Так что теперь мы решили оставить его в покое. Папа договорился с мясником, чья лавка стоит возле станции, чтобы Понедельника кормили косточками и обрезками. Вдобавок почти каждый день кто-нибудь из нас туда ходит, чтобы ему что-нибудь отнести. Он просто лежит там, свернувшись под навесом, а всякий раз, когда подходит поезд, выскакивает на платформу, выжидательно машет хвостом и крутится вокруг каждого, кто сходит с поезда. Затем, когда поезд уходит и становится ясно, что Джем не приехал, Понедельник уныло тащится назад, под навес, и ложится, чтобы терпеливо ждать следующего поезда. Однажды какие-то мальчишки бросали в него камни, но старый Джонни Мид, про которого всегда говорили, будто он никогда не обращает внимания на то, что происходит вокруг него, вдруг схватил топор для рубки мяса с прилавка в лавке мясника и погнался за ними по деревне.
Кеннет Форд вернулся в Торонто. Он приезжал вечером два дня назад попрощаться. Меня не было дома: надо было сшить кое-какие вещички для младенца, и миссис Мередит предложила мне свою помощь, так что я сидела в это время в доме священника. Он велел Нэн попрощаться за него с Долгоножкой и просил меня за моими увлекательными материнскими обязанностями не забывать начисто о нем. Если он мог передать подобное легкомысленное, оскорбительное послание, это ясно свидетельствует, что прекрасный час, проведенный нами на дюнах, ничего для него не значил, а потому я собираюсь впредь не вспоминать ни о Кеннете, ни о том часе.
У Мередитов я застала Фреда Арнольда, и он проводил меня домой. Он сын нового методистского священника, очень милый, умный и был бы довольно красив, если бы не его нос. Нос поистине чудовищный. Когда он рассуждает о повседневных вещах, его нос не имеет особого значения, но, стоит ему заговорить о поэзии или об идеалах, я не в силах вынести такой контраст между его носом и речами, и мне хочется расхохотаться. Это конечно же несправедливо по отношению к нему, так как все, что он говорит, приятно слушать, и если бы такие речи вел кто-нибудь, вроде Кеннета, то я была бы в восторге. Пока я слушала его, опустив глаза, я была околдована, но, как только подняла глаза и увидела его нос, чары рассеялись. Он тоже хочет пойти на фронт добровольцем, но не может, так как ему лишь семнадцать. Когда мы шли через деревню, нам навстречу попалась миссис Эллиот, и на ее лице изобразился такой ужас, словно она застала меня прогуливающейся с самим кайзером. Миссис Эллиот терпеть не может методистов и всего, что с ними связано. Папа говорит, что это у нее навязчивая идея".
Перед первым сентября большинство обитателей Инглсайда и дома священника покинули Глен. Фейт, Нэн, Ди и Уолтер уехали в университет, Ширли в учительскую семинарию, а Карл отправился учительствовать в школе Харбор-Хед. Рилла осталась одна в Инглсайде и чувствовала бы себя очень одиноко, если бы у нее на это было время. Ей очень не хватало Уолтера; со дня их разговора в Долине Радуг они очень сблизились, и Рилла обсуждала с ним свои трудности, о которых никогда даже не упоминала в разговорах с другими. Но она была так занята молодежным Красным Крестом и своим младенцем, что у нее редко оставалась свободная минута, чтобы ощутить собственное одиночество. Иногда вечером, уже в постели, ей случалось немного поплакать в подушку из-за того, что рядом нет Уолтера, из-за того, что Джем в Валкартье, а также из-за неромантичного прощального послания Кеннета, но обычно она засыпала прежде, чем расплакаться по-настоящему.
- Следует ли мне написать в Хоуптаун насчет отправки ребенка в приют? - спросил доктор недели две спустя после прибытия младенца в Инглсайд.
На миг у Риллы возникло искушение сказать "да". Младенца можно было отправить в Хоуптаун… там за ним будет неплохой уход… у нее снова появятся свободные дни и спокойные ночи. Но… но… та бедная молодая мать не хотела, чтобы он оказался в приюте! Рилла не могла заставить себя не думать об этом. А к тому же в то самое утро она обнаружила, что младенец прибавил в весе восемь унций, с тех пор как прибыл в Инглсайд. Это вызвало у Риллы гордость.
- Ты… ты говорил, что он, возможно, не выживет, если отправить его в Хоуптаун, - сказала она.
- Возможно. Приютский уход, как бы хорош он ни был, не всегда позволяет добиться успеха в случае со слабенькими младенцами. Но ты знаешь, Рилла, что будет означать твое желание оставить его здесь.
