Папа. Кто думает? Ты мне его покажи!
Мама. Все думают! Разве одни мандарины? Зачем два приёмника? Два патефона?
Папа. Но их же двое? Пусть слушают музыку…
Мама. Очень им нужна твоя музыка!
Папа. Всем нужна музыка.
Мама. Но не в таком количестве!
Папа. Я ведь спешу… Я сегодня иду дирижировать…
Мама. Ну так иди дирижируй!
Папа. Выходит, что я не могу дирижировать!
Мама. Хоть раз в жизни купил бы кастрюльку!
Папа. Зачем мне кастрюлька? Сама покупай!
Мама. А, значит, я виновата?.. С моим больным сердцем… с таким человеком… как можно!.. Дай, Петя, воды…
Я бегу за водой на кухню. Даю маме пить. Ей становится лучше.
Мама. Пусть все соседи скажут!
Папа. Я ведь иду дирижировать…
Мама. Пусть все соседи скажут!
Папа. Что скажут?
Мама. Пусть они скажут!
Папа вздыхает. Он говорит:
- Придётся штаны одолжить у соседей.
Мама. Кто одолжит тебе свои штаны?
Папа. Ко мне все прекрасно относятся. Все, абсолютно все! Например, Ливерпуль… нет, лучше я пойду к Али, он ко мне неплохо относится…
Мама мне говорит:
- Петя, слышишь? Вот твой папаша! Не будь таким! Будь толковым. А то вот точно так же пойдёшь в заплатках… куда-нибудь там… дирижировать…
Я говорю:
- Я никуда не пойду дирижировать.
- Ещё не известно, - говорит мама.
Папа мой говорит:
- Пойдём, Петя, со мной за штанами.
Мы идём с папой к дяде Али. Дядя Али - это папа Измайлов. Он только что пришёл с работы. Я видел его с балкона. Он даже мне улыбнулся. Конечно, он даст папе штаны. И папа пойдёт дирижировать. Мне тоже нужно к дяде Али. Он обещал меня взять с собой, показать мне вышки, как бурят нефть и фонтан нефтяной. Хотя, правда, фонтан - это редкость. Но, кто знает, может быть, мне повезёт.
5. Папа там, а мы здесь
Я, мама, Боба, старик Ливерпуль, дядя Али, Фатьма ханум, Рафис, Расим, Раис, Рамис - все сидим у приёмника. Сейчас папу объявят по радио. И заиграет оркестр. Хотя папу не будет видно, но мы-то знаем: он там на сцене; он дирижирует этим оркестром. Мы все думаем здесь о папе, а он думает там о нас. Хотя ему некогда думать, но это ведь ничего не значит! Папа мой выступает по радио. Такого ещё никогда не бывало!
- Долго ждать, - говорит Ливерпуль.
- Сейчас, сейчас, - волнуется мама.
- Молодец Володя, - говорит Фатьма.
В какой раз мама рассказывает:
- Я и не думала. Он звонит вдруг по телефону, так и так, говорит, только что я узнал, меня будут транслировать. Я кричу: "Что транслировать?" Он отвечает: "Меня транслировать". Я говорю: "Каким образом?" Он говорит: "По радио". А я всё не пойму, ведь впервые… Когда я поняла, так волновалась!
- За такого человека, как Володя, - говорит Ливерпуль, - я с удовольствием выпил бы. За него я готов всегда выпить.
- Опять всё про то! - возмущается мама.
- Нет, за успех, - говорит Ливерпуль. - Я за успех… Я не просто так…
- Да прекратите вы, - говорит мама.
- Сейчас начнётся!
- Нету там ничего, - говорит мой брат Боба.
- Там твой папа, - говорит мама.
- Где же папа, раз там его нет?
- Суета сует, - говорит Ливерпуль.
- Вы опять пьяный? - говорю я.
- Тебя не касается, - говорит он.
