Вот возьмите, например, вчерашнее плавание на Горном Духе. Прошлой ночью я будто снова пережила все это. А затем я пережила то же в качестве зрителя, как бы глядя на все глазами моих сестер, вашими, глазами ковбоя, а главное - Дика. А затем я стала рисовать себе разные картины на ту же тему со всех точек зрения и раскрашивала их, выбирала им рамы и развешивала, а затем рассматривала их, как случайный посетитель, которому они бы подвернулись впервые. И я нашла себе множество зрителей, начиная с кислых старых дев и юных школьниц вплоть до юношей-греков, живших тысячи лет назад.
Потом я все это переложила на музыку. Разыграла ее мысленно на рояле и угадывала звуки ее в симфоническом и духовом оркестре. И сама пела, и слова песни придумала, эпические, лирические и комические и в конце концов уснула, даже не заметив, как уснула, а проснулась уже около полудня. Последний раз я слышала, как часы бьют шесть. А в лотерее сна я выигрываю так редко, что шесть часов непробудного сна для меня очень много.
Пока она рассказывала, Хеннесси уже успел обо всем переговорить и съехал на боковую дорожку. Дик Форрест остановил лошадь и поджидал жену.
- Хотите пари, Ивэн? - спросил он.
- Вы мне раньше скажите условия, - сказал Грэхем.
- На сигары - пари на то, что вам не догнать Паолу под водой в течение десяти минут, - ну, нет, пяти, потому что, я помню, вы пловец неплохой.
- Дай ему побольше шансов, Дик, - воскликнула Паола великодушно. - Десять минут - для него утомительно.
- Ты его не знаешь, - отшутился Дик. - И не ценишь моих сигар. Он пловец настоящий.
- Пожалуй, и мне придется призадуматься. А вдруг он нанесет мне смертельный удар, прежде чем я успею тронуться в путь. Расскажи-ка про его подвиги и победы.
- Вот тебе один эпизод, о котором на Маркизских островах говорят и сейчас. Это было во время страшного урагана 1892 года. Он проплыл сорок миль, плыл непрерывно сорок пять часов; только он да еще один туземец добрались до земли; а были все туземцы, канаки, белый он один и перещеголял всех: утонули все до последнего.
- Но ты сейчас только сказал, что с ним еще кто-то был, - перебила Паола.
- Женщина, - ответил Дик. - Канаки все утонули.
- А женщина белая? - допрашивала Паола.
Грэхем быстро взглянул на нее и, хотя она и обратилась к мужу, обернулась к нему, ее вопрошающие глаза прямо и открыто встретились с его глазами.
Он выдержал ее взгляд так же прямо и ответил:
- Она была канака.
- Но не простая канака, а королева, - добавил Дик. - Настоящая, из древнего рода туземных королей. Королева острова Хуахоа.
- Вероятно, древняя королевская кровь придала ей силы? - спросила Паола. - Или вы ей помогали?
- Я думаю, что мы оба помогали друг другу, - ответил Грэхем. - Иногда мы оба теряли сознание на более или менее продолжительное время. То я, то она. До суши мы добрались к закату. Это оказалась просто отвесная стена, о которую высоко разбивался прибой, пригоняемый юго-восточным пассатом. Она меня схватила, вцепилась в меня, растолкала и привела в чувство. А я-то хотел на эту стену лезть - это было бы для нас гибелью. Кое-как ей удалось внушить мне, что она знает, где мы находимся, что течение теперь пойдет вдоль берега на запад и что через каких-нибудь два часа оно вынесет нас к такому месту, где можно будет выбраться на сушу. Клянусь, что эти два часа или я проспал, или был без сознания, но также твердо помню, что в таком же состоянии была и она. Когда я очнулся, то заметил, что прибоя уже не слышно. Тогда я стал ее трясти и приводить в сознание. Мы шли по пескам еще три часа, а окончательно выбравшись из воды, тут же заснули. Проснувшись от припекавшего солнца, мы побрели под тень диких бананов, нашли пресную воду и снова заснули. А когда я опять проснулся, была ночь. Я еще раз напился и заснул до утра. Она еще спала, когда нас нашли туземцы - охотники за дикими козами.
