- С Бельскими надобно разделаться навсегда, - решительно произнёс Андрей Шуйский, - думаю я послать верных людей на Белоозеро, и тогда Бельские никогда не встанут нам поперёк дороги: Дмитрий изрядный трус, а Семён в бегах и вряд ли когда осмелится вернуться на Русь, уж больно много напакостил он ей. Иван Васильевич пристально посмотрел в глаза двоюродного брата. Много грехов совершено им, но никогда ещё он не говорил об убийстве столь откровенно и непринуждённо.
- Ты, Андрей, и вправду намерен послать своих людей на Белоозеро?
- Я уже обо всём договорился со своими людьми, завтра они отправятся к Ивану Бельскому.
Спокойный ответ Андрея смутил Ивана Шуйского, ему вдруг стало как-то не по себе. Что-то в последнее время надломилось в нём, часто стало вспоминаться прошлое, ни с того ни с сего раскаяние за дурные поступки вдруг охватывало его, после чего хотелось стать на колени перед иконами и молиться.
- Андрей, не бери греха на душу, все мы смертны.
- Поздно, Иван, Бельскому уже не жить.
Две дороги ведут из Москвы на Белоозеро. В зимнее время туда можно попасть на санях через Дмитров и Углич. Летом же ехали через Ярославль, путь от Ярославля до Белоозера обычно одолевали за четыре дня.
Белозерск - небольшой городок, затерявшийся среди болот и лесов на севере Московского края. Между ним и Вологдой лежит водный путь по рекам Шексне и Сухоне, с давних времён соединённых волоком.
В деревянных домишках под северным выцветшим небом жили рыбаки, поставлявшие рыбу во многие города Русского государства - в Москву, Тверь, Новгород… Для приезжих купцов в городе построены два гостиных двора. Помимо рыбы на белозерском торгу можно было купить мясо и овощи, сукна и щепетье. В изобилии здесь продавалась тверская посуда - ставцы белые, блюда осиновые, корцы малые и большие, солоницы. Из расположенного неподалёку Кирилло-Белозерского монастыря, где была изба токаренная, монахи привозили на белозерский торг ложки добрые кирилловские - репчатые, с присадками из рыбьего или моржового зуба, шадровые, корельчатые, белые и чёрные. Но особенно обширен и богат в Белозерске рыбный ряд. Здесь в большом количестве продавали дары озёра: икру ряпушную, бочки судачины, лещины и щучины, а также рыболовные снасти - мерёжи, неводы, проволоки на уды. Из близлежащих сёл крестьяне доставляли на торг возы льна и конопли.
Гудит, шумит белозерское торжище, ударяют по рукам торговцы и покупатели, яркими словесами расписывают свой товар купцы.
Около кабака спешились трое всадников и подозрительно осмотрелись по сторонам. В Москве в эту пору вовсю разгорается зелёное пламя, а здесь деревья и кустарники лишь начали разжимать свои крохотные кулачки-почки. Не заметив ничего опасного для себя, путники зашли в кабак. Торг ещё только начался, поэтому народу в кабаке было мало; здесь кисло пахло щами, пивом, овчиной. При виде гостей скоморох Филя грянул в гусли, пустился в пляс.
Меня тётка родила,
Мать и дома не была,
А бабушка повивала,
Насилу пымала. Эх…
Гости сделали вид, что не заметили скомороха, прошли в дальний угол кабака.
- Эй, хозяин, принеси-ка нам перекусить да подай ведёрко мёду, - загремел на весь кабак голос Петрока Зайцева.
Рожа у него свирепая, вся заросшая рыжими волосами, под глазами тяжёлые мешки. Вместе с ним были Митька Клобуков - высокий рослый парень с бегающими глазами и коренастый крепыш Ивашка Сергеев. Хозяин кабака Пинай Тихонов засуетился:
- Не успеет лысый кудри расчесать, как всё будет готово!
Он расставил перед гостями блюдо с хлебом, горшок горячих щей, деревянные чарки.
- Выпьем за успех веленого нам дела! - хоть и тихо сказал Петрок, но Филя расслышал его слова.