- Так-то так, - говорю, - но всё же…
- Понимаешь, это со мной бывает. Не то чтобы каждый день. Но довольно часто. Я не скажу, что всё это здорово. Наверное, это даже плохо…
- Отвратительно! - говорит мама. -…но тут, брат, ничего не поделаешь. Тут такое, брат, дело. Привык я - и всё тут! Ну, ты не поймёшь…
- Понимать-то нечего! - говорит мама. -…в общем-то это скверная штука. А главное, что бесполезная. Толку от этого нету. Ну совершенно нет толку. Нисколечко… Трудно сказать, зачем я это делаю. Но я это делаю. И никому не советую…
- Да прекратите вы! - говорит мама. -…ты, брат, не думай, что я несчастливый. Я, может быть, даже самый счастливый. Я видел свет, много разных людей, а теперь я здесь, с вами… Твой отец плавал на шхуне "Мария"… Это шхуна была, я вам скажу! Таких шхун поискать на свете! Твой отец там плавал юнгой. До великих событий. Потом эти события - он на коня. Командир эскадрона! Как в сказке!
- Замолчите вы! - кричит мама.
- Таких людей, - говорит Ливерпуль, - как твой отец, очень мало на свете.
- Что такое, - вдруг говорит Али, - шкала на Париже?
- О! Париж! - говорит Ливерпуль. - Я там не был…
- Почему шкала на Париже? - говорит дядя Али.
- О каком Париже вы говорите? - говорит мама.
- О самом французском, - говорит он.
- Ой, - кричит мама, - шкала на Париже! Приёмник совсем на другой волне!
Мой брат Боба куда-то исчез. Конечно же это его рук дело! Каждый крутит приёмник. Все ищут волну. Наконец-то! Мы слышим гром оркестра.
- Какая досада! - волнуется мама. - Володю уже объявили!
- Ура! - кричу я. - Ура!
- Уррра!! - кричат братья Измайловы.
- Какая досада, - говорит мама. - Как это можно! Ведь самое главное! - Маме обидно. Она ищет Бобу.
Боба лежит под кроватью. Он чувствует что-то неладное.
- А ну выходи! - кричит мама. - Сейчас же!
Он не думает вылезать.
- Я жду! - кричит мама. - Давай вылезай!
- Оставьте его, - говорит Ливерпуль.
- Я ему покажу! - кричит мама. - Ведь он ненормальный!
- Я спрошу его, - говорит Ливерпуль. Он подходит к кровати и спрашивает: - Ты варёные калоши не ел?
- Не ел… - отвечает Боба.
- Тарелки в суп не крошил?
- Не крошил…
- Затылком ничего не видел?
- Ничего не видел…
- Какой же он ненормальный?! Вы слышите? Дай ему Бог здоровья!
- Ливерпуль, Ливерпуль, - говорит мама, - вы мне ребёнка калечите.
Братья Измайловы поют песни. Под мощный гром оркестра.
6. Воскресенье
В стену к нам постучали Измайловы. Мы всегда стучим к ним, а они стучат к нам. Это наша связь.
Я бегу к ним узнать, в чём дело.
Рамис, Рафис, Расим, Раис - в белых рубашках, в панамках и в синих сандалиях. Дядя Али говорит:
- Как Володя? Не хочет ли он прогуляться с детьми? Такой вечер! Вот мы все готовы.
Мой папа спал. Но он встал сейчас же.
- Да, да, да! - сказал он. - Немедленно! Мы идём прогуляться!
Это так неожиданно!
Я ищу свой костюмчик. Мой брат Боба плачет. Он сам не может одеться.
- В чём дело? - говорит мама.
- Скорей, - говорит папа, - вечер чудесный, Али ждёт нас, дети ждут, я пойду умоюсь…
Мой папа идёт умываться.
- Я не пойму, - говорит мама, - он же спал…
Папа мой одевается. Я одеваю Бобу.
- Сумасшедшие! - говорит мама.
Вот и тётя Фатьма. Она нас торопит. У них разговоры с мамой. Им гулять некогда. Им нужно поговорить. Все кругом мешают. Всегда не дают разговаривать.
Мы идём на бульвар всей компанией. У нас замечательная компания! Разве лучше бывают компании? Четыре моих лучших друга - все в белых рубашках и синих сандалиях. Я в красных сандалиях, а Боба в коричневых. Боба несёт заводной паровоз, а Рафис винтовку. У него замечательная винтовка. Её сделал дядя Али. Он всё может сделать - стул, стол, табуретку… У нас в прошлом году была ёлка огромная. Мы стали ставить её - ну никак! - ёлка всё время падает. "Крест надо, - говорит папа, - где я возьму его?" Мы опять ставим ёлку в бочонок, а ёлка всё время падает. Входит дядя Али, говорит: "У вас доски есть?" Мы говорим: "Какие доски?" - "Деревянные", - говорит он. Я принёс две дощечки. А он говорит: "Толще есть?" Я говорю: "Толще есть". Он говорит: "Тащи их". Он берёт эти доски: раз-два - и крест готов. Мы так удивились! Соседи у нас просто редкие. Мы к ним ходим. Они ходят к нам. Папа музыке учит Раиса, Рамиса, а Расим, Рафис ещё маленькие. А то папа их тоже учил бы.
