Ручка повернулась, в спальню вошла мисс Гловер, от волнения покрывшаяся красными пятнами.
- Прошу прощения, Берта, но мне показалось, что вам нехорошо. Могу я чем-нибудь помочь?
- Ничего страшного, - ответила Берта, вытирая слезы. - Жара плохо действует на меня, вот голова и разболелась.
- Попросить Эдварда подняться к вам? - сочувственно предложила мисс Гловер.
- Зачем мне Эдвард? - раздраженно ответила Берта. - Через пять минут я буду в полном порядке. У меня часто бывают похожие приступы.
- Я уверена, что он не хотел вас обидеть. Он сама доброта!
- Что вы такое вообще говорите, Фанни! - вспыхнула Берта. - Кто не хотел меня обидеть?
- Я подумала, что вы расстроились, когда Эдвард назвал вас неумехой и новичком в игре.
- Милая, вы, должно быть, считаете меня совсем дурочкой! - нервно рассмеялась Берта. - Совершенно очевидно, что я и есть неумеха. Говорю же, всему виной погода. Хорошенькая жизнь у меня была бы, если бы я огорчалась всякий раз, когда Эдди скажет что-либо подобное!
- Может быть, все-таки прислать Эдварда к вам? - с сомнением в голосе спросила мисс Гловер.
- Боже милостивый, зачем? Видите, мне уже лучше. - Берта промокнула глаза и провела по лицу пуховкой. - Дорогая, мне всего лишь сделалось дурно из-за жары. - Она сделала над собой усилие и звонко расхохоталась, так что сестра викария почти поверила в правдивость ее слов. - Ну, пора идти к гостям, не то миссис Брандертон станет жаловаться на мои скверные манеры больше обычного.
Берта обняла добродетельную деву за талию и почти бегом потащила ее за собой вниз по лестнице, к ужасу и изумлению последней.
За оставшийся вечер Берта ни разу не бросила взгляда на Крэддока, однако блистала очарованием, весело щебетала и смеялась. Все собравшиеся отметили приподнятое настроение хозяйки и сошлись на том, что она совершенно счастлива.
- Глаз радуется, когда видишь такую замечательную пару, - выразил общее мнение генерал Хэнкок. - Полное благополучие в семье!
Однако недавняя сцена не ускользнула от острого взора мисс Лей. С щемящим сердцем она видела, как мисс Гловер побежала вслед за Бертой. К сожалению, в ту минуту мисс Лей не могла остановить сестру викария, поскольку была связана разговором с миссис Брандертон. "До чего же навязчивы эти добросердечные души! Лучше бы оставила бедную девочку в покое!" - пронеслось у нее в голове.
Чуть позже мисс Лей озарило прозрение, она поняла всю картину. "Какая же я бестолковая! - мысленно отругала она себя и, обмениваясь сладко-завуалированными дерзостями с миссис Брандертон, продолжила обдумывать произошедшее. - Все стало ясно с первого раза, когда я увидела их вместе. Как я могла забыть?"
Мисс Лей пожала плечами и пробормотала себе под нос максиму Ларошфуко:
- Entre deux amants ily a toujours un qui aime et un qui se laisse aimer.
Помолчав, она на том же языке произнесла еще одну фразу; не зная автора, мисс Лей осмеливалась приписывать ее себе. Ей показалось, что эти слова как нельзя лучше подходят к ситуации.
- Celui qui aime a toujours tort.
Глава XIV
Берта и мисс Лей провели беспокойную ночь. Эдвард же после дневных трудов и сытного ужина, разумеется, спал сном праведника. Берта, лелея свою обиду, с трудом заставила себя поцеловать мужа на ночь, после чего тот, по обыкновению, повернулся к ней спиной и захрапел. Мисс Лей, знавшая о сложностях, которые ожидают семейную чету, спрашивала себя, может ли чем-то помочь. Но чем? Муж и жена читали книгу жизни по-разному: она - курсивом, он - большими круглыми буквами, как в прописях. Возможно ли было подобрать для них общие символы? Естественно, первый год супружества нелегок, и к прочим разочарованиям обычно добавляется пресыщение плоти. В каждом браке неизбежны моменты полного отчаяния, и здесь опаснее всего сторонний наблюдатель, который придает им преувеличенное значение и своим вмешательством обращает преходящую трудность в постоянную, то есть еще туже затягивает узел, вместо того чтобы дождаться, пока его ослабит время.
