно соглашается Екатерина Львовна. - Я тоже думаю, мы будем тебе только мешать.
- Приходи вечером, мама.
- Как же так, Вера, а мороженое?
Но Вера, не слушая, останавливает автомобиль. Люка подбегает к ней.
- Я скажу шоферу адрес, а ты садись.
Вера зло смотрит на нее.
- Что ты за мной шпионишь, змееныш? Поезжайте прямо, - говорит она шоферу и захлопывает дверцу.
Люка совсем сбита с толку.
- Отчего она опять рассердилась?
- Не обращай внимания, Люка. Вера очень нервна, это пройдет.
- А мороженое как же? Вера обещала…
Но Екатерина Львовна торопится.
- Тебе пора в лицей, Люка.
7
На столе две бутылки вина, финики, копченая селедка, плитка шоколада, учебники и тетрадки.
Жанна в гостях у Люки. Люка подливает ей вина, угощает ее финиками, Екатерина Львовна, как всегда, у Веры.
- …Она жила одна в огромной квартире. Одной жить страшно. Она богатая была и все боялась, что ее убьют, никому не верила, - рассказывает Люка шепотом. - Боялась, и убили. Утром нашли в кухне с перерезанным горлом, и все стены в крови. Как раз в Марди-Гра, и маски приходили смотреть. А вечером в доме напротив нашли вторую старуху зарезанную. И думали, тот же убийца. Но это одна зарезала другую, понимаешь? А потом и себя. Вечером в Марди-Гра. Под окнами танцевали Пьеро, играли на бумажных дудках. А соседи видели, как старуха накануне стучалась. И пряталась под зонтик, чтобы ее не узнали. Под зонтик, хотя дождя не было. А та с балкона смотрела: "Это вы? Что давно у меня не были?" - и сама впустила… Зонтик, а дождя не было, - повторяет Люка. - Как приятно, даже в горле щекочет. Зонтик. Большой зонтик. Под ним вдвоем идти можно. - Люка на минуту задумывается. - А ее все-таки видели… И зонтик не помог. Сама зарезалась бритвой, а не то бы гильотина.
Жанна испуганно смотрит на нее.
- Ты это выдумала?
- Нет, я в газете читала. Хочешь, еще расскажу?
- Нет, нет, пожалуйста, не надо. Я боюсь. Мне ночью приснится.
Люка хохочет.
- Трусиха, - и серьезно прибавляет: - Я тоже иногда боюсь ночью, но только не убийц. Что же ты не пьешь?.. Невкусно?
Жанна пьет, потом вдруг тяжело и беспомощно кладет голову на стол и плачет.
- Ах, Люка.
Люка трясет ее за плечо.
- Ну, Жанна, ну что с тобой? Хочешь воды? Съешь шоколаду, пройдет.
Но Жанна плачет все сильней.
- Ах, я так несчастна.
- Ты?.. - удивляется Люка и с любопытством смотрит на подругу.
- Я, я… - всхлипывает Жанна, - я его так люблю… А он, а они…
- Кто он? Кто они?
- Поль. Поль и Ивонна…
- Ах, вот оно что… - Люка трясет головой.
- Нет, ты не смейся. Я ужасно, ужасно, ужасно люблю его.
- А он?
- Он совсем не любит меня. Ему безразлично - я или Ивонна.
Люка смотрит на хорошенькую плачущую Жанну, и ей жаль ее. От выпитого вина она как-то особенно ясно все понимает: и Жаннино горе, и звон часов в столовой, и всю жизнь.
- Послушай, - она трясет Жанну за плечо. - Ты не плачь. Ты несчастна, но ведь и я тоже несчастна. Это всегда так. Так уж устроено. Сначала все несчастны, а потом выходят замуж, и богаты, и счастливы. Я знаю. Так и с Верой было. И с нами так будет. Надо только подождать. И я жду. Мы только еще немножко слишком молоды. Вот и все.
Жанна поднимает лицо.
- Правда, Люка?
- Ну конечно правда, раз я говорю.
- И Поль женится на мне?
Люка не понимает, как можно влюбиться в Поля. У него потные руки и зубы пломбированные. Но раз Жанна плачет…
- Да, да, он женится, - убежденно шепчет Люка. - Я знаю.
Жанна вытирает глаза кулаком и улыбается блаженной и пьяной улыбкой.
- А что же будет с Ивонной?
- Ивонна лопнет от зависти.
- Как? Совсем лопнет? - уже смеется Жанна.
- Совсем. По всем швам. Придется куски собирать, чтобы в гроб класть. Я знаю. А мы будем счастливы…
Люка наливает себе и Жанне вина.
- Ну, выпьем за наше счастье. Мы будем счастливы. Я знаю… Только немножко еще подождать… И будем счастливы. Честное слово.
