Сборник фантастических произведений классика белорусской литературы Вацлава Ластовского.
Содержание:
ЛАБИРИНТЫ 1
РАССКАЗЫ 7
Злые глаза 7
Каменный гроб 8
Юга и Громовик 8
Дракон 9
Дударь 9
Биография 10
Библиография 10
Примечания 10
Вацлав Ластовский
ЛАБИРИНТЫ
Сборник фантастических произведений
ЛАБИРИНТЫ
I
Уже несколько лет у меня стало обычаем выезжать на неделю-две в какой-нибудь закуток Беларуси для изучения родной старины. Меня давно манил к себе седовласый Полоцк своим романтичным прошлым, уходящим в легендарные времена. И в этом году я решил пару свободных летних недель провести в Полоцке. Моё намерение подкрепило письмо, полученное из Полоцка от тамошнего археолога-любителя Ивана Ивановича, который сообщил, что у него образовался кружок любителей старины из местных жителей.
"В наших вечерних свободных беседах и вправду оживают прошлые века в сказках, легендах и фантазиях…" - писал он мне в своём письме. Вечером того же дня в Вильно я сел в поезд, а на другой день утром уже шёл старыми улицами Полоцка, подыскивая гостиницу.
Днём побывал у Ивана Ивановича, где осматривал интересные изразцы и металлические бляшки из раскопок в древней княжеской усадьбе в Бельчицах. Познакомился там с двумя участниками, как они сами говорили, "Археологического вольного братства". Один из них был местный чиновник, обрусевший немец, которого я знал по брошюре, написанной им когда-то, в пору модного и полезного для чиновничьей карьеры русификаторства. В той брошюре он доказывал, что по-российски надо писать не "Полоцк", а "Полотск" и, что якобы такое изменение древнего названия позволит достичь "обрусения края". После той брошюрки в местной российской писанине завёлся хаос: некоторые начали и вправду писать "Полотск", "полотский" и т. д., а другие пошли ещё дальше и писали "Полотеск". Впрочем, консерваторы и местные жители остались при старом названии.
При нынешнем, личном знакомстве я узнал, что он уже 40 лет собирает материалы и документы краевой истории, что у него две комнаты битком набиты этими материалами, среди которых есть бесценные вещи.
Второй был бывший местный помещик, который оставил хозяйство, распродал землю и теперь жил в Полоцке в своём собственном домике с садом на собственные средства. У его отца были какие-то близкие отношения с васильянами, а он сам интересовался главным образом демонологией, кабалистикой и т. п. Имел, как зарекомендовал мне его Иван Иванович, у себя "чернокнижную библиотеку", которую никому не показывал и не давал читать. Знал он еврейский язык и время от времени заходил в жидовскую синагогу подискутировать.
И мы условились встретиться все вместе с этими, а кроме того и с другими участниками "вольного братства" на квартире у Ивана Иваныча.
Вечером прибыло ещё двое. Местный полоцкий мещанин Григор И., молчаливый, седоусый старец, который упорно говорил только по-белорусски, а иногда притворялся, что не понимает некоторых слов по-русски и, несколько раз переспросив, повторял слово в переводе на белорусский, с особым ударением. Мне его отрекомендовали, как Подземного человека, он изучал различные легенды о подземных ходах и чудесах, сокрытых в них, и умел рассказывать об этом с поражающим реализмом, но, заключая, всегда уточнял: "Да рассказывают, но кто знает, есть ли в этом хоть капля правды".
И, наконец, последним участником "братства" был средних лет учитель городской школы, который интересовался главным образом историей кривичей до принятия ими христианства.
Перезнакомившись, расселись мы за столом в удобных креслах, глубоких и мягких, с широкими подлокотниками. На столе весело шумел самовар, и красовалась бутылка, покрытая пылью и плесенью, с водкой "Старка". На тарелках соблазнительно были разложены всякого сорта копчёности: окорок, зельц, колбасы, которым нет равных в мире, если они приготовлены по старинным рецептам руками белорусских домовитых женщин.
После второй-третьей рюмки Подземный человек подвинулся ко мне и стал доказывать, что гора, на которой стоит Верхний замок - насыпная. Что первоначально это была могила знаменитого властелина всей прибалтийской "ратайскай" Скифии, а позже её увеличили, и там стояла божница, посвящённая Деве-Солнцу, которую чтили здесь в виде огненной птицы с девичьей головой. При этом он достал из кармана и подал мне бронзовую подвеску со стилизованным рисунком, очень примечательного, но невиданного мной доселе стиля. На одной стороне подвески был змеевик, а на другой Дева-Солнце - фигура птицы с человеческой головой, окружённой ореолом.
- Такие подвески в старину часто находили у горы, а эту я сам нашёл в песочке.