"Какое такое дело у этих молодцев в Белозерске?"
Скоморох ещё более навострил уши.
- А ты ведаешь, где тут тюрьма? - Ивашка подозрительно осмотрелся по сторонам.
- Когда-то Василий Васильевич Шуйский посылал меня сюда по сходному делу. Тюрьма стоит в самой середине этого вшивого городка и смотрит окнами на Белоозеро.
- А ну как не справимся мы втроём со стражниками?
- Стражники нам не помеха: у меня есть грамота от Андрея Михалыча Шуйского, в ней чёрным по белому написано, чтобы стражники беспрепятственно пропустили нас к боярину Бельскому. Выпьем за упокой его души!
- А ну как боярин брыкаться начнёт?
Петрок громко расхохотался.
- Я ему побрыкаюсь!
В полдень пьяная троица покинула кабак и устремилась к местной тюрьме.
Едва за посетителями закрылась дверь, Филя побежал к хозяину кабака, чтобы поведать об услышанном, Пинай задумчиво почесал в затылке.
- Выходит, палачи прибыли из Москвы, чтобы вершить суд над боярином Бельским. Мы-то тут при чём?
- Нехорошо, когда человека ни за что убивают!
- А может быть, Бельский по делам своим заслужил такой участи?
- Вряд ли, дядя Пинай, просто Шуйские решили свести с ним счёты. Надо бы предупредить стражников о готовящемся убийстве, им ведь приказано охранять боярина, а не убивать до смерти.
- А стражники что могут поделать, если у палачей приказ на руках есть?
- В грамоте-то сказано, чтобы сих людишек допустили до боярина Бельского, а они собираются убить его. Ежели стражники будут присутствовать при беседе Бельского с молодцами, те ничего не сделают с ним.
- Коли так, немедля беги к тюрьме.
Иван Фёдорович Бельский задумчиво смотрел сквозь узкое зарешечённое оконце на Белое озеро. Вода в нём светлая, как и холодное северное небо над ним. Несколько рыбацких лодок бороздят ровную спокойную гладь озёра.
"Промашку допустил я с Шуйскими: вместо того чтобы посылать их во Псков и Владимир, надо было отправить сюда, в Белозерск. Нерешителен я был, надеялся на помощь великого князя и митрополита Иоасафа, стремился привлечь на свою сторону бояр. Но разве можно на них полагаться? Все они, словно псы голодные, зорко следят за теми, кто стремится приблизиться к великому князю, и, заметив оных, кидаются на них со всех сторон. Мне ли не знать наше боярство? Когда Шуйские были возле юного великого князя, оно помогало мне, но лишь добился я власти, те же самые бояре напали на меня. Взять хоть Ивана Кубенского для примера".
Иван Фёдорович вспомнил поход на Казань двенадцатилетней давности, который по велению великого князя Василия Ивановича ему довелось возглавить вместе с Михаилом Львовичем Глинским. Когда после захвата острога оставалось лишь войти в беззащитный город, Михаил Львович затеял спор, кому из них первому надлежит въехать в покорённый город. Пока они спорили, началась такая сильная гроза, что посошные и стрельцы испугались и, побросав наряд, бежали прочь от Казани. Так что казанцы не только наши пушки приобрели, но и город за собой сохранили.
Да, местнические споры много вреда приносят Руси. Но как избавиться от этой напасти? Вот был он у власти, да не удержался и до сих пор не ведает, каким образом мог бы противостоять ворогам.
Томительно течёт время в заключении. Ему, деятельному, умудрённому в государственной службе, особенно тягостно пустое времяпрепровождение, спокойное созерцание жизни за узким окном темницы. Неужели влиятельные родичи ничего не предпринимают для его спасения? Чу, чьи-то шаги послышались в сенях. Время вроде бы неурочное. А вдруг явится сейчас гонец из Москвы с вестью об освобождении? Прошлый раз сидел он вот в этой же самой конуре и так же услышал шаги в сенях. Вошёл гонец, специально посланный за ним государем, и сказал, что великий князь Иван Васильевич призывает его, боярина Бельского, пред свои государевы очи. Может, и сейчас ему скажут то же самое?