Четвертая часть
1
В начале июля перебрались на дачу. Люка была недовольна. Стоило тоже. Разве это дача? Час езды от Парижа, и ни моря, ни хотя бы гор. На такую дачу даже стыдно выезжать. Но Вере нужно в Париж к доктору, а Владимиру Ивановичу - на завод. Вот и сидят здесь.
В саду клумба с левкоями и два куста жасмина. Дорожки слишком белые, слишком чистые. Как будто на открытке. Все сделано для того, чтобы нравилось. А вот Люке не нравится. Совсем не нравится. Даже, наоборот, противно. И беседка в углу сада такая ненужная. С кем и о чем в ней беседовать? Лучше бы уже в Париже остаться. Там все-таки Жанна, не так скучно. И от Верочки немного отдохнули бы…
Люка устраивается поудобнее на перилах, болтая ногами в сандалиях.
Жарко. Скучно. Только сегодня утром приехали, и уже скучно. А придется прожить здесь целых два месяца.
На террасу, осторожно ступая и чуть-чуть переваливаясь, выходит Вера. На ее легкое белое платье сверху накинута розовая шаль. Люка отворачивается. Люка давно знает, что у Веры не свинка, Вера пухнет с каждым днем, живот уже под самым носом.
Вера подходит совсем близко, обнимает Люку.
- Ты что тут сидишь, как воробей?
- Жарко…
Люка смотрит на Верины ноги в шелковых чулках. Какие красивые, стройные ноги. Странно даже, что они такие же красивые, как прежде, не изменились.
- Почему ты не бегаешь? Все уже осмотрела?
Люка зевает во весь рот.
- Скучно.
- Нечего киснуть. Пойдем-ка лучше гулять. Тут, говорят, чудесный лес.
- Ну и пусть себе лес…
Пойдем, - уговаривает Вера. - Знаешь, тут, наверное, и кондитерские есть. И мороженое. А, как ты полагаешь?..
Люка встает.
- Ну, если мороженое. Только сначала мороженое, а потом лес.
В лес она совсем не пойдет, удерет из кондитерской. Очень ей нужен лес…
- Идем же.
Вера тяжело сходит в сад. Люка бежит за ней, глядя на ее спину.
Как утка ковыляет. Нашла тоже время рядиться. Только еще безобразнее…
- Первым делом в кондитерскую, - Люка открывает калитку и останавливается.
У самого забора стоит Арсений.
- Арсений Николаевич, - вскрикивает Вера как-то особенно громко.
Люка молча прижимает руки к груди.
- Здравствуйте, Вера Алексеевна. Здравствуйте, Люка. Какими судьбами?
- Мы здесь живем.
- Неужели? И я тоже. Вот моя дача. Та розовая, на углу. Мы опять соседи, как в Мондоре.
Вера улыбается.
- Мы так давно не виделись. Мама будет очень рада. Зайдем к нам.
Люка бежит вперед предупредить, проносится через сад и, задыхаясь, вбегает в дом.
- Мама, мама! Да где же ты?
Екатерина Львовна выходит, держа в руках маленький вязаный чепчик.
- Что? Что такое?
- Мама, Арсений Николаевич. Он здесь. Он живет с нами рядом, - захлебывается Люка.
- Вот как?
Екатерина Львовна почти не удивлена.
- Мама, он идет сюда!
- Ну хорошо, пусть идет. Но ты-то чего так кричишь?
Люка смущается:
- Я… Я пойду руки вымыть, - и бежит наверх.
У себя Люка садится на пол и раскачивается из сторону в сторону.
- Он здесь, он здесь, он здесь…
Потом вскакивает, смотрит в окно.
Арсений и Вера идут по саду. И все кругом: жасмин, левкои, трава, деревья и небо вдруг меняется. Все становится волшебным, звенящим, летящим. И даже Вера, тяжелая утка Вера кажется легкой белой бабочкой. Все кружится. Сад медленно плывет перед глазами. Люка глубоко вдыхает теплый воздух и снова садится на пол.
Снизу уже слышатся голоса.
- Вот и отлично, теперь мы вас не выпустим. А то за всю зиму ни разу не были у нас.
- …Я тоже очень рад, поверьте…
Люка встает, моет лицо и руки - зачем? Она все равно не посмеет сойти. Причесывается, смотрит на себя в зеркало и трясет головой, чтобы снова растрепать волосы, а то будто корова языком прилизала. Нет, она все равно не сойдет…
Снизу голос Екатерины Львовны:
- Люка, где же ты? Иди чай пить…
- Сейчас, мама.
Люка остановилась красная, с бьющимся сердцем. Как она выйдет такая, все сейчас поймут.
Но никто не обращает на нее внимания. На пестрой скатерти стоят голубые чашки. Большой шмель кружится над вазой с жасмином. Самовар блестит, все такое привычное, совсем как всегда…
2
Арсений Николаевич читает вслух только что полученную из России книгу. Вера шьет, склонив на бок маленькую круглую голову. В пальцах Екатерины Львовны мелькают длинные желтые спицы. Клубок розовой шерсти мягко падает со стола и катится по полу.
