После этого разговора Гарпер навел справки о Юргисе и дня через два пришел к нему с выгодным предложением: он постарается устроить Юргису регулярный заработок, если тот согласится отправиться в Мясной городок, делать, что ему прикажут, и держать язык за зубами. Гарпер - по прозвищу "Лисий хвост" - был правой рукой Майка Скэлли, "босса-демократа" района боен. Выборы приближались, а положение было запутанным. Скэлли получил предложение выставить кандидатом миллионера-пивовара, жившего на фешенебельном бульваре, огибавшем бойни. Пивовар жаждал стать членом муниципального совета. Это был еврей, человек глупый, но безобидный, предлагавший огромные деньги на избирательную кампанию. Скэлли согласился и затем в свою очередь обратился с предложением к республиканцам. Он не был уверен, что сможет держан, пивовара в руках, и не хотел рисковать своим округом; поэтому он предложил республиканцам выставить кандидатом доброго друга Скэлли, никому не известного маркера в одной из пивных на Эшленд-авеню, с тем чтобы он, Скэлли, провел его на выборах деньгами пивовара. Республиканцам это было выгодно, так как на лучшее они все равно не могли рассчитывать. В благодарность за это они должны были обещать не выставлять кандидата в следующем году, когда сам Скэлли будет переизбираться в качестве второго члена совета от того же округа. Республиканцы тотчас согласились. Но трудность, по словам Гарпера, заключалась в том, что все республиканцы дураки - только дурак мог быть республиканцем на бойнях, где царил Скэлли. Они не знали, как взяться за дело; а с другой стороны, рабочим демократам, благородным краснокожим Лиги Боевого Клича, не пристало открыто поддерживать республиканца. Эта трудность была бы еще не так велика, если бы не одно обстоятельство: за последний год или два политика на бойнях осложнилась из-за появления новой партии - социалистов. С ними сам черт ногу сломит, говорил "Лисий хвост" Гарпер. Единственным представлением, связанным для Юргиса со словом "социалист", был образ бедного маленького Тамошуса Кушлейки, который называл себя социалистом и в субботние вечера отправлялся с парой приятелей на улицу, где, взобравшись на взятый с собою ящик из-под мыла, ораторствовал до хрипоты. Тамошус пытался растолковать Юргису, что это такое, но Юргис, не обладавший живым воображением, никак не мог уразуметь его теории. Теперь он удовольствовался объяснением своего приятеля, что социалисты - враги американского строя, что их нельзя подкупить и что они не хотят входить ни в какие политические соглашения. Майк Скэлли очень беспокоился, видя, что задуманная им комбинация может пойти на пользу социалистам. Демократы на бойнях возмущались при мысли, что их кандидатом будет богатый капиталист, и могли предпочесть социалистического бунтаря республиканскому болвану. Вот тут-то Юргису и представляется случай сделать карьеру, объяснил Гарпер. Он был членом союза, его знают на бойнях как рабочего. У него, наверное, сотни знакомых, и он никогда раньше не говорил с ними о политике. Поэтому он может выступить теперь республиканцем, не возбуждая ни малейшего подозрения. Для нужных людей денег не пожалеют, и Юргис может положиться на Майка Скэлли, который умеет быть верным другом. Юргис недоумевал, что он может сделать, и его собеседник объяснил ему все очень подробно. Для начала он станет рабочим на бойнях. Может быть, это ему не по душе, зато он будет получать свой заработок и еще кое-что сверх заработка. Он должен снова принять активное участие в работе союза и попытаться даже получить там должность, подобно ему, Гарперу. Он должен расхваливать всем своим друзьям - республиканского кандидата Дойля и всячески поносить еврея-пивовара. Затем Скэлли наймет помещение и откроет в нем Ассоциацию республиканской молодежи или что-нибудь в этом роде. Пиво богатого пивовара польется рекой, будут фейерверки и речи так же, как в Лиге Боевого Клича, - Юргис, наверное, знает сотни людей, которым все это очень понравится. Настоящие республиканские лидеры и агенты, конечно, будут помогать ему, и они добьются в день выборов достаточного большинства.
Выслушав объяснение до конца, Юргис спросил:
- Но как мне получить работу в Мясном городке? Ведь я в черном списке.
На это "Лисий хвост" Гарпер только рассмеялся.
- Не беспокойся, я этим займусь, - сказал он.
- Тогда идет! - ответил Юргис. - Я ваш.
