- Мне 41, - сказала Кристина, - но за твои слова я тебя обожаю.
- А я обожаю умных и опытных женщин. С ними просто безумно хорошо.
- А как иначе?…
- Малолетки вообще не катят. Они просто не вызывают во мне никаких желаний. Да, у них свежая кожа, сисечки стоят, но этого мне мало, необходим какой-то внутренний стержень, а этого у них нет. Они как пустышки. Женщина по настоящему расцветает после 30-ти.
- Кстати, насчет желаний, - бюст Кристины плотно облегал оранжевый топик,
- у меня тоже сисечки стоят. Но, мальчики, - она отхлебнула пиво из одноразового бокала, - сразу хочу вам сказать, что – нет.
Я понял ее сразу, это был тот редкий сорт женщин, с которыми ощущаешь психологическое взаимопонимание с полу слова, с такими я готов был говорить всю ночь напролет и получать удовольствие от того, что с ними можно просто быть самим собой. И именно таким я их устраивал. Мечта.
- Что – нет? - немного поиграю, и прикинусь дурачком.
- Ты прекрасно все усек, но я буду прямее. Вы такие же, как мы простые, поэтому вилять не буду. Если вы хотели нас развести, то ничего сегодня не выйдет. Мы здесь работаем. После этих слов мне захотелось ее еще больше прежнего.
- Ладно, конечно, продолжим тереть за жизнь. С вами обалденно, - я не врал, нам действительно улыбнулась удача, девки были высшего качества по всем параметрам.
- С вами тоже, - они, видимо, тоже были рады почувствовать себя самими собой, - Мы здесь работаем, но мы не проститутки.
Мы в очередной раз заглянули друг другу в глаза. Какая женщина!
- Простите за нескромный вопрос, - иронично вмешался Узбек, - чем же вы здесь занимаетесь?
- Мы – клофелинщицы. Я девять лет на зоне отмотала. Сейчас очень нужны деньги, а напряги начались большие, за последнюю неделю два раза палилась. Охранники уже пускать сюда не хотят. Мы им отстегиваем, чтобы успокоились. Дайте рублей 500 в долг, но в постель я за ловэ не лягу.
Клуб закрывался, бар был пуст, и ее подруга под наше улюлюкание сняла парик:
- А мне пофигу, я готова и за деньги, домой пустой я возвращаться не хочу.
Узбек поехал с ней, а я спустился в метро вместе с Кристиной.
- 500 рублей у меня нет. Есть сто. На, возьми.
- Спасибо. Мне ребенка кормить надо.
Мы двигались на пустом эскалаторе, пять минут назад я предпочел воздержаться от бурного секса ради этого малознакомого человека.
- А что ты со своим другом не поехал? Отдохнул бы.
- Да, ну. Меня такого рода отношения не устраивают. Уже не устраивают. К тому же, я обещал тебя оберегать и проводить до дома, но на большее не рассчитывай. Сразу хочу сказать, что – нет.
Кристина засмеялась. Мне стало приятно. Мы в очередной раз взглянули друг на друга. Ее глаза медленно стали надвигаться на мои, мое обоняние отчетливо уловило томный запах свежего алкоголя, на сердце потеплело, не успев ничего сообразить, я ответил лаской своих губ на непродолжительный, но очень чувственный поцелуй этой обаятельной женщины, и то, какими я увидел в тот момент ее глаза, какие ощущения дали ее губы, те пять секунд были намного грандиознее бурных ночей, берущих свое начало в самом центре Москвы.
19. Цыганский барон
Алло. Скоро ты будешь? – Мельница беспокоился.
- Где-то через час приеду.
С кухонного стола сотовый телефон перекочевал вслед за Мельницей в душ. Поступление информации не должно прерываться. Жизнь в ладони. Мозг не переносит покоя, ощущение спокойствия становится все недостижимее и ценится все выше и выше. Под струями воды звонок не побеспокоил бледнолицего наркомана, томительное ожидание возрастало.