Эти размышления привели мисс Лей к довольно логичному выводу, который более всего соответствовал ее натуре: в подобных обстоятельствах лучше ничего не предпринимать - пусть все идет своим чередом. Тетушка Берты не стала откладывать свой отъезд и на следующий день покинула родственников, как и собиралась.
- Вот видите, - на прощание сказал ей Эдвард, - я же обещал, что уговорю вас задержаться подольше.
- Эдвард, вы замечательный человек, - сухо ответила мисс Лей. - Я никогда в этом не сомневалась.
Крэддок с удовольствием выслушал комплимент, не уловив иронии. Расставаясь с племянницей, мисс Лей ощущала какую-то подозрительную нежность, неловкую и очень странную. Проявлять чувства она не любила и не умела. Тем не менее ей искренне хотелось сказать Берте, что в трудной ситуации та всегда может рассчитывать на ее дружескую поддержку. Вслух, однако, мисс Лей произнесла лишь следующее:
- Если захочешь приехать в Лондон за покупками, можешь остановиться у меня. И вообще, почему бы тебе для разнообразия - если Эдвард отпустит - не провести месяц-другой в компании тетушки?
После того как Крэддок увез мисс Лей на вокзал, Берте вдруг стало очень одиноко. Все эти недели тетушка служила барьером между ней и Эдвардом; приезд мисс Лей оказался очень кстати, когда после первых месяцев безумной страсти Берта понемногу начала понимать, что связана узами брака с мужчиной, которого совсем не знает. Присутствие в доме третьего лица заставляло сдерживать свои порывы, теперь же Берта смотрела в будущее почти со страхом. Любовь к Эдварду причиняла ей горькие душевные страдания. Нет, она по-прежнему любила мужа горячо и страстно, а он… он испытывал к ней всего лишь легкую, спокойную привязанность. Одна мысль об этом приводила Берту в ярость.
Зарядили дожди, в течение двух дней о теннисе не могло быть и речи. На третий день проглянуло солнышко, земля быстро подсохла. Эдвард уехал в Теркенбери, но к вечеру возвратился.
- Эй, - воскликнул он, обращаясь к жене, - ты почему еще не оделась для тенниса? Поторопись!
Только этого Берта и ждала. Ей надоело постоянно уступать и унижаться; надо наконец выяснить отношения.
- Ты хороший игрок, - сказала она, - но я больше не хочу с тобой играть.
- Господи, это почему же?
Берту прорвало:
- Потому что я до смерти устала быть для тебя удобной вещью! У меня есть своя гордость, я не позволю с собой так обращаться! И не смотри на меня, будто не понимаешь. Ты играешь со мной только тогда, когда больше не с кем, разве нет? И так во всем! Ты готов общаться с кем угодно, хоть с распоследним болваном, лишь бы не со мной! Всем своим поведением выказываешь презрение к собственной жене!
- Что еще я натворил?
- Конечно, ты уже не помнишь! Тебе и в голову не приходит, что из-за тебя я страшно несчастлива. Думаешь, мне нравится, что ты прилюдно насмехаешься надо мной, будто я какая-нибудь дурочка?
Крэддок прежде не видел жену в таком бешенстве, и на этот раз у него не было возможности уйти от разговора. Берта стояла, стиснув зубы; щеки ее гневно пылали.
- Ты имеешь в виду то, что произошло позавчера? Я заметил, что ты разозлилась.
- И отнесся к этому с полным равнодушием!
