Чтобы испытать, надеженъ ли мой ботъ, я нѣсколько разъ плавалъ на немъ около береговъ моего острова, не удаляясь никогда на большее разстояніе отъ залива. Увѣрившись такимъ образомъ въ прочности моего бота, я рѣшился сдѣлать на немъ объѣздъ кругомъ острова. 6 сентября я отправися въ путь, взявъ съ собою ружье, двѣ дюжины маленькихъ ржаныхъ хлѣбовъ, которые были сдѣланы на манеръ пирожковъ, горшокъ сухаго рису, небольшую бутылку рому, половину жареной козы, пороху и дроби, чтобы стрѣлять дичь и наконецъ два толстые сюртука, которые могли служить мнѣ во время ночи одѣяломъ и постелью.
Это путешествіе причинило мнѣ много опасности и продолжалось гораздо дольше, чѣмъ я предполагалъ. Островъ самъ по себѣ не очень обширенъ, но съ восточной его стороны тянулась длинная цѣпь скалъ, уходившая въ море болѣе нежели на двѣ мили. Однѣ изъ скалъ возвышались надъ водою, а другія были скрыты и составляли опасные подводные камни, сверхъ того въ концѣ этой цѣпи скалъ находилась сухая песчаная мель, вдававшаяся въ море на полмили. Видя эти затрудненія и не желая подвергаться опасностямъ на такомъ плохомъ судвѣ, я присталъ къ берегу и поставилъ свой ботъ на якорь, который былъ не что иное, какъ осколокъ бревна.
Когда мой ботъ былъ въ безопасности, я взялъ съ собой ружье, сошелъ на берегъ, а потомъ отправился на небольшой холмъ, откуда мнѣ была видна вся цѣпь скалъ, и я убѣдился, что мнѣ можно было продолжать путь.
Я замѣтилъ притомъ сильное морское теченіе, бывшее на восточной сторонѣ, на самомъ краю подводныхъ камней. Это обстоятельство грозило мнѣ большею опасностію и я рѣшился оставаться здѣсь до тѣхъ поръ, пока уменьшится сильный вѣтеръ, дувшій противъ этого теченія.
Три дня и три ночи провелъ я на этомъ холмѣ. На четвертый день вѣтеръ стихъ и море стало спокойно. Я опять отправился въ путь; лишь только я подъѣхалъ къ краю подводныхъ камней, какъ замѣтилъ другое сильное морское теченіе, которое быстро меня увлекало въ открытое море. Вѣтру въ то время почти совсѣмъ не было, гребля была безполезна и я почиталъ уже себя погибшимъ. Между тѣмъ мой ботъ все далѣе и далѣе уносило въ открытое море. Я проклиналъ глупое свое любопытство, съ сожалѣніемъ смотрѣлъ на островъ и съ упрекомъ говорилъ самъ себѣ: "зачѣмъ оставилъ я мое тихое, благополучное жиляще, зачѣмъ я былъ столько неблагодаренъ къ нему? Если бы еще одинъ разъ возвратился туда, то никогда бы его не оставилъ!" Спасеніе мое казалось мнѣ невозможнымъ, потому что ботъ былъ отнесенъ далеко въ море и я самъ пришелъ въ изнеможеніе отъ страха и гребли. Но вотъ подулъ небольшой вѣтеръ и я ободрился. Спустя четверть часа послѣ сего, поднялся довольно сильный вѣтеръ. Ни сколько не медля, я поправилъ свою мачту, натянулъ парусъ и всѣми силами старался выдти изъ морскаго теченія. Наконецъ съ помощію вѣтра мнѣ удалось это сдѣлать и я попалъ въ противоположное прежнему теченіе, которое принесло меня прямо къ острову.
Вступивъ на землю, я падъ на колѣни и благодарилъ Бога за мое спасеніе. Послѣ сего я подкрѣпилъ свои силы пищею, привязалъ ботъ веревкою къ дереву и усталый легъ на землю и заснулъ глубокимъ сножъ.