Розовый - ведь непременно будет девочка. Для девочки всегда розовое.
Люка сидит в углу на соломенном стуле и пристально смотрит на Арсения. Она не слушает. Какое ей дело? Разве можно интересоваться чужой жизнью, когда своя собственная жизнь громко стучит в груди, когда чувствуешь себя оглушенной, ослепленной ею и боишься только одного, как бы не задохнуться от счастья… Люка крепко сжимает худые руки на коленях.
Это он, это Арсений. Он тут, и вчера был, и завтра будет. "Хорошо тебе, Люка?" - спрашивает она себя, зажмуривая глаза. Солнце светит прямо на нее. Деревья шумят. Влажные волосы прилипают ко лбу. "Чудные дни наступили для нас, сердце мое, - вспоминает она строчку какого-то стихотворения. - Чудные дни наступили для нас с тобой, Люка…"
- Помилуйте, товарищ…
Люка крепче зажмуривается. "Причем тут товарищ, какой товарищ? Арсений говорит: - Я люблю вас, Люка…"
- Так что, товарищ, всю гражданскую войну…
Но это значит: "Неужели вы не понимаете, Люка, что я люблю вас?.."
Пчелы громко жужжат в горячем воздухе. Как пахнет левкоями.
- Хватит, - Вера встает. - Я устала. Завтра кончим.
Арсений послушно кладет книгу на стол.
- Нравится вам?
- Очень интересно, - рассеянно говорит Вера. - Но мне пора идти гулять.
Арсений поворачивается к Люке.
- Вот кто внимательно слушал. Я даже удивился. Вам нравится, Люка?
- Ужасно нравится.
- Вам жаль Мейчика?
"Какой такой Мейчик? Причем тут Мейчик?" - Люка краснеет и опускает глаза.
- Очень, очень жаль.
- Люка, да ты никак плакала? Вот это слушательница. Не то что я. Я даже толком не разобрала, в чем дело.
Вера берет шляпу.
- Идемте, Арсений Николаевич, в лес. Там не так жарко.
Люка вскакивает.
- И я, и я с вами.
- Нет, - останавливает Екатерина Львовна. - Ты останешься дома.
- Но почему?
- Вера устала. Ты все болтаешь, прыгаешь, от тебя голова болит.
- Пусть идет, если хочет, мне не мешает, - говорит Вера, но Люка по глазам видит, что она недовольна.
- Нет, Люка мне нужна. - Екатерина Львовна берет дочь за руку. - Ты останешься со мной.
Арсений молчит. Хотя бы он заступился за Люку. Но он уходит вслед за Верой с пледом на руке, если Верочке в лесу сесть захочется, и зонтиком, если Верочке солнце надоест…
Люка смотрит им вслед. Ушли…
- Мама, я тебе нужна?
Екатерина Львовна продолжает вязать.
- Четырнадцать, пятнадцать, - считает она петли. - Не мешай.
- Ведь ты сказала, что я тебе нужна?
- Иди играть в сад.
- Но ты сказала…
Екатерина Львовна поднимает глаза от работы.
- Ну и сказала… Что же ты со мной за это сделаешь? Большая, кажется, можешь понять, что Верочку теперь раздражать нельзя. Дай ей хоть немного от тебя отдохнуть.
- Отдохнуть?..
Екатерина Львовна снова накидывает петли.
- Иди играть, Люка. Не приставай.
Люка спускается в сад.
Вере надо от нее отдохнуть. И ему, Арсению, тоже. Конечно, она надоедает им. Они рады от нее отделаться. Вот оставили дома. Хуже собаки, собаку бы повели гулять, хуже зонтика, зонтик взяли с собой. А ее, Люку, оставили. На что она нужна?
Люке обидно, Люке грустно. Она шагает взад и вперед по белой дорожке, подходит к забору, открывает калитку. Улица длинная, с узкими тротуарами, с двух сторон заборы и деревья. Воздух пыльный, солнце жжет, и ни одного автомобиля, ни одного прохожего. Господи, какая жара. Господи, какая тоска…
Люка идет вдоль заборов. Вот и дача Арсения. Маленькая, одноэтажная, густо-розовая, как земляничный пирог. И сад маленький, весь в цветах. Ни дерева, ни куста. Только зеленая трава и цветы, белые, красные, розовые, лиловые. И дача и сад - все совсем особенное, такое, как нигде.
Над цветами кружатся бабочки и пчелы. Солнечный, тающий воздух звенит от жужжания. Цветы глубоко и бесстыдно раскрываются, и пчелы влюбленно прячутся в них. Бабочка садится на красную гвоздику, стебель нежно и покорно склоняется под ней. От разогретой земли, от цветов поднимается тяжелый, раздражающий запах.