Бессонная ночь подорвала силы царя, он вдруг почувствовал огромную усталость и равнодушие ко всему. Страх сковал его волю и разум. Ему показалось, будто татары одолевают русских. Иван Васильевич глубоко вздохнул, слёзы полились из его глаз, он начал молиться:
- Не оставь меня, Господи Боже мой! Не отступи от меня, помоги мне!
Обедня закончилась. Царь приложился к образу чудотворца Сергия, выпил святой воды, съел кусок просфоры, артоса. Духовник Яков благословил его:
- Воины сказывали, будто вчера вечером видели старца Сергия Радонежского, осенявшего их крёстным знамением. То добрый знак, ведь чудотворец Сергий - ходатай перед Богом за землю Русскую.
От этих слов царь приободрился. Он обратился к церковным мужам:
- Простите меня и благословите пострадать за православие, помогайте нам молитвою!
Иван Васильевич вышел из церкви, сел на коня и, сопровождаемый ближними людьми, направился к своему полку.
Завидев царя, воины с ещё большей яростью кинулись на неприятеля, на городских стенах там и тут развевались русские знамёна. Подъехал гонец от князя Воротынского.
- Государь, князь Михаил Иванович просил сказать, что русские воины уже в городе, но им трудно, так ты бы пособил ратниками.
Царь, обрадованный доброй вестью, обратился к своим воинам:
- Спешьтесь и ступайте в город на помощь людям князя Михаила Воротынского.
Въехать на лошадях в узкие улочки из-за тесноты не было никакой возможности. Татары отчаянно сопротивлялись, поэтому несколько часов русские не могли продвинуться вперёд даже на шаг. Некоторые ратники забрались на крыши домов и оттуда поражали врагов. И тут едва не стряслась беда. Многие воины, прельстившись лёгкой добычей, перестали биться и устремились в дома ради грабежа. Казанцы тотчас же воспользовались этим и начали одолевать остальных.
- Государь! Татары теснят наших. Михайло Воротынский просит помочь воинами!
Царь немедленно послал помощь, которая пришлась как нельзя кстати.
Отец Андриан с Ивашкой давно уже разыскивали среди осаждавших казанскую крепость людей из Кудеяровой ватаги. Да мыслимое ли дело повстречать их в этом столпотворении? Говорят, будто сто пятьдесят тысяч воинов привёл русский царь под Казань. От беспрерывного грохота ста пятидесяти пушек уши заложило. Убитых вокруг видимо-невидимо.
На Арском поле они никого из своих не нашли, поскольку царь послал разбойников копать сначала подземный ход под тайник, а затем - главный подкоп под город.
Уже вечерело, когда они выехали к берегу Казанки. Отсюда хорошо была видна крепостная стена, почти до основания разрушенная русскими пушками и взрывом. Вот среди руин показались татары и громко закричали:
- Не стреляй, русь! Мы хотим говорить с тобой!
Битва тотчас же прекратилась, поскольку осаждавшие давно уже ожидали, что казанцы запросят пощады.
- Слава тебе, Господи, кажись, одумались бусурмане, сдаться хотят, - произнёс отец Андриан, перекрестившись.
На стене показались четверо нарядно одетых татар со связанными руками. В наступившей тишине прозвучал громкий гортанный крик:
- Пока стоял юрт и место главное, где престол царский был, до тех пор мы бились до смерти за царя и за юрт. Теперь отдаём вам царя живого и здорового, ведите его к своему царю. А мы выйдем на широкое поле испить с вами последнюю чашу.
Казанцы спихнули со стены своего царя Едигера-Магмета вместе с тремя важнейшими вельможами и вдруг огромной толпой хлынули вниз по направлению к Казанке. Увидев ринувшихся на них врагов, Андриан с Ивашкой сели на лошадей и поскакали в сторону, но кто-то из татар метнул в Ивашку сулицу, и тот, обливаясь кровью, свалился с коня. Отец Андриан оставил лошадь, поспешил к нему.