Итак, Юргис опять вернулся на бойни и был представлен политическому властелину этого района, державшему в кулаке самого мэра Чикаго. Скэлли принадлежали и кирпичный завод, и свалка, и пруд, где добывался лед, хотя Юргис этого не знал. Скэлли не вымостил улицу, где утонул ребенок Юргиса; Скэлли назначил на должность судью, который в первый раз отправил Юргиса в тюрьму; Скэлли был главным акционером компании, которая продала Юргису ветхий дом и потом отобрала его. Но Юргис ничего об этом не знал, как не знал он и того, что сам Скэлли был орудием и марионеткой в руках мясных королей. Для него Скэлли был могущественной силой, самым "большим" человеком из всех, с кем он встречался.
Это был маленький, высохший ирландец, с трясущимися руками. После короткого разговора, в течение которого он внимательно следил за Юргисом острыми крысиными глазками, мысленно оценивая его, он дал ему записку к мистеру Гармону, одному из главных управляющих Дэрхема:
"Податель сего, Юргис Рудкус, мой личный друг, и я, по некоторым соображениям, просил бы вас дать ему хорошее место. Он был однажды неосторожен, но я надеюсь, что вы найдете возможным простить ему этот промах".
Прочтя эти строки, мистер Гармон вопросительно взглянул на Юргиса.
- В чем состояла ваша "неосторожность"? - спросил он.
- Я попал в черный список, сэр, - ответил Юргис.
При этих словах управляющий нахмурился.
- В черный список? - переспросил он. - Что вы хотите сказать?
Юргис покраснел от смущения. Он забыл, что черного списка не существует.
- Я… так сказать… мне было трудно получить место, - пробормотал он.
- Почему?
- Я поссорился с мастером, - не со своим, сэр, и ударил его.
- Понимаю, - ответил управляющий и на минуту задумался, - Какую же вы хотите работу? - спросил он.
- Какую угодно, сэр, - сказал Юргис, - но зимой я сломал себе руку, и мне нужно беречься.
- Подойдет ли вам должность ночного сторожа?
- Нет, сэр. Мне нужно быть на людях.
- Понимаю - политика. Тогда, быть может, вы хотите свежевать свиней?
- Да, сэр, - ответил Юргис.
Мистер Гармон позвал табельщика и сказал ему: - Сведите этого человека к Пэту Морфи, и пусть он как-нибудь устроит его у себя.
И вот Юргис снова очутился на бойне, куда в минувшие дни он напрасно приходил клянчить работу. Теперь он шел уверенно и только улыбнулся про себя, видя, как вытянулось лицо у мастера, когда табельщик сказал:
- Мистер Гармон распорядился поставить этого человека к вам.
Лишний человек в цехе означал отказ от рекорда производительности, которого добивался мастер. Но он ответил только:
- Будет сделано.
Итак, Юргис снова стал рабочим. Он немедленно разыскал своих старых приятелей, вступил в союз и начал агитировать в пользу Дойля. Дойль как-то помог ему в беде, рассказывал Юргис, и вообще он свой парень. Дойль - сам рабочий и будет представлять рабочих; зачем же им голосовать за еврея-миллионера и чем это они так обязаны Скэлли, чтобы вечно поддерживать его кандидатов? Тем временем Скэлли дал Юргису записку к лидеру республиканцев, и Юргис познакомился с людьми, вместе с которыми ему предстояло проводить предвыборную кампанию. На деньги пивовара был уже нанят большой зал, и каждый вечер Юргис приводил туда десяток новых членов Республиканской ассоциации Дойля. Вскоре состоялся торжественный вечер в честь открытия ассоциации. Играл духовой оркестр, который затем прошел по улицам, был пущен фейерверк, трещали петарды, и перед зданием горел красный бенгальский огонь. Собралась несметная толпа, в двух местах на открытом воздухе состоялись митинги для тех, кто не смог попасть внутрь, так что бледному и дрожавшему кандидату пришлось трижды отбарабанить заготовленную для него помощниками Скэлли маленькую речь, которую он целый месяц учил наизусть. Но особенно торжественна была минута, когда знаменитый и красноречивый сенатор Спершэнкс, кандидат в президенты, подъехал на автомобиле и произнес речь о священных привилегиях американских граждан и о защите его партией интересов американских рабочих. Его вдохновенное выступление заняло на следующее утро полстолбца в газетах, сообщавших из проверенных источников, что неожиданная популярность Дойля, республиканского кандидата в члены муниципального совета, вызывает большое беспокойство у мистера Скэлли, председателя демократического комитета Чикаго.
