Глаза парня сердито засверкали. Он резко обернулся к ней, но внезапно промелькнувшая мысль помешала ему произнести слова, готовые сорваться с языка. Фрона поняла вдруг, что задела неосторожным намеком самолюбие юноши, и открыла рот, чтобы объясниться. Но сообразив, что это, пожалуй, единственный способ добиться желанной цели, она вовремя спохватилась и промолчала. Они стояли, подавшись всем телом в сторону ветра, как делают это моряки на палубе во время качки, и твердо смотрели друг другу в глаза. Волосы его мокрыми завитками прилипли ко лбу, Фронины же развевались длинными прядями и яростно хлестали ее по лицу.
- Ну, так едем! - Он сердитым движением спустил лодку на воду и всунул весла в уключины. - Влезайте! Я перевезу вас, но совсем не ради ваших пятидесяти долларов. Вы заплатите обычную цену, и дело с концом.
Порыв ветра подхватил легкую скорлупу и отбросил ее на несколько десятков футов лагом. Пена залила лодку колючим дождем, и Фрона сразу же принялась работать черпаком.
- Нас, кажется, относит к берегу, - прокричал он, берясь за весла. - Это будет неприятно… для вас. - Он сердито посмотрел на нее.
- Нет, - поправила она, - это будет очень неприятно для нас обоих. Провести ночь без палатки, без одеял, без огня, брр… Но я уверена, что нас не прибьет к берегу.
Она вышла из лодки на мокрые камни и помогла ему вытащить брезентовое суденышко и вылить из него воду. С обеих сторон поднимались лишь голые скалы. Мягкий снег крупными хлопьями покрывал все вокруг, и в сгущающейся темноте можно было с трудом разглядеть несколько залитых водою ям для хранения припасов.
- Вы хорошо сделаете, если поторопитесь, - посоветовал он девушке, благодаря ее за помощь и снова спуская лодку на воду. - Отсюда до Счастливого лагеря две мили по тяжелой дороге. До самого места не наберешь и охапки хвороста. Поторапливайтесь. До свиданья.
Фрона пожала ему руку.
- Вы славный малый, - сказала она.
- О, пустяки, - ответил он, с лихвой возвращая ей рукопожатие. Лицо его выражало искреннее восхищение.
Десяток палаток мрачно держались на своих колышках у опушки строевого леса, перед Счастливым лагерем. Утомленная за день, Фрона переходила от палатки к палатке. Мокрое платье тяжело облегало ее усталое тело, а ветер жестоко хлестал ее, налетая то с одной, то с другой стороны. Проходя мимо одной из палаток, она услышала вдруг изощренную ругань и решила, что так браниться может только Дэл Бишоп. Но, заглянув внутрь, Фрона убедилась, что ошиблась, и пошла дальше. Пространствовав таким образом довольно долгое время, она дошла до последней палатки. Бишопа нигде не было. Девушка отвязала полу и заглянула внутрь. Трескучая свеча освещала единственного обитателя, который, стоя на коленях, усердно раздувал огонь в маленькой дымящей юконской печурке.
Глава IV
Фрона развязала завязки, соединявшие внизу полы палатки, и вошла внутрь. Человек продолжал раздувать огонь, не замечая ее присутствия. Фрона кашлянула, и он поднял на нее покрасневшие от дыма глаза.
- Ладно, - произнес он довольно небрежным тоном. - Закрепите полы и устраивайтесь поудобнее. - Затем снова вернулся к своей нелегкой задаче.
"Нечего сказать, гостеприимно", - заметила она про себя, подчиняясь его приказанию и подходя к печке.
У огня лежала груда карликовых сосен, узловатых, сырых и распиленных сообразно размерам печурки. Фрона хорошо знала эту породу, которая ползет, извивается между скал, закрепляясь корнями в скудной почве отложений аллювиального периода, и, не в пример своему древесному прототипу, редко поднимается больше фута над землей. Фрона заглянула в печку, увидела, что там пусто, и набила ее мокрыми сучьями. Хозяин палатки поднялся на ноги, откашливаясь от дыма, который забрался ему в легкие, и одобрительно кивнул ей. Отдышавшись, он сказал:
- Сядьте и посушите свое платье. Я займусь ужином.