Ивашка лежал, широко раскинув руки, глаза его безжизненно глядели ввысь. Холодный ветер шевелил русые волосы. Картина была до боли знакомой: точно так же лежал на сырой земле убитый татарами в Зарайске Гриша, а осенний ветер трепал его волосы. Господи! Да когда же Русская земля насытится кровью своих лучших сынов и дочерей? Гриша с Парашей, Данила Иванович с женой Евлампией, а теперь вот Ивашка… Да как же без него быть Акулинке? Не перенесёт она такой утраты! А какая славная была бы семья… Не сбылось загаданное Акулинкой счастье. Не сбылось у Марфуши… Да есть ли оно - счастье - на Русской земле? И будет ли?
Отец Андриан наклонился над убитым, а в это время пробегавший мимо татарин метнул в него сулицу. Монах упал рядом с Ивашкой.
"Кудеяр! Где же ты, Кудеяр? Приди выслушать оправдание моё, приди простить меня в смертный час мой…"
Толпа татар, насчитывавшая около шести тысяч человек, устремилась к Казанке-реке, но залп русских пушек заставил её повернуть налево, вниз по течению. Многие воины на бегу снимали доспехи и бросали их. Разувшись, они перешли реку и, казалось, избежали опасности, но в это время на них обрушилась конница братьев Андрея и Романа Курбских. Всадники опередили бегущих, врезались в них, но были смяты толпой. Тут подоспели другие воеводы - Семён Микулинский, Михаил Глинский, Иван Шереметев. Татары были почти полностью уничтожены, лишь немногим удалось скрыться в лесу.
Казань была завоёвана.
Царь под своим знаменем отслужил молебен, после которого к нему обратился двоюродный брат князь Владимир Андреевич:
- Радуйся, царь православный, Божьей благодатью победивший супостатов! Будь здоров на многие лета на Богом дарованном тебе царстве Казанском! Ты по Боге наш заступник от безбожных агарян, тобою теперь бедные христиане освобождаются навеки и нечестивое место освящается благодатью. И вперёд у Бога милости просим, чтоб умножил лет живота твоего и покорил всех супостатов под ноги твои и дал бы тебе сыновей наследников царству твоему, чтоб нам пожить в тишине и покое.
Царь был до слёз растроган этой торжественной речью. Как Дмитрий Донской одолел татар на поле Куликовом, так и он победил казанцев, принёс освобождение многим русским полонянникам. В ответ Иван Васильевич сказал:
- Бог это совершил твоим, князь Владимир Андреевич, попечением, всего нашего воинства трудами и всенародною молитвою; буди воля Господня!
Затем к Ивану Васильевичу обратился Шиг-Алей:
- Поздравляю тебя, царь Иван, с великой победой. Одолел ты врагов мудростью и смелостью. Слава тебе!
Государю были приятны слова Шиг-Алея, но он понимал, как непросто было говорить их старому татарскому царю на виду полностью разрушенной Казани. Поэтому ответил так:
- Царь господин! Тебе, брату нашему, ведомо: много я к ним писал, чтоб захотели покою; тебе упорство их ведомо, каким злым ухищрением много лет лгали; теперь милосердный Бог праведный суд свой показал, отомстил им за кровь христианскую.
Иван Васильевич повернулся к Алексею Адашеву.
- Велю очистить от мёртвых одну улицу от Муралеевых ворот до царёва двора, хочу въехать в город.
Величественная процессия направилась в Казань. Впереди ехали прославленные русские воеводы и дворяне, замыкали её - князь Владимир Андреевич и Шиг-Алей.
Крепостная стена была почти полностью разрушена, в городе пахло гарью. Татары не попадались, но отовсюду стекались к царю русские полонянники, измождённые, плохо одетые, со слезами радости на глазах. Завидев царя, они падали на колени и кричали:
- Избавитель наш! Из ада ты нас вывел, для нас, сирот, головы своей не пощадил!
- Алексей, - громко обратился царь к Адашеву, - отведи полонянников в мой стан, пусть их там накормят, а потом распорядись отправить по домам.
- Смотри, Тимофей, каков русский царь - молодой, удалой! - восторженно кричал пожилой полонянник своему товарищу. - Вечная слава царю Ивану Васильевичу!
Государь повернулся к сопровождавшему его боярину, выхватил из мешка пригоршню золотых монет, швырнул их в толпу. Поманил пальцем строителей - дьяка Ивана Выродкова и Постника Яковлева.
