Второй дикій, видя своего товарища убитымъ, сталъ натягивалъ свой лукъ; но я предупредилъ его и выстрѣломъ изъ ружья убилъ на повалъ своего врага. Плѣнный, услышавъ этотъ выстрѣлъ, оцѣпенѣлъ отъ страха и не могъ болѣе сдѣлать ни одного шага. Я махалъ ему дружелюбно рукою и разными знаками приглашалъ его подойти ко мнѣ; но онъ не довѣряясь, то приближался ко мнѣ на нѣсколько шаговъ, то опять удалялся, вѣроятно боясь сдѣлаться вторично плѣнникомъ и быть убитымъ подобно двумъ его непріятелямъ. Наконецъ, когда я ему сдѣлалъ третій знакъ съ самымъ ласковымъ выраженіемъ лица, то онъ нѣсколько ободрился и началъ тихо подходить ко мнѣ, падая чрезъ каждые 10 или 12 шаговъ на колѣни, чтобы показать тѣмъ свою покорность. Когда я подошелъ къ нему, онъ упалъ на землю, цѣловалъ ее и, взявъ мою ногу, положилъ ее себѣ на голову, чтобы выразить тѣмъ свою преданность, и что онъ желаетъ быть моимъ рабомъ. Я поднялъ его и старался ласками успокоить его. Въ это время я замѣтилъ, что дикій, котораго я положилъ на землю ударомъ приклада, былъ еще живъ и старался подняться съ земли. Я показалъ это своему плѣннику. Онъ отъ страха произнесъ нѣсколько словъ, которыхъ я хотя не понималъ, но которыя доставили мнѣ несказанное удовольствіе, потому что я не слыхалъ человѣческаго голоса уже 25 лѣтъ. Потомъ онъ указалъ мнѣ на мою саблю и знаками просилъ, чтобъ я отдалъ ее ему. Я исполнилъ его желаніе. Тогда онъ въ одно мгновеніе подбѣжалъ къ своему врагу и однимъ ударомъ сабли отрубилъ ему голову. Послѣ этого онъ возвратился ко мнѣ, смѣясь и прыгая, чтобъ тѣмъ выразить свое торжество, и съ разными жестами, значеніе которыхъ я не понималъ, положилъ къ ногамъ моимъ саблю и отрубленную голову дикаго.
Ему казалось страннымъ и необыкновеннымъ то, какъ я могъ убить дикаго на такомъ дальнемъ разстояніи. Указывая на убитаго, онъ просилъ у меня позволенія разсмотрѣть его. Когда онъ подошелъ къ трупу, то удивланіе его все болѣе и болѣе увеличивалось; онъ всячески равсматривалъ убитаго, поварачивалъ его съ однаго бока на другой и обращалъ большое вниманіе на рану въ груди, изъ которой совсѣмъ почти не шло крови. Удовлетворивъ свое любопытство, онъ подошелъ ко мнѣ и положилъ къ ногамъ моимъ лукъ и стрѣлы убитаго. Я приказалъ ему идти за мной, выражая знаками боязнь свою, что всѣ прочіе дикіе, оставшіеся на берегу, скоро придутъ сюда. Тогда онъ мнѣ отвѣчалъ тоже знаками, что надобно спрятать убитыхъ въ землю. Потомъ онъ поспѣшно выкопалъ двѣ ямы въ пескѣ и зарылъ въ нихъ трупы.
Принявъ эту предосторожность, я повелъ его со мною, но не въ крѣпость, а въ гротъ, потомy что онъ былъ ближе. Тамъ я далъ ему хлѣба, кисть винограду и воды. Все это ему очень нравилось. Послѣ сего я указалъ ему для отдыха кучу рисовой соломы и покрывало.
Этотъ дикій былъ молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати пяти, высокаго роста и хорошо сложенъ собою. Всѣ его члены были хорошо развиты и показывали въ немъ человѣка ловкаго, проворнаго и сильнаго. Его мужественный видъ не имѣлъ и тѣни жестокости, напротивъ, въ его чертахъ лица, особливо когда онъ улыбался, виднѣлись кротость и нѣжность, свойственныя европейцамъ. Его черные какъ смоль волосы были длинны, но не вились маленькими кудрями. Лобъ у него былъ возвышенный, глаза блестѣли и были полные огня. Цвѣтъ лица его былъ не черный, но смуглый, темно оливковый. Онъ имѣлъ очень красивое правильное лице, тонкія губы и зубы, правильно расположенные и бѣлые какъ слоновая кость.