- Я ухаживала за ним две недели… и он набрал полфунта веса! - воскликнула Рилла. - Я думаю, нам лучше подождать, хотя бы до тех пор, пока мы не получим весточку от его отца. Он, возможно, не захочет, чтобы его сына отправляли в сиротский приют, когда он сам сражается за родину.
Доктор и миссис Блайт обменялись веселыми улыбками удовлетворения за спиной Риллы, и больше о Хоуптауне никто не заговаривал.
Но улыбка скоро исчезла с лица доктора: немцы были в двадцати милях от Парижа. В газетах начали появляться ужасные истории о том, что творили германские полчища на оккупированной территории несчастной Бельгии. Старшие в Инглсайде жили в постоянном душевном напряжении.
- Мы питаемся военными новостями, - сказала как-то раз Гертруда Оливер в разговоре с миссис Мередит; она попыталась при этом рассмеяться, но безуспешно. - Мы изучаем карты и умудряемся разгромить всю германскую армию несколькими хорошо рассчитанными стратегическими маневрами. Но "папа Жоффр" не имеет возможности пользоваться нашими благими советами… а потому Париж… должен… пасть.
- Неужели они доберутся до него… неужели не вмешается какая-нибудь могучая рука? - пробормотал Джон Мередит.
- Я теперь веду уроки как во сне, - продолжила Гертруда, - а потом возвращаюсь домой, закрываюсь в своей комнате и все хожу и хожу. Я уже протоптала дорожку на ковре Нэн. Мы так ужасно близки к этой войне.
- Эти немцы уже в Сенлисе. Ничто и никто не сможет спасти теперь Париж, - простонала кузина София.
Кузина София пристрастилась к чтению газет и на семьдесят первом году жизни узнала гораздо больше о географии севера Франции (если и не о произношении французских географических названий), чем сумела выучить в школе.
- Я не такого плохого мнения о Всевышнем, да и о Китченере тоже, - упрямо возразила Сюзан. - Я вижу, есть в Штатах какой-то Бернсторфф, который утверждает, будто война окончена и Германия победила… и, как я слышала, Луна с Бакенбардами говорит то же самое и очень этим доволен, но я могла бы напомнить им обоим, что довольно опрометчиво считать цыплят до наступления осени и что встречались медведи, жившие еще долго после того, как их шкуры поделили.
- Почему же британский флот не вмешается? - упорствовала кузина София.
- Даже британский флот не может плавать по суше, София Крофорд. Я не оставляю надежды на победу и не оставлю, несмотря на Томаскоу и Моббадж и все прочие подобные места с варварскими названиями. Миссис докторша, дорогая, не можете ли вы сказать мне Rheims - это Раймс? Или Римз? Или Реймс? Или Ремз?
- Я думаю, Сюзан, это скорее похоже на "Рэнс".
- Ох, эти французские названия! - простонала Сюзан.
- Говорят, что там немцы почти полностью разрушили церковь, - вздохнула кузина София. - Прежде я всегда думала, что немцы - христиане.
- Разрушение церкви - ужасное преступление, но то, что они вытворяют в Бельгии, гораздо хуже, - сказала Сюзан мрачно. - Когда я услышала, как доктор читал, что они поднимали младенцев на штыки, миссис докторша, дорогая, я тут же подумала: "Ох, а если бы это был наш маленький Джем?" Я помешивала суп, когда мне в голову пришла эта мысль, и у меня мгновенно возникло ощущение, что если бы я могла схватить эту кастрюлю, полную кипящего супа, и швырнуть ее в кайзера, то моя жизнь была бы прожита не зря.
- Завтрашний день… завтрашний день… принесет нам известие, что немцы в Париже, - сказала Гертруда Оливер, почти не разжимая губ.
Она была из тех душ, что, словно приговоренные к смерти на костре, вечно горят в огне страданий окружающего мира. Не говоря уже об интересе к войне, вызванном обстоятельствами личной жизни, ее мучила мысль, что Париж попадет в безжалостные руки тех свирепых орд, что сожгли Лувэн и превратили в руины великолепный собор Реймса.
Но на следующее утро пришло, а еще через день подтвердилось известие о чуде на Марне. Рилла, как безумная, примчалась домой с почты, размахивая свежим номером "Энтерпрайз" с его напечатанными красной краской огромными заголовками. Сюзан выбежала из дома, чтобы дрожащими руками поднять возле дома флаг. Доктор расхаживал крупным шагом по гостиной, бормоча: "Слава Богу!" Миссис Блайт сначала заплакала, потом засмеялась и снова заплакала.
- Пока Бог лишь протянул Свою руку и коснулся их… только и всего… не больше, - сказал мистер Мередит в тот вечер.
