- "Эльдорадо".
- Спасибо, мисс Айвз.
Дагни хотела положить трубку.
- О, мисс Таггерт!
- Да?
- Что произошло с вами? Где вы были?
- Я… расскажу при встрече. Сейчас я в Нью-Йорке. Когда мистер Риарден позвонит, скажите, пожалуйста, что я буду у себя в кабинете.
- Хорошо, мисс Таггерт.
Дагни положила трубку, но не сняла с нее руки, как бы не желая прерывать свой первый контакт с реальным внешним миром. Посмотрела на свою квартиру, на город за окном, чтобы отвлечься, чтобы не погрузиться вновь в мертвенный туман бессмысленности.
Она опять подняла трубку и позвонила в Лос-Гатос.
- Отель "Эльдорадо", - недовольно произнес сонный женский голос.
- Примете сообщение для мистера Генри Риардена? Попросите его, когда вернется…
- Минутку, пожалуйста, - протянул голос раздраженным тоном, отвергающим всякое посягательство на дальнейшее внимание с его стороны.
Дагни услышала пощелкивание переключателей, какое-то жужжанье, несколько гудков, потом ясный мужской голос:
- Алло?
Это был Хэнк Риарден.
Дагни уставилась на трубку, будто на дуло пистолета, чувствуя себя в ловушке, теряя способность дышать.
- Алло?! - настойчиво повторил Риарден.
- Хэнк, это ты?
Она услышала негромкий звук, скорее, вздох или стон, потом долгое, пустое потрескивание в трубке.
- Хэнк!
Ответа не было.
- Хэнк!!! - в ужасе закричала Дагни.
Ей показалось, что она слышит прерывистое дыхание, потом раздался шепот - не вопрос, а утверждение, в котором звучало все:
- Дагни…
- Хэнк, извини - о, дорогой, извини! - ты не знал?
- Где ты, Дагни?
- У тебя все хорошо?
- Конечно.
- Ты не знал, что я вернулась… что жива?
- Нет… Не знал.
- О, Господи, извини, что позвонила, я…
- О чем ты говоришь? Где ты, Дагни?
- В Нью-Йорке. Ты не слышал об этом по радио?
- Нет. Я только что вошел.
- Тебе не передали сообщение, чтобы ты позвонил мисс Айвз?
- Нет.
- У тебя все хорошо?
- Теперь? - она услышала негромкий, мягкий смешок. Сдержанный смех, отзвук юности, усиливающийся в его голосе с каждым словом. - Когда ты вернулась?
- Сегодня утром.
- Дагни, где ты была?
Она ответила не сразу:
- Мой самолет разбился. В Скалистых горах. Меня подобрали какие-то люди, они помогли мне, но я не могла ни с кем связаться.
Смех смолк:
- Так скверно?
- О… катастрофа? Нет, ничего. Я почти не пострадала. Серьезных повреждений не было.
- Тогда почему не могла связаться?
- Там не было… никаких средств связи.
- Почему не возвращалась так долго?
- Я… сейчас не могу ответить.
- Дагни, ты была в опасности?
В задумчиво-мучительном тоне ее голоса прозвучало что-то похожее на сожаление, когда она ответила:
- Нет.
- Тебя держали там как пленницу?
- Нет, я бы не сказала.
- Значит, ты могла вернуться раньше, но не вернулась?
- Это так, но больше ничего сказать не могу.
- Где ты была, Дагни?
- Может, не будем говорить об этом сейчас? Давай подождем до встречи.
- Хорошо. Ни о чем спрашивать не буду. Только скажи: сейчас ты в безопасности?
- В безопасности? Да.
- Я имею в виду, не страдаешь от серьезных повреждений или последствий?
Она ответила с той же интонацией невеселой улыбки:
- Хэнк, повреждений у меня нет. Насчет последствий, не знаю.
- Вечером все еще будешь в Нью-Йорке?
- Да, конечно. Я… вернулась навсегда.
- Правда?
