- Нет. По правде говоря, Рилла - единственная из моих детей - не отличается честолюбием. Я, право, даже хотела бы, чтобы у нее было чуть больше амбиций. У нее нет никаких серьезных жизненных идеалов… Все, к чему она, как кажется, стремится, - это весело проводить время.
- А почему бы ей и не проводить его весело, миссис докторша, дорогая? - воскликнула Сюзан, которая не могла вынести ни одного слова осуждения в адрес кого-либо из обитателей Инглсайда - даже от одного из "своих". - Молоденькая девушка должна весело проводить время - в этом я абсолютно уверена. У нее еще найдется время, чтобы подумать о латыни и греческом.
- Мне хотелось бы видеть ее хоть немного более ответственной, Сюзан. И, как вы сами знаете, она очень самодовольна.
- У нее есть все основания быть довольной собой, - возразила Сюзан. - Она самая хорошенькая девушка в Глене св. Марии. Вы думаете, что все эти Макаллистеры, Крофорды и Эллиоты с той стороны гавани смогут отыскать в четырех поколениях хоть одну девушку с таким цветом лица, как у Риллы? Не смогут! Нет, миссис докторша, дорогая, я знаю свое место, но не могу позволить вам пренебрежительно отзываться о Рилле… А послушайте-ка вот это, миссис Эллиот.
Сюзан представился удобный случай рассчитаться с мисс Корнелией за намеки на любовные истории инглсайдской "детворы". Она с большим удовольствием прочла следующую заметку:
- "Миллер Дуглас отказался от намерения переехать на Запад. По его словам, добрый старый остров Принца Эдуарда вполне устраивает его, а потому он продолжит трудиться на ферме своей тети, миссис Дейвис, вдовы Алека Дейвиса".
Сюзан бросила пристальный взгляд на мисс Корнелию.
- Я слышала, миссис Эллиот, что Миллер ухаживает за Мэри Ванс.
Выстрел пробил броню невозмутимости мисс Корнелии. Ее добродушное лицо вспыхнуло.
- Я не позволю Миллеру Дугласу крутиться возле Мэри, - сухо отрезала она. - Он из плохой семьи. Сами Дугласы не желали общаться с его отцом, а его мать была из этих ужасных Диллонов с той стороны гавани.
- Насколько мне известно, миссис Эллиот, родители самой Мэри Ванс не принадлежали к тем, кого можно назвать аристократией.
- Мэри Ванс получила прекрасное воспитание, и она толковая, сообразительная, умелая девушка, - возразила мисс Корнелия. - Она может найти себе более достойную пару, чем Миллер Дуглас, поверьте мне! Ей известно, что я об этом думаю, а Мэри еще никогда меня не ослушалась.
- Ну, думаю, вам не о чем беспокоиться, миссис Эллиот, поскольку вдова Алека Дейвиса так же решительно настроена против этого брака, как и вы. Она говорит, что ни один из ее племянников никогда не женится на безродной девушке, вроде Мэри Ванс.
Чувствуя, что одержала победу в обмене колкостями, Сюзан "вернулась к своим баранам" и прочла еще одну заметку.
- "Мы с удовольствием узнали, что мисс Оливер продолжит преподавать в школе Глена св. Марии в следующем учебном году. Предстоящие, вполне заслуженные, каникулы она проведет у себя дома, в Лоубридже".
- Я так рада, что Гертруда решила остаться, - сказала миссис Блайт. - Нам ужасно не хватало бы ее, если бы она уехала. К тому же она так благотворно влияет на Риллу, которая от нее в восторге. Они близкие подруги, несмотря на разницу в возрасте.
- Кажется, говорили, что она выходит замуж?
- Разговоры об этом шли, но, как я поняла, свадьбу отложили на год.
- Кто жених?
- Роберт Грант, молодой адвокат из Шарлоттауна. Надеюсь, Гертруда будет счастлива. Жизнь у нее была невеселой; на ее долю выпало множество лишений, и она с ужасной остротой переживает все происходящее вокруг нее. Ее первая молодость позади, а родни у нее практически нет. Она одна на белом свете. Эта новая любовь, что так неожиданно вошла в ее жизнь, кажется таким чудесным подарком судьбы, что, боюсь, Гертруда почти не смеет верить в свое счастье. Она так пала духом, когда свадьбу пришлось отложить… хотя отсрочка имеет место явно не по вине мистера Гранта. Возникли какие-то осложнения в связи с завещанием его отца - его отец умер прошлой зимой, - так что нельзя было сыграть свадьбу, пока не будут урегулированы все юридические вопросы. Но я думаю, Гертруда считает это дурным предзнаменованием и боится, что счастье может как-то ускользнуть от нее.