Рилла пела в своей комнате, укладывая младенца спать. Париж был спасен… война закончилась… Германия проиграла… скоро все будет позади… Джем и Джерри вернутся домой. Черные тучи пронеслись мимо.
- Только посмей надоедать мне своими коликами в эту радостную ночь, - пригрозила она младенцу. - Если у тебя будут колики, я живо запихну тебя обратно в твою супницу и отправлю в Хоуптаун… в багажном вагоне… первым утренним поездом. У тебя красивые глаза… и ты уже не такой красный и морщинистый, каким был… но у тебя нет ни клочка волос… и руки точно маленькие клешни… и ты мне не нравишься - точно так же, как и прежде. Но я надеюсь, твоя бедная мама знает, что ты уложен в мягкую корзинку с бутылочкой молока, настолько жирного, насколько разрешает Морган… вместо того чтобы умирать медленной смертью у старой Мег Коновер. Но я надеюсь, она не знает, что я чуть не утопила тебя в первое утро, когда Сюзан не было дома, а ты выскользнул у меня из рук прямо в воду. Ну почему ты такой скользкий? Нет, ты мне не нравишься и никогда не понравишься, но, несмотря на это, я собираюсь сделать из тебя нормального, здорового младенца. И прежде всего ты будешь таким толстеньким, каким должен быть уважающий себя малыш. Я не допущу, чтобы люди говорили: "Какое хилое, крошечное существо этот младенец Риллы Блайт", как сказала старая миссис Дрю вчера на собрании взрослого Красного Креста. Если любить тебя я не могу, то хочу хотя бы гордиться тобой.
Глава 9
Доктора Джекилла постигает несчастье
- Война теперь кончится не раньше весны, - сказал доктор Блайт, когда стало очевидно, что долгая битва на Эне привела к патовой ситуации.
Рилла в это время бормотала про себя "четыре лицевых, одна изнаночная" и одной ногой качала колыбель младенца. Морган не одобрял укачивания младенцев, но Сюзан была другого мнения, и стоило иногда немного пожертвовать научными принципами ради того, чтобы ее ублажить. Рилла на минуту опустила вязание и воскликнула: "Ох, и как только нам удастся выносить все это так долго?" и затем, снова схватив свой носок, продолжила работу. Рилла, какой она была два месяца назад, бросилась бы в Долину Радуг и разрыдалась.
Мисс Оливер вздохнула, а миссис Блайт на миг заломила руки. Тогда Сюзан сказала бодро:
- "Дело делается в любом случае" - таков, как мне говорили, девиз англичан, миссис докторша, дорогая, и я взяла его на вооружение. Я буду помнить, что Китченер у руля и Жоффр действует совсем неплохо для француза. Я сегодня приготовлю коробку пирожных для маленького Джема, а еще закончу очередную пару носков. Носок в день - норма, которую я для себя установила. Даже кузина София пристрастилась к вязанию, миссис докторша, дорогая, и это благо, так как, когда ее руки заняты спицами, вместо того чтобы оставаться праздно сложенными на животе, ей в голову не приходит так много печальных мыслей, которые она могла бы высказать. Она думает, что к концу следующего года мы все будем немцами, но я говорю ей, что потребуется больше года, чтобы сделать из меня немку. А вы знаете, миссис докторша, дорогая, что Рик Макаллистер записался добровольцем? И Джо Милгрейв, как говорят, тоже записался бы, только боится, что, если он пойдет на фронт, Луна с Бакенбардами не отдаст за него Миранду.
- Даже сын Билли Эндрюса идет на войну… и единственный сын Джейн Эндрюс… и маленький Джек Дианы, - сказала миссис Блайт. - Сын Присиллы приехал для этого в Англию из Японии, а сын Стеллы записался добровольцем в Ванкувере… И оба мальчика преподобного Джо тоже идут в армию. Филиппа пишет, что ее сыновья сразу записались добровольцами - нерешительность, которой она вечно страдала, не передалась им по наследству.
- Джем пишет, что, вероятно, их теперь очень скоро отправят в Европу и что он не сможет получить отпуск, чтобы съездить перед этим домой, так как приказ поступит всего за несколько часов до отправки, - сказал доктор, передавая письмо жене.
- Это нечестно! - с негодованием воскликнула Сюзан. - Неужели сэр Сэм Хьюз совершенно не желает считаться с нашими чувствами? Выдумал тоже! Перебросить этого благословенного мальчика в Европу, не дав нам даже взглянуть на него в последний раз перед отъездом! На вашем месте, доктор, дорогой, я написала бы об этом безобразии в газеты.