- Там, где во время взятия города стояло моё знамя, велю поставить церковь во имя Нерукотворного образа. Постройте новые стены и дома каменные. Отныне в городе и остроге будут жить русские, татарам же быть на посаде в особой слободе, а чтобы они не надумали вновь вредить нам, запрещаю им входить в кремль.
- Будет исполнено по твоей воле, государь, - заверил царя Иван Выродков.
- Все богатства, добытые в Казани, а также полонянников воины пусть оставят себе. Я же возьму только царя Едигера, знамёна царские и пушки городские.
Побыв некоторое время на царском дворе, Иван Васильевич возвратился в свой стан, принёс благодарную молитву чудотворцу Сергию и, прежде чем отправиться к столу, решил поблагодарить воинов за ратный подвиг.
- И вас, - обратился он к разбойникам, - благодарю я за помощь в казанском деле. Не раз приходилось мне слышать о вашей храбрости и толковой работе. За то жалую вас свободой. Тот, кто решил оставить разбойный промысел и намерен честно трудиться, пусть выйдет и станет сюда.
Афоня низко поклонился Кудеяру, шагнул на указанное царём место.
- А ты? - обратился царь к Филе.
Тот стоял в непосредственной близости от государя, с любопытством пялил на него глаза.
- Что я? Я-скоморох, то есть я зять боярский.
Все вокруг захохотали. Царь, улыбнувшись, уставился на Филю своими проницательными глазами.
- Не пойму я тебя: скоморох ты или боярский зять?
- Был скоморохом, а стал зятем боярским. Жена моя - Агриппинушка - дочь боярина Плакиды Иванова, а мой сын, Петька, выходит - боярский сын.
- Так чего же ты промеж разбойников затесался?
- Дак куда же мне было податься, чтобы тебе, государю-батюшке, послужить? Бояре меня в свой круг не приняли, а уж так мне хотелось надавать татарам под зад, ну прямо удержу не было. Вот я и напросился в помощники к своим прежним дружкам.
- Молодец, скоморох! Жалую тебя шубой боярской, чтобы не очень-то спесивился пред тобой Плакида Иванов.
- Дак у нас что ни разбойник, то боярский зять.
- Кто же ещё породнился с боярином?
- Главарь наш, вон он стоит.
- И ты в родстве с боярином? - обратился царь к Кудеяру.
- Да, государь.
- Придётся и тебе боярскую шубу пожаловать. Экие у меня знатные разбойнички!
От царской щедрости развеселился народ. А Кудеяру не радостно: многие разбойники потекли туда, где встали Афоня с Филей. В иных ватагах лишь предводители остались, а в других и главарей не видно. Кудеяр оглянулся на своих-его друзья были с ним.
Царь посмотрел в сторону Кудеяровой ватаги, грозно нахмурил брови.
- А вы что же как вкопанные стоите? Али не по сердцу вам царская милость?
- По сердцу твоя милость, государь, - ответил Олекса, - да не по зубам она нам: стары стали, все зубы выпали.
- В лес, значит, хотите воротиться, чтобы прежним ремеслом заняться? - глаза царя полыхали гневом.
- Привыкли мы, государь, к вольной жизни, - спокойно произнёс Кудеяр, - потому твёрдо намерены возвратиться назад, в нижегородские леса. По твоему зову явились мы под Казань, чтобы помочь русским воинам в их ратном деле. Что же касается жизни нашей вольной, то живём мы, государь, по чести - бедных не обижаем, неправым спуску не даём. Не ты ли, государь, на Лобном месте говорил народу о неправдах, чинимых боярами? Так мы тех бояр и судим своим судом праведным.
- Бояр судить волен лишь царь, а ваш суд самозваный. Ловок, однако, ты говорить, непростой, видать, человек. Как звать-то тебя?
- Кудеяром кличут.
- Постой, постой… Не ты ли с Фёдором Овчиной жаловался мне на боярина Андрея Шуйского?
- Памятлив ты, государь, - то был я.
- Жестоко покарал я неправедного боярина.
- Спасибо на том, государь.
- Так, значит, не хочешь оставить своё ремесло?