Сердце Ивана Фёдоровича радостно дрогнуло, он не ошибся: звуки шагов смолкли возле его двери. Вот скрипнул ключ в замке. Замок тяжёлый, скрипучий. Вот распахнулась дверь, и в темницу вошли торе. Тот, что зарос рыжими волосами, пристально глянув на него, прохрипел:
- Здравствуй, боярин.
Самый высокий из вошедших смотрит на него как-то странно, оценивающе, нагло. Ивану Фёдоровичу при виде гостей стало не по себе - государь никогда не послал бы за ним таких гонцов.
- Кто вы такие?
- Коли ты хочешь это знать, я отвечу. Меня Петроком Зайцевым кличут. Его, - показал скрюченным пальцем с грязным ногтем рыжий детина на высокого парня, - Митькой Клобуковым, а этого - Ивашкой Сергеевым. Тебе-то пошто знать это, боярин?
- Что вам от меня надобно?
- А ничего. Андрей Михалыч Шуйский прислал нас к тебе покалякать по душам.
- Кончай, Петрок, пустословить, нам спешить нужно.
- Ты, Ивашка, не суетись, - рыжий детина дыхнул на боярина перегаром, отчего тот отшатнулся к стене. - Что-то ты, боярин, пугливым стал.
- Нечего мне бояться.
- И Шуйских ты не боишься?
- А чего мне их бояться? Я им вреда не чинил.
- Вот те на! А не по твоей ли воле Андрея Михалыча сначала во Псков послали наместником, а как отозвали с наместничества, так убрали с глаз долой подале? А кто Ивана Василича во Владимир загнал?
- На то была воля государя и митрополита Иоасафа.
- На государя да митрополита ты вину не вали, Иоасаф здесь недалече - в Кирилловом монастыре грехи замаливает. Вряд ли он согласится с тобой, боярин. Ты сам, пользуясь малолетством государя, вредил Шуйским, за что и ответ должен держать.
Петрок неспешно извлёк из кармана моток прочной верёвки. При виде её Бельский громко закричал:
- Эй, стража!
- Потише ты ори, стерва! - Ивашка коротким резким движением ударил боярина ниже груди. Тот ойкнул и стал медленно оседать на пол.
- Убери свою верёвку, - приказал Митька, - я его и так, как гниду, прикончу.
Длинная рука потянулась к горлу боярина. Иван Фёдорович, придя в себя, изо всех сил впился в неё зубами. Митька отдёрнул руку, скверно выругался. Петрок громко захохотал.
- Что, Клобук, получил?
- Эй, стража! - вновь закричал Бельский. Ивашка с силой пнул его в лицо сапогом.
- Пока не очухался, берись за горло.
Все трое навалились на боярина: Ивашка зажал рот, Митька железной хваткой вцепился в горло. Бельский дрыгал ногами, извивался всем телом, потом затих.
Убедившись в том, что боярин мёртв, убийцы миновали пустынные сени, вышли на крыльцо. Перед тюрьмой стояли люди и молча смотрели на запыхавшихся, вспотевших палачей. Те при виде толпы ощерились. Озираясь по сторонам, прошли к своим лошадям, вскочили в сёдла и галопом устремились в сторону Ярославля.
С нетерпением ждут на Руси Сидоров день, ведь вместе с ним приходит настоящее тепло. Не зря говорят: "На Сидоры отошли все сиверы; прошли Сидоры, прошли и сиверы". Вместе с теплом являются на Русь ласточки и стрижи. В этот день крестьяне сеют лён, сажают огурцы.
Иван Васильевич Шуйский распахнул окно, и тотчас же голова закружилась от резкого, ни с чем не сравнимого запаха черёмухи.
"Господи, благодать-то какая кругом! Как радуется душа явившемуся теплу, свежим листьям на деревьях, бесконечному щебетанию птиц. Ни о чём не хочется думать, какая-то отрешённость от мира, словно ты уже не жилец на белом свете".
- Авдотьюшка! - тихо позвал боярин.