Особенное беспокойство председатель этого комитета, вероятно, испытал, когда была организована гигантская процессия; все ее участники несли в руках факелы, а впереди, в красных кепках и шляпах, выступали члены Республиканской ассоциации Дойля, и всех избирателей даром поили пивом - по утверждению старожилов, такого хорошего пива еще не было ни в одну политическую кампанию. Во время этого парада и бесчисленных митингов Юргис работал не покладая рук. Он не произносил речей - это было делом адвокатов и других специалистов, - но он вел организационную работу: раздавал повестки, развешивал плакаты и регулировал движение толпы, а во время процессии присматривал за фейерверком и за выдачей пива. Так, по мере развития кампании, через его руки прошли сотни долларов из денег пивовара, которые он передавал дальше с наивной и трогательной честностью. Но под конец он узнал, что остальные "ребята" возненавидели его, так как им приходилось либо показывать худшие, чем у него, результаты, либо отказываться от своей доли общественного пирога. Тогда Юргис приложил все усилия, чтобы угодить им и наверстать то время, которое он потерял, не зная о существовании боковых отводов в агитационном бочонке.
Майк Скэлли также был доволен им. В день выборов Юргис с четырех часов утра отправился "собирать голоса". Ему был предоставлен парный экипаж, в котором он ездил из дома в дом за своими друзьями, торжественно доставляя их к урнам. Он сам проголосовал десяток раз, и столько же раз голосовали некоторые из его приятелей. Он привозил целыми партиями только что прибывших иммигрантов - литовцев, поляков, чехов, словаков - и, пропустив их по конвейеру, передавал другому агенту, который брал их с собой на следующий избирательный пункт. Утром Юргис получил на это сто долларов и в течение дня три раза возвращался за новыми сотнями, из которых каждый раз не больше двадцати пяти долларов прилипало к его рукам. Остаток действительно шел на оплату голосов, и в результате Дойль, бывший маркер, был избран большинством в тысячу голосов, после чего, начиная с пяти часов дня и до трех часов ночи, Юргис предавался самому отчаянному и безбожному пьянству. Но во всем Мясном городке мало кто вел себя иначе, так как там царило общее ликование по поводу блестящего торжества популярного кандидата и полной победы простого народа над гордым плутократом.
Глава XXVI
После выборов Юргис остался в Мясном городке и продолжал работать на бойнях. В городе все еще не кончилась кампания против полицейского покровительства преступникам, и Юргис счел за лучшее "залечь". В это время у него уже было в банке около трехсот долларов, и он мог бы позволить себе отдохнуть. Но работа у него была легкая, и сила привычки удерживала его на месте. Кроме того, Скэлли, с которым он советовался, сказал, что вскоре может что-нибудь "подвернуться".
Юргис поселился в пансионе, где жили некоторые из его новых приятелей. Он побывал у Анели, узнал, что Эльжбета со своей семьей перебралась куда-то ближе к центру, и перестал думать о них. Теперь он вращался в совсем ином кругу, в кругу молодых и веселых холостяков. Юргис давно уже сбросил с себя пропахшую удобрением одежду и, с тех пор как занялся политикой, носил полотняный воротничок и замусоленный красный галстук. Он имел право подумать о своем туалете, так как получал теперь около одиннадцати долларов в неделю и две трети этих денег мог тратить на удовольствия, не трогая сбережений.
Иногда он ездил с приятелями в центр - в какой-нибудь дешевый театр, мюзик-холл или другое, увеселительное заведение, с которыми все они были хорошо знакомы. В Мясном городке, при многих пивных были кегельбаны или бильярды, так что он мог проводить вечера, играя по маленькой. Кроме того, играли в карты и кости. Раз в субботний вечер Юргису особенно повезло, и он был в большом выигрыше. Но, как человек увлекающийся, он не ушел, продолжал играть до следующего вечера и проиграл двадцать долларов. По субботам в Мясном городке обычно устраивались балы. Каждый кавалер приводил с собой свою "девочку", уплачивал полдоллара за билет и тратил несколько долларов на выпивку в течение праздника, который затягивался до трех-четырех часов утра, если еще раньше не заканчивался дракой. Весь вечер парочки были неразлучны и безостановочно танцевали, одурев от чувственного возбуждения и вина.
