Он отправил секретаря суда в сопровождении жандарма к отцу Фанни. Секретарю было приказано рассказать г-ну Ламанелю о том, что происходит на площади перед домом таинственного старца, описать, в какую ловушку попали собравшиеся там люди, и убедить его прийти на площадь Сент-Этьен. Если он согласится и тем самым сумеет спасти от стихийной расправы человека, подозреваемого в убийстве его дочери, он окажет огромную услугу не только правосудию, но и жителям города.
Отец Фанни пребывал в плачевном состоянии: его ясный разум снедала печаль, взор его сухих глаз, так и не проронивших ни единой слезинки, был прикован к креслу, где имела обыкновение сидеть Фанни. Ничто не могло вывести его из оцепенения.
Секретарь изложил просьбу мэра. Завершив рассказ, он заметил, что отец Фанни по-прежнему смотрит в одну точку: казалось, он не понял ни одного его слова. Тогда секретарь, содрогаясь при одной лишь мысли об опасности, которой подвергаются служители правосудия, осажденные в доме вместе с подозреваемым, а также множество людей, волею случая оказавшихся в этот час на площади Сент-Этьен, повторил свой рассказ, прибавив, что господин Ламанель поистине станет спасителем заблудших, беснующихся на площади.
- Неужели старец по одному лишь подозрению будет растерзан толпой без суда и следствия? Если он виновен, он взойдет на эшафоте… а если нет… неужели станут говорить, что отец Фанни подговорил работников мануфактуры расправиться с человеком, виновность которого не доказана? И разве не обязанность ваша - призвать к порядку своих людей? - вопрошал секретарь суда.
После таких слов Ламанель, словно заводная кукла, повинующаяся воле невидимого кукловода, встал.
- Я пойду… - ответил он, и к всеобщему удивлению неожиданно твердым шагом последовал за секретарем и жандармом; казалось, некая неведомая сила направляла все его движения.
Тем временам толпа продолжала выкрикивать угрозы в адрес высокого старца. Ожесточение ее с каждой минутой нарастало и вскоре достигло наивысшего накала: в доме царил панический ужас, положение становилось все более угрожающим. Невозможно описать состояние души того, кому хотя бы раз пришлось стать участником подобного спектакля! Неизъяснимый ужас охватил служителей правосудия, когда они в очередной раз услышали крики взбунтовавшегося народа:
- Убьем их всех, если они не выдадут нам старика! Эй, вам все равно отсюда не выбраться!.. Ломайте дверь!.. Смерть убийце!.. Отомстим за Фанни!.. Распнем душегуба!.. Смерть негодяю! Давай его сюда! На эшафот!.. Повесить его!.. Долой солдат!.. Старика сюда, старика!.. Волоки его сюда!.. Смерть всем!..
Внезапно в начале площади воцарилась благоговейная тишина, постепенно заполнившая ее целиком: толпа почтительно расступилась перед человеком, чье появление тотчас же погасило пламя злобы, бушевавшее в сердцах разъяренных людей. Сгорбленная фигура господина Ламанеля являла собой живое воплощение горя и страдания. Робким взмахом дрожащей руки несчастный отец Фанни призвал толпу к порядку. Под его испытующим взором люди отступили. Переход от буйства к спокойствию был таким неожиданным, что все, кто имел возможность наблюдать изменение в настроении негодовавших на площади людей, наверняка приписали их воздействию магических сил, которыми умел повелевать Ламанель.
Двигаясь по коридору, образованному молча расступавшейся перед ним толпой, отец Фанни приблизился к дому, поднялся по ступенькам и вошел в комнату, где находился предполагаемый убийца его дочери. Увидев зловещего старца, несчастный задрожал и рухнул в кресло: чувства его были грубо оскорблены. Из глаз его потоком хлынули слезы. "Фанни!.. Фанни!.. Дочь моя!.." - воскликнул он.
Генерал Беренгельд подошел к Ламанелю, достал из нагрудного кармана ожерелье, украшавшее шею Фанни, и протянул его опечаленному отцу.
- Это украшение было в тот вечер на вашей дочери, - промолвил он.
Ламанель взглянул на генерала, схватил его руку и, не говоря ни слова, прижал ее к сердцу. Порыв его был красноречивее любых изъявлений чувств! Что может быть сильнее молчаливого горя, какая благодарность может быть большей, нежели этот безмолвный жест!..
- Я хотел бы просить вас разрешить мне оставить себе одно звено этого ожерелья… - сказал генерал.
Печально глядя на ожерелье, Ламанель отделил кольцо и протянул его генералу.
- Слабодушные!.. - воскликнул замогильным голосом величественный старец, чье бесстрастное, словно отлитое из бронзы лицо ярко свидетельствовало о том, что в левой стороне его груди не было места органу, являющемуся вместилищем наших переживаний.