- Пари держу, что если вы оказались сильнее целой кучи канаков, то помогали больше вы, - заметил Дик.
- Как она должна быть вам благодарна, - решила Паола. - Вы меня не уверите, что она не была молода и прекрасна. Конечно, это была красавица, золотисто-смуглая юная богиня.
- Мать ее была королевой острова Хуахоа, - ответил Грэхем. - Отец - англичанин, из хорошей семьи, ученый-эллинист. Их тогда уже не было в живых, и Номаре сама была королевой. Да, она была молода; прекраснее ее, пожалуй, правда, не найти на свете. Она унаследовала цвет кожи отца: она у нее была не золотисто-коричневая, как у остальных туземцев, а смугло-золотистая. Но вы, наверное, знаете всю эту историю. - Он замолчал и вопросительно взглянул на Дика, но тот отрицательно покачал головой. За деревьями послышались крики, всплеск воды - они подъезжали к бассейну.
- Вы мне должны когда-нибудь досказать эту историю, - сказала Паола.
- Дик все это знает, не понимаю, почему он вам не говорил об этом.
Она пожала плечами.
- Верно, некогда было или случая не представилось.
- Эта история в свое время имела широкую огласку, - засмеялся Грэхем. - Да будет вам ведомо, что я когда-то был морганатическим, ведь так это называется, королем каннибальских островов, настоящего земного рая в Полинезии.
И, напевая песню о жемчужных волнах и опаловой дали, он соскочил с лошади. Паола подхватила песню, не переставая зорко следить за Франтом, чуть не схватившим ее за ногу зубами; она успела вовремя пустить в ход шпору, а тут же подоспевший Дик снял ее, а коня привязал.
- Сигары? И я в компанию! Вам ее не поймать! - кричал Берт Уэйнрайт с высоты верхней площадки для ныряния, расположенной в сорока футах над водой. - Подождите меня, вот и я. - И он спрыгнул и нырнул с ловкостью профессионала, вызвав восторженные аплодисменты барышень.
- Великолепно, - встретил его Грэхем, как только он показался на поверхности воды.
Тщетно Берт напускал на себя полное равнодушие: ничего не получилось; чтобы выйти из положения, он стал выяснять подробности пари, предложенного Диком.
- Не знаю, как вы плаваете, Грэхем, - сказал он, - но я вместе с Диком и согласен на сигары.
- И я, и я, - хором возгласили Эрнестина, Льют и Рита.
- Конфеты, перчатки и все, чем вы пожелаете рискнуть, - прибавила Эрнестина.
- Но я не знаю рекордов миссис Форрест, - протестовал Грэхем, перечисляя вслух для памяти все свои обязательства. - Тем не менее если по истечении пяти минут…
- Десяти, - перебила Паола, - мы станем у противоположных концов бассейна, кажется, условия справедливые. Как только вы меня коснетесь, я поймана.
Грэхем с тайным восхищением смотрел на маленькую хозяйку. Она была не в белом шелковом трико, очевидно, предназначенном для купания исключительно в женском обществе, а в кокетливом костюме из легкого шелка синего цвета с зеленым отливом, в тон воде бассейна. Коротенькая юбочка чуть выше колен, длинные шелковые чулки того же цвета и крошечные купальные туфли, завязанные крест-накрест узенькими ленточками, а на голове шапочка, заломленная так же задорно, как задорна была Паола, когда она предлагала продлить гонку до десяти минут вместо пяти.
Рита Уэйнрайт взяла часы, Грэхем же стал у противоположного конца полуторастафутового бассейна.
- Смотри, Паола, - пригрозил Дик, - если ты позволишь себе хоть малейший риск, он тебя поймает. Ведь это - человек-рыба.
- Я думаю, что и Паола кое-что ему покажет, - защитил ее Берт. - Он проиграет - держу пари, что она ныряет лучше его.