Пробудившись, я сталъ думать, что мнѣ теперь дѣлать? Вчерашняя опасность такъ напугала меня, что я не рѣшался ни ѣхать на ботѣ обратно назадъ, ни продолжать на немъ путь далѣе: а потому и положился ботъ оставять тутъ, а самому возвратиться домой сухимъ путемъ. И такъ, оставивъ весь мой запасъ, кромѣ ружья и зонтика, въ ботѣ, который я ввелъ въ безопасный заливъ, отправился домой и къ вечеру пришелъ къ своему загородному дому. Все тамъ было въ томъ же положеніи какъ и прежде.
Я перелѣзъ черезъ заборъ и легъ подъ тѣнь, потому что чувствовалъ необыкновенную усталость. Лишь только я задремалъ, вдругъ слышу голосъ! "Робинзонъ! Робинзонъ! бѣдный Робинзонъ Крузо! гдѣ ты былъ? Робинзонъ Крузо, гдѣ ты?" Я сначала думалъ, что это мнѣ послышалось во снѣ; но голосъ продолжалъ: "Робинзонъ! Робинзонъ!" Я всталъ и, осматриваясь кругомъ, увидѣлъ моего попугая, сидѣвшаго на заборѣ. Онъ подлетѣлъ ко мнѣ и сѣдъ на мое плечо; потомъ, приложивъ свой носъ въ моему лицу, говорилъ: бѣдный Робинзонъ Крузо! гдѣ ты теперь? гдѣ ты былъ? какъ попалъ сюда? и т. п.
Наконецъ я вмѣстѣ съ моимъ попугаемъ возвратился изъ загороднаго моего дома въ старое жидшце съ величайшею радостію и поклялся, что никогда не оставлю его.
ГЛАВА XVII
Хозяйственныя занятія Робинзона - скотоводство его. Онъ приготовляетъ изъ козьяго молока сыръ, творогъ и масло. Богатство Робинзона. Костюмъ его
Послѣ неудачнаго путешествія вокрутъ острова я цѣлый годъ провелъ безъ всякихъ приключеній. Въ это время я усовершенствовался въ разныхъ ремеслахъ. Я сдѣлался превосходнымъ горшечникомъ и придумалъ деревянное колесо, посредствомъ котораго было удобнѣе работать и давать своимъ издѣліямъ разнообразныя формы. При томъ я оказалъ большіе успѣхи въ дѣланіи корзинокъ. Въ нихъ было очень удобно носить разную поклажу. Напримѣръ, если случалось мнѣ убить козу, то я вѣшалъ ее на дерево, сдиралъ съ нея кожу, разрѣзывалъ мясо на части и, выбравъ что нужно, относилъ въ корзинѣ домой. Точно также поступалъ я и съ черепахой. Опрокидывалъ ее на спину, бралъ ея яйцы и нѣсколько кусковъ мяса, клалъ это въ корзинку, а прочѣе оставлялъ.
При изобиліи разныхъ потребныхъ для меня вещей, я имѣлъ въ порохѣ такой недостатокъ, что долженъ былъ оставить звѣриную охоту. Что же было мнѣ дѣлать? Надобно было придумать средства ловить козъ и другихъ животныхъ, пріучать ихъ къ себѣ и дѣлать ихъ домашними. Такимъ образомъ изъ странствующаго по горамъ и лѣсамъ охотника я долженъ былъ сдѣлаться мирнымъ пастухомъ.
Сначала ставилъ я силки, надѣясь поймать такую козу, которая уже понесла; но въ этой надеждѣ обманулся: каждый разъ находилъ, что старыя гнилыя веревки мои были разорваны, а приманка съѣдена. Потомъ выкапывалъ ямы въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ обыкновенно водились козы; надъ ямами насыпалъ хворосту, закрывалъ его свѣжею зеленью, сверхъ которой посыпалъ рису и ржаныхъ колосьевъ. Долгое врежя не удавалось мнѣ поймать ни одной козы; но я не терялъ терпѣнія и устроивалъ на разные манеры мои ямы - и вотъ, наконецъ, въ одно утро попался въ одну яму большой старый козелъ, а въ другой я нашелъ трехъ молодыхъ - одного козленка и двѣ козочки. Старый козелъ былъ такъ дикъ, что я не посмѣлъ влѣзть къ нему въ яму, и кой-какъ далъ ему средство выпрыгнуть изъ нея. Признаюсь, я никогда не видывалъ ни одного животнаго, которое убѣгало бы съ такимъ ужасомъ, съ какимъ побѣжалъ отъ меня козелъ. Что же касается до молодыхъ, то я, привязавши ихъ на одну веревку, отвелъ домой.
