Но замок заскрипел, и дверь растворилась. Он быстро вошел, снова запер за собой дверь и, обернувшись, увидел, что заключенный отец спит на своей кровати. Он бросился к нему, схватил его за руки и почти вскрикнул:
- Скорей!.. Скорей!.. Батюшка!
Павел Константинович проснулся, открыл глаза, ахнул и, как молодой, быстро сел на кровати, а затем тотчас же поднялся на ноги. Он обнял сына, как бывало всегда, и стал горячо целовать его.
- Не время!.. Не время!.. Скорей!.. - повторял тот.
И с этими словами он начал быстро раздеваться и бросать на пол кафтан, камзол и все остальное свое платье. Под ними оказалось другое, поношенное и испачканное платье - русская рубаха, зипун и шаровары. Он быстро снял все это и, пока начал снова одеваться, продолжал повторять:
- Скорей!.. Скорей!..
Павел Константинович, сбросив арестантское платье, начал надевать снятое сыном. Крестьянская одежда отлично шла к нему, так как за время заключения у него отросла длинная борода.
Но вдруг старик остановился и произнес робко:
- Боюсь я…
- Полно! Полно, батюшка. Чего бояться?..
- Боюсь за тебя… Что за важность, если меня поймают опять и засадят? А ты… С тобой что будет?..
- Ничего не будет! - отчаянно вскрикнул Львов. - Никто не видел, как я пришел, никто не знает, что я здесь. И ключ этот - мой ключ, а не сторожа. Поймают тебя - засадят, то на меня все-таки никто мысли иметь не может! Пойми хорошенько!
- Ну, тогда ладно, тогда не боюсь! - бодро произнес старик и быстро оделся.
Львов, уже одетый, давно снова растворил дверь.
- Ну, слушай же, батюшка. Стой тут и тихонько читай "Верую". Читай совсем не спеша. Прочитай ее шесть раз и тогда иди! Понял ли ты меня? Шесть раз.
- Да. Не мудреное что…
- Хорошо ли понял: шесть раз не спеша! Я то же буду делать, и как раз сойдемся во дворе. Меня увидишь, я буду болтать с рабочими у стенки. Только тяни лучше молитву… Лучше позже, чем раньше. Я прочту про себя шесть раз, могу и седьмой раз начать - это не беда. Но я буду знать, что когда я в четвертый или пятый раз буду читать молитву, то старика Игната уже не будет. А как - уж это мое дело. За это время я успею все сладить… А ключ в двери оставь снутри. Помни, оставь. Дверь-то не забудь за собой затворить. Избави Бог, коли тотчас хватится Игнат. Ну вот, благослови, Господи! Авось все-то к благополучному концу теперь идет!
Выйдя от отца, Львов быстро прошел, по всему зданию и спустился во двор. Сторожа, к его удивлению, нигде не было. Он снова вернулся наверх и, проходя мимо одной из камер, увидел Игната, выходящего оттуда. Он передал ему ключи и сказал:
- Ну-ко угости меня на дорогу. Я уезжаю!
- Как это - угостить? - не понял старик.
- Дай мне кваску. Аль забыл?
- Об эту пору? - удивился Игнат. - Не обедавши?
- Что же! Что делать, коли жажда!
- Ну, ладно. Обожди и карауль.
- Нет, старина, мне не время. Я тоже спешусь. На дворе напьюсь - и на коня! - заявил Львов.
- Как же быть-то, барин?
- Что за важность! Камеры все заперты.
- Нет, Генрих Иваныч, не годно. Никогда я так-то не ухожу. Мало что может: придет кто и отопрет. На грех мастера нет. Обожди, пока я в подвале.
- Не могу, родимый, спешу… Стой! И мы оба - дураки. Бери все связки с собой. Что за важность! Не сто пудов.
- Это вот, пожалуй… - согласился Игнат. Старик забрал все связки ключей с гвоздей. Оба двинулись и спустились по лестнице.
Игнат прошел весь большой двор, где в глубине жил крепостной ключник и были кладовые, подвалы и погреба.
Львов оглянулся среди двора. Невдалеке рабочие клали стенку… Правее ходил по двору конюх и водил его лошадь, уже оседланную.