- Глупенькая ты у меня, - рассмеялся Крэддок. - Не можем же мы играть в паре, когда у нас гости. Люди обхохочутся, видя, что мы словно приклеены друг к дружке.
- Жаль, что они не догадываются о твоем истинном отношении ко мне!
- Если бы ты не надула губки и не отказалась играть совсем, я мог бы сыграть с тобой позже.
- Да тебе бы это даже в голову не пришло! Можно подумать, я не знаю, какой ты эгоист.
- Погоди, Берта, - беззлобно воскликнул Крэддок, - это что-то новенькое! Эгоистом меня еще никто не называл.
- Ну еще бы! Тебя считают очаровашкой. В округе думают, раз ты всегда такой добренький, раз улыбаешься всем и каждому, значит, у тебя прекрасный характер. Если бы они изучили тебя так хорошо, как я, то поняли бы, что твое дружелюбие - только маска! Тебе плевать на людей. Ты обращаешься с человеком, как с лучшим другом, а через пять минут после расставания напрочь забываешь о нем. И хуже всего то, что я значу для тебя не больше, чем все остальные!
- Не может быть, чтобы ты на самом деле считала меня таким страшным грешником.
- Ты ни разу и мелочью не поступился, чтобы выполнить даже самое горячее мое желание!
- Послушай, ты сама знаешь, что я не стану делать то, что считаю неразумным.
- Если бы ты меня любил, то не задумывался бы, разумно или неразумно то, чего я хочу. Я не слишком-то думала о благоразумии, когда выходила за тебя.
Эдвард промолчал. Естественно, это разозлило Берту еще больше. Она гневно отшвырнула букет, который собиралась поставить в вазу. Эдвард все так же молча двинулся к двери.
- Куда ты? - осведомилась она.
- Ну, раз ты не хочешь составить мне пару, я потренируюсь один.
- Почему бы тебе не послать за мисс Гловер? Она придет и сыграет с тобой.
Крэддоку в голову пришла новая идея (дабы не нарушать душевного равновесия, мысли посещали его сравнительно не часто), однако ее нелепость заставила Эдварда расхохотаться.
- Уж не ревнуешь ли ты меня, Берта?
- Я? - с величайшим презрением переспросила та, затем передумала: - Ты предпочитаешь играть с ней, а не со мной!
Крэддок мудро пропустил часть обвинения мимо ушей.
- Посмотри на нее и на себя. Неужели ты считаешь, что я могу предпочесть ее тебе?
- У тебя хватит глупости.
Слова сорвались с языка Берты помимо ее воли, а язвительный тон сделал их еще более оскорбительными. Побледнев от страха, она взглянула на мужа.
- Ох, Эдди, извини…
Господи, и зачем только она это брякнула! Берта страшно сожалела о своей несдержанности. Крэддок с безразличным видом перелистывал страницы книги. Она подошла к нему.
- Ты ведь не обиделся, милый? Прости, я не хотела этого говорить.
Берта вложила пальцы в ладонь Эдварда, он молчал.
- Не сердись на меня, - робко повторила Берта и, не выдержав, зарылась лицом в его грудь. - Я ничего такого не думала, просто сильно разозлилась. Ты просто не представляешь, как унизил меня позавчера. Я не спала всю ночь!.. Поцелуешь меня?
Крэддок отвернул лицо, но она не отставала, пока наконец не нашла его губы.
- Скажи, что ты на меня не сердишься.
- Я на тебя не сержусь.
- О, Эдди, мне очень нужна твоя любовь, - промурлыкала Берта. - Особенно теперь, когда я… жду малыша.
В ответ на его изумленный возглас она продолжила:
- До сегодняшнего дня я не была уверена… Ах, милый, я так рада. Именно это мне и нужно для полного счастья.
- Я тоже рад, - сказал Крэддок.
- Пожалуйста, Эдди, будь добрее ко мне и потерпи, если я буду нервничать и злиться. Сам знаешь, это случается помимо моей воли, и, кроме того, потом я всегда сожалею о своем поведении.