- Почему ты спрашиваешь об этом?
- Не знаю. Видимо, слишком привык к тому, что… что никак не могу найти тебя.
- Я вернулась.
- Да. Увидимся через несколько часов. - Риарден умолк, словно сам не мог поверить в это. - Через несколько часов, - твердо повторил он.
- Я буду здесь.
- Дагни.
- Что?
Риарден негромко засмеялся.
- Нет, ничего. Просто я хотел еще услышать твой голос. Прости. Говорить сейчас я ничего не хочу.
- Хэнк, я…
- Когда увидимся, дорогая. До встречи.
Дагни стояла, глядя на умолкшую трубку. Впервые после возвращения она испытывала мучительную боль, но это будило в ней жизнь, потому что стоило того.
Она позвонила своей секретарше в "Таггерт Трансконтинентал" и лаконично сказала, что будет в кабинете через полчаса.
Статуя Натаниэла Таггерта была олицетворением реальности; Дагни стояла, глядя на нее в вестибюле Терминала. Ей казалось, что они одни в огромном, гулком храме среди туманных очертаний бесформенных призраков, вьющихся вокруг них и исчезающих. Она стояла неподвижно, глядя на статую, словно в святую минуту посвящения. "Я вернулась", - это было все, что ей хотелось произнести.
"Дагни Таггерт" - было по-прежнему написано на двери ее кабинета. Выражение лиц ее сотрудников, когда она появилась в холле, было таким, как у тонущих при виде спасительной веревки. Она увидела Эдди Уиллерса, стоявшего у письменного стола за стеклянной перегородкой; перед ним был какой-то человек. Эдди рванулся было к ней, но остановился; он производил впечатление заключенного. Дагни поприветствовала взглядом всех по очереди, улыбаясь мягко, как обреченным детям, потом пошла к столу Уиллерса.
Эдди наблюдал за тем, как она приближается, словно не видя больше ничего, однако его напряженная поза говорила о том, что он слушает стоящего перед ним человека.
- Тяга? - говорил этот человек, голос его был грубым, отрывистым и вместе с тем гнусавым, назойливым. - с ней нет никаких проблем. Просто отмените…
- Привет, - негромко сказал Эдди, слегка улыбаясь, словно далекому видению.
Мужчина повернулся и взглянул на нее. У него была желтоватая кожа, вьющиеся волосы, жесткое лицо с помятыми чертами и отталкивающая красота, соответствующая эстетическим меркам темных уголков баров; мутные темные глаза были бесцветными, как стекло.
- Мисс Таггерт, - произнес Эдди звучным, строгим голосом, словно приучая этого человека к хорошим манерам, ему не знакомым, - позвольте представить вам мистера Мейгса.
- Здрас-сьте, - равнодушно протянул мужчина, потом повернулся к Уиллерсу и продолжал так, словно ее здесь не было: - Просто отмените рейсы "Кометы" на завтра и на вторник, а паровозы отправьте в Аризону для срочной перевозки грейпфрутов; подвижной состав снимете с транспортировки угля из Скрэнтона, как я уже говорил. Сейчас же отдайте необходимые распоряжения.
- Ты не сделаешь ничего подобного! - воскликнула Дагни, до того изумленная, что даже не могла возмутиться.
Мейгс взглянул на нее; если б его глаза могли что-то выражать, в них было бы удивление.
- Отдайте распоряжения, - равнодушно повторил он Эдди и вышел.
Эдди делал какие-то пометки на листе бумаги.
- Ты в своем уме? - спросила она.
Эдди, словно обессиленный после многочасовых побоев, поднял на нее глаза.
- Придется, Дагни, - сказал он мертвенным голосом.
- Кто он такой? - спросила она, указав на закрывшуюся за Мейгсом дверь.
- Объединитель.
- Что?
- Представитель из Вашингтона, осуществляет план объединения железных дорог.
- Что еще за объединение?