- Проиграете вы, - отозвался Дик. - Я видел скалу, с которой он нырял в Хуахоа. Он там тогда уже не жил, королева Номаре умерла. Не будь он так молод - двадцать два года, - он бы не прыгнул. Это была скала Пау-Ви, в сто двадцать футов, и он не мог оттуда прыгать, ныряя по-лебединому, как это полагается, потому что приходилось думать еще и о том, чтобы не задеть двух нижних выступов. По традициям канаков, считалось, что с большей высоты, чем с верхнего уступа, нельзя нырять. А он дерзнул. И обновил традиции. Пока живы канаки Хуахоа, он будет жить в их памяти… Ну, готовься, Рита, пустите их минута в минуту.
- Как-то совестно шутить с таким пловцом, - вполголоса обратилась к своим Паола, стоя на своем конце бассейна в ожидании сигнала.
- Вполне возможно, что он тебя поймает прежде, чем ты сыграешь свою шутку, - снова предостерегал ее Дик и вдруг обернулся к Берту, точно обеспокоился: - А там все исправно? Если нет, Паолу ожидают нелегкие пять секунд.
- Все в порядке, - заверил Берт. - Я там сам был. Труба действует. Воздуха сколько угодно.
- Готовы! - крикнула Рита. - Пошли!
Оба побежали: Грэхем - к зрителям, быстро, как на бегах, а Паола - к верхней площадке. Она уже стояла на ней, когда он уцепился за нижнюю ступеньку руками и ногами. Он бросился за ней, она склонилась над водой, точно готовясь нырнуть; он остановился, решив выждать на средней платформе в двадцати футах над водой, готовый нырнуть за ней. Тогда она засмеялась и не нырнула.
- Время идет, дорогие секунды пропадают, - запела Эрнестина.
Грэхем начал подниматься выше. Паола снова согнала его на прежнее место, угрожая нырнуть. Но больше секунд Грэхем зря не тратил. Он решил подняться будь что будет, и угрозы Паолы больше не смущали его. Хотя он и взбежал на тридцатифутовую платформу, надеясь успеть схватить ее, прежде чем она нырнет, она не колебалась ни секунды. Она бросилась вниз, закинув голову назад, согнув руки, выпрямив ноги и тесно прижав их друг к другу, и все же балансируя своим падающим телом. Раздались крики восхищения. Грэхем остановился и увидел, как она закончила прыжок. Он видел, как, долетев до нескольких футов над водою, она наклонила голову вперед, протянула руки и замкнула их над головой, как бы сводом, а горизонтальное положение тела изменила так, чтобы удариться о воду под надлежащим углом. Но в момент, когда она уже была в воде, он уже стоял на тридцатифутовой платформе, выжидая. С этой высоты он различал под водой ее тело, плывущее полным ходом к дальнему концу бассейна; тогда только нырнул и он. Он был уверен, что нагонит ее. Он нырнул дальше от берега, чем она, и сразу опередил ее на двадцать футов.
В это самое мгновение Дик окунул в воду два плоских камня и стукнул их один о другой. Это должно было служить для Паолы сигналом. Она изменила курс. Грэхем слышал стук камней, но не мог понять, что это значит. Он необыкновенно быстро вынырнул у противоположного конца бассейна и оглядел поверхность воды. Раздался взрыв аплодисментов - он повернул глаза к дальнему концу, с которого он прыгнул: маленькая хозяйка уже выходила там из воды.
Снова он сбежал по скату бассейна, и снова она взобралась на платформу. Но на этот раз его быстрота и выносливость заставили ее сократить дорогу, и она удовольствовалась двадцатифутовой платформой. Она не остановилась, чтобы стать в надлежащую позицию, а сразу же бросилась к западному концу бассейна. Они очутились в воздухе почти одновременно. В воде и под водой он лицом и руками ощущал колебание воды, всколыхнувшейся над ней; она свернула в глубокую тень, брошенную стоящим уже очень низко солнцем, вода там была так темна, что ничего в ней нельзя было различить.
Коснувшись края бассейна, он вынырнул, но ее не было. Он выпрямился, тяжело дыша, готовый нырнуть, как только ее увидит. Но ее и следа не было.