- Возможно, так даже лучше, - сказала разочарованная мать. - Не думаю, что я вынесла бы новое расставание с ним. Ох, только бы… но нет, я не произнесу этих слов! Как Сюзан и Рилла, - заключила миссис Блайт, заставив себя рассмеяться, - я намерена быть героиней.
- Вы все молодцы, - сказал доктор. - Я доволен моими домашними. Даже Рилла, моя "полевая лилия", вкладывает огромную энергию в организацию молодежного Красного Креста и спасает одну маленькую жизнь для родной Канады. Это немало. Рилла, дочь Анны, как ты собираешься назвать своего солдатского младенца?
- Я жду вестей от Джима Андерсона, - сказала Рилла. - Может быть, он захочет сам выбрать имя для собственного ребенка.
Но проходила неделя за неделей, а Джим Андерсон, о котором ничего не слышали, с тех пор как он отплыл из Галифакса, и которому, казалось, не было дела до судьбы жены и ребенка, не подавал о себе никаких вестей. В конце концов Рилла решила назвать ребенка Джеймсом, а Сюзан выразила мнение, что к этому имени следует добавить Китченер. Так что Джеймс Китченер Андерсон стал обладателем имени, несколько более внушительного, чем он сам. В Инглсайде его быстро сократили до выразительного Джимс, но Сюзан упрямо называла младенца "маленьким Китченером" - и никак иначе.
- Джимс - неподходящее имя для христианского ребенка, миссис докторша, дорогая, - сказала она неодобрительным тоном. - Кузина София говорит, что оно слишком легкомысленное, и на сей раз я считаю, что она говорит дело, хотя открыто в этом ни за что не признаюсь, чтобы она не радовалась. Что же до ребенка, то он становится похож на настоящего младенца, и, должна признать, Рилла замечательно справляется с ним, хотя я не собираюсь тешить ее самолюбие, говоря это ей в лицо. Миссис докторша, дорогая, никогда, о нет, никогда не забуду я, каким увидела впервые этого младенца, в той громадной супнице, завернутого в грязную фланель. Не так-то просто ошарашить Сюзан Бейкер, но тогда я была ошарашена, и в этом вы можете не сомневаться. На один ужасный миг мне в голову пришла мысль, что рассудок покинул меня и все это мне мерещится. Но тут я подумала: "Нет, я никогда не слышала, чтобы у кого-нибудь было видение супницы, так что уж супница-то должна быть реальной", - и тогда я почувствовала себя увереннее. А когда я услышала, как доктор сказал Рилле, что она должна сама позаботиться о младенце, то приняла это за шутку, так как не могла предположить, что она захочет или сможет сделать это. Но вы сами видите, что произошло, и эта работа многому учит ее. Когда мы вынуждены взяться за какое-то дело, миссис докторша, дорогая, нам не остается ничего другого, как суметь его сделать.
Новое подтверждение этой заключительной сентенции Сюзан предоставила в один из октябрьских дней. Доктора и его жены не было дома. Рилла сидела в своей комнате и присматривала за погруженным в послеобеденный сон Джимсом, провязывая четыре изнаночных и одну лицевую с неиссякаемой энергией. Сюзан расположилась на заднем крыльце, где лущила горох; ей помогала кузина София. Мирный покой окутал Глен; небо было покрыто серебристыми, сверкающими барашками облаков. Долина Радуг лежала в мягкой осенней дымке сказочного лилового оттенка. Кленовая роща пламенела, словно неопалимая купина, а живая изгородь из кустов шиповника, которой был обнесен задний двор, поражала нежнейшими оттенками красок осени. Казалось, что в мире нет и не может быть никакой борьбы или вражды, и верное сердце Сюзан ненадолго успокоилось, хотя большую часть предыдущей ночи она пролежала в постели без сна, думая о маленьком Джеме, который плыл в это время через Атлантику на одном из кораблей огромного флота, перевозившего в Европу первую канадскую армию. Даже кузина София выглядела менее унылой, чем обычно, и признала, что день не так уж плох, хотя, на ее взгляд, не было сомнения, что это затишье перед бурей.
- Слишком уж спокойно, чтобы так могло продолжаться, - заметила она.
Словно в подтверждение ее слов, самый невероятный грохот неожиданно раздался у них за спиной. Совершенно невозможно описать какофонию ударов, дребезжания, сдавленного визга и воя, доносившуюся из кухни и периодически усиливавшуюся грохотом бьющейся посуды. Сюзан и кузина София в ужасе уставились друг на друга.
- Да что ж это там? С цепи кто-то сорвался, что ли? - ахнула кузина София.