- Да как тебе сказать… О, погоди, Дагни, у тебя все хорошо? Не покалечилась? Это действительно была авиакатастрофа?
Она никогда не думала, как лицо Эдди будет стареть, но видела это сейчас - оно стало старым в тридцать пять лет, всего за месяц. Дело было не в складках или морщинах, оно оставалось прежним, во всех своих чертах, но на него легла тяжелая печать смирения, страдания и безнадежности.
Дагни улыбнулась мягко, уверенно, понимающе, не желая заниматься всеми проблемами сразу, и протянула руку:
- Ладно, Эдди. Здравствуй.
Он прижал ее руку к губам, чего не делал никогда раньше, но не дерзко или извинясь за что-то, а просто, по-дружески.
- Да, была авиакатастрофа, - сказала она, - и чтобы ты не волновался, скажу тебе правду: я не покалечилась, серьезных повреждений не получила. Но журналистам и всем остальным преподнесу другую историю. Так что помалкивай.
- Само собой.
- Связаться я ни с кем не могла, но не потому, что пострадала при крушении. Это все, Эдди, что могу сказать тебе сейчас. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.
- Не буду.
- Теперь объясни, что это за план объединения железных дорог.
- Это… Слушай, пусть объяснит Джим. Он скоро появится. Мне очень не хочется… разве что ты настаиваешь, - добавил он, вспомнив о дисциплине.
- Понимаю, что не хочется. Только скажи, правильно ли я поняла объединителя: он требует, чтобы ты отменил два рейса "Кометы", чтобы послать паровозы вывозить из Аризоны грейпфруты?
- Да.
- И отменил отправку состава с углем, чтобы получить вагоны для грейпфрутов?
- Да.
- Для грейпфрутов?
- Именно так.
- Почему?
- Дагни, слово "почему" уже вышло из употребления.
Чуть помолчав, она спросила:
- О причине догадываешься?
- Мне догадываться не нужно. Я ее знаю.
- Так в чем же она?
- Состав формируется для братьев Смэзерс. Год назад они купили фруктовое ранчо в Аризоне у человека, который обанкротился после принятия Закона об уравнивании возможностей. Этот человек владел ранчо тридцать лет. Братья Смэзерс до прошлого года выпускали доски для игры в вещевую лотерею. Ранчо они купили, получив займ в Вашингтоне по проекту помощи районам массовой безработицы, таких как Аризона. У этих братьев есть в Вашингтоне друзья.
- И что?
- Дагни, это знают все. Знают, как нарушались в последние три недели расписания поездов, и почему одни районы и грузоотправители получают транспорт, а другие нет. Но говорить, что мы это знаем, нам не положено. Нам надлежит делать вид, что любое решение принимается ради общего блага и что общее благо нью-йоркцев требует доставки громадного количества грейпфрутов. - Чуть помолчав, Эдди добавил: - Объединитель - единственный арбитр общего блага и единственная власть над распределением локомотивов и подвижного состава на всех железных дорогах страны.
Наступила минута молчания.
- Понятно, - сказала Дагни. И, чуть погодя, спросила:
- Что с уинстонским туннелем?
- Работы прекращены. Три недели назад. Поезда не откопаны. Техника вышла из строя.
- Что с восстановлением старой ветки, огибающей туннель?
- Дело отложено в долгий ящик.
- Так у нас нет никакого трансконтинентального движения?
Эдди странно посмотрел на нее.
- Есть, - ответил он с ожесточением.
- Через окружной путь "Канзас Вестерн"?
- Нет.
- Эдди, что тут произошло за последний месяц?
Он улыбнулся так, словно признавался в чем-то постыдном.
- В последний месяц мы делали деньги.
Дагни увидела, как открылась дверь и вошел Джеймс Таггерт в сопровождении мистера Мейгса.
- Эдди, - спросила она, - хочешь присутствовать на этом совещании? Или предпочтешь уйти?
- Нет, хочу присутствовать.
Лицо Джеймса походило на скомканный лист бумаги, хотя морщин на его дряблой коже не прибавилось.