В наш разговор вмешался учитель, который сказал:
- Я вижу, что вас удивляет необычный стиль подвески. И я уверен, вы думаете - вот какой грубый примитив! Люди хотели что-то сотворить, но не смогли овладеть техникой, и сделали лишь тень подобия реальных змей. Вот как раз в этом кроется наше самое грубое непонимание старины. Проследите за развитием искусства в Греции: там после грубо реалистичных скульптур Фидия и его современников, после вульгарного классицизма наступает период поздний - византийский. Стиль византийский - это не упадок искусства, а его высшая степень. Первый период принадлежит, как и в развитии религии, к боготворению природы, второй - к изменению природы по своему замыслу и желанию.
В первом периоде человек не уверен в своих духовных силах, и ему кажется, что зверь не только физически, но и духовно сильнее, звериный мир восхищает, человек его обожествляет. А потому охотно украшает свою голову бычьими рогами, тело покрывает медвежьими шкурами или рисует на нём подобия почитаемых зверей и гадов. А по ходу развития культуры человек познаёт самого себя и выше ценит свои духовные силы. Вместе с бычьими рогами он сбрасывает с себя и обожествление реальных форм в искусстве. Начинает сам творить несуществующие формы, устанавливает каноны искусства. Византийское искусство - это искусство более высокой формации, чем греческий классицизм, ибо оно не натуралистичное, а каноническое. То, что мы видим в Греции, повторяется везде, где только цивилизация доходила до высших ступеней: и в Ассирии, и Вавилоне, и в Египте, Индии, Китае и Японии…
Эта подвеска свидетельствует, что и мы, на этой земле, в этом краю, пережили расцвет собственной высокой культуры, которая погибла, которой останки очень редкие, являются лишь тайными знаками, доступные редким, я бы сказал, посвящённым людям. Наше несчастье в том, что в нашем краю нет пригодного для строительства камня или подходящих минералов. По этой причине единственный, подходящий для построек материал - дерево, наши художественные сооружения были деревянные, недолговечные. Наши письменные памятники не на камнях вырубались, а на бересте вырезались, они истлели или сгорели. Скажите, если бы в Египте, Индии, Вавилоне была деревянная культура, то знали бы мы нынче что-то о ней? Нет.
- Вы правы, - сказал помещик. - Наши предки пережили стадию высокой культуры. Как довод могу привести, что до сих пор среди нашего простого народа, который полтысячи лет ходит в чужом ярме, до сих пор имеются собственные названия важнейших небесных знаков. Например, звезду Венеру и сегодня крестьяне называют Чагир. Под названием Чагир фигурирует Венера в Супрасльском календаре XVIII века, где о ней говорится: "Звезда Чагир между всеми звёздами 10 мест в каждом месяце имеет, и трижды приходит на каждое место каждого месяца". Большую Медведицу называют Стожарами. Плеяды - Ситцем, или Утиным Гнездом. Орионов пояс - Кигачами. Три звезды около Млечного Пути называют Пряхами, или Железный Обруч: в голове Млечного Пути знают Касьбитов, а сам Млечный Путь называют Войсковым Станом. Названий этих сохранилось много. А что это значит? Это значит, что было когда-то время, когда у нас процветала астрология, глубокое знание которой было привилегией учёных, но также, видимо, были знания доступные всем сословиям.
Тут его прервал старый чиновник, говоря:
- В моём собрании есть свитки, писанные на бересте непонятными знаками, похожими на руническое письмо. И у меня есть основания утверждать, что так называемые ятвяги были не отдельным племенем, как ошибочно утверждают, а это было название класса посвящённых языческих времен. Звездочёты и звездоведы, а по-нынешнему астрономы, были классом посвящённых жрецов, духовников. Обратите внимание на схожесть понятий, вложенных в слова "ятвяг" и "жрец". Там и тут в образовании слов понятия из еды. Выйдете из этой комнаты на рынок и спросите, где продается еда. Всяк вам ответит - в "ятках". В старопольском языке жертва называется "objata" - опять же в этом слове есть корень, обозначающий еду. Наш крестьянин до сих пор называет приготовленное блюдо - "ятво", а славенское - "яство", "яства". Поляки называют ятвягов - "jadzwingowie". И в этом слове тоже корень - "яд", "яда - еда".
В давние времена между словами "ятвяг" и "жрец" была такая же большая разница, как в нынешнем нашем понимании между словами "священник" и "жрец". Для воюющего, изничтожающего всё языческое христианства, все носители старой веры: и священники, и грубые шаманы, и ворожеи - были одинаково презренными жрецами. Эта староверная, высокой культуры интеллигенция брезговала бороться с варварской новой верой и укрылась в глухих пущах на пограничье староверной и единоверной с ними Литвы. О том, как их выслеживали там, истребляя ежегодно, сжигая постройки и вырезая людей, свидетельствуют российские и польские летописцы. И можно сказать, когда погибли ятвяги, погибла и прежняя дохристианская наша культура.