Волнуясь в высшей степени, он старался сообразить: сколько за это время успел бы он прочесть "Верую"? По его убеждению как раз, если не спешить и произносить каждое слово с маленькой паузой - то раза три, а пожалуй, четыре.
И он направился к тому месту, где каменщики работали у стены. Он весело заговорил с ними с шутками и прибаутками.
Но, разговаривая, он постоянно оглядывался на крыльцо, с которого вышел. По времени выходило, что он успел бы уже раз семь прочесть молитву, а между тем никто на крыльце не показывался. Он начал тревожиться. Наконец, вдруг оглянувшись назад, он чуть не вздрогнул… Сердце стукнуло в нем… На подъезде показался мужик с седой бородой и тихо, не спеша направился через двор в крепостные ворота.
Молодой человек хотел продолжать болтать с рабочими, но не мог… Язык его не слушался… Волнение, его охватившее, было настолько сильно, что он, казалось, готов был сесть на землю, чувствуя, что ноги его дрожат.
Через минуту появился в конце двора Игнат с ковшиком.
- Ну, спасибо, старина, - сказал Львов, выпив весь квас. - Ключи-то не растерял в подвале?
- Как можно! - отозвался старик. - А все-таки с ними было неповадливо там! - усмехнулся он.
- Ну, прощай, старина! Через неделю буду опять, - сказал Львов и прибавил, обращаясь к рабочим: - Бог помощь вам, ребята! Работай!
И, сев на свою лошадь, которую держал конюх, он двинулся за ворота. Часовые отдали ему честь. Он выехал на пустырь. Невдалеке, на дороге, среди голого поля, стояла фигура молодого парня и при виде его стала разводить руками по воздуху. Это был условленный знак, что тулуп и сапоги уже переданы по назначению и, стало быть, отец в полном платье и в обуви уже зашагал по дороге.
Львов припустил коня шибкой рысью и вскоре нагнал старика мужика.
- Ну, вот и милостив Господь! - закричал он, осаживая лошадь. - Но все-таки, батюшка, скорей! Коли можешь, рысцой иди и вот все прямо. Спрашивай у прохожих… коли собьешься. В деревушке третья изба налево.
- Знаю, знаю!.. - восторженно, со слезами на глазах ответил Павел Константинович.
Невдалеке показались дрожки с каким-то военным. Львов пришпорил коня и тотчас отскочил от пешехода-мужика.
В дрожках оказался один из адъютантов генерала Ушакова. Раскланявшись, он крикнул что-то Зиммеру, но этот сделал вид, что не видит и не слышит, и, поклонившись, промчался мимо. Но он невольно оглядывался и ждал, как проезжий минует старика крестьянина, который плетется по дороге. И вот дрожки повстречались ему и промчались дальше… И на душе сына стало легко.
- Слава Богу! Слава Богу! - воскликнул он. - Завтра будет в слободке, а после нее "на слободе", как говорит народ.
И, дав ход коню, он уже понесся шибкой рысью по большой, ровной дороге.
В первой же деревушке, верстах в пяти от крепости, Львов остановился у одной избы и спросил:
- Был ли Демьяныч?
Рослый мужик, стоявший у ворот, поклонился, снял шапку и ответил, что Демьяныч еще не бывал. Львов строго заговорил:
- Ну, как придет, дай ему вздохнуть, а там сажай и вези!.. И прямо в Питер, в Казачью слободку. Спрашивай избу, где стоит барышня Макарова. Ей и сдай старика.
- Ладно, ладно. Будьте благонадежны. Мы это все от вас который-то раз слышим. Не мудреное что… Все в порядке будет, лишь бы старый пришел.
- Сегодня, по-моему, должен быть! - сказал Львов. - А не придет, обманет, я другого раздобуду себе. Везде маляры есть. Придет коли завтра, то и не вези. Вот что! Скажи, что я, прождавши, осерчал и другого нашел. Так и скажи. Впрочем, думается мне, что сегодня будет к тебе.
