Последняя фраза показалась Уилфреду бессмысленной. Он полагал, что уж это-то ему хорошо известно. Он словно видел, как Анджела рыдает у него на груди, шепча, что она знала - знала! - что он придет, что она ни на миг не усомнилась в нем. И он кинулся к двери.
- Эй! Вы что, не выпустите меня?
- Всему свое время, - ответил Уилфред. - Сохраняйте хладнокровие. - И выбежал из комнаты.
- Анджела! - закричал он, почти прикасаясь губами к филенке. - Анджела!
- Кто там? - донесся изнутри такой знакомый голос.
- Это я, Уилфред. Сейчас я взломаю дверь. Отойдите в сторону!
Он попятился на несколько шагов и изо всех сил ударил плечом в ненавистную преграду. Раздался оглушительный треск, замок поддался, и Уилфред ввалился в комнату, такую темную, что ничего не увидел.
- Анджела, где вы?
- Здесь. И хотела бы узнать, почему здесь вы, после моего письма? Видимо, некоторые люди, - продолжал голос непонятно ледяным тоном, - не понимают намеков.
Уилфред пошатнулся и упал бы, если бы не ухватился за собственный лоб.
- Письмо? - еле выговорил он. - Но конечно же, вы писали не то, что думали!
- Именно то, и жалею только, что не написала побольше.
- Но-но-но-но разве вы меня не любите, Анджела?
В комнате раздался жестокий язвительный смех.
- Люблю вас? Люблю человека, который рекомендовал мне приобрести муллинеровский крем для лица "Смуглая цыганка"?!
- Что означают ваши слова?
- Я вам покажу, что они означают, Уилфред Муллинер, взгляните на дело рук своих!
Комнату внезапно залил яркий свет. Перед Уилфредом с рукой на выключателе стояла Анджела - царственная, прелестная, в чьей сияющей красоте взыскательный критик мог бы найти лишь один изъян - некоторую пегость.
Уилфред смотрел на нее с обожанием. Лицо у Анджелы было частично бурым и частично белым, а на лилейной шейке виднелись светло-коричневые пятна, напоминавшие отпечатки больших пальцев, какие можно видеть на страницах книг, выдаваемых в бесплатных библиотеках. Но все равно для него она была несравненной красавицей. Он жаждал заключить ее в объятия и, несомненно, заключил бы, если бы ее взгляд не предупредил Уилфреда с абсолютной ясностью, что при таком поползновении его, без сомнения, встретит апперкот.
- Да, - продолжала она, - вот во что вы меня превратили, Уилфред Муллинер, - вы и это жуткое снадобье, которое вы называете кремом для лица "Смуглая цыганка"! Вот во что превратилась кожа, к которой вы любили прикасаться! Я последовала вашему совету и купила большую баночку за семь шиллингов шесть пенсов - и перед вами результат! Менее чем через сутки я могла бы явиться в любой цирк и потребовать любой гонорар за выступление в качестве "Пятнистой принцессы с островов Фиджи". Я укрылась здесь, в доме моего детства. И сразу же, - ее голос прервался, - сразу же мой любимый гнедой шарахнулся от меня и принялся грызть свои ясли. А едва Понто, мой миленький песик, которого я вырастила, взглянул на мое лицо, как пришлось вызывать ветеринара, и, увы, надежды на то, что он поправится, почти нет. И это вы, Уилфред Муллинер, вы навлекли на меня это проклятие!
Многие мужчины увяли бы от таких жгучих слов, но Уилфред Муллинер только улыбнулся с бесконечным состраданием и пониманием.
- Ничего страшного, - сказал он. - Мне следовало бы предупредить вас, любимая, что подобное иногда случается, если кожа особенно нежна и бархатиста. Но все можно незамедлительно исправить, применив муллинеровский лосьон "Снега горных вершин", четыре шиллинга за флакон средней величины.
- Уилфред! Неужели это правда?
- Чистейшая, любовь моя. И лишь это разделяет нас?
- Нет! - раздался громовой голос.
