Немного погодя мисс Лей увела Джеральда, сочтя необходимым предоставить супругам радость того уединения, к которому их навечно приговорил законный брак. Берта с большой неохотой ожидала пытку общением. Ей было нечего сказать Эдварду, и она сильно опасалась, что муж станет проявлять нежные чувства.
- Где ты остановился? - спросила она.
- В Судебном подворье, я там всегда останавливаюсь.
- Я подумала, что ты захочешь вечером побывать в опере, и взяла билеты. Я заказала ложу, чтобы тетя Полли и Джеральд могли составить нам компанию.
- Согласен на все твои предложения.
- Ты всегда был самым покладистым человеком на свете, - улыбнулась Берта.
- Несмотря на это, мое общество, как видно, не слишком тебя интересует.
Берта метнула на Эдварда быстрый взгляд.
- С чего ты взял?
- Слишком уж долго ты едешь назад в Корт-Лейз, - расхохотался тот.
Берта испытала облегчение: судя по всему, Эдвард не принимал ее отсутствие близко к сердцу. У нее не хватило смелости объявить ему, что она не намерена возвращаться. Долгие объяснения, недоумение и непонимание мужа - всего этого она сейчас не вынесет.
- Когда ты вернешься домой? Мы все ужасно соскучились.
- Правда? Пока не знаю. Вот закончится сезон, там посмотрим.
- Что? Ты задержишься здесь еще на несколько месяцев?
- Блэкстебл не слишком для меня подходит. Там я постоянно чувствую себя больной.
- Брось, у нас лучший воздух во всей Англии. Смертность практически на нуле.
- Как ты думаешь, Эдвард, мы с тобой жили счастливо? - Берта с тревогой посмотрела на Эдварда, не зная, как он отреагирует на пробный камень.
Крэддока вопрос искренне удивил.
- Счастливо? Ну да, а как еще? Конечно, у нас случались небольшие размолвки, но у кого их не бывает, да и то лишь поначалу. В первое время дорога была не слишком гладкой, а шины как следует не накачаны, вот и ехалось жестковато. По крайней мере лично мне жаловаться не на что.
- Безусловно, это самое главное, - заметила Берта.
- Выглядишь ты просто отменно, так зачем откладывать возвращение?
- У нас еще будет время это обсудить.
Она боялась произнести слова, что были готовы сорваться с ее языка, и решила, что легче сообщить обо всем в письме.
- Хорошо бы, если бы ты назвала точную дату. Я подготовлю дом к твоему приезду и обрадую людей.
- Все зависит от тети Полли. Пока не могу сказать наверняка, лучше потом напишу.
Они немного помолчали, потом Берту вдруг осенило:
- Может быть, сходим в Музей естественной истории? Помнишь, мы были там во время медового месяца?
- Ты вправду хочешь туда?
- Уверена, тебе понравится.
На следующий день, когда Берта с Эдвардом отправились по магазинам, мисс Лей и Джеральд остались одни.
- Тебе грустно без Берты? - спросила мисс Лей племянника.
- Просто невыносимо!
- Мальчик мой, это ужасно невежливо по отношению ко мне.
- Простите, тетушка, но у меня не получается быть учтивым более чем с одним человеком зараз. Все свои хорошие манеры я растратил на мистера Крэддока.
- Я рада, что он тебе понравился, - улыбнулась мисс Лей.
- Ничуть!
- Эдвард очень достойный человек.
- Если бы я не виделся с Бертой целых полгода, то уж точно не потащил бы ее разглядывать жуков.
- Возможно, идея пойти в музей принадлежала Берте.
- Должно быть, она находит мистера Крэддока жутко скучным, если предпочитает смотреть на черных тараканов и чучела кенгуру.
- На твоем месте я не спешила бы с выводами, друг мой.
- Думаете, она его любит?
- Джеральд, милый, что за вопрос! Разве не долг Берты любить и почитать мужа и повиноваться ему?