Уснувши или, точнѣе сказать, подремавши съ подчаса мой дикій проснулся и вышелъ изъ грота. Я въ это врема доилъ моихъ козъ въ загородкѣ, находившейся недалеко отъ моего жилища. Онъ нѣсколько минутъ искалъ меня, потомъ, увидавъ, что я дою козъ, прибѣжалъ ко мнѣ и бросился къ ногамъ моимъ со всевозможными знаками признательности. Онъ опять положилъ мою ногу на свою голову, что означало его клятвенное обѣщаніе всегда быть мнѣ покорнымъ. Я назвалъ его Пятницею, въ воспоминаніе того дня, въ который онъ былъ спасенъ мною. Онъ вездѣ слѣдовалъ за мною, смотрѣлъ внимательно на все, что я дѣлалъ, и старался во всемъ подражать мнѣ. Это очень меня забавляло. Я далъ ему молока въ горшкѣ, и онъ не зналъ что съ нимъ дѣлать. Я взялъ другой горшокъ съ молокомъ, обмакнулъ въ него хлѣбъ и ѣлъ, запивая молокомъ. Когда я подносилъ горшокъ ко рту, то и онъ тоже дѣлалъ; я кусалъ хлѣбъ, и онъ кусалъ свой хлѣбъ; когда я садился или вставалъ, дѣлая какое-нибудь движеніе головою или рукою, то и онъ все тоже дѣлалъ. Молоко ему очень нравилось и онъ ѣлъ его съ большимъ аппетитомъ. Наконецъ наступила ночь, и я провелъ ее спокойно вмѣстѣ съ моимъ слугою Пятницею.
ГЛАВА XXIII
Сожженіе остатковъ послѣ пиршества дикихъ. Робинзонъ одѣваетъ Пятницу и строитъ ему шалашъ. Робинзонъ показываетъ Пятницѣ дѣйствіе ружья. Онъ отучаетъ его отъ употребленія въ пищу человѣческаго мяса. Пятница хорошій помощникъ Робинзону
На слѣдующій день поутру я приказалъ Пятницѣ знакомъ, чтобъ онъ слѣдовалъ за мною. Проходя мимо того мѣста, гдѣ были зарыты два трупа дикихъ, онъ сталъ мнѣ показывать знаками, что надобно ихъ выкопать и съѣсть. Я принялъ тогда на себя строгій видъ, выражалъ ему мое отвращеніе отъ этой пищи, представлялъ что меня даже тошнитъ отъ одной мысли объ этомъ, и приказалъ ему сейчасъ же отойти отъ могилы. Онъ безпрекословно повиновался. Мы взошли на холмъ, чтобы узнать, оставилъ ли непріятель мой островъ. Я посмотрѣлъ въ зрительную трубу и не видалъ ничего на берегу, ни дикихъ, ни лодокъ.
Не вполнѣ удовлетворенный этимъ, я отправился на самое мѣсто пиршества. Пятница шелъ рядомъ со мною, съ моею саблею въ рукѣ, лукъ и стрѣлы были у него за спиною, а въ другой рукѣ онъ несъ мушкетъ, который я ему далъ. Прибывъ на мѣсто, я увидѣлъ такое страшное зрѣлище, что кровь застыла въ жилахъ моихъ и волосы стали дыбомъ на головѣ моей; но на Пятняцу оно не произвело никакого впечатлѣнія. Тамъ валялись черепа, полуоглоданныя кости отъ рукъ и ногъ человѣческихъ, ребра и цѣлые куски человѣческаго мяса, котораго дикіе не доѣли.
Пятница взявъ 4 камушка, объяснилъ мнѣ тѣмъ, что вчера было привезено сюда 4 плѣнника, изъ которыхъ трое съѣдены, а онъ четвертый остался, что между этими дикими и его націей было большое сраженіе, и что съ той и другой стороны взято множество плѣнныхъ, которыхъ всѣхъ ожидала одинакая участь.