Прежде всего я выбралъ для нихъ мѣсто, гдѣ было много травы, воды и тѣни, и огородилъ его частымъ тыномъ. Во время этой работы мои козы, привязанныя на длинной веревкѣ ходили вокругъ меня и играли на травѣ. Я давалъ имъ рису и хлѣба и онѣ ѣли изъ моихъ рукъ. Чрезъ нѣсколько времени онѣ такъ привыкли ко мнѣ, что вездѣ за мной бѣгали и не хотѣли отставать отъ меня.
Въ теченіе подутора года стадо мое состояло изъ 12 штукъ, а чрезъ 2 года потомъ, оно увеличилось до 43, не смотря на то, что я нѣкоторыхъ изъ нихъ убивалъ и употреблялъ въ пищу. Долгое время я пользовался козьимъ мясомъ, а мнѣ и въ голову не приходило употреблять козье молоко. Я началъ учиться доить козъ. Сначала дѣло шло довольно трудно по моей неопытности, а потомъ я мало по малу научился ему. Съ этого времени козье молоко сдѣлалось почти преимущественною моею пищею. По прошествіи нѣкотораго времени я научился дѣлать изъ молока творогъ, масло и сыръ.
Теперь, можно сказать, я наслаждался совершеннымъ довольствомъ и спокойствіемъ. Да и чего мнѣ не доставало? Я былъ, такъ сказать, правитель всего острова, имѣлъ у себя богатое стадо; столъ мой всегда былъ достаточный, и сверхъ всего этого были у меня компаніоны: мой попугай, который всегда сидѣлъ у меня на плечахъ во время стола, моя вѣрная собака и двѣ кошки - потомки тѣхъ двухъ кошекъ, которыхъ я взялъ съ корабля и которыя ужь померли, доставать съѣстные припасы мнѣ стоило небольшаго труда. Если сравнить настоящее мое положеніе съ прежнимъ, то окажется, что я жилъ уже теперь въ роскоши, нѣгѣ, спокойствіи и изобиліи.
Избыточествуя во всемъ и не опасаясь недостатковъ, я сталъ думать объ украшеніи своей одежды. Шапку мою, сшитую кой-какъ, я передѣлалъ въ продолговатую съ острымъ концомъ. Камзолъ свой, сдѣланный также, какъ и вся моя одежда изъ козьей кожи, я перешилъ снова и сдѣлалъ его подлиннѣе. Послѣ сего сталъ себѣ пару полусапоговъ, которые были съ боковъ открыты и связывались тонкими ремнями.
Если я куда-нибудь отправлялся въ дальній путь, то костюмъ мой былъ слѣдующій. Я опоясывался кушакомъ, на одной сторонѣ котораго былъ заткутъ топоръ, а на другомъ - пила; чрезъ плечо подъ лѣвою рукой висѣлъ на ремнѣ двойной мѣшокъ съ порохомъ и дробью, на спинѣ былъ коробъ съ съѣстными припасами и разными другми вещами; на плечѣ висѣло ружье, а голова въ козлиной мохнатой шапкѣ прикрыта была зонтикомъ отъ дождей. и яшры.
Однажды, будучи на охотѣ, я пришелъ къ тому заливу, гдѣ находился ботъ. При видѣ его, во мнѣ опять явилось желаніе перенести его ближе къ моему жилищу. Я взошелъ на высокій камень, чтобы посмотрѣть на теченіе морское; но каково было мое удивленіе, когда я увидѣлъ, что море спокойно и никакого нѣтъ теченія морскаго. Я долго думалъ, отчего могло произойти такое неожиданное явленье и на конецъ узналъ причину, что оно происходитъ отъ прилива и отлива и отъ направленія вѣтра: слѣдовательно, при извѣстномъ вѣтрѣ и въ извѣстное время плаваніе въ этомъ мѣстѣ должно быть безопасно. Я могъ бы и теперь перевести мой боть, но воспоминаніе прошедшей опасности такъ сильно на меня подѣйствовало, что я никакъ не рѣшался на такое предпріятіе, а разсудилъ, что лучше будетъ построить другой ботъ вблизи своего жилища.