- Будь я женщиной, ни за что бы не почитал лысого.
- Ничего, что волосы поредели, зато Эдвард очень серьезный и ответственный человек.
- Видимо, серьезность вытекает из него, как смола, когда он потеет.
- Мистер Крэддок - член окружного совета, он произносит речи о национальном флаге и крайне добродетелен.
- Знаю, знаю. От него за милю несет Десятью заповедями, он весь утыкан ими, как ромовый бисквит - миндальными орешками.
- Мой дорогой Джеральд, Эдвард - образец достойного человека и типичного англичанина, прекрасно чувствующий себя на родине. Это настоящий патриот, наделенный отличным здоровьем, твердыми убеждениями и высокой нравственностью. Он честен, порядочен и глуп. Я очень высоко ценю его, и, по-хорошему, он должен нравиться мне гораздо больше, чем ты - распутный негодник.
- Странно, что у вас выходит наоборот.
- Это потому, что я злая старуха и на долгом опыте усвоила, что люди, как правило, прячут свои грехи, а добродетели выставляют напоказ. Если у тебя нет своих пороков, то ты весьма рискуешь пострадать от чужих.
- Что мне в вас нравится, тетя Полли, так это то, что вы не строите из себя ходячую добродетель. Вы - сама снисходительность и милосердие.
- Любезный друг, - произнесла мисс Лей, назидательно подняв указательный палец, - женщины по натуре язвительны и нетерпимы, и если тебе встретится такая, которая являет милосердие, это означает лишь то, что она сама испытывает в нем отчаянную нужду.
Мисс Лей была рада, что визит Эдварда не продлится более двух дней, поскольку все время боялась его чем-либо удивить. Нет ничего скучнее, чем общаться с человеком, который любую простую фразу воспринимает как неожиданный парадокс. Крэддок, в свою очередь, страдал от привычки спорить, которая плохому собеседнику заменяет красноречие. Люди, не умеющие разговаривать, как правило, гордятся своим искусством полемики, пытаются оспорить самое очевидное утверждение и намерены ввязаться в дискуссию, даже если вы всего-навсего заметили, что за окном прекрасная погода. Мисс Лей придерживалась мнения, что разговаривать с женщинами моложе сорока вообще не имеет смысла, а беседа с мужчиной стоит того лишь при условии, что он умеет внимательно слушать.
Присутствие мужа невероятно стесняло Берту, она ощущала такую скованность, что через силу заставляла себя разговаривать с ним, с трудом подыскивая темы. Проводив Эдварда, она возвращалась с вокзала заметно повеселевшая. Джеральд при ее появлении вскочил с кресла, и Берта затрепетала от удовольствия. С сияющими глазами юноша подбежал к ней.
- Ох, как я рад. За эти два дня мы даже словечком толком не перекинулись.
- У нас впереди целый день.
- Прогуляемся?
Берта охотно согласилась, и они, словно двое школяров, отправились гулять к реке, наслаждаясь теплом и солнцем. Берега Темзы в окрестностях Челси радуют глаз своей аккуратной нарядностью и некоторым ветреным легкомыслием, чрезвычайно приятным в сравнении с чопорной степенностью остального Лондона. Набережные, хоть и возведены недавно, навевают воспоминания о тех днях, когда огромный город был большой деревней с беспорядочно разбросанными строениями, портшез был средством передвижения, дамы носили мушки и кринолины, эпиграммы были в моде, а пристойное поведение - нет.
Глядя на сверкающую воду, Джеральд и Берта заметили пароходик, приваливший к соседнему причалу. Неожиданно Берте в голову пришла занятная мысль.
- Давай сядем на пароход и поедем в Гринвич! - воскликнула она. - Тетя Полли сегодня в гостях, а мы можем поужинать в "Корабле" и вернуться домой поездом.
- Отличная мысль!