Уилфред мгновенно обернулся. В дверях стоял сэр Джаспер ффинч-ффарроумир, укутанный в махровое полотенце. Все видимые участки его кожи были ярко-алыми. Позади него поигрывал хлыстом Мургатройд, дворецкий.
- Вы не ждали меня увидеть?
- Бесспорно, - ответил Уилфред сурово, - я никак не ожидал увидеть вас в таком костюме в присутствии представительницы прекрасного пола.
- Мой костюм тут ни при чем, - отпарировал сэр Джаспер и обернулся к дворецкому. - Мургатройд, исполняйте свой долг!
Дворецкий перешагнул порог комнаты. Лицо его было ужасным.
- Остановитесь! - вскричала Анджела.
- Я же еще не начал, мисс, - почтительно указал дворецкий.
- Вы не прикоснетесь к Уилфреду! Я люблю его.
- Как! - изумился сэр Джаспер. - После того, что произошло?
- Да. Он все объяснил.
Карминное лицо баронета свирепо насупилось.
- Держу пари, он не объяснил, почему оставил меня вариться в адской турецкой парильне. От меня уже дым валил, когда Мургатройд, преданнейший из преданных, услышал мои крики, явился и освободил меня.
- Хотя в мои обязанности это и не входит, - пояснил дворецкий.
Уилфред устремил на баронета твердый взгляд.
- Если бы, - сказал он, - вы пользовались муллинеровским "Сбросим вес", признанным средством от тучности, как в форме таблеток, три шиллинга за жестянку, или в жидкой форме, пять шиллингов шесть пенсов за флакон, вам не было бы нужды в турецкой парильне. Муллинеровский "Сбросим вес", который не содержит никаких вредных химикалий, но составлен исключительно из целебных трав, гарантирует уменьшение веса непрерывно, плавно и без возникновения слабости со скоростью два фунта в неделю. Используется членами самых знатных семей.
Огонь ненависти угас в глазах баронета.
- Это факт? - прошептал он.
- Да!
- Вы гарантируете?
- Все муллинеровские препараты имеют полную гарантию.
- Мой мальчик! - вскричал баронет и потряс руку Уилфреда. - Бери ее, - добавил он прерывающимся голосом. - Вместе с моим б-б-благословением.
За его спиной раздалось деликатное покашливание.
- Сэр, а у вас случаем не найдется что-нибудь от прострела? - осведомился Мургатройд.
- Муллинеровский "Облегчитель" исцелит самый застарелый прострел за несколько дней.
- Да благословит вас Бог, сэр! Да благословит вас Бог, - прорыдал Мургатройд. - А где я мог бы его приобрести?
- В любой аптеке.
- Он меня прихватывает главным образом пониже спины, сэр.
- Больше ему вас прихватить не удастся, - сказал Уилфред.
Остается добавить совсем немного. Теперь Мургатройд - самый гибкий дворецкий во всем Йоркшире. Сэр Джаспер весит чуть меньше двухсот десяти фунтов и подумывает о том, чтобы вновь скакать за лисицей. Уилфред и Анджела - супруги, и, как меня поставили в известность, никогда еще свадебные колокола старинной церкви в деревушке ффинч не звонили с таким энтузиазмом, как в то июньское утро, когда Анджела повернула к своему любимому личико, коричневый оттенок которого был столь же глубок и ровен, как цвет антикварного орехового столика, и ответила на вопрос священника: "Берешь ли ты, Анджела, этого Уилфреда?" застенчивым "да". Теперь у них два чудесных мальчугана. Меньший, Персиваль, учится в приготовительной школе, а старший, Фердинанд, - в Итоне.
На этом мистер Муллинер, допив свое горячее виски, пожелал нам всего наилучшего и удалился.
С его уходом воцарилась тишина. Общество, казалось, погрузилось в глубокие размышления. Затем кто-то поднялся на ноги.
- Ну, что же, спокойной ночи всем, - сказал он.
И это словно бы подвело итог вечеру.