- Семь минут, - возвестила Рита, - семь минут с половиной! - восемь… восемь с половиной!
Но Паола Форрест на поверхности не показывалась. На лицах зрителей испуга не было, и Грэхем решил, что пугаться рано.
- Видно, я побежден, - крикнул он Рите, когда она возвестила, что прошло десять минут. - Она под водою уже больше двух минут, но вы все что-то чересчур спокойны, чтобы мне волноваться. У меня еще остается минута. Может быть, я и не проиграю, - и он снова сошел в бассейн.
Спустившись, он обернулся - осмотрел и ощупал руками цементированную стену бассейна. На половине глубины, футах в десяти под водою, он натолкнулся на отверстие в стене и, убедившись, что оно ничем не загорожено, смело вошел и тотчас же почувствовал, что его поднимает, но поднимался он медленно в непроходимом мраке, стараясь не плескать и не нашуметь.
Вдруг пальцы его коснулись свежей, гладкой руки, судорожно отпрянувшей при неожиданном прикосновении; раздался громкий испуганный крик. Он сжал ее руку и рассмеялся. Тут засмеялась и Паола, и он вдруг вспомнил строчку стиха: "Услышав ее смех во тьме, я полюбил ее".
- Испугали же вы меня, - сказала она. - Вы подкрались беззвучно, а я была за тысячу миль отсюда, замечталась.
- О чем? - спросил Грэхем.
- По правде сказать, мне пришел в голову фасон платья - цвета синего винограда с тяжелой золотой каймой и пряжками. И только одно к нему украшение на руках - кольцо с громадным красным рубином, его мне Дик подарил в первые годы замужества.
- Есть на свете что-нибудь, о чем вы не мечтаете? - спросил он со смехом.
Она тоже смеялась; голоса их гулко раздавались в темноте.
- Кто вам сказал про трубу? - спросила она погодя.
- Никто. Когда прошли две минуты, а вы не показываетесь над водой, я решил, что тут фокус, и стал искать.
- Это Дик придумал, когда бассейн уже был готов. У него масса всяких затей. Он страшно любил доводить старых дам до истерики: зазовет их сыновей и внуков с собою купаться и спрячется тут с ними, но однажды две из них чуть не умерли со страху. Он тогда перестал дурачиться и стал набирать жертв посолиднее, вроде вас. Была у нас и другая история: у нас гостила некая мисс Коглан, подруга Эрнестины, молоденькая, еще школьница. Он ухитрился поставить ее у самой трубы, а сам поднялся на высокую платформу и нырнул сюда к нижнему концу трубы. Через несколько минут, когда она уже была почти в обмороке, думая, что он утонул, он вдруг заговорил в трубу ужасным замогильным голосом, и мисс Коглан тут же потеряла сознание.
- Она, верно, была не из сильных, - заметил Грэхем, и у него вспыхнуло смешное желание - иметь в руках спичку, зажечь ее и посмотреть на Паолу Форрест, державшуюся рядом с ним над водою.
- Особенно винить ее нельзя, - ответила Паола, - во-первых, она была очень молода, лет восемнадцати, не больше, а обожала Дика, как это водится у школьниц. Все они так: Дик как разыграется с ними, так сам делается мальчишкой, и они никак понять не могут, что он солидный, опытный, глубокомыслящий, работящий пожилой человек. Тут неловко вышло только одно, когда бедная девочка очнулась, она не успела сразу собраться с мыслями и взять себя в руки и выдала свою сердечную тайну. Вы бы посмотрели, какое убитое лицо у Дика сделалось, когда она выболтала.
- Что вы, ночевать там собираетесь? - раздался в трубе голос Берта Уэйнрайта, точно у самого уха.
Грэхем вздрогнул и тут же вздохнул облегченно.
- Господи! Как он меня напугал. Ваша молоденькая барышня отомщена. Меня теперь не проведешь, я знаю резонанс вашей трубы.
- Пора возвращаться на свет божий, - сказала она. - Правда, здесь чудесно разговаривать. Идти мне первой?