ГЛАВА XVIII
Робинзонъ замѣчаетъ на берегу слѣдъ человѣческой ноги. Страхъ Робинзона. Его догадка и предположеніе объ этомъ слѣдѣ. Ожесточеніе Робинзона противъ дикихъ и готовность мстить имъ
Въ теченіе довольно долгаго времени жизнь моя текла тихо и мирно, безъ всякихъ непріятныхъ приключеній; но вдругъ одно обстоятельство сильно потревожило спокойствіе души моей. Однажды я пошелъ къ своему боту. Пришедши на берегъ, я замѣтилъ на пескѣ какіе-то слѣды. Разсмотрѣвъ внимательнѣе, я убѣдился, что это были слѣдиы ноги человѣческой. Я остановился въ изумленіи, какъ бы пораженный громомъ или испуганный страшнымъ видѣніемъ. Я оглядывался кругомъ, однако ничего не видалъ, ничего не слыхалъ; взошелъ на небольшой холмъ, чтобы разсмотрѣть, нѣтъ ли чего вдали, потомъ возвратился назадъ, думая, что все это ни что иное, какъ игра воображенія; но на пескѣ ясно отпечатлѣлась цѣлая нога съ пальцами и пяткою. Испуганный этимъ, я быстро побѣжалъ домой, непрестанно оглядываясь назадъ. Мнѣ казалось что толпа дикихъ гонится за мною; каждое деревцо, каждый, кустикъ представлялся мнѣ человѣкомъ.
Совершенно не помню, какъ я очутился дома: предѣзъ ли я черезъ заборъ или прошелъ чрезъ отверстіе, сдѣланное въ скалѣ и которое я называлъ дверью? Страхъ отнялъ у меня память. Я думаю ни одинъ заяцъ, ни одна лисица не пряталась съ такимъ ужасомъ отъ гончихъ собакъ, съ какимъ я прятался въ свою крѣпость, такъ называлъ я мое жилище. Всю ночь я не могъ уснуть и думалъ, какимъ образомъ человѣкъ появился на моемъ островѣ, когда на берегу не было никакой лодки. Я даже предполагалъ, что это не человѣкъ, а какой нибудь злой духъ; но потомъ, сообразязь съ здравымъ смысломъ, заключилъ: что это, вѣроятно, дикіе съ твердой земли были на моемъ островѣ, занесенные сюда вѣтромъ или морскимъ теченіемъ. Но и эти мысли не могли успокоить меня. Долговременное уединеніе дѣлаетъ всегда человѣка робкимъ, боязливымъ и легкомысленнымъ: я воображалъ, или лучше сказать, придумывалъ разные бѣдствія, которыя могутъ мнѣ сдѣлать дикіе люди.
Цѣлые три дня я не выходилъ изъ своего жилища, на конецъ, почувствоваши сильный голодъ, я осмѣлился выдти. Козы мои въ эти три дня были не доены и у большей части изъ нихъ сосцы изсохли, растрескались, а у нѣкоторыхъ совсѣмъ испортились. Страхъ кромѣ вреда мнѣ ничего не принесъ, и все-таки я не могъ совершенно освободиться отъ него. Слѣды ноги человѣческой не выходили изъ моего воображенія и сильно безпокоили меня. Мнѣ пришло даже на мысль, что можетъ быть эта слѣды отъ собственной моей ноги; можетъ быть я былъ въ этомъ мѣстѣ давно и ходилъ босикомъ, но забылъ это. Такими мыслями я успокоилъ нѣсколько себя и на другой же день отправился повѣрить справедливость моихъ предложеній. Пришедши на мѣсто, я, къ несчастію моему, ясно увидѣлъ, что слѣды на пескѣ были гораздо болѣе моей ноги. Я затрепеталъ, лихорадочная дрожь прошла по всему моему тѣлу. Я теперь убѣдился въ томъ, что или дикіе по временамъ пріѣзжаютъ на этотъ островъ, или что онъ и въ настоящее время обитаемъ. Должно разорить все построенное мною, думалъ я, мой загражденный домъ, мои два бота, уничтожить взошедшій хлѣбъ и распустить козъ, чтобы отнять малѣйшій поводъ въ догадкѣ, что на этомъ островѣ живетъ человѣкъ.