Я велѣлъ Пятницѣ собрать кости и мясо въ одну кучу, обложить сухими вѣтвями и сжечь на огнѣ. Когда все это было сдѣлано, мы возвратились домой, гдѣ я занялся платьемъ для Пятницы, потому что онъ былъ совершенно нагой. Прежде всего надѣлъ я на него рубашку и панталоны парусинныя. Онъ дозволялъ мнѣ это дѣлать съ какою-то боязнію, потомъ надѣлъ на него камзолъ изъ козьей кожи и далъ ему шапку изъ заячьяго мѣха, фасонъ которой былъ довольно красивъ. Пятницѣ по непривычкѣ было очень неловко въ этомъ платьѣ, которое хотя и было ему очень впору, но оно его связывало какъ бы оковами. Впрочемъ онъ былъ очень радъ, что одѣтъ точно также какъ и я. Когда однажды онъ въ своей одеждѣ посмотрѣлся въ воду, то изо всѣхъ силъ захохоталъ самъ на себя, и снялъ тотчасъ же свой камзолъ и шапку; но я погрозилъ ему и показалъ видъ, что не доволенъ его поступкомъ. Тогда онъ опять надѣлъ скинутое платье. Онъ однако скоро привыкъ къ своей одеждѣ и находилъ, что лучше быть въ ней, нежели ходить голымъ.
Послѣ сего надобно было подумать о томъ, гдѣ помѣстить моего новаго слугу. Спать съ нимъ вмѣстѣ я еще опасался, потому что онъ могъ сдѣлаться неблагодарнымъ ко мнѣ и посягнуть на мою жизнь. Я ничего лучше не могъ придумать, какъ поставить ему шалашъ между моею крѣпостью и гротомъ. Я взялъ всѣ необходимыя предосторожности, чтобы онъ не могъ проникнуть въ мое жилище безь моего позволенія, и сверхъ того каждую ночь уносилъ въ свой замокъ всѣ ружья и пистолеты. Какъ они заряжаются, я не показывалъ ему и старался скрывать отъ него это. Впрочемъ эти предосторожности оказались излишними, потому что Пятница всегда былъ моимъ вѣрнымъ и неизмѣннымъ слугою и другомъ.
Я былъ въ восхищеніи отъ своего новаго сотоварища, всячески старался образовать его, началъ учить его говорить по-англійски, и онъ оказался самыхъ лучшимъ ученикомъ въ свѣтѣ. Я разговаривалъ съ нимъ безпрестанно при всѣхъ моихъ занятіяхъ, во время доенія козъ, паханія земли и за столомъ. Пятница со вниманіемъ слушалъ мои уроки; но только затруднялся въ произношеніи словъ.
Недѣлю спустя послѣ того, какъ я сталъ жить вмѣстѣ съ Пятницею, я захотѣлъ возбудить въ немъ отвращеніе къ его каннибальской пищѣ, приготовивъ для него кушанье изъ мяса дикихъ козъ. На слѣдующій день я повелъ его въ тотъ мой табунъ, который былъ окруженъ почти со всѣхъ сторонъ густымъ лѣсомъ. Пришедши туда, я увидѣлъ одну козу, лежавшую въ тѣни подъ деревомъ съ двумя козлятами. Я подозвалъ къ себѣ Пятницу, сдѣлалъ ему знакъ, чтобъ онъ стоялъ смирно, не двигаясь; и въ это мгновеніе, выстрѣлилъ и убилъ козленка. Бѣдный дикій, который уже зналъ изъ опыта, какъ издали былъ убитъ изъ ружья одинъ изъ его непріятелей, снова приведенъ былъ въ сильный страхъ и дрожалъ какъ листъ. Не обращая глазъ въ ту сторону, гдѣ находился козленокъ, чтобы посмотрѣть, убитъ онъ или нѣтъ, Пятница заботился только о себѣ самомъ. Лишь только раздался выстрѣлъ, онъ поспѣшно раскрылъ свой камзолъ и внимательно разсматривалъ, нѣтъ ли у него на груди раны. Воображая, что я рѣшился избавиться отъ него, онъ бросился ко мнѣ въ ноги и, обнимая колѣна мои, долго говорилъ мнѣ.что-то, но я ничего не понялъ, а только догадывался, что онъ просилъ у меня не отнимать у него жизнь.