Он поставил на передний выступ печки кофейник, вылил в него всю воду из ведра и вышел из палатки, чтобы принести еще. Лишь только фигура его скрылась, Фрона взялась за свой дорожный мешок, и, когда он снова вошел в палатку, она была уже в сухой юбке и выжимала только что снятую мокрую одежду. Пока он рылся в ящике для провизии, доставая оттуда тарелки, вилки и ножи, она натянула кусок веревки между шестами палатки и повесила свою юбку сушиться. Тарелки оказались грязными, и он наклонился, чтобы перемыть их, а она тем временем, повернувшись к нему спиной, быстро переменила обувь. Она еще с детства помнила, как важно, чтобы ноги во время пути были в хорошем состоянии. Фрона поставила свои мокрые ботинки на груду дров за печкой и надела вместо них пару мягких, изящных мокасин индейской работы. Огонь в печке разгорелся, и она с удовольствием почувствовала, как белье начинает высыхать и согреваться на ее теле.
Все это время никто из них не произносил ни слова. Владелец палатки не только молчал сам, он был, по-видимому, так сильно поглощен своим делом, что слова объяснения замирали на устах у Фроны. Ей казалось, что он просто не расслышит их. По тому, как он держал себя, можно было подумать, что появление одинокой молодой женщины, просящей гостеприимства в бурную ночь, для него вполне обычное явление. С одной стороны, это нравилось ей, но с другой - немного беспокоило, потому что она не знала, чем объяснить такое отношение. Она чувствовала в этом какую-то предвзятость и не могла понять, в чем она. Несколько раз Фрона открывала рот, чтобы заговорить, но он, казалось, был так далек от мысли о ней, что она тотчас же отказывалась от своего намерения.
Вскрыв топором жестянку солонины, он поджарил несколько толстых ломтей мяса, затем отставил сковородку и вскипятил кофе. Из ящика для провизии он извлек половину холодного зачерствелого яблочного пирога, неодобрительно посмотрел на него, бросил быстрый взгляд на Фрону и решительным движением вышвырнул испорченный пирог за дверь. Затем высыпал из мешка на походную скатерть сломанные, искрошившиеся морские сухари, обильно пропитанные дождем и превратившиеся в мягкую, рыхлую массу грязновато-белого цвета.
- Вот все, что у меня есть в смысле хлеба, - пробормотал он, - но все-таки усаживайтесь и давайте насыщаться.
- Одну минуту… - и прежде чем он успел что-нибудь возразить, Фрона высыпала морские сухари на сковородку, поверх сала и свинины. Затем она подлила туда немного воды и поставила все это на огонь. Когда кушанье закипело и задымилось, она нарезала кусочками солонину и смешала ее с соусом, затем густо посолила и поперчила варево, от которого поднимался аппетитный запах.
- Должен сознаться, что это превкусная штука, - сказал он, держа тарелку на коленях и с жадностью уплетая произведение Фроны. - Как называется это блюдо?
- Сломгеллион, - коротко ответила она, и трапеза продолжалась в молчании.
Фрона помогла ему заварить кофе, внимательно изучая в то же время его внешность. Лицо его отнюдь нельзя было назвать неприятным, напротив, оно говорило о силе, силе скорее потенциальной, чем активной, мысленно добавила она. Наверное, студент, продолжала свои наблюдения Фрона. Она встречала немало студентов в Штатах и приучилась различать в их глазах следы утомления, вызванного ночными занятиями при свете керосиновой лампы. Эти следы усталости она подметила теперь и в глазах своего хозяина. Карие глаза, решила она, и красивые мужественной красотой. Но, накладывая себе снова на тарелку сломгеллиона, она с удивлением заметила, что глаза у него не карие, а скорее орехового цвета. И тут же подумала, что при дневном свете, когда глаза эти не утомлены, они должны казаться серыми или даже серо-голубыми. Она хорошо знала этот оттенок: такие же точно глаза были у одной ее товарки и самой близкой подруги.
