Становилось все светлее. Облака таяли в рассветном небе. Лицо стало смутным, неясным. Уже нельзя было разглядеть ни закрытых глаз, ни тонких бровей. Все расплывалось. Осталась только одна улыбка. И вот даже улыбка исчезла. Но на розоватом небе, там, где было лицо мертвой девочки, еще долго дрожало какое-то легкое сияние.
4
Урок кончился. Лиза сняла черный передник. Рядом с ней Одэт, бледная, с кругами у глаз, укладывала книги в портфель. Лиза толкнула ее локтем.
- Ты что такая кислая?
- Скверно. Голова болит.
- На воздухе пройдет. И ты, как придешь домой, съешь соленый огурец.
- Огурец?
- Ну да. Коля всегда ест после кутежа. Сразу пройдет. Подошла учительница и потрогала лоб Одэт.
- Нет ли у вас жара. Теперь эпидемия гриппа. Вы, наверно, опять играли без пальто. Вы такая неосторожная.
Лиза тихо рассмеялась.
Ученицы, крича и толкаясь, выбежали из класса. В прихожей долго одевались. Лиза натянула синее детское пальто с золотыми пуговицами, не глядя в зеркало, надела круглую детскую шапочку. Тут она девочка, ученица и так и должна себя вести.
Она низко присела перед классной дамой.
- До свидания.
И классная дама благосклонно улыбнулась.
- Если бы все ученицы были такие, как эта маленькая русская. На улице Лиза взяла Одэт под руку.
- Ну как? Легче?
- Немножко.
- Ты только не забудь. Кислый огурец, а если не поможет, десять капель нашатырного спирта.
- Вы домой? - крикнула черная, худая Анжель. - Мы с Жаклин хотим пойти в рыбий музей.
- Рыбий музей? Что это такое?
- А вот увидите.
Жаклин взяла Лизу за плечо.
- Пойдем с нами, - вкрадчиво попросила она. - С тобой всегда весело. Пойдем, Лиза. Ведь совсем близко тут. У Трокадеро.
Лиза кивнула.
- Ну хорошо, если тебе очень хочется.
Жоржет просунула руку под Лизин локоть.
- Я вчера ходила в зоологический сад смотреть орангутангов. Они такие огромные, грустные, совсем как люди. Мне их очень жаль. А львы смешные. И жирафы есть. А ты, Лиза?
- Мы с Одэт были в кинематографе.
Одэт удивленно подняла брови и глубоко вдохнула сырой осенний воздух.
- Мы видели замечательную картину. Показывали ресторан и дансинг. И все напились и целовались. Очень интересно и неприлично. А потом у одного не было денег, и все вернулись домой, а его оставили перед дверью. Актрисы были прелестные и актеры тоже, - Лиза улыбнулась. - В особенности один, такой черный, немножко похожий на птицу.
У Жаклин заблестели глаза.
- Неприлично. А в кровать ложились?
- Нет, кровати не было. Но под столом брали за колено.
- Да? В каком это кинематографе?
- На Ламотт-Пикэ. Только вчера эта картина шла в последний раз.
- А кончилось хорошо? - вмешалась Анжель.
- Ну конечно. Одна вышла замуж за черного, а вторая за ее брата, и все были счастливы.
Одэт захлопала в ладоши.
- Ах, какая ты милая, Лиза.
- Что это с ней? - удивилась Анжель.
Лиза пожала плечами.
- Жар должно быть. Она жаловалась, что у нее голова болит.
Одэт запрыгала перед ними.
- Ну да, жар. У меня грипп начинается.
Лиза поймала ее за воротник пальто.
- Перестань. Ты похожа на лягушку, когда прыгаешь.
- А ты на ножницы, когда бегаешь.
- Вот тут направо, - Анжель завернула на узкую дорожку, ведущую в грот.
В гроте было сыро и холодно. С каменных неровных стен капала вода.
- Теперь встаньте гуськом, возьмитесь за руки и закройте глаза. Дай мне руку, Одэт. Я поведу вас. Только не открывайте глаз, пока я не скажу "можно", и молчите. Ну, идем.
Они нестройно двинулись, наступая друг другу на ноги и толкаясь как слепые.
- Мне страшно, - прошептала Жаклин.
Анжель сжала ее пальцы.
- Молчи. Теперь направо. Осторожней, здесь выступ.