- Нет, государь, дозволь в лесу остаться жить.
- Ну что ж, вольному воля. Памятуя дела ваши добрые под Казанью, отпускаю с миром восвояси.
- Кудеяр, там отца Андриана нашли! Раненый он, еле дышит, тебя всё зовёт.
- Где он, Олекса?
- На берегу Казанки лежит.
Кудеяр бегом устремился к указанному месту, бережно приподнял голову монаха.
- Отец Андриан, это я - Кудеяр!
Раненый открыл глаза.
- Удалитесь все, хочу лишь с Кудеяром говорить… Слава тебе, Господи, услышал молитву мою, утешил в смертный час мой… Хочу покаяться перед тобой, Кудеяр.
- Не виноват ты ни в чём! Это я пред тобой во всём виноват - не смог уберечь от тяжких ран.
- Нет, виновен я! И вина моя тяжкая, незамолимая. Скрыл я от тебя, кто твой отец, кто твоя мать. Пока мал был, ни к чему было тебе о том знать, смертельной опасности подверг бы я тебя, назвав отца с матерью. Потому и молчал. А как вырос, надобно было мне тотчас же сказать о том.
Андриан закрыл глаза и некоторое время молчал. Кудеяр бережно провёл рукой по его волосам.
- Отец твой - великий князь всея Руси Василий Иванович. Не ведал он, ссылая свою жену Соломонию в суздальский Покровский монастырь, что ты в её чреве зародился. Как появился ты на свет Божий, беда тебе стала грозить неминучая: родичи новой жены государя Елены Глинской могли прикончить малютку. Вот и решено было спасти тебя. Не хотела твоя мать расставаться с тобой, да ничего нельзя было поделать. Доверила Соломония Юрьевна тебя нам - мне и жене моей Марфуше. Помнишь ли её?
- Хорошо помню, отец Андриан.
- И мне её никогда не забыть… Жили мы все в Зарайске, да тут татары, на нашу беду, пришли из Крыма. Меня воевода в Коломну услал с грамотой. Возвратился я, а от Зарайска ничего не осталось - ни домов, ни людей. Сказали мне, что Марфушу вместе с тобой татары в Крым угнали, вот я и устремился за вами следом, долго блуждал по татарским селениям, пока не разыскал вас. Марфуша на Русь возвратиться не пожелала - дети у неё в неволе народились, а тебя со мной отпустила. Имя твоё - Георгий, а Кудеяром в татарщине нарекли.
- Трудно поверить в сказанное тобой, отец Андриан, правда ли всё это?
- Святая правда, Кудеяр. Сыми-ка с меня крест… А теперь на свой погляди.
- Одинаковы они.
- И не диво: оба креста из одних рук, из рук Соломонии получены. Видишь ли на кресте две буквицы?
- Вижу, отец Андриан, две буквицы "с".
- Обозначают они имя твоей матушки - Соломонии Сабуровой. Она подарила мне этот крест, когда я решил в Крым устремиться, в надежде, что он поможет мне опознать тебя. По возвращении на Русь ты дважды видел свою мать: впервые когда по пути в Заволжский скит побывали мы в Суздале, тогда она тебе монетку подарила, а во второй раз после смерти Ольки благословила идти в Москву. Помнишь её?
- Хорошо помню, отец Андриан.
- А теперь попрощаемся, Кудеяр, силы мои на исходе. Прости же меня, что таил от тебя имена твоих родителей.
- Бог простит. И ты меня прости.
Отец Андриан поднял руку, чтобы благословить Кудеяра, но она, обессиленная, упала ему на грудь. Кудеяр смежил его глаза.
"Мой отец - великий князь всея Руси Василий Иванович, а мать - Соломония Сабурова? Трудно поверить в это!"
До мельчайших подробностей вспомнилась монахиня с тёмными живыми глазами, в ушах зазвучал её приятный голос: "Как тебя зовут, мальчик?… О, да у тебя татарское имя… Куда же ты путь правишь?… Да поможет тебе Бог!"
Слёзы подступили к глазам Кудеяра. Ему припомнилась другая встреча с матерью, когда она благословила его идти в Москву. "Сколько тебе лет, Кудеяр?… И моему сыну Георгию об эту пору было бы столько же…" Так он, Кудеяр, и есть тот самый Георгий, верно всё сказывал отец Андриан!