Чтобы вывести бѣдняка изъ заблужденія, я взялъ его за руку и, улыбаясь, поднялъ его потомъ, указывая на козлеяка, сдѣлалъ ему знакъ, чтобъ онъ шелъ туда и принесъ это ко мнѣ. Въ то время, когда Пятница занимался разсматриваніемъ, какъ это животное было убито, я снова успѣлъ зарядить свое ружье. Когда Пятница пришелъ съ козленкомъ, я, показывая ему на ружье, потомъ на сидѣвшую за деревѣ птицу и на землю, прицѣлился и выстрѣлилъ. Мой дикій опять пришелъ въ страхъ, и не видавъ, какъ я заряжалъ ружье, считалъ его за неисчерпаемый источникъ огня и смерти. Послѣ этого въ продолженіи долгаго времени онъ всегда подходилъ къ ружью съ глубочайшимъ почтеніемъ, боялся дотронуться до него и часто разговаривалъ съ нимъ какъ съ живымъ существомъ. Впослѣдствіи, когда Пятница научился говорить по-англійски, я узналъ отъ него, что онъ упрашивалъ ружье не убивать его.
Когда Пятница ходилъ за убитой птицей, я зарядилъ опять свое ружье, но, не желая болѣе пугать дикаго, отправился послѣ сего съ нимъ и добычей въ свое жилище.
Вечеромъ этого же дня я приготовилъ изъ козленка супъ и угостилъ имъ Пятницу. Видя, какъ я ѣлъ, онъ подражалъ мнѣ и знаками показывалъ, что ему очень нравится это кушанье. Ему кавалось страннымъ, что я ѣдъ говядину съ солью. Чтобы объяснить мнѣ, что соль ему не нравится, онъ положлъ ея нѣсколько въ ротъ, потомъ тотчасъ же выплюнулъ и сдѣлалъ гримасу. Я сдѣлалъ напротивъ, положилъ кусокъ мяса безъ соли себѣ въ ротъ, и тотчась же выбросилъ его вонъ. Впрочемъ, онъ впослѣдствіи привыкъ къ употребленію соли, и ничего безъ нея не ѣдъ.
На слѣдующій день я угощалъ Пятницу жаренымъ мясомъ козленка, которое я приготовлялъ на вертелѣ. Оно такъ понравилось ему, что онъ показывалъ мнѣ знаками, что никогда не будетъ ѣсть человѣческаго мяса, которое ему чрезвычайно опротивѣло.
Однажды я молотилъ хлѣбъ по своему (т. е. вынималъ зерна руками) и провѣивалъ его; Пятница помогалъ мнѣ и дѣлалъ то же самое, что и я. Онъ научился также мѣсить хлѣбы, печь ихъ и дѣлать пироги, однимъ словомъ, чрезъ нѣсколько времени онъ служилъ и помогалъ мнѣ во всѣхъ моихъ занятіяхъ.
ГЛАВА XXIV
Разговоръ Робинзона съ Пятницею о его землякахъ и о вѣрѣ. Робинзонъ просвѣщаетъ Пятницу ученіемъ христіанскимъ. Прежняя шлюпка. Желаніе Робинзона ѣхать въ отечество Пятницы. Онъ и Пятница строятъ большую барку. Пятница - хорошій матросъ
Теперь насъ было двое, а потому и сѣять хлѣба нужно было болѣе. Я съ Пятницею вспахалъ пространство земли, гораздо большее противъ прежняго, засѣвалъ его рожью и рисомъ и обнесъ другимъ тыномъ. Мой дикій помогалъ въ этихъ дѣлахъ не только съ прилежаніемъ и ловкостію, но и видимымъ удовольствіемъ, потому что зналъ, что все это дѣлается частію и для него. Пятница сталъ уже порядочно говорить и понимать по-англійски, зналъ названіе всѣхъ предметовъ, которые находились у насъ, и всѣхъ тѣхъ мѣстъ, куда я посылалъ его за чѣмъ-нибудь.