- Алло. Скоро ты будешь?
- Где-то через 25 минут приеду.
Сегодняшний вечер был выставлен в зависимость от действий сотрудника пивной компании Черепахи, наконец-то вернувшегося с работы и вошедшего в стены квартиры, которую Мельница снимал вместе с двумя молодыми девицами.
- Чего только у него нет, - Черепаха застегнул ворот свитера, скрыв нетипичный для него галстук и рубашечку, - я мог взять все.
На кухонном столе появилось два бумажных свертка. Мельница принялся изучать белый порошок в одном из них. Черепаха сразу зацепил щепотку травы из другого и умело забивал ее в папиросу:
- Ты мне штуку за это дашь. У меня госэкзамены скоро, деньги нужны.
Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Через трубку Черепаха отложил встречу с кем-то на двадцать минут.
- И че за паника на счет фена? Мельница, а? Ты мне с утра уже начал писать, мол, все отдам за фен. Все не надо. Штука.
- Фен голимый у тебя, - порошок уже был разбавлен в ложке с водой, Мельница ковырялся в нем иголкой шприца, - фен – он как вода бесцветный становится. Растворяется. А здесь хуйня мутная какая-то.
- Ну, ты же прекрасно знаешь всю эту кухню. Я привез то, что дали. Значит, бодяжный.
- Пойду-ка я свою мышцу разработаю, - Мельница набрал в шприц через вату содержимое ложки, и через три минуты вернулся из комнаты в общество Черепахи.
- Ну, что, проверил мышцу?
- Да.
- Как?
- Пока – никак. Сейчас, время пройдет, посмотрим.
Финансовый вопрос требовал возобновления. Мельница сбегал в тайничок.
- Слушай, Черепаха, может доп возьмешь вместо денег. Я думал тебе им отдать, - паренек продемонстрировал два полных шприца, - у меня его дохуя. Здесь двадцать лошадиных доз. Я тебе на штуку накапаю.
- Нет. Доп мне не надо. Продай его на вечеринах.
- А че, не понравилось?
- Понравилось, но больше не буду. Отпускает тяжело. Хочешь, бумагой отдай.
- Бумаги сейчас нет, - Мельница положил шприцы на кухонный стол и выудил из кармана денежные купюры, - на, здесь восемь сотен, две отдам завтра или после завтра.
- А за траву? Я за нее четыре сотни еще выложил.
- За траву?… Может, за траву допом возьмешь?
- Давай его лучше продадим сразу. Все тысяч за семь. С учетом того, что они могут его спокойно за десять продать, или даже за двенадцать.
- Было бы очень неплохо. У меня просто сейчас вообще денег нет. Весь в долгах. 300 бачей отдал за военник, чтобы там какие-то две печати поставили. Их поставили, но вроде не те. За хату надо платить. Просто пиздец. На работе вычли за спиженные колонки. А еще кушать надо.
У Мельницы возник самый подходящий момент для того, чтобы купить на последние деньги наркотик и сбежать из одного беспокойства в другое, а потом вернуться обратно. На душе стало тяжело. Наркомания – это крайняя степень отчаяния. Осознавать то, что мои друзья не видят ничего более приемлемого в этой жизни, кроме порошка, оказалось ощутимо больно. Мне захотелось раскрыть их глаза, но любые нравоучения в этой среде натыкаются на усмешки, поэтому я молчу. До поры до времени, ибо вопросы должны встать перед каждым.
- Допа сейчас очень много. Мне об этом, конечно, не говорят, но, видимо, у него себестоимость низкая. Мальвина его не жалеет.
Через пол часа Мельница уже бодро сбегал по лестнице с девятого этажа, а через час в полиграфической конторе он протягивал дискету с файлом служащему:
- У вас же есть цветной принтер? Распечатайте, пожалуйста, мне этот рисунок на картоне. Для обложки надо.