- Разумеется, я за вами; как жаль, что вода не светится! А то я бы плыл за вашими светящимися пятками… Помните у Байрона? И направления искать не пришлось бы.
Он слышал, как она засмеялась, уже удаляясь, и окликнула:
- Я уже!
Было темно, но по раздавшимся слабым звукам он догадался, что Паола бросилась головою вниз, и сразу представил, как это красиво у нее вышло, хотя большинству женщин этот маневр очень не идет.
- Вам кто-нибудь сказал? - напал на Грэхема Берт, как только тот показался на поверхности и стал выплывать из бассейна.
- Это вы, разбойник, стучали камнями под водой? - в свою очередь напал на него Грэхем. - Если бы я проиграл, я бы пари опротестовал. Это было шулерство, заговор, и я уверен, что опытный адвокат определил бы всю махинацию как преступление. Такой казус, в сущности, подлежит решению верховного суда.
- Но ведь вы выиграли, - воскликнула Эрнестина.
- Конечно, выиграл и потому не подаю иска против вас и всей вашей мошеннической компании, но только если вы немедленно расплатитесь. Дайте вспомнить - вы мне должны коробку сигар!
- Одну сигару, сударь!
- Нет, целую коробку.
- В пятнашки! - крикнула Паола и, слегка ударив Грэхема по плечу, нырнула в бассейн. Но не успел он броситься за нею, как Берт схватил его и закрутил. Но Дик тут же запятнал Берта, Берт - его, Дик погнался за женой через весь бассейн, Берт и Грэхем бросились пересекать им дорогу, а барышни взбежали вверх на вышку и живописно стали на верхней пятнадцатифутовой площадке.
Глава XIV
Доналд Уэйр плавать не любил и в водном турнире не участвовал, но зато после обеда, к великой досаде Грэхема, скрипач завладел хозяйкой и не отпускал ее от рояля. Неожиданно, как часто водилось в Большом доме, приехали гости: юрист Адольф Вейл, которому нужно было переговорить с Диком насчет одного крупного процесса о правах на какие-то источники; затем прямо из Мексики Джереми Брэкстон, главный инспектор принадлежавших Дику рудников, рыжеволосый ирландец Эдвин О'Хэй, музыкальный и драматический критик, и, наконец, Чонси Бишоп, издатель и владелец газеты "Телеграф Сан-Франциско" и, как узнал Грэхем из разговоров, бывший университетский товарищ Дика.
Дик засадил гостей за шумную, азартную карточную игру своего изобретения, названную им "Отвратительной пятеркой". Страсти разгорелись, игроки зарвались, но предельная ставка была установлена в десять центов, а в случае удачи очередной банкомёт имел возможность выиграть или проиграть всего девяносто центов, причем на это великое счастье уходило не менее десяти минут. Играли за большим столом у дальнего конца комнаты, и оттуда то и дело доносились просьбы одолжить денег; кое-кто оставался должен, и вечно не хватало мелочи. Игроков было девять, за столом стало тесно, и Грэхем от игры на свой риск отказался и лишь изредка ставил на счастье Эрнестины, успевая поглядывать и в другой конец комнаты, где скрипач и Паола углубились в Бетховена или балет Делиба.
Джереми Брэкстон умолял повысить предельную ставку до двадцати центов, а Дик, ухитрившийся, по его словам, проиграть целых четыре доллара и шестьдесят центов, жалобно требовал учреждения фонда для оплаты освещения и предстоящей на утро чистки комнаты. Грэхем, также глубоко вздыхая по проигранным на пари пяти центам, заявил Эрнестине, что намерен пройтись по залу, чтобы "переменить" свое счастье.
- Так я и знала, - сказала она ему вполголоса.
- Что вы знали? - спросил он.
Она многозначительно кивнула в сторону Паолы.
- Ну, раз так, тем более надо идти, - бросил Грэхем.
- Значит, не смеете отказаться от вызова? - подтрунивала она.
- Будь это вызов, я бы не принял его!
- В таком случае я вам бросаю вызов, - заявила она.
Он покачал головой.