Они сбежали по сходням и купили билеты. Пароход отчалил, и Берта, тяжело дыша, опустилась на сиденье. Она ощущала легкую бесшабашность, была довольна собой и радовалась детскому восторгу Джеральда.
- Мы как будто сбежали, правда? - рассмеялась она. - Тетя Полли просто в ужас придет.
Пароход шел с остановками, подбирая пассажиров. Судно миновало шаткие пристани Миллбанка, четырехугольные башни церкви Святого Иоанна на Смит-сквер, восемь красных блоков больницы Святого Фомы и парламент. Пароход оставил позади Вестминстерский мост и величественную громаду Скотленд-Ярда, гостиницы, жилые дома и правительственные здания вдоль набережной Альберта, зелень парка Темпл-гарденз. На другом берегу, в стороне Суррея, напротив всего этого великолепия лепились грязные склады и фабрики Ламбета. За Лондонским мостом Берта с новым энтузиазмом принялась разглядывать пейзажи, стоя на носу парохода бок о бок с Джеральдом. Они не разговаривали и просто наслаждались близостью друг друга. Движение по реке стало более оживленным, на пароходике прибавилось народу - ремесленников, клерков, шумных девиц, направлявшихся в Ротерхайт и Дептфорд. Крупные торговые суда стояли у берега или медленно плыли вниз по течению к Тауэрскому мосту. На этом участке широкие водные пути были запружены всевозможными плавучими средствами: среди них были и ленивые баржи под алыми парусами, столь же колоритные, как венецианские рыболовные суденышки; и небольшие, деловито пыхтящие буксиры, и грузовые пароходы, и огромные рейсовые лайнеры. Перед глазами Берты и Джеральда мелькнули стайки полуголой детворы, что барахталась в мутной воде Темзы, ныряя с угольной баржи, стоявшей на якоре.
Затем окружающая обстановка вновь изменилась. Длинные ряды складов и фабрик по берегам реки знаменовали собой коммерцию могучей державы, а дух Чарльза Диккенса придавал проплывающим картинам новую красоту. Разве можно назвать их скучными и прозаическими, если им посвящал слова великий писатель? Какой-то любезный пассажир вслух называл все места, мимо которых шел пароход.
- Глядите, Уоппингская лестница.
Названия завораживали Берту, звучали для нее, как песня.
Они проплывали бесчисленные верфи и доки: Лондонский док, верфи Джона Купера, верфи Уильяма Гиббса (кто такие Джон Купер и Уильям Гиббс?), Лаймхаусский бассейн и Вест-индский док. Затем вместе с поворотом реки пароход вошел в Лаймхаус-Рич, вскоре показались благородные контуры Гринвичского госпиталя, бессмертного творения Иниго Джонса, и пассажиры высадились на причал Гринвич-пир.
Глава XXXI
Они немного постояли на террасе рядом с госпиталем. Терраса выходила на реку, и прямо под ними в воде бултыхались мальчишки: с веселыми криками и визгом они купались, ныряли, гонялись друг за другом - жизнерадостная картина шумного детства.
Река в этом месте становилась шире. Солнце играло на желтоватых волнах, отчего они блестели, точно золото. Пыхтящий буксир тянул вереницу барж; за ним, беззвучно скользя, двигалось громадное торговое судно Ост-Индской компании. День давно перевалил за середину, покой и приволье навевали атмосферу старых добрых времен. Плавное течение завораживало, уносило с собой мысли; впереди водная гладь расстилалась во всю ширь, все больше заполнялась судами. В ноздри ударял соленый запах, река величественно впадала в море, и корабли отправлялись на восток, запад и юг, в самые отдаленные концы света, в жаркие страны, где растут пальмы и живут темнокожие люди. Суда везли свой груз, неся на борту имя и богатство Англии. Темза стала символом могущества огромной империи, и всякий, кто наблюдал эту сцену, остро ощущал эту силу, испытывая гордость за немеркнущую славу великой нации.