- Недопустимо, миссис докторша, дорогая, так привязываться всей душой к смертному существу, - торжественно заявила Сюзан.
- Мистер Грант так же сильно влюблен в Гертруду, как и она в него, Сюзан. Вовсе не ему она не доверяет… она не доверяет судьбе. Интерес ко всему мистическому у нее в характере. Некоторые, как я полагаю, назвали бы ее суеверной. Она очень верит своими снам и, несмотря на все наши насмешки, не отказывается от своего странного убеждения, будто они могут быть вещими. Хотя, должна признаться, некоторые из ее снов… нет, право же, не хватало еще, чтобы Гилберт услышал, как я намекаю на такую ересь… Что там еще такое, Сюзан? - поинтересовалась миссис Блайт, так как у Сюзан вырвался возглас удивления.
- Только послушайте, миссис докторша, дорогая! "Миссис София Крофорд решила покинуть свой дом в Лоубридже и в ближайшее время поселится у своей племянницы, миссис Крофорд". Да это же моя родная кузина София, миссис докторша, дорогая! Мы с ней поссорились еще в детстве - из-за того, кому в воскресной школе достанется открытка, на которой в венке из розочек было написано "Бог - это Любовь", - и с тех пор друг с другом не разговаривали. А теперь она переезжает сюда и будет жить прямо через дорогу от нас!
- Вам придется забыть старую вражду, Сюзан. Никак не годится быть в натянутых отношениях с соседями.
- Ссору затеяла кузина София, так что ей и делать первый шаг к примирению, миссис докторша, дорогая, - высокомерно заявила Сюзан. - Если она сделает его, то надеюсь, что я достаточно хорошая христианка, чтобы пойти ей навстречу. Оптимизмом София никогда не отличалась и своим унынием вечно портила всем настроение. Когда я видела ее в последний раз, на лице у нее была тысяча - или около того - горестных морщин… все от беспокойства и дурных предчувствий. Как она рыдала на похоронах своего первого мужа! Это было что-то ужасное! Но не прошло и года, как она снова вышла замуж… Следующая заметка, как я вижу, посвящена описанию праздничной службы в нашей церкви в прошлое воскресенье. Отмечается, что украшения были великолепны.
- Кстати, об украшениях… Мистер Прайор очень неодобрительно относится к цветам в церкви, - заметила мисс Корнелия. - Когда этот человек только переехал сюда из Лоубриджа, я предупреждала, что без неприятностей не обойдется. А уж назначать его церковным старостой никак не следовало… это была ошибка, и мы еще о ней пожалеем, поверьте мне! Я слышала, как он говорил, что, если девушки продолжат "замусоривать церковную кафедру сорняками", он перестанет посещать церковь.
- Дела в нашей церкви шли прекрасно, до того как в Глен переехал Луна с Бакенбардами, и, по моему глубокому убеждению, дела пойдут так же хорошо, когда он нашу церковь покинет, - отозвалась Сюзан.
- Да кто, скажите на милость, дал ему такое забавное прозвище? - засмеялась миссис Блайт.
- Лоубриджские мальчишки издавна называли его именно так, миссис докторша, дорогая. Я всегда это прозвище слышала, сколько себя помню. А причина, по всей вероятности, в том, что у него такое круглое, красное лицо с бахромой рыжеватых баков вокруг. Впрочем, произносить это прозвище, если он поблизости и может вас слышать, довольно опасно… в этом вы можете не сомневаться! Но куда хуже, чем забавные бакенбарды, миссис докторша, дорогая, то, что он на редкость неразумный человек с превеликим множеством престранных идей. Он сейчас церковный староста и считается весьма религиозным человеком, но я прекрасно помню, миссис докторша, дорогая, как двадцать лет назад его застали на лоубриджском кладбище, когда он пас там свою корову. Я всегда вспоминаю об этом, когда он встает на собрании, чтобы произнести молитву. Ну вот, это была последняя заметка. Больше в газете ничего сколько-нибудь важного нет. У меня никогда не вызывает особого интереса то, что происходит в чужих краях. Какого-то вот тут эрцгерцога убили. Кто он такой?
- Что нам до того? - пожала плечами мисс Корнелия, еще не ведая о том, что рок уже готовит ужасный ответ на ее вопрос. - В этих балканских государствах кто-нибудь вечно кого-нибудь убивает. Для них это обычное дело, и я, право же, считаю, что нашим газетам не следует перепечатывать из европейских газет такие возмутительные сообщения. Ну, я должна идти домой. Нет, Аня, душенька, бесполезно уговаривать меня остаться к ужину. Маршалл считает, что, если меня нет дома, не стоит и ужинать - чего же еще ожидать от мужчины? Ох, спаси и помилуй! Аня, душенька, да что ж это такое с вашим котом? Припадок у него, что ли?