Все направились к выходу; генерал поддерживал отца Фанни. Появление Ламанеля спасало от расправы человека, обвиняемого в убийстве его дочери; следом за несчастным отцом шли судьи.
Стоило исполинскому старцу показаться на улице, как послышался глухой ропот, грозивший перерасти в яростный рев. Из гущи толпы донеслись угрозы. Несмотря на свой незаурядный рост, старец мгновенно пригнулся и метнулся за спину отца Фанни - его снова охватил панический страх. Смотреть на трясущегося гиганта было омерзительно. Ламанель торжественно повернул голову и поднял руку, призывая всех к порядку; его взор, горький и одновременно умоляющий, отрезвляюще подействовал на толпу. Ропот стих. Воцарилась мрачная и суровая тишина. Такое тревожное молчание царило в Риме, когда по его улицам везли останки Германика.
Старца без происшествий доставили в тюрьму, но прежде чем за ним захлопнулась дверь, загадочный великан обратился к безутешному отцу девушки:
- Дочь ваша не умерла! - воскликнул он.
Слова эти были произнесены таким тоном, что поверить в их истинность не было никакой возможности: в эту минуту старец напоминал тех врачей, которые пытаются внушить умирающему больному, что он вот-вот поправится.
Подобное утешение могло быть расценено только как насмешка, поэтому неудивительно, что от пережитых потрясений у бедного Ламанеля случилось сильное расстройство разума, и он умер той же ночью, беспрестанно повторяя имя своей дорогой дочери. Люди, окружившие тюрьму, не расходились до самой темноты. Тюремщик рассказывал, что, запирая дверь камеры старца, он услышал, как тот бормотал своим замогильным голосом:
- Я спасен!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бегство. - Генерал покидает Тур. - Записки генерала Беренгельда
События этого дня были тесно связаны со всей предыдущей жизнью генерала Туллиуса Беренгельда, поэтому они не могли оставить его равнодушным. Болезненное состояние духа уступило место любопытству: генерал решил остаться в Туре, чтобы досконально изучить то необычное существо, которое до сегодняшнего дня он видел лишь урывками. Сейчас этот новоявленный Протей пребывал в тюремной камере, и Туллиус считал, что это поможет ему разгадать тайну, окутывающую жизнь старца.
Беренгельд перепоручил командование дивизией; солдатам предстояло короткими переходами двигаться в Париж, ибо император намеревался вскоре прибыть в столицу. Сам же Туллиус решил провести в городе столько времени, сколько потребуется для полного удовлетворения его любопытства. Он полагал, что, наняв почтовых лошадей, в любом случае успеет догнать свою дивизию. На следующее утро войска покинули Тур.
Вечером того же дня генерал был приглашен к префекту полиции; среди гостей были также судебный следователь, ведущий дело таинственного старца, помощник прокурора и мэр города. В конце вечера хозяин дома попросил судей и мэра вместе с генералом пройти к нему в кабинет.
Закрыв дверь, префект обратился к Беренгельду:
- Генерал, если мы правильно вас поняли, вы знакомы со старцем, о котором сейчас говорит весь город. Не в силах долее сдерживать наше любопытство, нам хотелось бы знать…
Тут он вынужден был прерваться, ибо дверь открылась и на пороге появился его личный секретарь.
- Господин префект, - произнес он, - должен сообщить вам, а также господину мэру, о чрезвычайном происшествии: старец исчез. Исчезновение его - совершеннейшая загадка, как, впрочем, и все его дело. Сторож не покидал своего поста, персонал тюрьмы заслуживает всяческого доверия, часовые ничего не видели. Однако когда тюремщик принес заключенному ужин, камера была пуста; при этом нигде не было ни единого следа приготовлений к побегу: решетки на окнах целы, скудная обстановка стоит на прежних местах…
Все, кроме генерала, застыли от изумления. Во взглядах служителей Фемиды читалась растерянность; помощник прокурора воскликнул:
- Разумеется, господа, я никогда не считал себя ни суеверным, ни склонным к пустым фантазиям, но, уверяю вас, как только я увидел этого человека, у меня все внутри похолодело, я не мог заставить себя поднять на него глаза. Хуже того, меня не покидает мысль, что он обладает некой сверхъестественной силой…
- Я склонен верить вам, - заметил мэр, - и только дикий страх, охвативший старца при виде возбужденной толпы, убедил меня, что мы имеем дело с человеческим существом, таким же смертным, как и мы… Однако признаюсь, если бы я еще раз увидел его, я, вероятно, чувствовал бы то же, что и вы…
- Мы составим подробный отчет о происшествии и пошлем его министру полиции, - вступил в разговор префект. - Если же старец не будет найден или выяснится, что он покинул пределы империи, то, полагаю, господа, за неимением достаточных доказательств и улик мы закроем дело.