Муллинеровский "Взбодритель"
Деревенское хоровое общество поставило "Колдуна" Гилберта и Салливена для очередного сбора средств на церковный орган, и, когда мы сидели у окна "Отдыха удильщика", покуривая трубки, по улочке мимо нас повалила толпа расходившихся зрителей. До наших ушей доносились обрывки куплетов, и мистер Муллинер принялся подпевать вполголоса.
- Ах, помню, что бле-е-едным и ю-у-у-ным я младшим священником был, - выводил мистер Муллинер тем посапывающим голосом, какой певцы-любители приберегают для старинных опусов. - Поразительно, - добавил он своим обычным тоном, - как изменяется мода даже на священников. В наши дни бледные и юные младшие священники практически перевелись.
- Совершенно справедливо, - согласился я. - В подавляющем большинстве это дюжие молодчики, чемпионы по гребле в своих колледжах. По-моему, бледного и юного младшего священника мне не довелось встретить ни разу.
- Мне кажется, вы не знакомы с моим племянником Августином?
- Не имел удовольствия.
- Описание, даваемое в этих куплетах, удивительно ему подошло бы. Вам, разумеется, интересно узнать побольше о моем племяннике Августине.
В то время, о котором я говорю (начал мистер Муллинер), мой племянник Августин был младшим священником, очень юным и чрезвычайно бледным. В отрочестве его сила уходила в рост, и у меня есть основания полагать, что в богословском колледже некоторые наиболее необузданные натуры помыкали им. Во всяком случае, когда он обосновался в Нижнем Брискетте-на-Мусоре в качестве помощника приходского священника преподобного Стэнли Брендона, второго такого кроткого и скромного блюстителя душ вы бы не отыскали на расстоянии дневного перехода. У него были льняные волосы, испуганные голубые глаза, а манерой держаться он походил на благочестивую, но робкую треску. Короче говоря, он был именно тем образчиком младшего священника, какой, видимо, столь часто встречался в восьмидесятых годах прошлого века, или когда там Гилберт писал либретто "Колдуна".
Характер его непосредственного начальника мало чем, а вернее, и вовсе ничем не способствовал тому, чтобы он мог преодолеть свою врожденную робость. Преподобный Стэнли Брендон был крупным, мускулистым субъектом с бешеным нравом, и его красное лицо вкупе с недобро посверкивающими глазками запугало бы даже самого искушенного младшего священника. В Кембридже преподобный Стэнли Брендон боксировал в тяжелом весе и во время обсуждения приходских дел, насколько я понял со слов Августина, казалось, всегда был готов прибегнуть к доводам, обеспечившим ему блестящий успех на ринге. Помнится, Августин поведал мне, как однажды, когда он осмелился высказать критическое замечание касательно украшения церкви ко Дню урожая, у него тотчас возникло ощущение, что он вот-вот получит хук правой в подбородок. Речь же шла о сущем пустяке: будет ли тыква лучше смотреться в апсиде или на хорах, если не ошибаюсь, и все-таки несколько секунд казалось, что вот-вот прольется кровь.
Таков был преподобный Стэнли Брендон. И тем не менее именно дочери столь внушительного субъекта осмелился отдать свое сердце Августин Муллинер. Поистине купидон превращает всех нас в героев.
Джейн была очень милой девушкой и полюбила Августина не меньше, чем он ее. Но поскольку у обоих равно недоставало духа пойти к ее отцу и поставить его в известность о положении дел, они были вынуждены встречаться тайно. Это мучило Августина, который, подобно всем Муллинерам, любил правду и не терпел обмана в какой бы то ни было форме. И как-то вечером, когда они прохаживались между лавровыми кустами в глубине сада при церковном доме, он восстал.
- Моя дражайшая Джейн, - сказал Августин, - я долее не в силах сносить это утаивание. Я немедля пойду в дом и попрошу вашей руки у вашего отца.
Джейн побледнела и уцепилась за его локоть. У нее не было ни малейших сомнений, что, попытавшись привести в исполнение этот безумный план, получит он там не ее руку, а ногу ее отца.
- Нет, нет, Августин! Ни в коем случае!
- Но, милая, это же единственный достойный образ действий.