Волосы у него были каштановые. Они отливали при свете свечи золотом и чуть-чуть завивались, точно так же, как и рыжеватые усы. Гладко выбритое лицо его было прекрасно очерчено и дышало мужеством. Сначала ей показалось, что его немного портят слегка ввалившиеся щеки, но, окинув взглядом хорошо сложенную, гибкую, мускулистую фигуру с сильной грудью и широкими плечами, она легко примирилась с этим недостатком. Во всяком случае, эти впадины не свидетельствовали об истощении - вся его фигура служила этому живым опровержением, - а скорее указывали на то, что он не подвержен греху чревоугодия. Рост - пять футов девять дюймов, определила она по гимнастическому опыту, а возраст - между двадцатью пятью и тридцатью, хотя, вернее, ближе к первой цифре.
- Одеял у меня мало, - отрывисто произнес он, высушивая свою чашку и ставя ее на ящик с провизией. - Я жду своих индейцев с озера Линдерман не раньше завтрашнего утра, а эти молодцы забрали все мои вещи, кроме нескольких мешков муки и лагерного снаряжения. Впрочем, у меня есть пара толстых ульстеров, которые прекрасно заменят нам одеяла.
Он повернулся к ней спиной, словно не ожидал ответа, и развязал завернутый в клеенку сверток одеял. Затем вытащил из бельевого мешка два ульстера и бросил их на одеяло.
- Вы, должно быть, опереточная актриса?
Он задал этот вопрос, по-видимому, без всякого интереса, как бы для того, чтобы поддержать разговор, и с таким видом, точно заранее знал, каков будет стереотипный ответ. Но для Фроны эти слова прозвучали как пощечина. Она вспомнила филиппику Нипузы против белых женщин, которые являлись в эту страну, и только тут поняла всю двусмысленность своего положения и причину его небрежного обращения.
Но он, не дожидаясь ее ответа, заговорил снова.
- Прошлой ночью у меня ночевали две опереточные звезды, а третьего дня - целых три. Правда, тогда у меня было больше постельных принадлежностей. К несчастью, эти дамы обладают удивительной способностью терять свои вещи, хотя должен сказать, что мне еще ни разу не удавалось найти на дороге потерянный кем-либо багаж. И все они - звезды первой величины, я еще ни разу не встречал между ними ни одной дублерши или хористки - нет, нет, ни одной. Вы, должно быть, тоже звезда?
Чересчур горячая кровь залила щеки Фроны, и это заставило ее еще больше разозлиться на него. Она была уверена в том, что умеет владеть собой, но все же боялась, чтобы эта краска не внушила ему мысль о смущении, которого она не испытывала на самом деле.
- Нет, - ответила она холодно, - я не опереточная актриса.
Он молча сложил по одну сторону печки несколько мешков муки, сделав из них основание постели. Затем проделал то же самое с остальными мешками, сложив их по другую сторону печки.
- Но вы все же из актрис, - настойчиво повторил он, с нескрываемым презрением произнося слово "актриса".
- К сожалению, я совсем не актриса.
Он выронил одеяло, которое складывал в этот момент, и выпрямился. До этой минуты он лишь мимоходом скользил по ней взглядом, но, услышав этот ответ, внимательно осмотрел девушку с головы до ног и с ног до головы, не упуская ни одного дюйма, ни единой подробности ее платья и прически. Он проделал это обстоятельно, без всякой торопливости.
- О, прошу прощения, - резюмировал он результаты своего осмотра и снова уставился на нее. - В таком случае вы очень безрассудная женщина, мечтающая о богатстве и закрывающая глаза на опасности, которыми грозит вам это путешествие. Только два сорта женщин встречаются в этих краях. Одни пользуются уважением в качестве жен и дочерей, а другие совсем не пользуются уважением. Ради приличий они называют себя кафешантанными певицами, опереточными звездами, а мы из вежливости делаем вид, что верим этому. Да, да, это так. Не забывайте, что женщины, попадающие сюда, в результате обязательно примыкают к первым или вторым, середины не бывает, и те, кто думает удержаться на ней, обречены на неудачу. Вот потому-то я и сказал, что вы очень, очень безрассудная девушка и вам лучше всего вернуться обратно, пока еще не поздно. Если вы согласитесь принять услугу от незнакомого человека, я готов ссудить вас деньгами на обратный переезд в Штаты и дать вам проводника-индейца до Дайи.