Тотчас же в палату вошла его жена, немногословная и неприметная, готовая исполнить любой приказ.
- Присядь-ка рядом, Авдотьюшка. Вспомнилось мне вдруг, как мы с тобой в самый первый раз повстречались, вот об эту же пору - соловьи пели, черёмуха цвела.
Авдотья с изумлением глянула на мужа.
"Чтой-то с ним нынче? Никогда в жизни не случалось вести речи о молодости, о соловьях. Уж не помешался ли старый?"
- Нешто запамятовала?
- Прости, Ваня, память к старости совсем худая стала, давно ведь то было… Нет, вру, вспомнилась мне та наша встреча! Мы с подружкой Катюшкой Пересветовой пошли на Васильев луг поглазеть, как наши полки отправляются в поход на Литву. Тут-то ты и повстречался!
- Верно, Авдотьюшка. Великий князь Василий Иванович назначил меня вторым воеводой полка правой руки, а я ведь совсем молоденьким был, как увидел тебя на Васильевом лугу, так и ошалел от любви, спрашиваю, как, девица, звать, а ты зарделась словно маков цвет и молчишь. А подружка твоя расхохоталась да и назвала твоё имечко.
Авдотья разрумянилась, похорошела и словно сбросила груз трёх с половиной десятков лет.
- Как же давно это было, Ваня! Великий князь Василий Иванович сам только что оженился на Соломонии, она ведь красавицей была!
- И ты в то время ей в красе не уступила бы. Помню, двинулись полки на Литву, а я всё с тобой расстаться не могу, кричу: "Жди меня, Авдотьюшка!"
- Помню, всё помню, Ваня! То лето самым долгим мне показалось, не могла я дождаться до осени, все глаза проглядела, тебя высматривая, а уж слёз-то что пролила!
- А пришла осень - справили мы свадебку, весёлой она у нас получилась. Куда же любовь-то наша потом подевалась?
- А потом хлопоты начались, детишки народились, до любви ли тут?
- То-то и оно - хлопоты да заботы… А ведь это всё суета, пустое, главное же в жизни - любовь. Слышь, как соловьи-то заливаются, и так каждую весну! У нас же с тобой лишь одна соловьиная осень и была, за всю жизнь - одна!
- Это я, Ваня, виновата во всём. Помнилось мне: ну какая теперь любовь, коли дети пошли, хлопоты да заботы. Только ныне осознала свою ошибку. Как вспомнил ты про нашу первую встречу на Васильевом лугу, так словно что-то в душе перевернулось, вновь увидела тебя молодым красавцем, воеводой, и как тогда - в сердце любовь пробудилась. А ведь любить можно было всю жизнь.
- Верно, Авдотьюшка, молвила, всю жизнь можно было любить друг друга! Да только мерзкая суета нас разлучила. Домогался я власти, почестей, имений, славы, а пришло время-ничего этого не надобно. В том и есть моя вина. Прости же меня, Авдотьюшка.
- Бог простит, и ты меня прости, Ваня.
Дверь распахнулась.
- Вы чего это тут голубками воркуете? В потёмках сидите, света не зажигаючи.
- Мы, Андрей, сумерничаем, молодость вспоминаем. Ты-то с чем пожаловал?
- Только что воротились с Белоозера мои людишки - Петрок Зайцев, Ивашка Сергеев да Митька Клобуков. Прихлопнули они Ивана Бельского, придушили.
Иван Васильевич вдруг захрипел, повалился на бок.
- Прощай, Авдотьюшка, - прошелестело по палате.
- Эй, слуги, тащите свет!
Палата озарилась трепетным пламенем свечей. Иван Васильевич был мёртв. Авдотья смежила его веки, заголосила.
А в открытое окно палаты непрерывным потоком вливался ни с чем не сравнимый запах черёмухи, доносились страстные трели соловьёв. Жизнь шла своим чередом.