Джеральд, однако, выглядел опечаленным.
- Совсем скоро река разлучит меня с тобой, Берта.
- Зато подумай, какие просторы тебя ожидают. Англия иногда прямо душит теснотой, даже кажется, что нечем дышать.
- Это от того, что мне придется тебя покинуть.
Берта ласково накрыла рукой ладонь юноши и, желая отвлечь его от грустных мыслей, предложила пройтись пешком.
Гринвич - наполовину Лондон, наполовину отдельный город, и это неожиданное сочетание придает ему особую прелесть. Если доки и верфи Лондона до сих пор хранят дух Чарльза Диккенса, то здесь все пронизано счастливой и вольной атмосферой произведений капитана Марриэта. Его истории о свободной жизни и морских ветрах вновь оживают на серых улочках, до сих пор населенных яркими героями "Бедного Джека". В парке рядом с рабочими, мирно спящими на лужайке, трудягами из доков и мальчишками, играющими в примитивный крикет, можно увидеть невероятно причудливых персонажей из прошлых дней, чьи образы с восторгом запечатлело бы на бумаге меткое перо автора морских романов.
Берта и Джеральд допоздна сидели под деревьями и наблюдали за прохожими, а затем пошли обратно, чтобы поужинать в "Корабле". Им ужасно понравилось старое кафе и чернокожий официант, который преувеличенно расхваливал все блюда подряд.
- Не будем скаредничать, - заявила Берта. - Сегодня я чувствую себя совершенно свободной, а если считать расходы, то пропадет все веселье.
- Давай хоть ненадолго забудем о завтрашнем дне и станем творить всякие глупости.
Они заказали шампанское - напиток, который для юнцов и женщин служит высшим символом роскоши и легкомысленных развлечений. Довольно скоро изумрудные глаза Джеральда заблестели ярче, а Берта зарделась под их страстным взором.
- Это самый потрясающий день в моей жизни, - сказал Джеральд. - До самой смерти я буду вспоминать его и сожалеть о том, что он закончился.
- Не надо об этом, иначе мы оба расстроимся.
- Ты самая красивая женщина из всех, что я когда-либо встречал.
Берта рассмеялась, демонстрируя жемчужные зубы. Она была довольна собой, сознавая, что сегодня хороша как никогда.
- Вернемся на террасу? Покурим и посмотрим на закат.
Кроме них, на террасе никого не было, солнце уже садилось. В небе на западе клубились большие облака, пышные и ярко-алые. Здания и сооружения возвышались над рекой темной массой. Закат удивительно точно соответствовал пейзажу, дерзкими красками сочетаясь со спокойной мощью реки. На темных волнах островками огня плясали блики.
Берта и ее юный кузен сидели молча, объятые одновременно и счастьем, и сожалением о том, что их блаженству не суждено продлиться.
Опустилась ночь, в небе одна за другой зажглись звезды. Река текла покойно и бесшумно, мерцали огоньки прибрежных городов. Берта знала, что мысли юноши заняты ею, и хотела услышать этому подтверждение.
- Джеральд, о чем ты думаешь?
- О чем же мне сейчас думать, как не о тебе и о том, что я должен с тобой расстаться?
Эти слова доставили Берте невыразимое удовольствие. Как прекрасно быть любимой! В том, что любовь Джеральда настоящая, она не сомневалась. Берта полуобернулась, так, чтобы он видел ее темные глаза - в эту минуту они были черны, как ночь.
- Мне стыдно за мои прошлые поступки. Теперь я знаю, что вел себя ужасно. Ты помогла мне понять это.
- Джеральд, милый, разве ты забыл, что я недавно тебе сказала? Я не хотела оскорбить тебя и до сих пор сожалею о своих словах.
- О, если бы ты могла меня полюбить! Пожалуйста, Берта, не останавливай меня. Я давно сдерживал свои чувства, но больше не могу. Я не хочу уезжать, не открывшись тебе.