Фрона раза два пыталась перебить его, но он всякий раз повелительным жестом заставлял ее молчать.
- Благодарю вас, - заговорила она наконец, но он снова перебил ее.
- О, не за что, не за что.
- Благодарю вас, - повторила она, - но дело в том, что вы немного… ошиблись. Я пришла сюда прямо с Дайи и рассчитывала найти в Счастливом лагере носильщиков со своим багажом. Они вышли на несколько часов раньше меня, и я понять не могу, каким образом мне удалось опередить их. А впрочем, нет, догадываюсь. Сегодня днем буря прибила одну лодку к западному берегу озера Кратер, должно быть, они-то как раз и были в ней. Вот почему мы разошлись. Что касается моего возвращения в Штаты, то я, конечно, очень благодарна вам за любезное предложение, но в Даусоне живет мой отец, которого я не видела уже три года. Кроме того, я прошла за сегодняшний день весь путь от Дайи, очень устала и хотела бы немного отдохнуть. Поэтому, если вы не откажете мне в дальнейшем гостеприимстве, я лягу.
- Но это немыслимо! - Он оттолкнул ногой одеяло, опустился на мешки с мукой и в полном смущении уставился на девушку.
- Нет ли… нет ли в других палатках женщин? - нерешительно спросила она. - Мне не попалось ни одной, но, быть может, я проглядела.
- Здесь были муж с женой, но они двинулись дальше сегодня утром. Нет. Других женщин вы не найдете, если… если не считать двух или трех в одной палатке, но… но это вас все равно не устроит.
- Неужели вы думаете, что я побоюсь воспользоваться их гостеприимством? - горячо спросила она. - Ведь вы сказали, что это женщины.
- Но, говорю вам, что это не подойдет, - рассеянно ответил он, устремив взгляд на натянутую парусину палатки и прислушиваясь к реву бури. - В такую ночь невесело остаться под открытым небом. А все другие палатки битком набиты, - продолжал он рассуждать вслух. - Я случайно знаю это. Они забрали внутрь все припасы, хранившиеся в ямах, чтобы уберечь их от дождя, и теперь там негде повернуться. К тому же им пришлось приютить с десяток других путников, которых буря застигла по дороге. Двое или трое просили меня укрыть их на ночь, если им не удастся устроиться в другом месте. Очевидно, они устроились, потому что я больше не видел их. Но это совсем не значит, что вы найдете еще где-нибудь свободный угол. И, во всяком случае…
Он беспомощно умолк. Положение становилось все более тягостным.
- Смогу ли я добраться сегодня ночью до Глубокого озера? - спросила Фрона, забыв посочувствовать ему, и тут же, заметив свою оплошность, расхохоталась.
- Но не можете же вы переправиться через реку в темноте, - сказал он. Ее веселый смех заставил его нахмуриться. - А по дороге нет ни одной стоянки.
- Вы боитесь? - спросила она с легкой насмешкой.
- Не за себя.
- Ну, в таком случае, я могу ложиться.
- А я, пожалуй, посижу и буду поддерживать огонь, - предложил он после маленькой паузы.
- Вздор! - воскликнула она. - Как будто это спасет ваш дурацкий жалкий кодекс приличий. Мы находимся за пределами цивилизации. Это путь к полюсу. Ложитесь спать.
Он пожал плечами в знак того, что сдается.
- Ладно. Что же мне теперь делать?
- Прежде всего помогите мне приготовить постель. Вы положили мешки поперек. Благодарю вас, сэр, но мои кости и мускулы еще не совсем утратили чувствительность. Так… Поверните-ка их вот сюда.