- В самом деле, - промолвил следователь, - на основании имеющихся в нашем распоряжении фактов невозможно выстроить обвинительное заключение.
- Тем более его невозможно поддержать в суде, - добавил помощник прокурора.
- Генерал, - обратился префект к Беренгельду, - как вы понимаете, мы не вправе чего-либо требовать от вас. И тем не менее мы обращаемся к вам с просьбой рассказать нам все, что вы знаете об этом загадочном существе. Вы можете отказаться удовлетворить наше любопытство; однако если вы все же сочтете возможным посвятить нас в подробности, известные только вам одному, клянемся, что секрет ваш не выйдет за пределы этого кабинета.
- Господа, - ответил генерал, - если старец бежал, то можете мне поверить, он больше никогда не появится в этих краях!.. Признаюсь: его побег меня не удивил, хотя я вместе с вами сожалею о случившемся, ведь я остался в городе именно для того, чтобы попытаться приподнять таинственную завесу, окутывающую жизнь этого странного существа; мне казалось, что он не сумеет уйти из-под стражи. Но раз он бежал, мое пребывание в Туре становится бессмысленным, и завтра утром я уеду. Вы напишете рапорт императору и министру полиции, а я расскажу вам о том, что известно только мне одному. Слухи о таинственном старце дошли до меня еще в раннем детстве, и вот уже давно я прилежно записываю все, что мне удается узнать о нем, ибо случаю было угодно, чтобы моя судьба каким-то непостижимым образом оказалась связанной с этим старцем. Перед отъездом я пришлю вам свою рукопись. Господин префект, я доверяю ее вам и рассчитываю на вашу добропорядочность: ознакомившись с ней, вы перешлете ее мне в Париж вместе с подробнейшим изложением дальнейших событий. Я же обещаю, что в самое ближайшее время передам ваш рапорт его императорскому величеству и министру полиции.
И, поклонившись, генерал вышел. На следующее утро весь город был взбудоражен неожиданным известием о бегстве гигантского старца. По поводу этого происшествия ходило множество слухов, каждый считал своим долгом внести в них свою лепту.
Генерал Беренгельд уехал, исполнив обещание: за полчаса до его отъезда Смельчак доставил в префектуру запечатанный пакет, содержащий дневник генерала Беренгельда, написанный им самим.
В тот же вечер служители правосудия, причастные к делу загадочного старца, собрались у префекта; хозяин дома распечатал пакет и принялся читать нижеследующие страницы.
История генерала Беренгельда
Прежде чем непосредственно приступить к истории Туллиуса Беренгельда, необходимо ознакомиться с таинственными обстоятельствами его рождения: по странной случайности в рассказе о них содержится гораздо больше сведений о старце, нежели во всем последующем повествовании, где изложены события жизни генерала Беренгельда вплоть до того самого вечера, когда мы впервые встретили его на дороге, ведущей в Париж.
Отец нашего героя, граф Беренгельд, был последним отпрыском знатного дворянского семейства, оставившего заметный след в истории Франции; родоначальником его был некий Туллиус Беренгельд, отважный германец, удостоившийся чести быть упомянутым римскими историками.
В те времена, когда Франция еще не была королевством, Беренгельды проживали в окрестностях Брабанта, где им принадлежало маленькое княжество; однако постепенно род приходил в упадок. Во время правления Карла Великого Беренгельды перебрались во Францию. Услуги, оказанные членами семейства этому великому императору, снискали им его дружбу, и он подарил им графство, которое подверглось нападению саксонцев, разоривших и разграбивших его. В возмещение ущерба Карл Великий пожаловал семейству еще одно графство, расположенное у подножия Альп, и нарек его графством Беренгельд. Разумеется, изначально название было иным, но постепенно его забыли, и за графством закрепилось немецкое название Беренгельд.
Долгое время графы Беренгельды были заняты тем, что свозили в новые владения свое уцелевшее достояние; полностью погрузившись в заботы об обустройстве принадлежащих им теперь богатых земель, многочисленных вассалов и крепостного замка, они удалились от двора, их больше не манили почести, добытые на поле брани. Во время правления Филиппа Красивого Беренгельды вновь появились при дворе, участвовали в войнах, определявших ход истории, и проявили столь великую доблесть, что быстро прославились вновь. Они числились среди славных вассалов короля, и глава семейства нередко упоминался во французских летописях как один из доблестных воинов Франции.