Молодой человек пришпорил лошадь и двинулся далее…
- Да. Не умею я хитрить, - ворчал он себе под нос. - Все у меня шило в мешке выходит. Да авось Бог милостив. Благо, всякое удивительное никого не дивит. Глуп народ, да и доверчив: что Игнат, что этот, что мужики в Казачьей слободке - все верят, и никому в голову не приходит, что из мешка шило торчит.
XXV
Прошло два дня, и Львов был спокоен, узнав, что отец уже на месте, встретился с дочерью и не верит счастью своему. Однако навестить тотчас Макаровых в слободке он опасался, ожидая, что его вызовет Шварц.
В канцелярию уже приехал гонец с известием, что арестант Львов бежал из крепости Шлиссельбургской.
Все подивились, что старик Львов теперь бежал точно так же, как когда-то бежал и его сын.
Господин Зиммер был изумлен более всех и объяснил Лаксу и другим чиновникам канцелярии, что он еще третьего дня, будучи в крепости, допрашивал Львова.
Разумеется, Зиммер заявил, что наутро отправится в Шлиссельбург - произвести строжайшее следствие о бегстве арестанта.
- А скажите, господин Зиммер, - спросил вдруг Лаке, - вы, кажется, по приказанию его превосходительства должны заняться еще делом офицера Коптева, который упустил молодого Львова? Скажите, вы его допрашивали?
- Нет еще… - ответил Львов, смущаясь.
- Отчего же? - странным голосом спросил Лакс.
Львов хотел отвечать, но появился писарь и доложил, что начальник требует его к себе. Он двинулся смело…
Дежурный чиновник, увидя его, остановил его и передал ему приказание подождать.
Это показалось Львову сомнительным. Обыкновенно, когда он являлся по вызову Шварца, то прямо проходил в его кабинет, не дожидаясь очереди. Теперь же ему приходилось изображать из себя такого же просителя, какими всегда была полна приемная.
Едва только вошел он в приемную и сел в углу, смущаясь и волнуясь, как растворились двери, и в них показался тот же Коптев в сопровождении солдата, который стал в дверях. Львов переменился в лице, и сердце застучало в нем молотом. Он тотчас же невольно отвернулся, но укрыться от Коптева не было никакой возможности. Можно было только сесть боком к нему.
Прошло несколько минут. Львов невольно скосил глаза, глянул на Коптева и увидел, что тот пристально смотрит на него, и смотрит странно. Очевидно, что он узнал его. А между тем офицер как будто нисколько не удивлен, как будто он заранее, еще накануне или несколько дней тому назад, уже знал, что Львов не только в Петербурге, но что он встретит его, и именно здесь встретит!
Совершенно пораженный, понимая отлично, что погиб, что сегодня же вечером он будет под арестом, а через день - и в застенке, Львов совершенно потерялся. Если бы в эту минуту Шварц вызвал его к себе, то один его вид предал бы его. Но прошло много времени. Львов видел смутно, как во сне, как некоторые лица входили в дверь кабинета и выходили, и приемная все пустела… Наконец осталось не более десятка лиц.
Он успел, однако, успокоиться, несколько приободриться. У него явилось соображение, что доказать, кто он, невозможно. Коптев будет говорить, что он Львов, а он будет говорить, что он Зиммер. Но ведь он - близкий человек к Шварцу и полезный, несколько раз оказавший ему несколько очень важных услуг, искусно исполнивший много его поручений.
Наконец чиновник, стоявший у дверей, пропустив кого-то из кабинета, вышел тотчас же и обернулся к Львову со словами:
- Господин Зиммер, пожалуйте!
Молодой человек, как часто бывает у людей решительных, умеющих владеть собой, сразу стал спокойнее. Лицо его стало почти веселым, улыбающимся, беззаботно-довольным. И он твердым шагом вошел в кабинет начальника.
- А? Мой милый Генрих! - встретил его Шварц. - Подойдите!
И когда Львов был у самого стола, Шварц, весело улыбаясь, спросил, будто заигрывая:
- Я имею сведение, что вы еще не исполнили мое поручение. Вы еще не занялись делом офицера Коптева и его не допрашивали. Так ведь?
- Никак нет-с. Я все время был занят тем, что…
- Хорошо… - перебил Шварц. - Ну-с? Видели вы тут, в приемной, офицера?
- Видел, - ответил Львов, слегка робея.