Крэддок поцеловал жену со всей страстностью своей апатичной натуры и вернул покой измученному сердцу Берты.
Берта намеревалась до последнего хранить в секрете свою новость - маленькая тайна служила ей утешением в горести и преградой против нарастающего разочарования. Она еще не была готова примириться с открытием, пока смутным, что Эдвард с его холодным темпераментом не способен удовлетворить ее бурную страсть. Для нее любовь была ярким пламенем, поглощающим всю жизнь; для него - удобным и нужным явлением Божьего промысла, и волноваться по поводу этого явления стоило не более, чем, к примеру, при заказе костюма у портного. Жаркая любовь Берты некоторое время заслоняла собой холодность мужа; она упорно не замечала, что виной всему ее собственная чрезмерная пылкость. Берта обвиняла Крэддока в безразличии и терзала себя вопросом, как завоевать его сердце. Гордость молодой женщины страдала от того, что она любила с большей силой, нежели любили ее. Целых шесть месяцев она слепо обожала Эдварда, но, даже прозрев, отказывалась признать очевидный факт и по-прежнему видела лишь то, что хотела видеть.
Тем не менее правда, пробившая себе путь сквозь сонм иллюзий, доставляла ей страшные муки. Она боялась, что Эдвард не просто разлюбил ее, но и вообще никогда не любил. Берта колебалась между прежней горячей привязанностью и новой, столь же лютой ненавистью. Она говорила себе, что ничего не делает наполовину - либо любовь, либо отвращение, но в любом случае - от всего сердца. Однако теперь ситуация полностью менялась - появление ребенка все искупало. Теперь уже не имело значения, любит ее Эдвард или нет. Берта больше не страдала, сознавая, как наивны были ее надежды, как быстро рухнул идеал. Она уже чувствовала, как крохотные ручки сына одну за одной разрывают нити, привязывавшие ее к Крэддоку. Когда Берта заподозрила, что беременна, она издала ликующий возглас, в котором, помимо радости предстоящего материнства, звучало предвкушение близкой свободы. Когда же подозрения переросли в уверенность, чувства ее - всегда непостоянные, как апрельские ветра, - изменились. Навалившаяся слабость заставила Берту желать поддержки и сочувствия со стороны мужа, и тайну пришлось раскрыть. В тот самый день во время безобразной ссоры она бросала ему горькие упреки и обвинения, а сама только и мечтала о том, как Эдвард заключит ее в объятия и скажет, что любит. Чтобы возродить угасающую страсть Берты, требовалось совсем чуть-чуть; она нуждалась в помощи Эдварда и не могла жить без его любви.
Неделя проходила за неделей, и Берта с растроганным сердцем стала замечать перемены в поведении Эдварда, еще более очевидные на фоне его прежнего равнодушия. Теперь он относился к жене, как к тяжелобольной, требующей некоторого внимания. У Крэддока на самом деле было доброе сердце; в этот период он делал для Берты все, что не вынуждало его жертвовать собственным комфортом. Когда врач велел побаловать ее каким-то деликатесом для усиления аппетита, Эдвард охотно поехал за этим лакомством в Теркенбери. В присутствии Берты он старался говорить и ходить тише. Вскоре он настоял на том, чтобы сносить ее по лестнице на руках, и хотя доктор Рамзи уверял Берту, что в этом нет никакой необходимости, она не позволила Крэддоку отказаться от этой процедуры. В его сильных руках она чувствовала себя маленькой девочкой и с удовольствием прижималась к широкой груди мужа. С приходом зимы, когда было слишком холодно, чтобы выезжать на прогулку, Берта долгими часами лежала на кушетке у окна, разглядывая аллею вязов, опять безлистых и унылых, наблюдая за тяжелыми тучами, что приходили с моря, - в ее душе царили мир и покой.
В один из дней нового года она, как обычно, сидела у окна и увидела Эдварда, гарцующего верхом по аллее. Крэддок остановился перед окном и взмахнул хлыстом.