- Джеральд, не надо! - Голос Берты дрогнул. - Ничего хорошего из этого не получится, мы оба будем страшно несчастливы. Дорогой, ты не представляешь, насколько я тебя старше. Даже не будь я замужем, мы не смогли бы любить друг друга.
- Но я все равно люблю тебя всем сердцем!
Берта не ответила, и Джеральд наклонился ближе, чтобы заглянуть ей в глаза, затем вдруг отпустил ее пальцы, страстно обнял за плечи и прижал к себе.
- Берта, Берта! - Он принялся жарко ее целовать. - Умоляю, скажи, что ты меня любишь. Скажи, и я буду счастлив!
- Мальчик мой, - прошептала она и, взяв за подбородок, вернула поцелуй.
Страсть вспыхнула в груди Берты ярким огнем, она уже не могла сопротивляться своим желаниям и начала покрывать поцелуями губы, глаза и кудрявые волосы Джеральда. Наконец она совладала с собой и вскочила на ноги.
- Что же мы творим! Джеральд, идем на вокзал, уже поздно.
- Берта, не уходи!
- Идем, нам нельзя задерживаться.
Юноша попытался обнять Берту, горячо уговаривая остаться.
- Нет, нет, - возражала та, - не проси меня, не причиняй мне боли. У нас нет надежды. Что проку в нашей любви? Через неделю ты уедешь, и мы больше никогда не увидимся. Но даже если бы ты остался, я замужем, и мне уже двадцать шесть, а тебе лишь девятнадцать. Мы станем предметом насмешек, и все.
- Пойми, я не могу просто взять и уехать. Какая разница, что ты старше меня? И не важно, что ты замужем: тебе нет дела до мужа, а ему - до тебя.
- С чего ты взял?
- Я все видел. Мне было ужасно жаль тебя.
- Ах, милый, - пробормотала Берта и чуть не расплакалась. - Я очень несчастна. Ты прав, Эдвард никогда не любил меня и… обращался со мной не так, как я того заслуживала. Сама не понимаю, что держало меня рядом с ним.
- Я этому рад.
- Я больше никогда не позволю себе влюбиться. Слишком уж много страданий мне пришлось пережить.
- Но я безумно люблю тебя. Берта, неужели не видишь? Я раньше не испытывал ничего похожего, это совсем новое чувство! Любимая, я не могу жить без тебя. Молю, разреши мне остаться.
- Это невозможно. Пойдем, милый, мы и так слишком задержались.
- Поцелуй меня еще раз.
Улыбаясь сквозь слезы, Берта обвила руками шею Джеральда и поцеловала его мягкие, детские губы.
- Ты так добра ко мне, - прошептал он.
Они молча пошли к вокзалу и через какое-то время вернулись в Челси. На пороге квартиры Берта протянула Джеральду руку. Он посмотрел ей в глаза с такой грустью, что у нее защемило в груди, затем едва заметно коснулся пальцев Берты и ушел.
Оказавшись в своей комнате, она бросилась на кровать и зарыдала. Только теперь она догадалась, что любит Джеральда. На губах Берты все еще горели поцелуи юного красавца, руки помнили его прикосновения. Внезапно она поняла, что лгала себе: ее сердце было словно зажато в тиски, и виной тому оказалась не дружба и не привязанность, но бурная, страстная любовь.
На мгновение молодую женщину пронзила острая радость, но в следующую секунду она вспомнила о своей несвободе и разнице в возрасте - девятнадцатилетнему мальчику женщина двадцати шести лет должна казаться почти старухой! Берта схватила зеркало и посмотрела в него; подошла ближе к свету, чтобы не пропустить ни одной мелочи, и принялась разглядывать лицо, выискивая признаки уходящей молодости - морщинки.
- Боже, какая нелепость, - вслух проговорила она. - Я просто смешна!