ГЛАВА 15
Зелёный Георгий, или Егорьев, Юрьев день - один из самых любимых праздников на Руси. Весело зеленеют пригорки - это Егорий из-под спуда зелену траву выгоняет. С Зелёного Георгия переходят от зимнего содержания скота к летнему, нанимают пастухов и полевых работников. Правда, трава ещё невелика и из-под копыта пока не насытится ни корова, ни лошадь, потому рачительные хозяева подкармливают скотину сенцом. Ведь это у дурня сена достаёт до Юрья, а у разумного - до Николы. Выпадающие поутру росы почитаются целебными от сглаза, от семи недугов, лучшими для беления холстов. Взволнованно бьётся сердце русского крестьянина - на Егория начинается ранний посев яровых, а от удачного посева зависит будущий урожай и благополучие семьи.
Кудеяр проснулся с ощущением большой радости: вчера Олька сказала ему, чтобы он с утра явился в лес, где они когда-то искали траву от правежа. Отец Андриан давно уже поджидал, когда Кудеяр откроет глаза.
- С днём ангела тебя, сын мой, пусть счастье сопутствует тебе всю жизнь, а чтобы сей день запомнился, велено мне передать тебе поминок.
Монах развернул белую, из тончайшего полотна рубаху с дивными узорами по вороту и подолу.
- Кем - велено?
- О том я сказать тебе не вправе, сам понять должен, а пока надевай обнову.
Андриан любовно оглядел ладную фигуру пятнадцатилетнего парня.
"Выше меня уж вымахал, руки сильные и лицом пригож, не зря девицы заглядываются да рубахи дарят".
Едва прикоснувшись к еде, Кудеяр заторопился в лес, где об эту пору буйно распустились первоцветы. Вот из-под куста орешника проглянула стайка золотистых ключиков, чуть дальше по обочине ямы разбежались розово-лиловые хохлатки, такие нарядные, праздничные, а среди берёз расплеснулось половодье белых ветрениц. В лесу просторно, светло, торжественно. Пройдёт неделя-другая, распустятся на деревьях и кустарниках листья и весенние первоцветы исчезнут, словно их и не было вовсе. А пока их время.
Где-то далеко-далеко послышалась песня. Кудеяр весь замер, услышав её, сердце забилось неровно, с перебоями, приятная истома охватила тело. Он остановился и, прислонившись спиной к берёзе, стал ждать появления Ольки. Девушка словно плыла по лесу, широко раскинув руки, улыбаясь чему-то неведомому, прекрасному. Тонкая, стройная, одетая в белое нарядное платье, она показалась Кудеяру похожей на белоствольную красавицу берёзу.
- Здравствуй, Кудеяр, - глаза у Ольки голубовато-зелёные, лучистые, под узкими, высоко взметнувшимися бровями. Нос и губы словно выточены искусным мастером, - с днём ангела тебя!
Разве есть на свете музыка более приятная, чем Олькин голос?
Только сейчас Кудеяр заметил, что платье Ольки украшено точно такими же дивными узорами, как и его рубаха.
- А я и не знал, что ты такая мастерица, спасибо тебе за поминок.
Олька смутилась.
- Не за что, Кудеяр. Посмотри, какое вокруг раздолье! Идёшь по лесу ~ и петь хочется. В хороший день ты на свет народился.
- Сегодня - самый лучший день в моей жизни, оттого что вижу тебя, слышу твой голос. Даже страшно стало при мысли, что могли мы не встретиться.
- А я всегда знала, что встречу тебя.
Олька легонько ткнула пальцем в его нос, весело рассмеялась. Кудеяр хотел было схватить её за руку, но она ловко увернулась и, словно дразня его, отбежала на несколько шагов.
- Ты думаешь, я тебя не догоню?
- Где уж тебе, такому неуклюжему, догнать меня! Олька опять засмеялась и легко побежала среди берёз к злополучному обрыву, с которого она свалилась во время сбора травы от правежа.
- Стой, ногу сбедишь!
Олька хотела было повернуть направо, но Кудеяр загородил ей дорогу4.
- Ага, попалась! Зачем надо мной потешалась?
- Я больше не буду, - смешливо-жалобно произнесла Олька, - вижу теперь, ловок ты бегать по лесу.