Однажды я, желая узнать, сожалѣетъ ли онъ о своей родинѣ, спросилъ у него, какъ онъ попался въ плѣнъ. Онъ отвѣчалъ, что его отечество сильно, воинственно и побѣдоносно; но что они, будучи въ маломъ числѣ, напали на многочисленную толпу непріятелей и были взяты въ плѣнъ. "Мои соотечественники", прибавилъ онъ, "тоже ѣдятъ своихъ военноплѣнныхъ, и я самъ былъ однажды на этомъ островѣ и участвовалъ въ пиршествѣ".
- Жалко ли тебѣ своихъ земляковъ? спросилъ я.
- Нѣтъ, отвѣчалъ Пятница, я не жалѣю ихъ, а жалко мнѣ только отца моего, старика, которому теперь плохо безъ меня.
Продолжая разговаривать, я узналъ отъ Пятницы, что въ нѣкоторомъ разстояніи отъ берега каждое утро бываетъ одинъ и тотъ же вѣтеръ и одно и то же теченіе морское, а вечеромъ вѣтеръ и теченіе прямо противоположны первымъ. Дикіе знаютъ это и пользуются этихи теченіями при пріѣздѣ на островъ и при отъѣздѣ съ него. Я впослѣдствіи узналъ, что этотъ феноменъ происходитъ отъ рѣки Ореноко въ устьяхъ которой находился мой островъ. Мнѣ также сказалъ онъ, что его соотечественники называются караибами, и что за ними болѣе мѣсяца (такъ Пятница выражался о странахъ, лежащихъ къ западу) живутъ бѣлые люди съ бородами (вѣроятно, испанцы).
Среди разнообразныхъ разговоровъ я старался посѣять въ душѣ Пятницы сѣмена Христіанской вѣры. Однажды я спросилъ у него: "кто создалъ море, землю, лѣса и проч." Онъ отвечалъ мнѣ: "ихъ сотворилъ старикъ Бенакмуке, который жилъ за долго прежде всего живущаго, и существующаго на свѣтѣ, и который очень старъ, гораздо старше моря, луны и звѣздъ".
Я желалъ дать ему понятіе объ истинномъ Богѣ, Koторый управляетъ всѣхъ въ мірѣ, что этотъ Богъ всемогущъ, можетъ намъ дать все и можетъ все отнять у насъ. Пятница слушалъ меня съ большимъ вниманіемъ и удовольствіемъ. Я разсказывалъ ему объ Іисусѣ Христѣ, приходившемъ для искупленія нашего. Говорилъ ему также, что должно молиться Богу непрестанно, что Онъ, хотя находится на небесахъ, но слышитъ молитвы наши и исподняетъ ихъ, если это нужно и полезно намъ.
- Этотъ Богъ, сказалъ Пятница, превосходитъ нашего Бенакмуке. Бенакмуке живетъ не на небесахъ, а на высокихъ горахъ, и если ему что говорить отсюда, то онъ ничего не услышить. Надобно идти на эти горы, если кому нужно разговаривать съ нимъ.
- A ты часто ли разговаривалъ съ нимъ? спросилъ я у Пятницы.
- Ни разу, отвѣчалъ онъ, потому что молодымъ людямъ не дозволяется это; но прилично только оакавамъ нашимъ. Они ходятъ къ нему и говорятъ ему: оа! и потомъ приносятъ отвѣтъ.
Пятница иногда своими вопросахи приводилъ меня въ замѣшательство. Какъ-то зашла рѣчь о діаволѣ, Пятница вдругъ спросилъ у меня: почему же Богъ, Который сильнѣе діавола, же убьетъ это чудовище? Я не могъ дать ему надлежащаго отвѣта и сказалъ только, что наказаніе діаволу будетъ во время преставленія свѣта. Я былъ мало ученъ и безъ всякихъ разсужденій вѣрилъ всему тому, чему повелѣвала вѣрить Церковь, а потому не могъ давать поученій съ надлежащими доказательствахи, но не смотря на эти мои недостатки, могу увѣрить всякаго, что я въ короткое время сдѣлалъ Пятницу добрымъ христіаниномъ, даже можетъ быть лучшимъ, нежели какимъ я самъ былъ.
Въ такихъ и тому подобныхъ упражненіяхъ проведъ я съ моимъ Пятницею три года. Признаюсь, я считаю это время самымъ счастливѣйшимъ для меня изъ всей моей жизни на островѣ.