Анжель остановилась.
- Смотрите, - сказала она громко.
Они открыли глаза. Они стояли в узком, светлом коридоре. С обеих сторон поднимались стеклянные стены, и в зеленоватой прозрачной воде медленно плавали большие рыбы. Электрический свет, проходивший сквозь воду, казался бледным, лунным светом.
- Там змеи! - Одэт вцепилась в Лизин рукав.
- Глупая, это угри.
Черные, блестящие, живые ленты медленно извивались среди зеленых водорослей.
- У-у, противные. Пойдем дальше.
Они были совсем одни. Шаги их звучали гулко и глухо.
- Как странно. Будто мы идем по дну моря, - тихо сказала Лиза. - Как евреи по дну Красного моря, и с обеих сторон вода.
Лиза стояла рядом с Анжель и смотрела на водяную стену. Вода казалась зеленой и холодной и тихо журчала. Большие рыбы тяжело проплывали, медленно шевеля плавниками, их рты широко раскрывались, круглые плоские стеклянные глаза смотрели прямо перед собой невидящим взглядом. Лизе казалось, что стекло сейчас со звоном треснет, из-за него хлынет вода и большие, холодные, скользкие рыбы поплывут по ней, по ее лицу, по ее груди.
Она вздрогнула.
- Смотри, какое лицо у этого, - смеялась Жаклин. - Вот тот, который лежит на дне с красными жабрами. Совсем наш учитель истории. Ему бы только очки.
Лиза смотрела на рыб не отрываясь. От журчащей, зеленоватой воды, от бледного света, от вида этих чудовищных морд и блестящей чешуи, влажного, натопленного воздуха шла какая-то томительная, лунная тяжесть.
Смех Жаклин раздавался словно где-то далеко. Колени стали слабыми. Прислониться бы к стеклянной стене, за которой рыбы. Стоять бы так, но чтобы рядом была не Жаклин, а Андрей. Чтобы он стоял здесь рядом и целовал ее в губы, а она смотрела бы на этих огромных рыб, и чтобы рыбы видели. Стоять так долго, долго и целоваться, пока не закружится голова, и тогда вместе лечь на земляной, влажный пол.
Лиза повернула голову к Одэт.
- Должно быть очень приятно целоваться здесь перед рыбами.
- Целоваться? - переспросила Жоржет. - Разве ты целуешься?
Лиза покачала, головой.
- Нет. Но я бы хотела с тем черным, из вчерашней картины.
Жаклин покраснела.
- Мне было бы противно целоваться с мужчиной. Вот с тобой или с Анжель, - она мечтательно улыбнулась. - Я летом жила в Бретани у дяди и спала в одной кровати с моей двоюродной сестрой Симон. Это было очень приятно. В лунные ночи мы всегда целовались.
- Почему в лунные? - удивилась Анжель.
- В лунные ночи мы обе не могли уснуть. И от луны Симон становилась такой бледной и нежной. Мы иногда целовались до самого рассвета.
- А в саду пел соловей? - насмешливо спросила Жоржет.
- Нет, в саду пели лягушки. Они чудно поют летом, - она замолчала на минуту. - Но с мужчиной я не могла бы. Мне противно.
Лиза покачала головой.
- Я не понимаю. Мы тоже часто спали с Одэт в одной кровати, но никогда ничего.
Жаклин еще больше покраснела.
- Мужчины всегда грубы. И они плохо бреются. У них на щеке колючки.
- Это незаметно, когда целуешься, - быстро сказала Одэт.
- А ты почем знаешь?
Одэт застенчиво опустила веки.
- Мне так кажется. А то бы никто не целовался. Ну, идем. Пора домой.
Они вышли на улицу.
Анжель отогнула перчатку и взглянула на часы.
- Целых двадцать пять минуть на рыб потратили. Я в прошлый четверг весь Лувр в сорок минут осмотрела. А если бы на мне были туфли на гвоздях, я бы и в полчаса покончила бы с ним.
Лиза кивнула подругам.
- Прощайте. Я на трамвай, - и, подхватив портфель с книгами, побежала к остановке.
5
Лиза открыла своим ключом входную дверь. В большой прихожей было тихо и темно. Она сняла пальто и осторожно, на носках вошла в гостиную. Дверь из спальной Наталии Владимировны стояла широко распахнутой с каким-то сиротливым и пустым видом.