Вряд ли работник фирмы представляет себе, что два листа бумаги с узором из множества слов "reset", за которые было отдано 60 рублей, будут в ближайшее время пропитаны кислотой, нарезаны на мелкие кусочки и пущены в продажу любителям психоделических опытов, но деятельность наркомафии нередко выглядит именно так. После работы в душном офисе молодой человек возвращается домой, выкуривает косяк, садится за кухонный стол, рядом его подружки готовят вкусный суп, а он принимается выдавливать из шприца на малюсенькие фрагменты бумаги небольшие капли. Кропотливая работа его нервирует. В голову лезут мысли о недовольных постоянными тусовками соседях, которые уже несколько раз обещали вызвать милицию.
- Не пересоли.
- Готовлю сегодня я. Сама разберусь. Не перекапай. А то кто-нибудь свихнется.
- Надо одну экспериментальную сделать.
- Не повезет счастливчику.
- Закройте окно, - Мельница не утруждал себя лишней одеждой и расхаживал по квартире в семейных трусах и майке, - дует что-то. Кумар уже выветрился. Или халат принесите. Тем, для кого это предназначается, уже давно не повезло.
- А школьников приучать к наркоте ты разве не собираешься? Цыганский барон. Наймем барыг-агитаторов из шпаны.
- Да. Точно. Школьникам я же не собираюсь все это впаривать, - Мельницу мучили внутренние терзания, он цеплялся за все, чем можно было скрасить нелицеприятный поступок торговли наркотиками, - Это будет предложено людям, давно знакомым с темой, которые знают на что идут.
Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Из трубки в ухо Мельнице раздался чей-то нетерпеливый голос:
- Алло. Скоро ты будешь?
- Где-то через 25 минут приеду.
20. Фронт
От Нахима в последние несколько лет веяло откровенным криминалом, пересекались мы не часто, еще реже говорили о наболевшем, но в этот мартовский, холодный вечер он пошел дальше обыденных ничего незначащих фраз:
- Вот, братуха, мусора немного поднасели. Напряги.
- Че такое?
- Не поверишь. Из-за шлюхи. Групповуху шьют.
- Проститутка?
- Нет. На плешке пиво пили ночью, баба подруливает, с нами бухает, соглашается двинуть на хату, обговариваем с ней нюансы, дает согласие на все, на хате шпилим ее, а она заяву в районную прокуратуру кидает.
Доверие темных сторон своей жизни несет в себе нечто проникновенное. Делясь с человеком своей проблемой, ты даешь ему шанс сопереживать, позволяешь выйти за рамки своего узкого мирка и впитать жизнь другого, несешь ощущение небольшого счастья, ибо доверие боли означает уважение. На уровни высоких чувств от его откровенности я почувствовал свою значимость.
- С мусорами работает?
- Семь лет светит по стремной статье. Братуха! Я ее даже не ебал. В рот дал в резине и все. Два пацана уже по пять штук зелени отстегнули. Никто за такую хуйню сидеть не хочет. Кому это надо? Я вот бегаю. Денег нет таких. Думаю, обойдется. Кое-какие люди должны помочь.
- Неприятная ситуация. Но ты вынес из нее правильные уроки.
- И ты тоже теперь вынес.
Бизнес прокуратуры строится на отборном, грязном фундаменте; капканы расставлены именно для самых несчастных и неустроенных, для тех, кто остался за бортом человеческого счастья и погряз в наркотиках, животных связях, бытовой неустроенности. В ход идут людские судьбы, низменные инстинкты работают исправно, механизм сбоев не дает, на улице шалавы будут пользоваться успехом у тех, для кого нет теплого уголка, любви и нежности. Женская плоть не оставляет равнодушным ни одного мужчину, сознание будоражится безгранично и до дикости. Особенно, когда ты находишься в изоляции.