Вскоре Юргис понял смысл слов Скэлли, что "может что-нибудь подвернуться". В мае истек срок соглашения между мясопромышленниками и рабочими союзами, и предстояло выработать новое. Начались переговоры, и на бойнях пошли разговоры о забастовке. В старом соглашении были оговорены только заработки квалифицированных рабочих. Между тем в союзе рабочих мясной промышленности около двух третей членов составляли чернорабочие. Большинство из них получало в Чикаго восемнадцать с половиной центов в час, и союзы хотели закрепить эту цифру как общую ставку на ближайший год. Это был далеко не такой большой заработок, как могло показаться. Во время переговоров работники союза обследовали расчетные книжки на общую сумму в десять тысяч долларов, и оказалось, что наибольшая недельная заработная плата составляла четырнадцать долларов, наименьшая - два доллара пять центов, а средняя - шесть долларов шестьдесят пять центов. Шести долларов шестидесяти пяти центов не хватало на содержание семьи. Учитывая, что за пять лет цена мяса поднялась на пятьдесят процентов, а цены на скот настолько же упали, можно было предполагать, что требование рабочих не окажется для предпринимателей непосильным. Но они не желали уступать. Они отвергли предложите союза и педели через две после того, как истек срок соглашения, обнаружили свои истинные намерения, понизив расценки тысяче человек до шестнадцати с половиной центов; при этом ходили слухи, что старик Джонс поклялся довести их до пятнадцати. В стране было полтора миллиона безработных. В одном Чикаго их число доходило до ста тысяч. Неужели же мясопромышленники могли допустить, чтобы представители союзов победителями явились к ним на предприятия и связали их договором, по которому они целый год теряли бы несколько тысяч долларов ежедневно? Не на таких напали!
Все это происходило в июне. Вскоре союз поставил вопрос на референдум, и решено было бастовать. То же самое происходило и в других центрах мясной промышленности, и вдруг газеты и публика увидели перед собой мрачный призрак мясного голода. Со всех сторон прилагались усилия для примирения сторон, но мясопромышленники были упрямы. Они продолжали понижать расценки, приостанавливали транспорты скота и поспешно выписывали целые вагоны матрацев и коек. Рабочие волновались все больше, и однажды вечером из штаб-квартиры союза полетела телеграмма во все мясопромышленные города - в Сент-Поль, Южную Омаху, Сиукс-Сити, Сент-Джозеф, Канзас-Сити, Сент-Луис и Нью-Йорк, - а на другой день в полдень около шестидесяти тысяч человек сбросили рабочую одежду, покинули фабрики, и началась великая "мясная стачка".
Юргис пообедал и пошел к Майку Скэлли, который жил в роскошном доме на специально для него вымощенной и освещенной улице. Скэлли временно удалился от дел, но в этот день казался нервным и озабоченным.
- Что вам нужно? - спросил он, увидя Юргиса.
- Я пришел узнать, не можете ли вы устроить мне место на время забастовки.
Скэлли нахмурился и пристально взглянул на Юргиса. В утренней газете Юргис прочел статью, в которой Скэлли громил мясопромышленников, заявляя, что если они не будут лучше обращаться со своими рабочими, то рано или поздно городские власти просто снесут их предприятия и этим положат конец делу. Поэтому Юргис был сильно озадачен, когда Скэлли вдруг спросил:
- Вот что, Рудкус, почему бы вам не продолжать работу?
Юргис опешил.
- Стать скэбом? - воскликнул он.
- Ну и что же? - спросил Скэлли. - Вам-то что за беда?
- Да… но… - бормотал Юргис.
Почему-то он был уверен, что должен будет действовать заодно с союзом.
- Предприниматели очень нуждаются сейчас в хороших рабочих, - продолжал Скэлли. - Они не забудут того, кто их поддержит. Почему же вам не использовать этот случай, чтобы устроиться раз навсегда?
- Но как же после этого я смогу быть полезен вам в политике? - недоумевал Юргис.
- Вы и так больше не годитесь, - отрезал Скэлли.
- Почему же? - спросил Юргис.
- Черт возьми! - огрызнулся Скэлли. - Разве вы забыли, что вы республиканец? Вы что думаете, я всегда буду избирать республиканцев? Мой пивовар уже разнюхал, как мы ему удружили, и заварил хорошую кашу.
Юргис был ошеломлен. Об этом он не подумал.
- Я мог бы стать демократом, - сказал он.
- Да, - ответил Скэлли, - но не сразу; человек не может каждый день менять свои политические убеждения. А кроме того, вы мне не нужны. Для вас нет подходящего дела. Во всяком случае, до выборов еще далеко. Что же вы будете делать до тех пор?
- Я думал, что смогу рассчитывать на вас, - начал Юргис.
- Совершенно верно, - ответил Скэлли, - я никогда не оставлял своих друзей в беде. Но порядочно ли с вашей стороны бросать работу, которую я вам дал, и приходить за другой? Ко мне сегодня обращалось сто человек. А куда я их дену? За одну эту неделю я устроил семнадцать человек в муниципальные рабочие - подметать улицы. Неужели вы думаете, что я могу это делать без конца? Я не стал бы так говорить с другими, но вы свой человек и можете сами понять. Что даст вам стачка?
- Я об этом не думал, - сказал Юргис.
- Вот именно, - отозвался Скэлли, - а следовало бы! Помяните мое слово, стачка окончится через несколько дней поражением рабочих. А пока постарайтесь извлечь из нее все, что сможете. Попятно?