Дело в том, что Док внезапно бросился на коврик, на котором стояла мисс Корнелия, прижал уши, свирепо зашипел на нее, а затем одним безумным прыжком вылетел из гостиной в окно и окончательно исчез.
- Нет-нет. Он просто превратился в Мистера Хайда, а это означает, что ночью пойдет дождь или поднимется сильный ветер.
- Ну, я рада, что на этот раз он ушел и будет буянить во дворе, а не в моей кухне, - сказала Сюзан. - А я как раз собираюсь пойти и позаботиться о предстоящем ужине. Когда в доме столько народу, сколько сейчас у нас, следует своевременно думать о том, что подашь на стол.
Глава 2
"Свежая утра роса"
На широкой лужайке за стенами инглсайдского дома золотистые озера солнечного света перемежались с островками манящей тени. Рилла Блайт качалась в гамаке под большой сосной; рядом, у корней той же сосны, сидела Гертруда Оливер, а Уолтер растянулся в полный рост на траве и с головой ушел в чтение рыцарского романа, в котором славные герои и красавицы давно ушедших веков вновь оживали перед ним с необыкновенной яркостью.
Рилла была "младшенькой" в семье Блайтов и постоянно кипела тайным негодованием, так как никто не верил, что она уже взрослая. Совсем скоро ей должно было исполниться пятнадцать, так что она уже называла себя пятнадцатилетней, и к тому же она была такой же высокой, как Ди и Нэн, а вдобавок почти такой хорошенькой, какой ее считала Сюзан. У нее были огромные, мечтательные карие глаза, молочно-белая кожа, усеянная маленькими золотистыми веснушками, и изящно изогнутые брови, придававшие ее лицу застенчивое, вопросительное выражение, которое вызывало у людей, особенно у юношей, желание дать на него ответ. Волосы у нее были сочного рыжевато-коричневого цвета, а маленькая ямочка над верхней губой выглядела так, словно при рождении Риллы какая-то добрая фея-крестная нажала там пальчиком. Рилла - чьи друзья, даже лучшие, не могли отрицать наличие известной доли тщеславия в ее натуре - была вполне довольна своим лицом, но волновалась из-за своей фигуры и очень хотела как-нибудь повлиять на мать, чтобы та позволила ей носить платья подлиннее. "Пышечка" в давние дни веселых игр в Долине Радуг, она была теперь невероятно худой: в этом возрасте всегда кажется, что подросток состоит преимущественно из рук и ног. Джем и Ширли терзали душу сестры, называя ее Долгоножкой. Однако ей удалось избежать обычной для подростков неуклюжести. Было в ее движениях нечто, наводившее на мысль, что она не ходит, а танцует. Ее очень баловали в семье и этим чуточку испортили, но все же, по общему мнению, Рилла Блайт была очень мила, пусть даже и не так умна, как Нэн и Ди.
Мисс Оливер - в этот вечер ей предстояло уехать домой на каникулы - весь минувший год жила и столовалась в Инглсайде. Блайты взяли ее к себе, чтобы доставить удовольствие Рилле, которая была по уши влюблена в свою учительницу и даже согласилась делить с ней собственную комнату, так как никакой другой свободной в доме не оказалось. Гертруде Оливер уже исполнилось двадцать восемь, и в прошлом жизнь ее всегда была тяжела. Ее внешность производила большое впечатление: печальные, темные, миндалевидные глаза, выразительный, довольно насмешливый рот и огромная копна вьющихся черных волос. Никто не назвал бы ее хорошенькой, но было нечто привлекательное в ее лице: оно казалось загадочным, вызывало интерес. Даже в приступах уныния и цинизма, случавшихся порой у мисс Оливер, верная Рилла находила особое очарование. Впрочем, в подобное настроение мисс Оливер впадала лишь тогда, когда была утомлена. В любое другое время ее присутствие бодрило и поднимало дух. Уолтер и Рилла были ее любимцами и поверяли ей свои тайные желания и стремления. Она знала, что Рилла жаждет "выйти в свет", чтобы посещать вечеринки, как Нэн и Ди, иметь изысканные вечерние туалеты и… поклонников! И непременно во множественном числе! Что же до Уолтера, мисс Оливер знала, что он написал цикл сонетов "К Розамунде" - то есть к Фейт Мередит - и что его цель - стать профессором английской литературы в каком-нибудь крупном университете. Ей было известно о его страстной любви к красоте и в равной степени страстном отвращении к уродливости и некрасивости; она знала его сильные и слабые стороны.