- Дагни, нужно многое обсудить, произошла масса важных перемен, - резко заговорил он еще издали. - О, я рад, что ты вернулась, рад, что ты жива, - вспомнив, раздраженно добавил он. - Так вот, есть несколько неотложных.
- Пошли в мой кабинет, - предложила она.
Кабинет ее походил на исторический памятник, восстановленный и оберегаемый Эдди Уиллерсом. На стенах висели ее карта, календарь, портрет Ната Таггерта, и не оставалось никаких следов эры Клифтона Лоси.
- Насколько понимаю, я все еще вице-президент этой железной дороги? - спросила она, усаживаясь за свой стол.
- Да, - ответил Таггерт торопливо, с обидой, чуть ли не с вызовом. - Конечно. И не забывай - ты не бросала своего дела, ты все еще… Так ведь?
- Нет, я не бросала своего дела.
- Теперь самый неотложный вопрос - сообщить об этом прессе, сообщить, что ты снова на работе, где была и… кстати, где?
- Эдди, - обратилась Дагни к Уиллерсу, - будь добр, подготовь необходимое сообщение и отправь журналистам. Когда я летела над Скалистыми горами к туннелю Таггерта, у самолета отказал двигатель. Я сбилась с курса, ища место для вынужденной посадки, и разбилась в безлюдном горном районе… Вайоминга. Меня нашли старый овчар с женой и отнесли в свой дом в лесу, в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта. Я серьезно пострадала и лежала без сознания почти две недели. У пожилых фермеров не было ни телефона, ни радио, никаких транспортных средств, кроме старого грузовика, который сломался, когда они попытались его завести. Мне пришлось оставаться там, пока я не начала ходить. Я прошла пятьдесят миль до предгорий, потом добралась на попутках до одной из железнодорожных станций в Небраске.
- Ясно, - сказал Таггерт. - Что ж, замечательно. Так вот, когда будешь давать интервью…
- Я не собираюсь давать никаких интервью.
- Что? Но мне звонили весь день! Они ждут! Это необходимо! - Вид у него был панический. - Совершенно необходимо!
- Кто звонил весь день?
- Вашингтонцы и… и другие… они ждут твоего заявления.
Дагни указала на записи Уиллерса:
- Вот мое заявление.
- Но этого мало! Ты должна сказать, что не бросала своего дела.
- Это ясно само собой, разве не так? Я вернулась.
- Ты должна что-нибудь сказать об этом.
- Например?
- Что-нибудь личное.
- Кому?
- Стране. Люди тревожились о тебе. Ты должна их успокоить.
- Эта история успокоит их, если кто-то обо мне беспокоился.
- Я не то имел в виду!
- А что?
- Я… - Джеймс умолк и отвел взгляд. - Я…
Он сидел, подыскивая слова и похрустывая суставами пальцев.
"Джим совсем измучился", - подумала она: у него появились нервозная раздражительность, резкий голос, панический вид; на смену осторожной вкрадчивости пришли грубые вспышки бессильной злобы.
- Я имел в виду… - "Он подыскивает слова, - подумала Дагни, - чтобы выразить свою мысль не прямо, а дать мне понять то, что ему хочется скрыть". - Я имел в виду, что общественность…
- Я знаю, что ты имел в виду, - сказала она. - Нет, Джим. Я не стану успокаивать общественность относительно положения дел в нашей отрасли.
- Раз ты…
- Общественности лучше оставаться настолько неуспокоенной, насколько у нее хватает ума. А теперь перейдем к делу.
- Я…
- К делу, Джим.
Он взглянул на мистера Мейгса. Мистер Мейгс сидел молча, забросив ногу на ногу, и курил сигарету. Пиджак его был похож на армейский френч. Складки шеи нависали над воротником, складки тела распирали талию, зауженную, чтобы скрыть полноту. У него было кольцо с большим желтым бриллиантом, вспыхивавшим, когда он шевелил короткими пальцами.