- Наташи нет? - Лиза осторожно заглянула в спальную. С еще не убранной постели свешивались простыни, на кресле лежала смятая шелковая рубашка.
Знакомо и душно пахло духами.
- Ушла, - Лиза разочарованно поморщилась и зевнула во весь рот. - Ужасно хочется спать. И скучно ужасно.
Она поднялась к себе, разложила книги и тетради на столе.
Из соседней комнаты слышался голос Николая.
- Какой идиот. Какой идиот этот Кромуэль.
- Черт с ним, - раздраженно ответил Андрей.
"Андрей здесь", - Лиза поправила перед зеркалом волосы, обдернула короткое клетчатое платье и вошла к брату.
- Вы так тихо сидите. Я не знала, что вы дома.
Николай сердито курил.
- Дома. Где же нам теперь быть? Теперь успеем насидеться дома. По милости твоего Кромуэля.
Лиза села в кресло у окна.
- Ну, Коля. Что же ты злишься? Он не виноват, что у него нет больше денег. Ведь он нас два месяца возил.
- Вот я и привык за два месяца. Мне тошно сидеть дома.
Андрей пожал плечами.
- Я даже рад. По крайней мере, не будет он вечно торчать здесь.
- Ах, оставь, пожалуйста, - Николай бросил папиросу на пол.
Лизе стало скучно.
- Я пойду готовить уроки.
- И куда торопиться? - Николай посмотрел насмешливо на сестру. - Кажется, ведь никуда вечером не пойдешь.
Лиза села к столу, открыла учебник алгебры. Задача не выходила. Лиза долго билась над ней и наконец решила ее.
- Вот и справилась с тобой, глупая задача. Напрасно ты брыкалась. Сказала, что решу, и решила.
- Обедать! - позвал снизу Николай.
Лиза побежала вниз.
Большая лампа низко спускалась над столом. Тарелки и стаканы криво стояли на помятой скатерти. Вилки и ножи лежали кучей.
- Да, сервировка, - насмешливо сказал Николай. - Это тебе не ресторан.
Лиза села к столу, развернула салфетку. Прислуга толкнула дверь ногой и вошла, неся миску. Лиза разлила суп, потом попробовала его.
- Невкусно.
- А ты ешь, не рассуждай, - посоветовал Николай. - Вкусного здесь все равно ничего не получишь.
Лиза отложила ложку. Андрей молча ел, опустив голову.
- Даже пива в этом доме нет, - ворчал Николай.
Мясо оказалось пережареным.
- Да, это тебе не "Кафе де Пари", - повторил Николай. - Проклятый Кромуэль.
- А на сладкое что?
Прислуга покачала головой.
- Сладкого нет. Барыня сегодня десять франков оставила. И так не знаю, как обед сделала. А вы еще сладкое требуете.
Лиза нетерпеливо дернула плечом.
- Идите на кухню, Даша.
- Может, чаю хотите? Это можно.
- Дайте хоть чаю.
Лиза пересела на диван.
- Что же мы теперь делать будем?
- Что? А ничего, - Николай пожал плечами. - Сиди себе как китайский болван и качай головой. Если хочешь, можешь петь для развлечения:
Голова моя качается, качается, качается,
И язык мой извивается, вивается, вивается.
Больше делать нечего.
Андрей размешал сахар в чашке.
- Конечно, не очень забавно.
Лиза подняла голову.
- Но почему? Разве мы не можем сами развлечься? Если надоело сидеть дома, поедем на бульвары, в кафе.
- За семь верст киселя хлебать. А стоить это будет франков пятнадцать с метро. У тебя найдутся пятнадцать франков, Лиза?
Лиза покачала головой.
- Нет.
- Ну так сиди и не двигайся, - он промолчал. - Проклятый Кромуэль. Денег нет. Автомобиль заложил, а сам мне рассказывал, мать держит деньги в незапертом шкафу и даже не знает, сколько у нее бриллиантов.
Лиза взглянула на брата.
- Ну и что же из этого?
Николай ничего не ответил. Лиза смотрела на неубранный стол, на тарелки с остатками еды, на злое и печальное лицо Андрея. Дверь в темную гостиную осталась открытой. За окном глухо шумели темные деревья.
Андрей зевнул.
- Скучно.