Возвратясь домой и успокоившись мыслями, я измѣнился на другое - укрѣпить какъ только возможно лучше мое старое жилище, и, въ случаѣ надобности, защищаться въ немъ. Я приступилъ немедленно къ работѣ. Прежде всего принялся я дѣлать валъ и копать ровъ кругомъ моего жилища. Потомъ я сдѣлалъ еще палисадъ изъ кольевъ рядомъ съ прежнимъ, завалилъ землею и камнями промежутокъ между ними. Позади небольшихъ отверстій, шириною въ руку, отложилъ пять заряженныхъ ружей, взятыхъ мною съ корабля. Это составляло мою артиллерію. Въ случаѣ опасности я могъ выстрѣлитъ вдругъ изо всѣхъ пяти ружей и привести въ смятеніе непріятеля. Необходимость и страхъ, которые понуждали меня къ этой работѣ, придавали рукамъ моимъ двойную силу. Кромѣ сего, я въ нѣкоторомъ разстояніи отъ моихъ укрѣпленій насадилъ великое множество тѣхъ кольевъ, которые сами собой укореняются и даютъ вѣтви. Чрезъ два года послѣ сего изъ этихъ кольевъ образовалась довольно густая роща, а чрезъ шесть лѣтъ мое жилище было окружено густымъ, совершенно непроходимымъ лѣсомъ, чрезъ который и самъ я съ трудомъ пробирался по извѣстнымъ мнѣ тропинкамъ. Никто не могъ и вообразить себѣ, что тутъ обитаетъ человѣкъ.
Во время этихъ занятій я не терялъ изъ виду и друтигь дѣлъ. Особливо я заботмся о моемъ стадѣ, которое пряносило мнѣ великую пользу и въ настоящее время и должно было приносить ее и въ будущее. Если огородить моихъ козъ валомъ, то это ни къ чему не прведетъ, потому что онѣ не могутъ защищаться сами. Я почелъ за лучшее - отдѣлить 15 козъ отъ стада и перевести въ особивое, безопасное и скрытое мѣсто, которое я вскорѣ нашелъ и обнесъ его тыномъ. Черезъ нѣсколько времени я нашелъ другое мѣсто гораздо удобнѣйшее этого, именно въ той долинѣ, въ которой во врехя моихъ путешествій по острову я чуть-чуть не заблудился. Это было ровное мѣсто среди самаго густаго лѣса и образовало родъ парка, устроеннаго самой природой. Тутъ помѣстилъ я еще 12 козъ; такъ все стадо мое раздѣлилъ на три части или табуна. Вотъ сколько заботъ, усиленнаго труда, непрестаннаго страха и тревоги надѣлалъ мнѣ въ теченіе двухъ лѣтъ одинъ только слѣдъ человѣческой ноги!
Я обыкновенно каждый день ходилъ изъ одного табуна въ другой, осматривалъ, въ какомъ состояніи находятся мои козы и доилъ ихъ. Однажды, возращаясь изъ табуновъ домой, мнѣ вздумалось отправиться на восточный край острова. Я взошелъ на довольно высокій холмъ и замѣтилъ вдали, на море, движеніе и нѣчто похожее на лодку. У меня дома было нѣсколько зрительныхъ трубокъ, взятыхъ мною съ корабля, но, по несчастію, я не захватилъ съ собою ни одной, и потому не могъ узнать, лодка ли это или что другое двигалось по водѣ. Съ этого времни я положилъ себѣ за правило: никогда не выходить изъ дому безъ зрительной трубки.
Сошедши съ холма, я увидѣлъ, что нахожусь въ такой части острова, въ которой никогда не бывалъ. Одѣлавъ нѣсколько шаговъ впередъ, я остановился въ ужасѣ: предо мною разсѣяны были человѣческія черепа, кости ногъ, рукъ и другихъ частей тѣла. На срединѣ тлѣлъ подъ пепломъ огонь вокрутъ котораго подѣланы была изъ земли скамейки. Передъ моими глазами было ясное доказательство того, что дикіе сосѣднихъ острововъ или земель посѣщаютъ этотъ островъ, привезли сюда своихъ военноплѣнныхъ умерщвлять и ѣсть. Огонь подъ пепломъ еще тлѣлся, слѣдовательно были здѣсь недавно и, окончивши свое варварское пришество, уѣхали на той самой лодкѣ, которую я сейчасъ видѣлъ вдали на морѣ.