- Ты познакомилась с мистером Мейгсом, - сказал Таггерт. - И я очень рад тому, что вы превосходно поладите. - Он сделал легкую, выжидательную паузу, но ему никто не ответил. - Мистер Мейгс осуществляет план объединения железных дорог. У тебя будет много возможностей сотрудничать с ним.
- Что это за план?
- Это… новая национальная программа, начавшая действовать три недели назад, ты оценишь ее, одобришь и найдешь в высшей степени практичной. - Дагни удивилась несерьезности его уловки: Джеймс держался так, словно, вынеся заранее за нее вердикт, не даст ей возможности изменить его. - Это чрезвычайная программа, спасшая транспортную систему страны.
- Что это за план?
- Ты, разумеется, сознаешь непреодолимые трудности любых строительных работ в этот чрезвычайный период. Строить новые пути - пока что - невозможно. Поэтому для страны самой важной задачей является сохранить транспортную систему как единое целое, сохранить все имеющиеся машины, все имеющееся оборудование. Национальное выживание требует…
- Что это за план?
- В целях национального выживания железные дороги страны слиты в одну сеть. Весь совокупный валовый доход поступает в Правление железнодорожного пула в Вашингтоне, оно действует как попечитель отрасли в целом и делит среди разных железных дорог общий доход в соответствии с… самым современным принципом распределения.
- Что это за принцип?
- Не волнуйся, права собственности полностью сохранены и защищены, им лишь придали новую форму. Каждая дорога по-прежнему несет ответственность за свою работу, расписание поездов, содержание в порядке путей и оборудования. Что до ее взносов в национальный пул, каждая дорога позволяет любой другой, когда того требуют условия, использовать свои пути и оборудование бесплатно. В конце года Правление пула распределяет общий доход, и каждая дорога получает деньги не на случайной, устарелой основе количества прошедших поездов и тоннажа перевезенных грузов, а на основе ее потребностей, то есть поскольку сохранение железнодорожного пути - это главная потребность, каждая дорога получает деньги в зависимости от протяженности путей, которыми владеет и которые содержит в исправности.
Дагни слышала слова, понимала их смысл, но не могла представить это в реальности - какое-то кошмарное безумие, основанное лишь на готовности людей притворяться, будто они верят, что все вокруг разумно. Она ощутила мертвую пустоту и поняла, что ее пытаются низвергнуть даже ниже той планки, где еще уместно простое человеческое негодование.
- Чьими путями мы пользуемся для трансконтинентальных перевозок?
- Да своими, разумеется, - торопливо ответил Таггерт, - то есть от Нью-Йорка до Бедфорда, штат Иллинойс. А от Бедфорда наши поезда идут по путям "Атлантик Саусерн".
- До Сан-Франциско?
- Ну, так гораздо быстрее, чем делать тот длинный объезд, который ты хотела устроить.
- Мы пускаем свои поезда без платы за использование путей?
- Притом твоей объезд долго не просуществовал бы, рельсы "Канзас Вестерн" пришли в негодность, и, кроме того…
- Без платы за использование путей "Атлантик"?
- Ну, и мы не берем с них платы за пользование нашим мостом через Миссисипи.
Чуть помолчав, Дагни спросила:
- Ты смотрел на карту?
- Конечно, - неожиданно подал голос Мейгс. - У вашей дороги самая большая протяженность. Поэтому вам не о чем беспокоиться.
Эдди Уиллерс расхохотался.
Мейгс тупо посмотрел на него:
- Что это с вами?
- Ничего, - устало ответил Эдди. - Ничего.
- Мистер Мейгс, - заговорила Дагни, - если взгляните на карту, увидите, что две трети стоимости содержания путей для наших трансконтинентальных перевозок даются нам даром и оплачиваются нашим конкурентом.
- Да, конечно, - ответил он и сощурился, с подозрением глядя на нее, словно недоумевал, что толкнуло ее на столь откровенное заявление.