Мы идём на бульвар всей компанией.
А на бульваре народу! Море как зеркало. Играет музыка. Папа держит меня крепко за руку, а я иду по барьеру. А за барьером море. Там катают на катере.
- Кто со мной? - говорит папа. Он идёт первый на пристань.
Мы садимся в катер. Мотор тарахтит, и мы едем. А я сижу с гармонистом. Он вовсю играет. И поёт здорово:
Любимый город может спать спокойно…
Я тоже пою, поют братья Измайловы. Все поют.
С моря город наш весь в огнях. Будто фейерверк. Очень красиво!
Только жалко, что мало катались.
- Ещё хотим! - кричат братья Измайловы.
Катер подходит к пристани.
Брат мой Боба схватился за поручни. Еле-еле его оторвали.
Он идёт и ревёт на весь бульвар.
- Прекрати! - кричит папа. - Мне это не нравится!
Мы заходим в тир.
Папа с дядей Али стреляют. А нам не дают. Мы стоим смотрим, даже не просим. Мы знаем: нельзя мешать, раз люди целятся.
- Все в десятку, - говорит папа.
Они снова целятся, а мы смотрим.
- А где Боба? - говорит папа.
Мы выбегаем из тира. Папа даже забыл свою премию.
Возле тира толпа.
- Что случилось? - говорит папа.
- Да вот, мальчик потерялся. А где живёт, не знает. То есть он номер дома помнит. А улицу он забыл.
- Где этот мальчик?
Да разве увидишь здесь мальчика! В такой толпе! Мы, конечно, его не видим. Зато мы слышим, как он говорит:
- Я забыл свою улицу…
Ну конечно же это Боба!
Ему говорят:
- Вспоминай, мальчик, это ведь важно.
- Сейчас, - говорит Боба, - вспомню…
Ему говорят:
- Ты не торопись. Вспоминай без волненья.
А он говорит:
- Я совсем не волнуюсь.
Ему говорят:
- Ты кушать хочешь?
- Хочу, - говорит Боба.
- Сыр хочешь?
- Сыр не хочу.
- А конфету?
- Конфету хочу.
- Тебя хорошо кормят?
- Плохо.
- Товарищи! Мальчика плохо кормят! Тебя очень плохо кормят?
- Очень.
- А чем тебя кормят?
- Всем.
- Значит, ты не бываешь голодным?
- Бываю.
- Как же ты бываешь голодным, если тебя всем кормят?
- А я не бываю голодным.
- Ты же сказал, что бываешь.
- А я нарочно.
- Зачем же ты нас обманываешь?
- Просто так.
- Ты всех обманываешь?
- Всех.
- Зачем же ты это делаешь?
- Просто так.
- Смотрите какой! Просто жуть! Ну и ребёнок!
Тогда папа сказал чуть не целую речь. Он сказал:
- Товарищи! Это мой сын. Он сбежал из тира. Давайте-ка мне его сюда! Я его отец. А болтает он здорово. Это уж верно. Вы это сами заметили. И где только он научился болтать! Просто диву даёшься! Я вижу, он вам понравился. Но я вам его не оставлю. Раз уж он мой сын.
Тогда все расступились. Мой папа взял Бобу на плечи. Пожелал всем успехов в работе. И мы пошли домой.
А премия в тире осталась. Тут про всё на свете забудешь!
7. Мой папа пишет музыку
Наш папа сегодня дома. Сегодня он не идёт в музыкальную школу, где он обычно преподаёт. Сегодня у папы свободный день. Сегодня он пишет музыку. В это время у нас дома тихо. Мы с мамой ходим на цыпочках. Брат мой Боба уходит к Измайловым.
Наш папа пишет музыку!
- Тру-ру-ру! - напевает папа. - Та-та! Та-та-та!