- Знаете вы, кто это?
- Нет-с…
- Совсем не знаете?
- Совсем не знаю…
- Никогда его не видали?
- Никогда не видал-с! - твердо произнес Львов.
- Ну и я так думаю, милый Генрих! Да, повторяю: и я вашего мнения. Иначе говоря, верю вам. Но видите ли, какое любопытное обстоятельство! Wunderbar! Этот офицер - Коптев.
- Коптев?! - удивленно произнес Львов.
- Да. Это Коптев… И вдобавок Коптев, говорящий, что он вас хорошо знает… Что вы на это скажете?
- Странно!.. - отозвался Львов, пожимая плечами. - Я его еще не допрашивал. Вероятно, ему меня во дворе кто-нибудь показал и назвал.
- Вы меня не поняли. Коптев не по фамилии лишь вас знает. Он говорит, что он с вами давно знаком. И хотя это очень странно… Но это еще не все. Это - пустяки… Он говорит… - Шварц рассмеялся. - Знаете ли вы, Генрих, что он говорит? Уж конечно, не догадываетесь! Он говорит, во-первых, что вы не Зиммер, что вы не немец, а чистокровный русский… Что вы на это скажете?
Львов, будто предчувствовавший подобное заявление и как бы вдруг приобретя способность комедианствовать, изобразил крайнее удивление вытаращенными глазами и открытым ртом; потом он развел шутливо руками пред столом.
- Да, он говорит, что вы не Зиммер. А во-вторых, он говорит, что вы Львов…
- Как Львов?! - вскрикнул этот.
- Да так! Что вы Львов, тот самый Львов, который бежал у него в дороге. Ну-с, что вы скажете?
- Ничего не могу сказать, ваше превосходительство! Все это такая чепуха, такой вздор, что на это нельзя ничего отвечать. После этого ему остается только заявить, что я сам кабинет-министр Волынский, воскресший из мертвых.
Шутка очень понравилась Шварцу, и он рассмеялся весело и раскатисто.
- Согласен с вами, Генрих, но прибавлю, что все это я пошутил. Ничего этого сам офицер Коптев никогда не говорил. Все это сочинили ваши враги! И вот сию минуту мы ваших врагов присрамим самым простым образом.
Шварц крикнул дежурного чиновника и приказал просить к себе сейчас же Лакса.
- А когда он явится, то вместе с ним введите и офицера Коптева!
Чиновник исчез. Шварц молчал и, задумавшись, глядел на бумагу. Львов снова переменился в лице, понимая, что сейчас произойдет, и второй припадок, но уже сильнейший - страха и отчаяния, - заставил его побледнеть… Даже руки его, опущенные вдоль туловища, слегка дрожали.
"Конец… Конец!.." - повторял он про себя.
Если бы в эту минуту Шварц не был занят чтением какой-то толстой тетради, то, конечно, один вид Львова сказал бы ему все.
Сколько прошло времени, Львов не помнил, но наконец дверь отворилась, и появился Лакс, веселый, улыбающийся, довольный. Он приблизился тоже к столу.
Шварц поднял голову и сухо сказал:
- Здравствуйте!
Переведя глаза на Львова, он заметил в нем перемену и уставился на него своими проницательными глазами.
- Вы волнуетесь, Генрих? Вы стали как будто бледнее…
- Может быть! - отозвался Львов. - Подобного рода обстоятельства заставят всякого смутиться. Долго ли всякого человека сделать самым отчаянным преступником… на словах!
- Успокойтесь! Не в моих глазах. Сию секунду правда сделается правдой, а ложь сделается ложью. Путаницы никакой не будет. Введите офицера Коптева! - прибавил Шварц, обращаясь к чиновнику.
И Львов, вместо того чтобы окончательно оробеть, потерять разум от отчаяния, почувствовал в себе прилив необычайной решимости или необычайной дерзости.
"Все равно погибать! - думал он. - По крайней мере, буду дерзко бороться - если не оружием, то разумом!"
Но сердце стучало сильно, а кровь приливала к голове.
"Неужели сейчас конец всему?" - спрашивал он у себя самого мысленно.