Подчиняясь ее указаниям, он уложил мешки в длину двумя рядами. В середине образовалась неудобная выемка, из которой торчали узлы мешков, но она примяла их несколькими ударами обуха топора и таким же манером сгладила края выемки. Затем, сложив втрое одно из одеял, она закрыла им длинную щель.
- Гм, - заметил он, - теперь я понимаю, почему мне так плохо спалось до сих пор. Вот это другое дело. - И он проворно проделал ту же процедуру со своими мешками.
- Видно, что вы не привыкли странствовать в этих краях, - заявила ему Фрона, расстилая верхнее одеяло и усаживаясь на нем.
- Возможно, - ответил он. - А вы-то сами много ли знаете об этой кочевой жизни? - проворчал он минуту спустя.
- Достаточно, чтобы уметь приспособляться к ней, - неопределенно ответила она, отбрасывая от печки высохшие поленья и заменяя их сырыми.
- Прислушайтесь-ка. Вот так буря, - сказал он, - погода все ухудшается, хотя хуже придумать трудно.
Палатка содрогалась под напором ветра, парусина глухо гудела при каждом новом порыве бури, а снег и дождь барабанили над головою, точно град пуль и разгаре битвы. В минуты затишья они слышали, как вода шумными потоками стекала по боковым стенкам. Он потянулся и с любопытством коснулся рукою мокрой крыши. Целый водопад тотчас же хлынул из этого места и залил ящик с провизией.
- Не делайте этого! - воскликнула Фрона, вскакивая на ноги. Она приложила палец к мокрому пятну и провела им, плотно прижимая к полотну, до боковой стенки. Течь тотчас же прекратилась. - Никогда не делайте этого, - с упреком сказала она.
- Черт возьми! - ответил он. - Ведь вы прошли сегодня весь путь от Дайи сюда. Неужели вы не устали?
- Немножко, - откровенно созналась она, - и спать хочется смертельно. Покойной ночи, - пожелала она ему через несколько минут, с наслаждением вытягиваясь под теплым одеялом. Однако через четверть часа она снова окликнула своего хозяина. - Послушайте, вы еще не спите?
- Нет, - глухо прозвучал его голос из-за печки. - В чем дело?
- Вы накололи лучинок?
- Лучинок? - переспросил он сонным голосом. - Каких лучинок?
- Чтобы развести утром огонь, разумеется. Встаньте-ка и наколите.
Он беспрекословно повиновался, но прежде чем он успел справиться с этим делом, она заснула.
Когда Фрона открыла глаза, в воздухе стоял уже аромат неизменной свинины. Наступил день, и с ним утихла буря. Омытое солнце заливало радостным сиянием затопленный дождем пейзаж и заглядывало внутрь палатки через широко раскрытые полы. Повсюду уже кипела работа, и группы людей проходили мимо с тюками на спинах. Фрона повернулась на бок. Завтрак был уже готов, и хозяин ее, поставив грудинку и жареную картошку в печку, подпирал в этот момент двумя поленьями ее открытые дверцы.
- С добрым утром, - приветствовала она его.
- И вас также, - ответил он, поднимаясь на ноги и берясь за ведро. - Я не спрашиваю, хорошо ли вы спали, потому что уверен в этом.
Фрона рассмеялась.
- Я пойду за водой, - продолжал он, - и надеюсь, что к моему возвращению вы будете уже готовы к завтраку.
После завтрака, греясь на солнце, Фрона издали увидела на дороге знакомую группу людей, огибавших ледник со стороны озера Кратер. Она захлопала в ладоши.
- А вот мои вещи и с ними Дэл Бишоп. Воображаю, как он сконфужен своей неудачей. - Затем, обернувшись к молодому человеку и вскидывая на плечи свой дорожный мешок и фотографический аппарат, она сказала: - Итак, мне остается только попрощаться с вами и поблагодарить вас за любезность.
- О, не стоит, не стоит. Пожалуйста, не благодарите. Я сделал бы то же самое для всякой…
- Опереточной звезды.
Он с упреком посмотрел на нее.
- Я не знаю, как вас зовут, и не хочу даже спрашивать вас об этом.