Это правда, я не люблю Клементи. Не очень люблю я музыку. Но когда папа вот так за роялем поёт и играет и пишет ноты - мне кажется, он сочиняет марш. Музыку я не люблю, это верно. Я люблю разные песни. Те, что поют солдаты. И марши люблю, что гремят на парадах. Если бы папа мой написал такой марш! Я был бы очень доволен. Я папу просил об этом. Он мне обещал. Может быть, он сейчас пишет марш для солдат?
Может быть, я увижу когда-нибудь целый полк - все с винтовками, в касках, раз-два! раз-два! - все шагают под громкий папин марш! Как это было бы здорово!
- Ты пишешь марш? - говорю я папе.
- Марш? Какой марш?
- Самый военный, - говорю я.
- Убери его, - говорит папа.
- Марш отсюда! - говорит мама.
Я иду на балкон. Вижу девочку с бантом. Подумаешь, бант! Папа мой пишет музыку! Может быть, марш!
- Тру-ру-ру! - поёт папа.
Ага, слышит, наверное! Пусть она знает. Всё делает вид, что не слышит!
- Трам-там! - стучит папа по крышке рояля.
Это нельзя не услышать.
Она поднимает голову. Но я смотрю в сторону. Пусть она знает!
Бам! - папа стукнул по крышке рояля. С такой силой, что я даже вздрогнул.
Бам!!! Бам!!! - он стучит кулаком по крышке.
- Ага! Ну, каково?
А она только бантом махнула.
Тогда я разозлился и крикнул:
- Эй, ты! Нечего здесь проходить! Слышишь? Нечего!
Расстроенный, я ушёл с балкона. Я вижу, и папа расстроенный. Он сидит, подперев рукой щеку. Такой весь печальный.
- Мама на кухне, - говорит он.
- Зачем мне мама?
- Тогда как хочешь, - говорит он.
Вот и мама. Она говорит:
- Брось ты это… Володя…
- Что бросить-то? - говорит папа.
- Эту твою… симфонию…
- Я же чувствую… тут вот не то… тут не то… а тут - то!
- Ну и брось, раз всё не то…
- Не всё не то…
- Всё равно.
- Как это так - всё равно?!
- Я-то тут ни при чём, - говорит ему мама.
- Ты ни при чём, это верно…
- И Петя ни при чём, и Боба.
- И Петя, и Боба… - говорит папа.
Он смотрит на нас, а мы на него.
- Дайте мне отдохнуть, - просит папа.
Но ему не дают отдохнуть. К нам звонок. Это Олимпиада Васильевна. Со своим сыном Мишей. Папа будет с ним заниматься.
8. Олимпиада Васильевна и дядя Гоша
Миша кривляется, строит рожи, показывает всем язык. А папа сидит с ним рядом, считает в такт: раз - и, два - и, три - и…
Занимается папа бесплатно. Потому что знакомый.
- Вы золотой человек, - говорит Олимпиада Васильевна.
- Баловник он у вас, - отвечает ей папа.
Она кричит сыну в ухо:
- Где совесть? Где совесть? Где совесть у человека?!
Он перестаёт строить рожи. Но ненадолго.
- Бессовестный! - кричит Олимпиада Васильевна.
- Они все такие, - говорит папа.
- Все бессовестные, - говорит Олимпиада Васильевна.
Почему, думал я, его учат музыке? Почему меня учат музыке? Почему всех кругом учат музыке? Если никто не хочет? Этого я не мог понять!
- Вот тут вам подарок, - говорит Олимпиада Васильевна.
- Бросьте вы это, - говорит папа.
- Нет, пожалуйста, я вас прошу.
- Я вас тоже прошу, - отвечает папа.
- Нет уж, вы позвольте…
Папа смеётся.
Мама моя говорит:
- Он странный. Вы не обращайте внимания.
- Я-то вижу… - вздыхает Олимпиада Васильевна. Она почему-то всё время вздыхала.
За ней приходил её муж - дядя Гоша.
Миша тотчас же вскакивал и во всю глотку вопил:
- Конец!
Он хотел скорее домой.
Дядя Гоша ходил по комнате.
- Где сейчас моряки? - орал он. - Нет сейчас моряков! Это точно. Это ведь факт!
- Что факт? - спрашивал папа.
- Слушайте дальше. Не перебивайте. Вы знаете голубку "Куин Мери"?
- Не знаю, - говорит папа.