- Только не сейчас. Молю тебя, не сейчас!
- Но почему?
- Потому что папа в ужасном настроении. Он только что получил письмо от епископа с выговором за излишества золотой вышивки на облачении, и это его ужасно расстроило. Видишь ли, он учился с епископом в школе и никак не может забыть об этом. За обедом он сказал, что покажет этому сопляку, Носатому Бикертону, если тот думает, будто может им командовать.
- А епископ приедет завтра на конфирмацию! - ахнул Августин.
- Да. И я ужасно боюсь, что они поссорятся. Так жаль, что папа получил приход в епархии своего однокашника. Он не может забыть, как однажды дал ему в глаз, когда тот пролил чернила на его воротничок. Каково теперь папе признавать над собой духовную власть такого епископа. Так ты не пойдешь к нему сегодня и ничего не скажешь?
- Ни в коем случае, - заверил ее Августин с легкой дрожью.
- И не забудешь, когда вернешься домой, подержать ноги в горячей воде с горчицей? Трава такая сырая от росы!
- Непременно, любимая.
- Ты ведь знаешь, что у тебя слабое здоровье.
- Да, здоровье у меня слабое.
- Право же, тебе надо бы попринимать какое-нибудь хорошее укрепляющее средство.
- Да, пожалуй. Спокойной ночи, Джейн.
- Спокойной ночи, Августин.
Влюбленные расстались. Джейн тихонько проскользнула в отчий дом, а Августин направился в свое уютное жилище на Главной улице. И первое, что он увидел, войдя в дверь, был пакет на столе, а рядом с ним письмо.
Он безучастно вскрыл конверт - его мысли были далеко-далеко.
"Дорогой Августин…"
Он открыл последнюю страницу и взглянул на подпись. Письмо было от его тети Анджелы, супруги моего брата Уилфреда Муллинера. Быть может, вы помните историю, которую я как-то поведал вам, - о том, как они поженились. Если так, то, наверное, вы не забыли, что мой брат Уилфред был именитым ученым-химиком и среди многого прочего создал такие всемирно прославленные препараты, как муллинеровский крем для лица "Смуглая цыганка" и муллинеровский лосьон "Снега горных вершин". Он никогда не был особенно близок с Августином, однако Августина и его тетушку давно связывала теплая дружба.
Анджела Муллинер писала:
"Мой дорогой Августин!
Последнее время я очень много думаю о тебе. Когда мы виделись в последний раз, у тебя был очень болезненный вид, указывающий на недостаток витаминов. От души надеюсь, что ты бережешь себя.
Я уже какое-то время подумываю, что тебе следует принимать какое-нибудь укрепляющее средство, и, по счастливому стечению обстоятельств, Уилфред только что создал тонизирующую микстуру - по его словам, лучшее из всего, что ему удавалось сделать до сих пор. Называется "Взбодритель" и воздействует непосредственно на красные кровяные тельца. В продажу он еще не поступил, но я сумела тайно изъять из лаборатории Уилфреда флакон с опытным образцом и хочу, чтобы ты немедленно его испробовал. Я убеждена, это именно то, что тебе требуется.
Твоя любящая тетя Анджела Муллинер.
P.S. Примешь столовую ложку перед сном и еще одну непосредственно перед завтраком".
Августин не отличался суеверностью, но подобное совпадение - ведь он получил тонизирующую микстуру сразу же после того, как Джейн сказала, что ему необходимо принимать укрепляющее средство, - потрясло его до глубины души. Усмотрев в этом перст судьбы, он взболтал содержимое бутылки, откупорил ее, наполнил столовую ложку до краев, закрыл глаза и разом проглотил тонизирующую микстуру.
К его приятному удивлению, на вкус она оказалась вполне сносной. В ней чувствовалась пикантность, которую приобретает херес, если его долго взбивать подметкой от старого сапога. Приняв предписанную дозу, Августин почитал богословский трактат, а затем разделся и лег в постель.