Здесь опять взял слово Подземный человек:
- Не знаю я, как звали тех посвящённых волхвов дохристианских времён. А то, что они занимались астрономией - это точно. Может, вы знаете про Богинское озеро? Интересное место! Там полно теней и звуков старой жизни. На озере есть полуостров Богино, а потому Богино, что там были знаменитые божницы. В конце озера находятся волотовки - курганы бронзового века, в песчаном урочище. Это место скорби и печали, или по-нашему "могилки", кладбище - называется Жаль-Бор. На острове, ещё до отмены барщины, был высокий курган, а на нём стояла старой веры божница с единым оконцем, в которое луч солнца попадал только ровно в полдень. Курган этот взорвали москали во время польского восстания, думали, что это какая-то крепость. Там, в Богино, в середине горы есть подземные ходы, как под Верхним замком. Прежние веды и старая культура не сгинули. Люди говорят, что под Верхним замком, за могилой неизвестного властителя спрятаны клады с богатствами великими. Говорят, направо от гробницы есть замурованный проход длиною в 60 шагов, а за ним вход в схроны со старыми книгами. Частью писаны они на дощечках, частью на берестяных свитках. Сложены книги в окованных серебром ящиках, внутри обиты кожей. А из той библиотеки вековечной есть вход в сокровищницу. Только очень страшно туда ходить.
Голос его оборвали спазмы в горле, сам он как-то свернулся в кресле, а глаза застыли, будто устремились в неведомую даль.
На момент разговор остановился, а потом понемногу перешёл на знаменитую полоцкую библиотеку, которую, захватив Полоцк в 1572 году, искал Иван Грозный и не нашёл. Которую папа Григорий XIII поручал Пассевино найти и переслать в Рим. И все согласились, что библиотека была хорошо спрятана и до сих пор таится где-то в подземных полоцких ходах. Иван Иванович рассказал, что собственными глазами видел в старых метрических книгах, в архиве витебской лютеранской кирхи запись о том, что игумен Бельчицкого монастыря, перед осадой города Московией, собрал все монастырские сокровища и книги и переплавил вниз по Двине, чтобы сохранить всё это в подземельях Верхнего замка. Старый чиновник даже сообщил, какие книги, вероятно, имеются в сохранённой библиотеке:
- Во-первых, там летопись Полоцкого княжества, писаная рукой св. Евфросинии, истинный список "Повести временных лет". А дошедшие до наших дней копии переиначены и далеки от оригинала. Также там собственноручные писания братьев Кирилла и Мефодия, византийские хронографы и многое другое.
Помещик сказал:
- Васильяне знали, где спрятана библиотека, но боялись, что её заберут и уничтожат иезуиты, скрывали место её нахождения в секрете.
Беседа затянулась до поздней ночи.
Попрощавшись, мы разошлись каждый в свою сторону.
Моя комната в гостинице была на втором этаже, и окно выходило в сад, за которым, на каменном доме, красовался оголовок трубы в форме короны. Полоцкие старожилы говорят, что в старину таких живописных дымоходов в городе было много, но со временем они вывелись, и я сожалел в душе, что родная старина исчезает. В стиле оголовка древней трубы было нечто неуловимое, что напоминало мне стиль подвески, которую показывал Подземный человек. Неужели остатки этого стиля ещё живы? Я повернул голову к окну и задумался. Передо мной, в фантазии начал расти город с огромными постройками в древнем и удивительном стиле…
II
Мой первый сон потревожил тихий стук в окно. Я вскочил с кровати и, подойдя, увидел в окне усатый лик Подземного человека. Он подавал знаки руками, чтобы я открыл окно, и приложил палец к губам, чтобы я не шумел.
Когда окно было открыто, он сел на подоконник, принял понюшку из серебряной табакерки и начал говорить шёпотом:
- Я давно уже знаю ход в скрытую библиотеку, но сам не ходил туда и никому не показывал, молчал, боялся, чтобы не забрали у нас и это последнее богатство. Одевайтесь, пойдем! Я взял с собой свечку, фонари и всё нужное…
Не стоит и говорить, что я быстро оделся и был готов в путь.
Мы спустились по стремянке во двор, отнесли её в сторону, положили на землю, а сами тайком выскользнули за ворота и направились в сторону Верхнего замка. Минут через 20 были на месте. На горе, в сторону Двины, тогда ещё стояли руины замковых построек, в которых до 1839 года размещался Васильянский униатский монастырь.