В дверях появился Коптев, и Львов удивился, заметя, что офицер входит как-то особенно робко, будто на осуждение.
- Подойдите! - выговорил Шварц свое обычное слово.
Офицер приблизился к самому столу. Шварц своими маленькими глазками странно, будто ехидно улыбаясь, стал глядеть на всех трех в ряд стоящих лиц. Львов стоял на своем месте. Лакс стоял в средине стола, а приблизившийся Коптев стал у противоположного левого угла.
- Вы заявляли, господин офицер, по прибытии в Петербург, что найти бежавшего Львова в пределах его вотчины нет никакой возможности, так как он находится где-то далеко, быть может, даже в самой столице. Правда ли это?
- Одно лишь предположение заставило меня это сказать! - отозвался офицер. - Могу ли я наверно знать, что Львов в Петербурге? Я знаю верно только то, что около Жиздры его нет и не было.
- Ну-с, а теперь что вы думаете? - усмехнулся Шварц.
Коптев молчал.
- Что же вы ничего не говорите?
- Простите, ваше превосходительство, - ответил офицер, опустив глаза, - я не понимаю, что вам угодно?
- Я спрашиваю у вас, думаете ли вы теперь, что Львов в Петербурге?
- Не знаю… - тихо ответил этот.
- Не знаете? - усмехнулся Шварц.
- Как не знаете?! - воскликнул вдруг Лакс так громко, что начальник строго глянул на него и прибавил гневно:
- Что вы кричите?!
- Виноват, ваше превосходительство! - отозвался Лакс. - Но я не понимаю… Может быть, господин Коптев совсем близорукий человек, под носом ничего не видит?.. - И, обернувшись к офицеру, он прибавил: - Вы близоруки?
- Нет! - отозвался Коптев.
- Так тогда… - И Лакс протянул руку по направлению к своему правому соседу.
- Позвольте, это не ваше дело! - выговорил Шварц сухо, и, обратясь к Коптеву, он прибавил: - Долго ли Львовы находились под вашим конвоем?
- Дней девять или неделю - не упомню, ваше превосходительство! Одним словом, от Новгорода до столицы. Двигались мы очень тихо на крестьянских подводах.
- И вы хорошо знаете обоих Львовых. Если бы увидали их, то признали?
- Да-с… - едва слышно отозвался Коптев.
- Если бы около вас вдруг очутился беглец или старик Львов, вы бы их узнали?
- Да-с… - снова так же ответил офицер, не поднимая глаза.
Наступило молчание… Шварц глядел на офицера и недоумевал. Ему казалось странным, что такие простые вопросы заставляют этого человека смущаться и терять самообладание. И наконец, как будто что-то сообразив про себя, Шварц выговорил:
- Я намерен, господин офицер, показать вам беглеца Львова и просить вас удостоверить, что это именно он. Вам будет это, конечно, не трудно. Если же вы ради каких-либо неизвестных мне побуждений солжете и притворитесь, что не узнаете Львова, то вы будете немедленно преданы жесточайшей пытке и все равно через сутки, благодаря дыбе и огню, скажете правду. Итак, извольте сию минуту отвечать! Во-первых, поднимите глаза! Вот так. Поглядите направо! Вот на господина Зиммера поглядите! Видите вы его?
- Вижу-с!
- Ну, как вы его находите? Красивый молодой человек?
- Да-с! - отозвался снова едва слышно Коптев.
- Ну-с, отвечайте тотчас же и решите свою собственную судьбу: быть вам живому или после пытки быть через два-три дня на том свете! Отвечайте мне: этот Зиммер - не Львов, бежавший от вас в дороге?
Прошло несколько секунд молчания, и Коптев выговорил тихо:
- Нет!..
- Что нет?! Говорите прямо, яснее.
- Не понимаю… - пробурчал Коптев.
- Чего вы не понимаете?! - воскликнул Шварц. - Я вас толком спрашиваю: действительно ли господин Зиммер есть названец, облыжно назвавший себя чужой фамилией - Зиммером, а в действительности он тот самый Львов, который бежал у вас из-под конвоя? Понимаете вы?..
Коптев замотал головой.
- Так этот Зиммер - не Львов?! - вскрикнул Лакс.