Уолтер был, как и прежде, самым красивым из инглсайдских мальчиков: глянцевитые черные волосы, блестящие темно-серые глаза, безупречные черты. И поэт до мозга костей! Даже не будучи пристрастным критиком, мисс Оливер понимала, что Уолтер Блайт обладает удивительным талантом. Этот цикл сонетов был поистине замечательным достижением для двадцатилетнего юноши.
Рилла любила Уолтера всем сердцем. В отличие от Джема и Ширли, он никогда не дразнил ее. Ни разу не назвал ее Долгоножкой. Он ласково называл ее "Рилла-моя-Рилла" - маленький каламбур, в основе которого лежало ее настоящее имя, Марилла. Ее назвали в честь тети Мариллы из Зеленых Мезонинов, но тетя Марилла умерла еще прежде, чем Рилла стала достаточно взрослой, чтобы познакомиться с ней поближе. Рилла терпеть не могла свое имя, казавшееся ей ужасно старомодным и официальным. Ну почему бы родным не называть ее Берта, такое красивое и благородное имя, вместо этого глупого "Рилла"? Она не возражала против варианта ее имени, предложенного Уолтером, однако никому другому не позволяла называть себя так; исключение делалось изредка лишь для мисс Оливер. Рилла охотно умерла бы ради Уолтера, если от этого ему была бы какая-то польза, - так она уверяла мисс Оливер. Рилла, как все пятнадцатилетние девочки, очень любила подчеркивать отдельные слова в своей речи… и самой горькой каплей в чаше ее горестей было подозрение, что Уолтер поверяет Ди гораздо больше своих секретов, чем ей.
- Он считает меня недостаточно взрослой, чтобы все понять, - с мятежным чувством в душе жаловалась она мисс Оливер, - но я вполне взрослая! И я никогда не выдала бы его секретов ни единой живой душе… даже вам, мисс Оливер. Я рассказываю вам все мои секреты… я просто не могла бы чувствовать себя счастливой, если бы у меня был какой-нибудь секрет от вас, дорогая моя… но его секреты я никогда не выдала бы. Я рассказываю ему абсолютно все… даже показываю мой дневник. И мне ужасно больно, когда он о чем-то не рассказывает мне. Он, впрочем, показывает мне все свои стихи… и они восхитительны, мисс Оливер. Ах, я живу надеждой, что когда-нибудь стану для Уолтера тем, чем для Вордсворта была его сестра Дороти. Вордсворт не написал ничего, что могло бы сравниться со стихами Уолтера… да и Теннисон тоже.
- Я бы этого не сказала. Оба они написали немало чепухи, - сухо сказала мисс Оливер, а затем, в раскаянии, так как заметила обиженное выражение в глазах Риллы, поспешно добавила: - Но я верю, что Уолтер тоже будет великим поэтом… когда-нибудь… и доверит тебе больше своих секретов, когда ты станешь постарше.
- Когда в прошлом году Уолтер был болен тифом и лежал в больнице, я чуть с ума не сошла, - вздохнула Рилла, пытаясь напустить на себя важность. - Дома мне не говорили ни слова о том, насколько тяжело он болен, пока опасность не осталась позади; это папа не разрешал им говорить мне. Но я, пожалуй, рада, что ничего не знала. Я этого не вынесла бы. Я и так засыпала каждую ночь в слезах. Но иногда, - заключила Рилла с горечью - ей нравилось время от времени говорить с горечью, в подражание мисс Оливер, - иногда я думаю, что Уолтеру даже Понедельник дороже, чем я.
Понедельник был маленьким инглсайдским песиком; его назвали так потому, что он появился в доме в понедельник, а Уолтер тогда как раз читал "Робинзона Крузо". Фактически Понедельник принадлежал Джему, но был также очень привязан к Уолтеру. В эту минуту он лежал рядом с Уолтером, уткнувшись носом в его локоть, и в восторге хлопая хвостом по траве каждый раз, когда Уолтер поглаживал его. Понедельник не был ни колли, ни сеттером, ни гончей, ни ньюфаундлендом. Он был просто, как говорил Джем, "обыкновенной собакой" - и очень некрасивой, как добавляли жестокие люди. Бесспорно, похвастаться приятной внешностью Понедельник не мог. Черные пятна были в беспорядке разбросаны по его шкуре; одно из них пришлось прямо на глаз. Уши у Понедельника были обтрепанные, так как ему никогда не везло в поединках. И все же он знал, что не все псы отличаются красотой или собачьим красноречием или способностью неизменно одерживать победы, но каждый пес способен любить. Под его невзрачной шкурой билось самое любящее, верное сердце, какое только билось в груди какой-либо собаки с тех пор, как они появились рядом с человеком. Все в Инглсайде любили его - даже Сюзан.