Лиза тоже зевнула.
- Да, скучно. У меня даже переносица начинается болеть от скуки. Спокойной ночи. Я пойду спать.
Она встала.
- Проводи меня наверх, Андрей.
Андрей подложил подушку под голову.
- Лень. Я так удобно лежу.
- Как хочешь. Спокойной ночи.
Она прошла в прихожую и, не зажигая света, стала медленно подниматься по лестнице. Сквозь длинное скошенное окно слабо светила луна. Черные тени качающихся ветвей скользили вверх и вниз по белым ступенькам. Лиза, держась за перила, посмотрела вниз в прихожую. Было темно и тихо. Из-под двери гостиной пробивалась узкая желтая полоса света. Большое зеркало на стене тускло блестело. Будто это не зеркало, а вода. И в ней, в этой темной, тихой, лунной воде плавают не тени, а огромные сонные рыбы. Как там, в рыбьем музее. Лизе вдруг снова захотелось, чтобы рядом был Андрей и целовал ее в губы. Долго, долго, пока не закружится голова.
- Андрей, - громко позвала она, - Андрей.
- А, что тебе? - лениво отозвался Андрей из столовой.
- Ничего, ничего, - крикнула Лиза. - Спокойной ночи. - И прислушалась, не идет ли он. Но все было тихо. Тогда она вздохнула и, чувствуя, как вдруг стало неудобно дышать от боли в горле, медленно вошла к себе.
- Неужели это любовь? - подумала она, запирая дверь на ключ. - Стоит ли жить, если это любовь?
Она разделась, сняла голубую бархатную покрышку с дивана, легла и натянула одеяло.
Скорей бы заснуть.
Диван показался слишком широким, шире, чем всегда. Тяжелые, холодные простыни давили грудь. Лечь бы поперек, может быть удобнее будет. Но двинуться было трудно. Она лежала, прижавшись щекой к холодной подушке.
Отчего так грустно? Ведь ничего особенного не случилось. Андрей? Но завтра он будет опять влюбленным и нежным. Что же тогда?
Все хорошо, все отлично. Но тревога росла. Что же это?
Разве ей не хорошо? Разве она не весело живет? Такая хорошенькая, все влюблены, и в школе первая ученица. Чего же еще? Сегодня было скучно оттого, что вчера слишком много выпили. А завтра опять будет весело. И все, все хорошо.
Но сердце билось громко и тяжело. Что же это? Что? Кровь медленно и тяжело струилась по телу, и горло сжималось от тревоги и страха. Она открыла глаза. Сквозь шторы тускло светила луна. Она взглянула на стол, на учебники, на свое платье, висевшее на стуле. Все было такое обыкновенное, как всегда. Прочное, знакомое. "Завтра пойду в лицей, могут вызвать по географии, - нарочно думала она об успокоительных, детских вещах. - Пойдем играть в теннис с Одэт".
Но тревога все росла, от страха холодели ноги. Что же это такое?
Страх все рос. Он стоял тут, около кровати, он наваливался на грудь, и уже почти нельзя было дышать. И вдруг чей-то тонкий, вкрадчивый, колючий голос пропел, точно комар, над самым ухом.
- Бедная, бедная, бедная. Что с нею будет? Что ее ждет? А она спит, а она не знает.
Лиза с трудом отбросила одеяло, пошарила рукой по стене и зажгла свет.
- Что с нею будет? - повторила она. - Все будет хорошо. Кончу лицей, выйду замуж за Андрея. А теперь надо спать.
Она щелкнула выключателем и снова положила голову на подушку. Но тревога и страх не проходили!
- Уснуть, уснуть и завтра проснуться веселой, - прошептала она.
Ей показалось, что диван медленно поднялся и снова опустился. "Как на американских горах, - подумала она. - Засыпаю. Скорей бы, скорей". И чтобы вызвать сон, стала представлять себе стадо баранов на берегу реки. "Вот я беру одного за рога и веду его через мост, вот я беру второго за рога…"
Стало неприятно, душно, рука неудобно давила щеку. Только не двигаться. Сейчас пройдет, сейчас засну. Река вдруг поднялась кверху, выросла, как гора, белые рогатые бараны быстро заплавали в зеленой воде. "Рыбы, - с трудом подумала Лиза и с блаженством и освобождением прошептала: - Сплю".