Я со страхомъ и грустію удалился отъ этого мѣста и сердце мое сокрушалось, слезы лились изъ глазъ моих и, поднимая руки къ небу, благодарилъ Бога за то, что находился въ части свѣта, отдаленной отъ этого варварскаго рода. Это безчеловѣчное дѣло такъ сильно меня раздражило, что я горѣлъ сильнымъ желаніемъ во что бы то ни стало отмстить извергамъ человѣчества, которые равнодушно убивали слабыхъ и безоружныхъ своихъ плѣнныхъ и пожирали ихъ. Мой островъ осквернился такими безчеловѣчными пиршествами! Я хотѣлъ подстеречь дикихъ, и во время самаго пиршества стрѣлять въ нихъ: то придумывалъ сдѣлать подкопъ подъ тѣмъ самымъ мѣстомъ, гдѣ они собирались, взорвать ихъ вмѣстѣ съ землею на воздухъ; то, наконец намѣревался напасть на нихъ внезапно съ саблей въ рукахъ и изрубить ихъ. Мое озлобленіе къ дикимъ такъ было велико, что я часто прихаживалъ на тотъ берегъ и искалъ случая съ ними встрѣтиться. Мнѣ удалось найти недалеко отъ берега такое уединенное мѣсто, гдѣ я удобно могъ скрываться въ большомъ дуплистомъ деревѣ и стрѣлять въ нихъ изъ ружей и пистолетовъ, не будучи замѣченъ моими врагами. Когда я отправлялся въ эту засаду, то бралъ съ собою всю свою артиллерію, ружья и пистолеты, заряжеными пулями или нарубленными кусками желѣза.
ГЛАВА XIX
Человѣколюбивыя мысли Робинзона о дикихъ. Предосторожности его. Онъ находитъ пещеру. Старый большой дикій козелъ, напугавшій Робинзона. Перенесеніе разнаго имущества въ гротъ. Развлеченія Робинзоновы
Прошло очень много времени, много разъ ходилъ я караулить дикихъ; но они не показывались. Успокоившись нѣсколько, я перемѣнилъ мысли свои, и сталъ мало-по-малу разсуждать о нихъ гораздо благосклоннѣе. Какое имѣю право, говорилъ я самъ себѣ, убивать тѣхъ людей, которые сами не виноваты въ томъ, что такъ дики и безчеловѣчны? Ѣсть людей, враговъ своихъ, почитается между ними дѣломъ справедливымъ, и они убѣждены въ этомъ съ малолѣтства. У нихъ такой обычай, такіе законы. Могу ли я принудить ихъ, чтобы они перемѣнили свои нравы и обычаи и свои убѣжденія? Сверхъ того, можетъ легко случиться, что хоть одинъ изъ нихъ спасется и потомъ приведетъ съ собою множество своихъ соотечественниковъ - тогда погибель моя вѣрна.
И такъ, справедливость и благоразуміе требовали, чтобы я не поднималъ оружія противъ дикихъ до тѣхъ поръ, пока не буду принужденъ къ этому необходимостію для защиты своей жизни. Я сталъ попрежнему вести жизнь уединенную, стараясь, сколько было возможно, скрываться и не показывать никакого признака, что нахожусь на этомъ островѣ. Я не стрѣлялъ уже болѣе изъ ружья, не вколачивалъ гвоздей молоткомъ, ничего не рубилъ топоромъ, боясь произвести шумъ и не разводилъ огня на такомъ мѣстѣ, гдѣ его издали замѣтить было можно. Когда я выходилъ изъ дому къ табунамъ своимъ или по какому другому дѣлу, то всегда бралъ съ собою ружье и два пистолета, которые затыкалъ за поясъ, а на боку привѣшивалъ востроотточенную саблю безъ ноженъ. Я каждую минуту готовъ былъ къ оборонѣ.