- Пизда весит 12 килограммов, - Гениколог постоянно включал свою шарманку именно этим емким утверждением, - ученые недавно доказали.
Излюбленная им сексуальная тема в палате туберкулезников № 359 быстро стала прерогативой этого долговязого 38-летнего шофера из Тульской области. Свое прозвище Александр быстро получил за весьма специфическую зацикленность характера. Помимо женских великолепий, героем рассказов худощавого усача Саньки был его собственный член. Палка, как он предпочитал выражаться.
- Все бабы – шлюхи, и трахать их надо по-черному, палкой в жопу, где резинка туже. Ха-ха-ха.
На тумбочке Гениколога скопились все журналы эротического содержания, имеющие ход по отделению, когда эта информация была поглощена, свежие издания стали закупаться с лотка у метро. Если в первый день он произвел на меня отвратительное впечатление озабоченного сексуального маньяка, то со временем я привык к его эмоциональным натуралистическим выходам, пошлость перешла в норму, извращенные шутки стали необходимы. Периодический просмотр порнографических фильмов тоже инициировался Геникологом, из соседних палат приносился телевизор, видеомагнитофон, кассета, и после отбоя четыре мужика с его комментариями два часа наблюдали за соитиями на экране. Заснуть под стоны было невозможно, после просмотра киношедевра сделать это было еще сложнее. 47-ми летний слесарь Московского речного порта Белочка отказывался посещать сеансы немецкого подпольного искусства и уходил в курилку.
- А ты пизду, наверное, уже лет десять не видел в близи, - именно к диалогу с ним сводил свои монологи Гениколог.
- Я?! – начинал оправдываться Белочка, - я их столько видел, что тебе и не снилось. Я пол завода перетрахал.
- Слесарей что ли?
- Нет! На предыдущей работе. На фабрике.
- Что ты мне пиздишь? У тебя же не стоит.
- Все у меня стоит!
Его яростные возражения говорили всей палате о том, что, возможно, Гениколог был прав.
- Ты сам же нам говорил, вот, парни подтвердят, что свое уже отъебал.
Парни подтверждали. В пылу одного из споров Белочка произнес эту, ставшую гробовым гвоздем, фразу. Вскоре, в отделении об его несостоятельности знали все.
- Да пошел ты, Саш, - испуганно защищался он, - я имел в виду шлюх. Да, с ними я закончил. Хочется чего-то для сердца. Человека хочется.
- Тут одно из двух. Говори – ты свое отъебал или нет?
- Ой, отстань.
- Или ты язычком там у них лижешь до сих пор?
- Прекрати!
- Наташку в душе жахал, сознавайся?
- Какую Наташку?
- Дурачком не прикидывайся. Уборщицу. После Тимохиного дня рождения.
Мы ее для тебя пригласили сюда, до вечера водкой поили, а потом ты ее обнял, и вы ушли вдвоем курить. На 20 минут. Ебал ее языком, старый хрыч?
50-ти летняя алкоголичка Наташка никогда не отказывала больным в своей компании, и после одного из застолий прошел слух, что она отдалась Белочке. Каждое последующее ее появление в нашей палате в поисках чего-нибудь выпить встречалось скорбезным юмором. Белочка очень смущался и отрицал их связь. Ко дню ее рождения больные скинулись деньгами и купили ей кофточку. Женщине действительно было приятно такое внимание. Присутствие Наташи в стенах диспансера, ее необидчивое сердце, давало возможность шутникам поднять общее настроение за счет беззащитной уборщицы.
- А! Натуська! Добро пожаловать, - говорил ей Гениколог, когда она сканировала нашу палату, - к любимому пришла?
- Брось ты Саш…
- Нет его. Зато есть мы. Нам дашь по очереди?
- Хватит, хватит. Дайте лучше сигарету.
- Понятно. Не изменяешь ему.
- Да ну вас. Пойду я. Позже зайду.