Когда я совершенно увѣрился въ расположеніи и преданности ко мнѣ моего Пятницы, я разсказалъ ему всѣ свои приключенія, открылъ ему тайну употребленія пороха и пуль, научилъ какъ стрѣлять, и сверзъ всего этого подарилъ ему большой ножъ. Этому подарку онъ былъ чрезмѣрно радъ.
Однажды я пошелъ съ нимъ на берегъ и показалъ ему ту шлюпку, которую не могъ я вынуть изъ песку. Лишь только онъ взглянулъ на нее, то очень удивился и сталъ предъ нею въ какомъ-то раздумьѣ.
- О чемъ ты думаешь? спросилъ я у него.
- Я видѣль, отвѣчалъ онъ, точно такую шлюпку у моихъ соотечественниковъ.
Послѣ сего онъ сдѣлалъ подробное описаніе той шлюпки и прибавилъ: мы спасли бѣлыхъ людей, которые были на этой шлюпкѣ. Она была полна ими. На ней находилось семнадцать человѣкъ.
Этотъ разсказъ наполнилъ опять мою голову новыми химерами. Я сначала воображалъ, что экипажъ того корабля, который былъ разбитъ близь моего острова, пересѣлъ въ шлюпку и по счастію присталъ къ берегамъ, гдѣ жили соотечественники Пятницы. Я спросилъ у Пятницы, что же сдѣлалось съ этими бѣлыми? Онъ увѣрялъ меня, что они живутъ въ его отечествѣ болѣе четырехъ лѣтъ и получають жизненные припасы отъ дикихъ.
- Почему же твои соотечественники не съѣли ихъ? спросилъ я у Пятницы.
- Потому, отвѣчалъ онъ, что они сдѣлались нашими братьями, а мы ѣдимъ только своихъ непріятелей во время войны.
Послѣ сего у меня явилась мысль приготовить непремѣнно барку и ѣхать на ней въ отечество Пятницы, къ тѣмъ бѣлымъ, которые живутъ тамъ. Я искалъ дерева, изъ котораго можно бы было устроить эту барку и которое было бы недалеко отъ берега. Мой дикій скоро нашелъ такое дерево. Оно мнѣ было неизвѣстно, но Пятница зналъ его свойство и увѣрялъ меня, что именно изъ этого дерева строятся барки. Онъ изъявилъ желаніе выжечь это дерево; но когда я показалъ ему употребленіе долота, топора и желѣзныхъ клиньевъ, то онъ ловко принялся за нихъ и спустя мѣсяцъ послѣ тяжкихъ трудовъ, окончилъ свою работу. Барка была очень прочно и красиво сдѣлана, особливо когда мы топорами дали ей извнѣ форму настоящей шлюпки. Въ теченіе 7 или 8 дней мы спустили ее въ воду помощію рычаговъ и катковъ.
Я очень удивлялся тому, съ какою ловкостію мой дикій управлялъ баркою и поворачивалъ ее, не смотря на то, что она была довольно велика. Теперь оставалось мнѣ придѣлать къ ней мачту съ парусомъ и руль, и снабдить ее якоремъ и канатомъ. Руль, парусъ, якорь и канатъ я выбралъ изъ старыхъ вещей, которыя перенесъ съ корабля и которыя хранились у меня бережно. Что же касается до мачты, то ее сдѣлалъ, по моимъ указаніямъ, Пятница изъ молодаго ровнаго кедра.
Мы работали около двухъ мѣсяцевъ, чтобы снарядить свою барку совсѣмъ, какъ слѣдовало. Теперь оставалось показать Пятницѣ, какъ нужно дѣйствовать рулемъ и парусами, потому что онъ этого совершенно не зналъ. Онъ былъ чризмѣрно удивленъ, видя, какъ я ловко поворачивалъ мою барку и туда и сюда, и управлялъ ею по своему желанію, особливо когда я перемѣнялъ направленіе паруса, который надувался съ той стороны, въ которую я держалъ путь. Нѣсколько упражненій достаточно было для Пятницы, чтобы узнать все это, и чрезъ недѣлю онъ сдѣлался очень хорошимъ матросомъ. Вскорѣ послѣ сего наступило дождливое время и мы отложили свое путешествіе до ноября или декабря мѣсяца.