Мы умолчим о подвигах и великих деяниях, совершенных членами этой семьи. Наивысшего расцвета и благосостояния род Беренгельдов достиг в период правления Генриха III, Генриха IV и Людовика XIII; с началом царствования Людовика XIV слава Беренгельдов постепенно угасла, поток королевских щедрот и пожалований, питавший семейство, иссяк; впрочем, это никак не отразилось на благосостоянии его членов. Казалось, что среди великих потрясений, от которых то и дело содрогалась Франция, какой-то неведомый гений покровительствует им. Земли, замки, иными словами, все то, что составляет материальную основу нашего бытия, было тщательно сохранено и приумножено. Среди членов семьи не было заметно признаков вырождения, Беренгельды старели и умирали в здравом уме, не утратив ни одного из своих благородных душевных качеств. Но здесь мы позволим себе заметить, что род людской во многом напоминает лес: со временем многие семейства, словно столетние дубы, произрастающие на одной и той же почве, начинают гнить изнутри, хотя еще долгое время внешне являют собой картину, полную благополучия и благопристойности.
Отец Туллиуса, бесспорно, нес в себе признаки вырождения, наложившие печать на его характер; граф Беренгельд являл собой самое суеверное и слабое существо, которое только может появиться среди людей. Он принадлежал к тем несчастным, чей вид с первого же взгляда внушает сострадание. И хотя по природе своей он был добр, он никогда не пользовался любовью своих вассалов, ибо люди, управлявшие от его имени, творили бесчинства и насилия.
Граф Беренгельд сознавал собственную ущербность, и это угнетало его. Подавленное состояние духа графа еще более усилилось после смерти одного из его дядюшек, командора Мальтийского ордена. Перед смертью дядюшка позвал к себе племянника, и между ними состоялся долгий разговор, существеннейшим образом повлиявший на умонастроение графа. Он поведал о нем отцу де Люнаде, исповеднику, и с того дня святой отец, всегда оказывавший сильное влияние на образ мыслей своего духовного сына, приобрел над ним почти безграничную власть: впрочем, слабодушие графа уже давно ни для кого не было секретом.
После смерти старого командора, случившейся в 1770 году, граф Этьен де Беренгельд, отец Туллиуса, остался единственным наследником некогда могущественного и многочисленного семейства; в его распоряжение перешли все обширные владения угасших ветвей рода; он стал одним из самых богатых сеньоров Франции, но по-прежнему проживал в полной безвестности. Вскоре он женился на наследнице дома Веллейн-Тильна, последней, как и он, представительнице славного в прошлом семейства и столь же бесхарактерной, как и он сам. Казалось, что сам злой гений, решив подшутить над родом человеческим, соединил двух ничтожных отпрысков угасающих родов, дабы их семейный очаг стал скопищем недугов.
Граф и графиня Беренгельд прожили десять лет, не имея детей, и до ушей почтенного отца Андрэ де Люнаде, исповедника графа, стали долетать самые оскорбительные высказывания.
Мы попытаемся пересказать сплетни, распространявшиеся теми, кто горделиво именовал себя носителями "общественного мнения".
Так, злые языки поговаривали, что командор поведал своему племяннику какую-то невероятную историю, изрядно напугавшую юношу; говорили также, что родовое состояние Беренгельдов нажито незаконным путем, и тому подобные нелепости.
Перемывая косточки покойнику, все тут же припомнили, что странные слухи ходили о командоре задолго до его смерти.
При жизни командора считали колдуном, занимавшимся черной и белой магией; многие были уверены, что он продал душу дьяволу; вспомнили и о его пристрастии к таким наукам, как физика и химия, а также о его поисках некоего загадочного члена семейства Беренгельдов. Об этой последней личности мы сейчас постараемся вам рассказать.
Род Беренгельдов, как и прочие семейства, насчитывающие не одно поколение предков, давным-давно разделился на ветви. Так, в 1430 году у Георга Беренгельда родилось два сына, и оба они выжили: старший получил имя Георг, а младший - Максим. В 1470 году, в царствование Людовика XI, ствол древа Беренгельдов впервые разделился на две ветви, ибо у Максима также родился сын.
Максим был младшим сыном, и, получив титул графа, он прибавил себе имя Скулданс, так что отныне младшую ветвь легко было отличить от старшей.
Младшая ветвь дала жизнь новым молодым побегам, они образовали еще один могущественный клан Беренгельдов, постоянно приумножавший свое богатство за счет покупки земель, оставшихся без прямых наследников. Случилось так, что именно командор Беренгельд-Скулданс стал последним владельцем несметных сокровищ младшей ветви дома; после его смерти они перешли в руки потомка старшей ветви, а именно графа Этьена, отца генерала Беренгельда, являющегося автором этих записок.
Вернемся же к сыну Максима, первому графу Беренгельду-Скулдансу, основателю дома Скулдансов, ибо именно он станет главным героем нашего рассказа.