Кто-то подошёл к нему, положил руку на плечо.
- Приведи моего коня, Олекса.
- Куда ты собрался?
- В Суздаль.
- Можно я с тобой поеду?
- Отправляйся в становище, Олекса, передай поклон Катеринке, скажи ей: скоро вернусь.
Понятлив старый дружок, не стал ни о чём спрашивать, ушёл за конём. Тихо вокруг. По-осеннему пахнет дымом, прохладой, ненастьем. На берегу Казанки в бобровой шубе, крытой кизылбашским шёлком, сидит Филя, громко распевает свою новую песню.
Стал царь молодца допрашивати:
"Ты скажи мне, удалый молодец,
С кем воровал, с кем разбой держал,
Ой и кто твои товарищи?"
"Я скажу тебе, православный царь,
С кем я воровал, с кем разбой держал,
Ой и кто мои товарищи:
Как и первый-то товарищ
Да и темна ночь,
А другой ли мой товарищ
Да и ворон конь,
Как и третий мой товарищ -
Да и вострый нож".
ГЛАВА 27
По завершении дел в Казани 11 октября 1552 года царь отправился в обратный путь. Конное войско, возглавляемое прославившимся в казанском деле воеводой Михаилом Ивановичем Воротынским, пошло берегом Волги на Васильсурск, а сам государь поплыл из Казани до Нижнего Новгорода на судах.
Толпы нижегородцев приветствовали царя-победителя. На берегу его ждали посланные с поздравлением от царицы, брата Юрия Васильевича и митрополита Макария.
От Нижнего Новгорода Иван Васильевич направился сухим путём на Владимир. Здесь новая встреча, радостное ликование людей. Во Владимире царь сделал небольшую остановку.
В палату государя вошёл улыбающийся Алексей Адашев. Иван Васильевич был поражён, увидев улыбку на его лице.
- Что это ты рассиялся, Алексей?
- Добрую весть привёз тебе из Москвы Василий Юрьевич Траханиот.
- Ну так зови его.
В палату вошёл смуглолицый, кучерявый, черноволосый боярин, низко склонился перед государем. Траханиоты появились при русском великокняжеском дворе ещё в бытность Ивана Васильевича-деда нынешнего правителя вместе с его велеречивой пышнотелой супругой Софьей Фоминичной Палеолог. В 1472 году с нею приехали на Русь два брата - Юрий и Дмитрий Траханиоты. Юрий Мануйлович, прозванный впоследствии Старым, неоднократно ездил к императору Максимилиану, участвовал в приёме имперских послов. Его брат был боярином Софьи Фоминичны. Он явился в Москву с малолетним сыном Юрием, которого ради отличия от Юрия Мануйловича прозвали Малым. "Мал, да удал, - говорят на Руси про удачливых людей, - мал золотник, да дорог". Юрий Дмитриевич достиг очень больших высот при русском великокняжеском дворе. Ещё при жизни великого князя Ивана Васильевича в конце 1503 года он стал печатником и в этом чине в день Родиона-ледолома 1506 года присутствовал на свадьбе сестры великокняжеской жены Соломонии Сабуровой Марьи с Василием Семёновичем Стародубским. За год до этого он отсоветовал молодому Василию Ивановичу жениться на иноземке, лелея тайную надежду, что тот остановит свой взор на черноглазой красавице - его собственной дочери. Василий Иванович предпочёл, однако, дочь малоизвестного на Москве человека Юрия Сабурова. Особенно недовольна выбором молодого великого князя была жена Юрия Траханиота.
Между тем Юрий Малый пользовался полным доверием Василия Ивановича: длительное время был казначеем, а затем стал видным дипломатом, вёл переговоры с Империей, Турцией и Орденом. Великий князь поручал ему расследовать многие щекотливые дела - по обвинению Василия Ивановича Шемячича в измене, о побеге из Москвы из-под стражи рязанского князя Ивана Ивановича… Неудивительно, что посол императора Максимилиана Сигизмунд Герберштейн называл Юрия Малого мужем выдающейся учёности и многосторонней опытности.