- Как тебе мой новый жеребец? - крикнул он Берте.
В этот момент конь попятился и едва не угодил задними копытами в клумбу.
- Тихо, дружок! - осадил его Крэддок. - Стой смирно, я сказал!
Жеребец встал на дыбы и злобно прижал уши. Эдвард спешился и подвел коня к окошку.
- Ну разве не красавец? Только погляди, каков! - Он провел рукой по передней ноге коня, погладил лоснящуюся шерсть. - Отдал за него всего тридцать пять гиней. Сейчас отведу его в конюшню и приду домой.
Через несколько минут Эдвард присоединился к жене. Костюм для верховой езды сидел на нем превосходно, в высоких сапогах с отворотами он выглядел лучше и значительнее, нежели обычный охотник-сквайр, чей образ всегда был для Крэддока идеалом. Покупка привела его в отличное расположение духа.
- Это тот самый зверь, что на прошлой неделе сбросил Артура Брандертона. Артур сломал ключицу и потянул лодыжку, теперь хромает. Говорит, что ему еще никогда не приходилось объезжать эдакого стервеца. Вряд ли он отважится на вторую попытку! - презрительно расхохотался Крэддок.
- Надеюсь, ты не купил эту лошадь? - встревоженно спросила Берта.
- Еще как купил. Нельзя же было упускать такую возможность! Настоящий красавчик, только с норовом - впрочем, как и все мы.
- Но ведь на него опасно садиться!
- Самую малость. Поэтому он достался мне задешево. Артур отдал за этого жеребчика сто гиней, а мне предлагал за семьдесят. "Нет уж, - говорю, - даю тебе тридцать пять и беру на себя риск сломать шею". Он, конечно, согласился. Зверь заработал дурную славу в округе, вряд ли Брандертону удалось бы легко его спихнуть. А я умею укрощать таких лошадок, меня попробуй сбрось из седла!
Берта затряслась от страха.
- Эдди, ты же не собираешься на нем ездить? А если что-то случится? Господи, и зачем только ты его купил!
- Это отличный жеребец, - сказал Крэддок. - Если кто и сможет его объездить, то это я, и, клянусь Богом, я намерен рискнуть. Не для того же я купил этого коня, чтобы он простаивал в стойле! А иначе меня просто поднимут на смех.
- Эдди, умоляю, не надо. Какая разница, что скажут люди? Я ужасно за тебя боюсь. Пожалуйста, хоть разочек сделай, как мне хочется. Я ведь так редко тебя о чем-то прошу!
- Когда ты обращаешься ко мне с разумными просьбами, я всегда стараюсь их удовлетворить. Я не могу пустить животное под нож после того, как выложил за него тридцать пять гиней.
- Вот так всегда: ты готов выполнить мою просьбу, только если она не противоречит твоим собственным желаниям.
- Что ж, все мы таковы, верно? Ну-ну, Берта, не капризничай. - Крэддок шутливо ущипнул жену за щеку. - Как известно, женщинам подавай все подряд, даже луну с неба; знают, что ее не достать, и все равно выпрашивают. - Эдвард сел рядом с Бертой, взял за руку. - Расскажи-ка лучше, как ты сегодня провела день. К нам кто-нибудь заходил?
Берта тяжело вздохнула: она абсолютно не имеет влияния на мужа. Ни слезы, ни мольбы не помешают ему осуществить задуманное. Сколько бы она ни спорила, Эдвард всегда докажет, что она не права, и, довольный, уйдет по своим делам. Ладно, теперь она не одна, у нее будет ребенок.
- Благодарение Господу, - вполголоса пробормотала она.
Глава XV
Крэддок выехал на новом жеребце и вернулся с победоносным видом.
- Он вел себя смирно, как ягненок. Я мог бы ехать с завязанными за спиной руками. А уж как прыгуч! Запросто берет барьер из пяти перекладин.
Берта злилась на мужа за то, что заставил ее изрядно понервничать, и на себя за излишние переживания.