Белочка пил каждый день, чем и был ей интересен. Наименован так Сергей был именно за потенциальную склонность к белой горячке. Наташе судьба тоже далеко не улыбалась. За 900 рублей в месяц она мыла туалет в туберкулезном диспансере, ее взрослый сын нигде на работал и частенько навещал ее в поисках денег, а внучку изнасиловали. Открытая, она рассказывала о бедах своей жизни всему этажу. В отделении, где люди находились по пол года и были объединены одним несчастьем, открытость намного превышала нормы обыденной жизни. Пафос, брезгливость, высокомерие, корысть, эгоизм здесь высвечивались, словно неоновая вывеска, и презирались. В обществе опасных туберкулезников многие негативные человеческие качества исключались из пользования самой атмосферой. Когда делишься последним, на что, как оказывается, в соответствующих условиях способен каждый, то воспитываешь в себе настоящую силу, ведь взять лучшее может любой, а отказаться от лучшего в пользу любого может только герой. Здесь, где все на виду, прозрачно, людская природа не позволяла человеку жиреть, когда сосед голодает. Индивидуалист среди пораженных палочкой Коха обрекался быть изгоем. В каждой палате на столе лежал общак из печений, булочек, шоколадок, конфеток, всю зиму между рамами окна у нас располагался холодильник с котлетками, огурчиками, салатиками, творожком. Помощь близких. Питание в диспансере было более чем скудным, и без дополнительной еды голод вряд ли позволил удачно пройти курс лечения. Чахотка требует строительных материалов. Самое неудобоваримое в местной столовке, куда мы три раза в день ходим через больничный двор, это гуляш. Им почивают чаще всего. Когда жуешь мелкую мясную требуху, то легонько тошнит. Сплошные прожилки. Жирная резина. Поглощение цельных кусочков гуляша равносильно заглатыванию чего-то инородного. Зато постоянно дают яйца, свежую выпечку, масло, чай, сахар. Два супа – на выбор. Стабильно чередуют картошку, плов, гречку. Обязательна каша. Рагу вечером – остатки от первого блюда в обед. Съедается все. Последний раз кормят в пять вечера, к девяти - как будто и не ел вовсе. Тара своя, каждый, идущий кушать, несет в руках пакетик с тарелкой, ложкой, вилкой и кружкой. Мужчины обычно присаживаются за один стол, женщины за другой. В разговорах царит ирония. Защитная реакция всех тех, кто попал в беду, это повышенное чувство юмора. Стремление найти в черной действительность туберкулезника моменты, позволяющие повеселиться, порождая в больных мастеров шуток, непревзайденных актеров по жизни, позволяет им легче переносить трагедию. Здесь, бывало, я смеялся так, как не смеялся нигде. Делятся последними событиями в палатах.
- А ваш-то где?
- Белочка-то? Вышел он с нами, но проследовал мимо. Утром у него свой завтрак. Личный. За углом магазинчика.
- Для секретности, как и все, тарелку с собой всегда берет. Мол, кушать ходил.
- Хитрющий черт. Недавно доктор у него при всей палате спрашивает: "Пьешь?" А тот в глаза ему смотрит и отвечает: "Я? Да вы что. Я не пью даже по праздникам. Вот ребята подтвердят". А у самого пустая утренняя чекушка под подушкой спрятана.
- Они уже третий день подряд с Андреем нажираются под вечер, а ночью просыпаются и начинают по палате недопитую бутылку искать. Причем, Белочка просыпается первым, сразу же ищет ее в тумбочке спящего Андрюши, не находит, потом будит его, и они шмонают всю палату вместе.
Я вспомнил прошедшую ночь. Андрюша был особо выразителен:
- Сучья ты морда, если будешь еще искать по моей тумбочке какую-то бутылку, то получишь по ебальнику.
- Я хочу выпить, - наседал Белочка, - куда ты их прячешь, сука.