- Так вот, я плавал на этой голубке, на этой старой посудине. Под парусами, нет, на всех парах! Мы неслись, я вам скажу, как черти! Сто восемдесят миль в час! Как вам это кажется! Как это поётся: "Пятнадцать человек на сундук мертвеца, го-го-го" - так, кажется? Чудесная песня! Мда… так вот это было зрелище!
- Как интересно! - говорит мама.
- Я был в Африке, крокодилы так, можно сказать, и лезут, но наш брат, ему карты в руки… ребята с нашей калоши…
- Чего? - спрашивал я.
- Ты помолчи, - говорил он мне. - Так вот, значит, о чём это я? Да! Наш корабль возил опоссумов. Для разных там зоопарков. Вы видели опоссумов? Они вылезали из ящиков, гуляли по палубе, как матросы. Мы кормили их. Вместе с ними резвились… Это милейшие звери!
- Как они выглядят?
- Очень мило, чертовски мило, носик кнопкой, хвостишко - чудесные! А когда я был в Марселе…
- Вы были и там? - удивлялась мама.
- Я был везде! - отвечал дядя Гоша.
- Интересный вы человек! - говорила мама.
Он продолжал задумчиво:
- Я был в Лондоне и в Амстердаме… Забыл, кстати, про опоссумов! Они, черти, жрут шоколад, ха-ха-ха!
Смеялся он долго. Потом вдруг прекращал внезапно. И начинал говорить очень быстро:
- Каир, Стамбул, языки мне даются легко, всем обязан морю, поездки, лианы, магнолии, кактусы… сербский, немецкий, французский…
- Хватит, - просил папа, - дальше не надо.
- Нет, почему же, я не устал.
- Я понял всё, - говорил папа.
- Ну хорошо, - соглашался он. - Дети ваши всегда пусть заходят. Прошу! Им нужны сласти. Конфеты и прочее.
- Спасибо, - говорил папа.
- Счёт, как в банке!
- Спасибо, - говорил папа.
Олимпиада Васильевна не слушала. Она ушла на балкон. Она не слушала дядю Гошу. Ей было неинтересно.
Я смотрю, а папа такой усталый! У него глаза закрываются. Он хочет спать.
Дядя Гоша всё ходит по комнате. Он бьёт по шкафу ладонью:
- Как вы так живёте?
Папа. Как?
Дядя Гоша. Ну, у вас, например, нет шкафа.
Папа. Как нет, а это что?
Дядя Гоша. Вот этот старый ящик?
Папа. А что?
Дядя Гоша. Нет, я вас не пойму, ведь вам карты в руки!
Папа. И я не пойму.
Дядя Гоша. Я никогда не пойму, как так можно жить!
Папа. Как?
Дядя Гоша. Вот так.
Мама. Да, да, да… я ему говорила…
Дядя Гоша. Правда, тут роль играет хозяйка…
Мама. Я виновата?
Дядя Гоша. Я уж не знаю…
Мама. С моим больным сердцем…
Папа. Я вас прошу, прекратите!
Дядя Гоша. Ведь вам карты в руки… Новейший шкаф… я в одном доме видел… Я вам добра желаю. Я от души, так сказать. Мне-то всё равно. Но на вашем бы месте…
Папа. Что на нашем месте?
Дядя Гоша. Я купил бы отличный шкаф.
Папа. Ещё что?
Дядя Гоша. Купил бы отличную люстру. Ведь вам карты в руки!
Папа. Скажи, пожалуйста, почему мне карты в руки? Я совершенно не понял.
Дядя Гоша. Ведь ты музыкант. Так сказать, эстетически - музыкальное движение души. Правильно я говорю? Я, брат, всё понимаю. Я вашего брата знаю. Культурный ты человек или нет? Ведь у тебя есть деньги. Ты тратишь их не туда. Понимаешь? Они не туда идут! Ты подумай, ведь я для тебя, для твоей же пользы, ведь я тебе только добра желаю!
А папа спит. Он уже ничего не слышит. Так и не узнает он этого! Так и будет он тратить их не туда. Так и не купит шкафа мой папа. И люстру тоже не купит. Он спит. И ничего не слышит. А то, что слышал, - забыл. Что же делать. Такой человек мой папа!
Наши гости уходят. Вздыхает Олимпиада Васильевна. А папа спит.
Я иду закрывать за ними дверь. Даю на прощание щелчок Мишке. Он кидается дать мне ответный щелчок. Но поздно. Я быстро захлопнул дверь.