Едва его ноги скользнули под одеяло, как он с досадой обнаружил, что миссис Уордл, его квартирная хозяйка, в который раз забыла положить ему в постель грелку. Сколько раз он повторял этой бабе, что у него мерзнут ноги и заснуть он способен, лишь когда они хорошенько согреются.
Августин вскочил с кровати и выбежал на верхнюю площадку лестницы.
- Миссис Уордл! - закричал он.
Ответа не последовало.
- Миссис Уордл! - возопил Августин голосом, от которого оконные рамы задребезжали, будто под ударами крепчайшего норд-оста. До этого вечера он очень боялся своей квартирной хозяйки и в ее присутствии ступал и говорил пиано. Но теперь он ощутил непонятное, прежде неведомое ему мужество. Голова у него немножко шла кругом, и он чувствовал себя готовым помериться силой с дюжиной миссис Уордл.
Послышались шаркающие шаги.
- Ну, что там еще? - осведомился ворчливый голос.
Августин негодующе фыркнул.
- Я скажу вам, что там еще! - взревел он. - Сколько раз я твердил, чтобы вы клали грелку в мою постель? А вы опять забыли, старая вы перечница!
Миссис Уордл прищурилась и посмотрела вверх, полная воинственного изумления.
- Мистер Муллинер, я не привыкла…
- Заткнитесь! - загремел Августин. - Поменьше возражений, побольше грелок, вот что от вас требуется. Немедленно принесите грелку, не то я съеду завтра же! Я делаю последнюю отчаянную попытку вбить в ваш бетонный череп, что в этой деревне комнаты сдаете не вы одна. Еще хоть слово - и в двух шагах отсюда я найду достойный прием. Подать сюда грелку! И поживей!
- Да, мистер Муллинер. Разумеется, мистер Муллинер. Сию секунду, мистер Муллинер.
- Пошевеливайтесь! - бушевал Августин. - Пошевеливайтесь! Живой ногой!
- Да-да, как скажете, мистер Муллинер, - донесся снизу укрощенный голос.
Час спустя, когда сон уже смежал вежды Августина, ему в голову заползло сомнение. Не был ли он чуточку слишком резок с миссис Уордл? Не был ли его тон несколько категоричным, даже слегка грубым? Да, решил он с сожалением, был, был. Он зажег свечу и раскрыл лежащий на тумбочке дневник.
И сделал запись.
"Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю. Достаточно ли я кроток? Не знаю, не знаю. Нынче вечером, выговаривая миссис Уордл, моей достойнейшей квартирной хозяйке, за то, что она забыла положить грелку мне в постель, я пенял ей почти в гневе. Повод был очень весомый, и тем не менее я, бесспорно, виноват в том, что позволил своим страстям выйти из-под контроля. Нотабене: впредь остерегаться подобного".
Однако, когда он проснулся утром, возобладали иные чувства. Он принял дозу "Взбодрителя", положенную перед завтраком, и, взглянув на последнюю запись в дневнике, не мог поверить, что она вышла из-под его пера. "Почти в гневе"? Естественно, он был почти в гневе. Да и кто не был бы почти в гневе, если бы его допекали идиотки, забывающие положить грелки в постели?
Перечеркнув эти слова жирнейшей чертой, какую только способен оставить самый мягкий карандаш, он торопливо написал на полях: "Манная кашка! Поделом старой дуре!" - и спустился вниз к завтраку.
Он чувствовал себя на редкость хорошо. Без сомнения, указывая, что микстура эта могуче воздействует на красные кровяные тельца, его дядя Уилфред не ошибся. До этой минуты Августину даже в голову не приходило, что где-то в нем имеются красные кровяные тельца, но теперь, ожидая, пока миссис Уордл принесет яичницу, он ощущал, как они отплясывают во всех уголках его организма. Казалось, они буйными компаниями весело скатываются вниз по позвоночнику. Глаза у него искрились, и, уступая радости бытия, он пропел несколько тактов из духовного гимна, посвященного морякам, обремененным годами.
Он все еще пел, когда вошла миссис Уордл с тарелкой в руках.
- Что это? - спросил Августин, вперяясь в тарелку.