Говорят, что замок был разрушен лишь в 40-х годах 19-го века. Сначала, по приказу царя Николая I, с него сняли медную крышу и отправили в Петербург на строение Исаакиевского собора, а позже кто-то или ненароком, или умышленно поджёг здание. После пожара десятки лет замок разрушали силы природы. А в 1913 году российское правительство продало руины какому-то москалю-подрядчику на кирпич, и тот разобрал древнюю кладку, а кирпич сплавил по реке в Ригу.
Но когда мы входили в здание, часть его, а именно, левый угол нижнего этажа, имел ещё целые своды. В темноте склепов мы добрались до большого зала, стены которого и потолок были покрыты старыми фресками, местами осыпавшимися, местами стёртыми и ободранными. Справа, между двух отверстий от дверей, была круглая ниша.
- Вот тут ход в подземелье, - сказал мой поводырь и начал руками отгребать насыпанный на добрых пол-аршина щебень. Совместными усилиями мы очистили дно ниши, которое было сделано в огромной каменной плите.
- Это дверь, - сказал Подземный человек и засунул в щель между камней загнутый железный прут, с усилием повернул его. Что-то глухо хрустнуло, и плита одной стороной начала опускаться вниз. Открылись витые каменные ступени, по которым мы спустились вниз при слабом свете фонаря. Когда наши головы сравнялись с концом повисшей плиты, она сама собой поднялась вверх и закрылась при помощи встроенного механизма.
- Кроме меня, из живых никто не знает об этом ходе. Ты вторым узнал о нём и передашь потомкам. Но прежде чем войти в тайные ходы, в которых наши прозорливые прадеды сохранили не только свои культурные, но и большие материальные богатства, ты должен дать обещание, принести присягу на вечную тайну, - говорил он торжественным голосом, с ударением на каждом слове.
Я выразил своё согласие, и он двинулся дальше. Мы шли минут 10 узким, с почерневшими стенами ходом, со многими поворотами, но неуклонно уходящим вниз. На одном из поворотов мой поводырь остановил меня, говоря:
- Помни, после седьмого угла есть западня.
Перед нами, на одном уровне с кирпичной дорожкой, была вправлена дубовая доска на сажень длины и во всю ширину прохода.
- Это доска на вертушке держится, кто не знает, ступит на неё и свалится в глубокую пропасть, а доска сама собой станет на место.
При этом он показал, как это происходит, нажал палкой на конец доски, и та рухнула вниз, открыв чёрное зияние скрытой пропасти. Проводник поддержал этот подвижный мост, а мне наказал вытянуть засунутую за железные скобы со стороны каменного колодца доску, которую мы положили на мост, и перешли на другую сторону, а доску спрятали снова, с другой стороны.
Пройдя несколько шагов, мы нашли в стене низкую чёрную дверцу. Потом была подвижная стена, отодвинув которую, вошли в просторный покой, с каменными скамьями у стен и высоким фундаментом посередине. На нём стоял старинный гроб, известный ещё местами в Беларуси под названием "корст". Это толстая колода с высеченным внутри дуплом, в которое опускали покойника, сверху закрывали плашками от такой же колоды. В особо важных случаях, погребая богатых или заслуженных людей, корст покрывали смолой и "берестили", сплошь опоясывали длинными кусками бересты, как бандажом, а поверху ещё плотно закручивали просмоленными верёвками. Такие корсты сотни лет лежат в земле и не гниют. Прежде я уже видел такие колоды, как-то весной Двина подмыла старое захоронение, и вода то несла течением, то прибивала их к берегу, а крестьяне вылавливали, чтобы снова закопать в землю.
- Это корст, в котором лежит тот, кто достроил проходы, - сказал мне проводник. - Тут ты и примешь присягу, а в знак соблюдению слова поцелуешь в чело эти священные останки.
При этом он зажёг толстую, как хорошая балка, восковую свечу, стоявшую около гроба. Фитиль трещал и дымил, но постепенно разгорелся, и я увидел на гробу сделанную глаголицей надпись: "Я, Яромир, ходы эти работой многой сотворил и пять демонов мощью слов тайных на бдение вечное оставил тут. Пусть вносящего сюда пропустят, а на выносящем исполнится слово".
Мы открыли корст, и моим глазам открылся забальзамированный покойник с густой седой бородой, покрытый златотканой пеленой. Лежал он, повернувшись в правую сторону, одна рука его была под головой, другая лежала на золочёном поясе; левая нога была чуть согнута в колене. Было похоже, что это не покойник, а заснувший старец с серо-пепельным лицом.
Подземный человек сказал мне встать в ногах, а сам встал около головы на ступеньках фундамента. От движения, когда он проходил, заколыхалось пламя свечи, и мне показалось, покойный моргнул глазами.
Среди неописуемой тишины прозвучали торжественные слова присяги, которую читал мне проводник со свитка пергамента, взятого из-под головы покойного.